Дуновение времени. Гл. 19 На вилле Правителя

Глава девятнадцатая. На вилле Правителя.

    Поднялись со сна ближе к полудню. Собравшись в Большой приемной, поздоровались. Завтрак был уже подан. Утренняя еда в доме у Верховного   была простая. Творог со сметаной. Пшенная каша молочная. Вареные яйца всмятку. Баклажанная икра. Кусочки сливочного масла и белый хлеб. Чай и кофе, по желанию. Ели неразборчиво и торопливо. Волизана и Луготана более всего интересовал сейчас результат разговора Правителя с послом Великого Восточного Соседа, но оба понимали, что в данном помещении говорить об этом не следует. Поэтому за едой толковали о всяких мелочах. Правитель же донимал вопросами Луготана. Все они касались предстоящей процедуры Прощания и Похорон. И наконец, покончив с завтраком, Правитель Суливан предложил пройти в Малую приемную, где по правой стене смонтированы были книжные шкафы, в которых располагалась домашняя библиотека Великого Вождя. Это он подчеркнул, приглашая их, особо.
- Воли-друг! Давай мы пройдем в библиотеку, где я покажу тебе несколько образцов мемуаров великих правителей. Я считаю, что самое время нам с тобой засесть там и задуматься на эту благодатную тему. И не одно только покаяние раба Божьего Имярек содержится в этих старинных книгах. Высшая мудрость – вот то главное, что читается на их древних страницах. Когда это мы, затырканные повседневными революционными делами, могли себе такое позволить? А ведь человек должен уходить в вечность, осмыслив результаты своих деяний в прошлом, и их отдалённых последствий в будущем. Мы с тобой, безусловно, оставляем после себя огромный пласт материальных следов в виде преобразований, осуществленных нами в нашем Великом Государстве. Но ведь и мысли наши потомки должны усвоить и понять. А главное, должны быть готовы понести наше Знамя дальше. Как ты считаешь?
- Очень интересное суждение, Суло-царь. А главное – очень своевременное. Я с удовольствием посмотрю всё, что ты сочтешь нужным мне показать, но хотел бы напомнить тебе, что по нашему ритуалу, через час-полтора после завтрака нужно отдать должное напитку бодрости и мудрости.
- Непременно, Воли-друг. Непременно. Там мы начнем наш разговор, а здесь продолжим. День у нас сегодня длинный, всё успеем. Сейчас у нас всего только час пополудни.
- * -
    В Малой Приемной на столе с торца лежал большой блокнот, оставленный там майором Луготаном. На первой странице было крупно начертано:
- Сегодня по делу говорим только на бумаге! Что ответил Посол с Востока?
    Правитель Суливан пробежал глазами написанное и согласно кивнув головой, направился к полкам с книгами, где выбрал три тома разной степени ветхости и потертости и вернулся к столу. Там он сел на своё место в торце и, предложив всем остальным располагаться рядом, написал печатными буквами:
- Вся связь обрезана. И с Восточным посольством, и с ЦИТАДЕЛЬЮ, и с посольством Коламбики тоже. Отвечает по-русски один и тот же мужской голос. Все три защищенных по высшей категории кабеля видимо переключены на Комитет Берупена. Министр связи нас тоже предал. И с ним, видимо, все остальные. Что будем делать?
    А после того, как два его собеседника ознакомились с написанным, произнес:
- Вот тут у меня сохранились три разных книги воспоминаний. Объединяет их то, что написаны они Великими правителями, но уже отрешёнными от власти. На мой непросвещенный взгляд нам следует ознакомиться с представленным материалом и подумать над тем, как его можно методически использовать для наших с вами целей. Твоё мнение, Волизан.
- Полностью с тобой согласен. – и он постучал пальцем по написанному Правителем. -  Нам надо глубоко ознакомиться с имеющимся материалом и выработать свои направление и линию повествования. Как и о чем мы решим писать, это следует определить с самого начала, до отплытия, на берегу. Желательно иметь исторические обзоры по каждой из упомянутых в этих мемуарах эпох.
