Фио и Фью

К кому обращена претензия, когда заявляют, что тот или иной индивид родился не в той стране, где ему следовало появиться на свет, - к державе или родителям?

Фамилия её Пуккалова, и не просто Пуккалова, а Пуккалова Фью.
     Она знает четыре языка, но так и не решила какой из них родной, - не так, оказывается, просто с этим вопросом, когда в доме царит многоголосица. С дедушкой Варфоломеем она разговаривает по-фински – он настаивает на общении именно на этом языке, с дедушкой Гансом - по-немецки, с маминой сестрой, учительницей английского языка - по-английски, с бабушкой Варей - по-русски. Второй бабушки у неё нет – она давным-давно умерла, не то говорила бы с ней по-турецки, а так – ни одного турецкого слова не помнит. В детстве знала, а теперь забыла. Жаль…
     Итак, общаются в семье на гремучей смеси языков, друг друга понимают плохо – переспрашивают, переиначивают, сорятся, обижаются и волей-неволей переходят на русскую мову.

Любая квартира должна именоваться коммунальной, если в ней отсутствует свободная комната, в которой могли бы собраться домочадцы.
     Квартира Фью похожа на коммунальную, где каждый из жильцов обитает в своей комнате. Пересекаются исключительно в местах общего пользования. Любые праздники, дни рождения и даже новый год встречают раздельно. Нет, ну потом, после того, как отзвонят куранты, захаживают друг к другу, даря дешёвые, десятирублёвые презенты, и это, пожалуй, всё, чем отличаются знаменательные дни от серобуденного времяпрепровождения.
     Единственное связующее звено в родственных отношениях