    При этом Волизан скорописью написал на листе блокнота:
- Я думаю, что мне следует остаться на объекте и демонстрировать обслуживающему персоналу (обед, ужин и т.п.) свое присутствие. Вы же должны уносить ноги по путям отхода ВНИР. По дороге вам следует оценить ситуацию и выработать решение, как и где вовне страны Вы сможете укрыться. Ваше мнение?
- В основном я с тобой согласен, Воли-друг. Но такое серьезное дело требует все-таки некоторой подготовки. Я предлагаю разделить эти три книги между нами двумя, и провести сегодняшний день в чтении, размышлениях и подготовке к завтрашним нашим действиям. – произнес Суливан, написав в блокноте:
- Уходить, так ночью и, однозначно, только всем вместе. И ты, Воли-друг, не выкомаривай. Бросив тебя здесь, мы оставляем противнику источник ценнейшей информации. А прикончить тебя рука у меня не поднимется! Нам на роду написано умирать вместе.
- Прости! Не подумал!
- А думать, Воли-друг, всегда нужно. Так что - не дури.
-  Хорошо, не буду. Но куда уходить? Луготан может нам сказать что-то определенное?
- Пока нет, но к вечеру постараюсь. Я сейчас исчезну и вернусь часам к 7 вечера. При вас на вызовах останется БУЗА-2. Договорились?
- Да, договорились, ждем вас к семи вечера. – написал Суливан и поднялся, прихватив блокнот с собой.
– Так где же твой напиток мудрости и бодрости, алхимик мой дорогой? – Суливан повернулся к приятелю.
- Всё в своё время и на своём месте. Идем, дорогой друг. Идём! – и Волизан закрутил колеса своей коляски.
    В Большой Приёмной они быстро в две руки раскрутили процесс приготов-ления кофе. Священодействовал и колдовал над своей кофейной машиной Волизан, а Правитель терпеливо помогал ему на подхвате, подносил воду, мыл посуду и выносил производственные отходы. И когда уже напиток был готов, они расселись в креслах у журнального столика. А в ожидании того, когда кофе немного остынет, Волизан спросил:
- Суло-царь, а как ты представляешь свои мемуары? Те книги, что мы принесли сейчас с тобой, как мне помнится, большей своей частью посвящены дворцовым интригам. События исторические в них фигурируют на заднем плане повествования. И, главное, содержат они мало политически осмысленного материала. Ведь в момент написания Правитель сам ещё был жив. Поэтому многое из написанного просто страдает недосказанностью, ибо жива ещё и большая часть действующих лиц. Ясна их заинтересованность в определённом стиле и форме описания доли их участия в перечисленных событиях. Что бы ты хотел после себя оставить? Давай попробуем начать с ответа на такой вопрос.
- Дай немного подумать, Воли-друг. Больно уж хорош твой кофе. Насколько крепок, настолько же ароматен. А щербет для сладости – это просто дивная сказка. Удивительно, как замечательно ты все это завариваешь. Благостное состояние души наступает, когда пьёшь твой кофе. Память теплеет и проясняется в такие минуты. Видеть начинаешь то, что уже покрыто туманом забвения, то что уже занесено песком времени. И сам ты проникаешься светлой грустью по ушедшему и минувшему.
- И ты об этом хотел бы написать?
- Нет, нет. Конечно же, вспомнить мне хотелось бы основное в моей жизни. А его следует разделить на шесть основных периодов. Первый из них, дореволюционный – борьба идей, тюрьмы и ссылки. И не нужно делать тут из меня великого героя. Мальчишка, зараженный великой идеей, и его рост в вихре революционных будней под руководством великого Революционера.
    Второй, это сама Революция и Правление Зудилога. Разбор наших побед и допущенных ошибок. И так до самой его смерти. Но я здесь присутствую тоже только как его длань. Во время переворота я был ещё в ссылке. И только вернувшись спустя месяц приступил к работе. За печать нашу я отвечал. Типографии – это дело дорогое, деньги тут огромные крутились, абы кому не доверишь. А я когда-то в этой сфере личным доверием Зудилога был отмечен. Правда, сейчас деньги были не мной добытые, а им самим и  Турацоком. Они их с собой из эмиграции привезли. Но объяснять что-либо про них категорически отказывались. Позже мне кто-то рассказывал про эти сложные пути и интриги. Но только после штурма Линбера, когда были захвачены ардонские архивы, мне стали полностью понятны пути получения и транспортировки. Это был второй период.
    Третий период – это борьба за нетленность Великого наследства. Нас было не менее восьми его учеников. И каждый воспринял умом и душой только часть его великого учения. Я уже не говорю о том, что не все мы и не во всем были с ним согласны. Поэтому эти 5-6 лет были для страны особо тяжелыми и ответственными.
    Четвертый период – это наш прорыв в будущее. Когда я не побоялся возглавить Государство, и в результате мы устремились вперед. И вот тут наступил труднейший момент. Мне и моим ближайшим соратникам удалось убедить в своей правоте молодое поколение. Но вот поколение старое, далеко не во всём было с нами согласно. И в результате пришлось очистить от них наши ряды. Великую чистку я не хотел бы считать отдельным периодом своей жизни и борьбы. Это был последний этап четвертого периода.
     Поэтому пятым периодом я, безусловно, считаю Великую войну. Со всеми её поражениями и победами, она явилась для меня самым трудным этапом жизни. И не потому, что требовала напряжения всех сил и изыскания всех  ресурсов. Она проверяла нас на прочность и грамотность в наших решениях прямо и непосредственно на поле боя. И мы эту проверку выдержали. Не все, безусловно, и не во всём. Но по суммарным итогам – это точно. Я до сих пор помню и ощущаю в душе это состояние борьбы и ярости.
    Но одним из не менее сложных этапов оказались последние послевоенные десять лет. Сюда, в шестой период, вошло всё. И тяжкий труд во время нашего внутреннего восстановления, и борьба за переустройство мира с нашими союзниками в этой войне. Все мы почувствовали себя особой силой и хотели иметь соответствующее ей место под солнцем. И сюда же следует включить борьбу внутреннюю. Многие из моих соратников возомнили себя уже не тактиками, а стратегами, и стали претендовать…
    Короче, Волизан, я хотел бы начать с шестого этапа и пятиться по мере осмысливания назад. Я считаю, что, опираясь на уже полученный результат, мне будет легче оценить то, чем приходилось жертвовать или чего приходилось добиваться во имя достижения данной конкретной Победы. Каждый Этап – это была наша общая победа. Причем самыми трудными и самыми значимыми стали именно они, эти последние этапы. Ты осознал, ты усвоил мою основную мысль?
- Да, Суло-царь, я её хорошо усвоил. Но мне нужно какое-то время, для того, чтобы понять, чем я могу тебе быть полезен в наибольшей степени. – Волизан подвинул к Правителю блокнот, в котором было написано:
- У тебя есть какие-то конкретные мысли в отношении направления нашего движения вовне…
- Ты понимаешь, Воли, Последний, шестой этап, это история Шестёрки моих соратников, которую ты знаешь не хуже меня. А захотят ли они слышать или читать то, что я про них напишу. Как ты считаешь? Мне кажется, что это их сейчас интересует менее всего. – произнося эту фразу Суливан написал ответ и передвинул блокнот другу.
- Я размышляю об этом и прихожу к мысли, что интересен сейчас могу быть лишь своим врагам. Друзья от меня скорее всего отвернутся и откажутся. Но как нам в нашем теперешнем положении со всеми ими связаться?  Подумай, может быть у тебя какие-то общие соображения появятся. Ночью я пытался звонить в посольство Коламбики, но Шестёрка, как видишь, этот наш ход уже предусмотрела и связь обрезала...
- Но ведь ты, Правитель, в своих мемуарах можешь просто размышлять о путях и перспективах, исходя из сложившейся в Государстве ситуации. Ты можешь разъяснить миру свои прошлые решения и поступки. Это, наверняка, вызовет определенный интерес соответствующей публики.
- А ты попробуй набросать кратенький конспект на одной-двух страничках.- подумав, предложил Суливан.
- Я подумаю, Суло. Но общее направление мысли у меня такое, что мы можем прорываться только там, где нас совсем не ждут. Например, на Шпицбергене. При этом мы никак не должны будем себя однозначно идентифицировать. Нужны какие-то сторонние документы на совсем неизвестные имена и фамилии. Или полное их отсутствие, плюс к этому разумные псевдонимы. Нас будет выдавать ведь наш русский язык. Да и проблема транспорта… Это вот мы точно сами не в состоянии решить.
 - Но тут вклиниваются вопросы текущей политики. А вслед за ней государственные секреты. Я ведь обязательно должен буду подумать и об этом, Волизан. – и далее Суливан продолжил писать.
- Насчет транспорта я подумаю. А вот имя своё я могу назвать только человеку в прошлом со мной прямо или косвенно знакомому или политически связанному. На Шпицберген же или в ту же самую Новую Зеландию мы можем пожаловать только абсолютно безымянными. Как жертвы кораблекрушения, например. Что скажешь, Воли.
- Это безусловно важно, Суло-царь. Но ты можешь обращаться в своих воспоминаниях не только к сегодняшним слушателям. Представим себе, что ты определишь срок их публикации, как четверть или половину века спустя.
- У нас ведь прежде всего должна быть предусмотрена сама по себе возможность туда «вовне» попасть. Все остальное, Правитель, – это уже вторично.
 - Смотреть так далеко, Воли, это, конечно, удел Великих Правителей, но надо понять то, кому будут интересны в этом далеке мои «замшелые» к тому времени мысли. И тот факт, что прах мой собираются развеять, говорит сам за себя. Следующим ходом меня просто вычеркнут из памяти народа. Пройдет только одно поколение, и всё будет забыто. Трава забвения… Ладно, давай сюда те книги, что принесли из библиотеки, почитаем. Или может быть назад туда перейдем. Там атмосфера библиотечная, она к чтению располагает. А тут руки к телефонам тянутся. Беспокойство постоянное на душе. Переходим?
    Но Волизан в ответ промолчал. Знаками он поинтересовался, почему Правитель не ответил на его последний письменный вопрос.
- Этим, я думаю, занимается сейчас наш майор. Он тебе что-нибудь докладывал о своих планах? Если говорить откровенно, то мне не нравится такая его самодеятельность. Как ты считаешь, Воли, он нас не подведет?
- Всё это, к сожалению, в ведении Господа Бога, Суло-царь. А мы с тобой уже полностью лишены прежней власти и всех своих полномочий. Ты помнишь вчерашний мешок на голове. Меня до сих пор от этого передёргивает. Ощущение такое было, что на казнь ведут. И только одно и думаешь, поскорее бы.
- Да, что и говорить, ощущение не из самых приятных. Я тоже, ну не то чтобы очень, но пересрал. И подумал, что вот только бы не вешали. От пули оно как-то быстрее и благороднее. Но Бог милостив. Пронесло! На этот раз!
- А у тебя в душе отношение к Пятерке уже устаканилось? Успокоился ты? Ведь они фактически убили тебя. Во всяком случае попытались.
- А я их, думаешь, в санаторий отправить собирался, когда о замене на общем сборе про Совет Министров выступал с предложениями?
- Так ты их что, полностью нейтрализовать собирался?
- Почему это, всё я да я. Суд Государственный должен был рассмотреть, расследовать и решить их дело. А его исполнительные органы выполнить остальную работу. А я тут так, сбоку с припеку. Политика это. Кто кого, когда и как упредить успел, тот и на коне, дальше поскачет. А кто не успел, пешком пойдет, руки за спину. Вот я, видишь, не успел, и теперь сижу и бакланю с тобой, молодость вспоминаю. А будь я порасторопней, так уже бы протоколы допросов на всю Шестерку с интересом читал бы. Но все откладывал, все как-то лень было с кресла подниматься. А это до добра никогда не доводит! Ладно, до возвращения майора у нас ещё достаточно времени. Давай, приемник включим, последние известия трехчасовые послушаем. А потом уже посидим, почитаем.
- * -
Последние известия начались и закончились траурной музыкой.
- И что ты скажешь на это, Воли-друг?
- По-моему, всё, как обычно. Колонны скорбящих, неудержимый плач женщин, сдержанные рыдания мужчин. Венки от всех общественных организаций. Почетный караул возле гроба с телом несут все, кому положено по рангу и званию. Знамена приспущены. Черный креп на окнах и зеркалах. Твои ученики и приемники держатся все время неподалеку от гроба и на виду. Дети и внуки твои сидят и скорбят рядом. Что бы ты ещё хотел?
- Что бы я хотел? Даже не знаю, чего бы мне такого особого захотеть. На могиле Великого Индийского Раджи в древние времена убивали его любимого слона. Но у нас слоны не водятся. Древние лавяне на могиле Князя в знак скорби убивали коня. Но у меня нет коня. Какие-то совсем дикие древние горянские племена доходили до того, что на могиле Князя в знак скорби и траура убивали жену! Но я уже двадцать лет, как вдов. Да и непонятно, как и кому хоть одно из этих серьёзных дел доверить? Ведь ко всему прочему мои преемники даже меня самого убить не сумели. И вместо меня убили моего двойника. И теперь святотатствуют над моим гробом, а я на всё это отсюда смотреть должен? Так чего же мне в такой момент захотеть? Может ты что-нибудь порекомендуешь, Воли-друг?
    В это время раздался легкий стук в дверь, и на пороге Малой Приёмной появился БУЗА-2, в руках он держал светлый картонный лист, на котором было написано:
- Майор Луготан просит Вас подумать о том, что именно бы вы хотели захватить с собой в путешествие, если оно состоится?
   Вслух же он спросил о желательном времени обеда. И получив ответ: «После семи вечера, пожалуйста». – удалился. А собеседники неторопясь перебрались в Большую Приемную.
- А не попить ли нам ещё кофейку, Воли-друг?
- Почему не попить? Попьем. – и Волизан переместился в своей коляске к своему кофейному заводику. А когда кофе был готов, и они снова уселись у журнального столика, он продолжил начатый разговор:
- А ты всерьез горюешь о произошедшем, Суло-царь? Давай ещё раз просмотрим нашу ситуацию. Мы с тобой получили свободу распоряжаться собой так, как нам захочется. Ведь это не так уже мало, если вдуматься. Как ты считаешь.
- Свободу, говоришь? – и Суливан глубоко задумался. – Свободу…
- Тебя что-то смущает в моих рассуждениях, Суло-царь?
- Чтобы ответить тебе аргументированно, я припомню небольшой свой опус послереволюционных времен, когда каждый из нас в окружении Зудилога мнил себя, если не Маратом, то Робеспьером. Это были просто стихотворные мои размышления на актуальную тему. А если точнее и честнее - первые возникшие сомнения в целесообразности такого общественного явления, как революция.
Наш ДУХ был непреоборим
В звучаньи гордого мотива,
И про «СВОБОДОЮ ГОРИМ»,
И про «СЕРДЦА ДЛЯ ЧЕСТИ ЖИВЫ»!

Но, что тут сделаешь и скажешь,
Пришли иные времена!
На хлеб СВОБОДУ не намажешь,
Ей не напьёшься допьяна!

Народ, вздохнувши укоризненно
Над суетой и маятой,
Так и останется пожизненно
Слугой-рабом Свободы той!

Ну, прокричит он, как бывало,
О непокорности судьбе!
Босяк! Тебе СВОБОДЫ мало?
Бери! На что она тебе?!

Он сутью к жизни непригоден,
Девиз тех сказок и времён.
А слово сладкое – СВОБОДЕН!
Всё чаще значит – ВЫЙДИ ВОН!

- Ты уже в те времена усомнился в правильности пути, предначертанного Великим Зудилогом?
- Я усомнился, скорее, в точности и честности трактовок предначертанных им целей. Путь к счастью народа ни теоретически, ни практически невозможно проложить, шагая, выше, чем по колено, в крови. А мы все изначально этого не осознавали. Вернее, мы восторженно повторяли вслед за Зудилогом слова о революционных враждебных вихрях и злобных силах, гнетущих какой-то абстрактный народ. Вся революционная теория и практика изначально были пропитаны кровью. Но то, во что это выльется впоследствии, ни он, ни кто-либо другой из его ближайших приспешников даже отдаленно себе не представляли. Мы ещё обсудим с тобой тогдашнюю ситуацию, но пойми правильно, пока Зудилог был у власти, мы могли делать только одно – захлебываться той кровью, которая хлестала его усилиями из народных жил. Любое его распоряжение, любой его приказ оборачивался струйками, ручьями, фонтанами крови. И все мы, постепенно, к ней привыкли. И я тоже, как все.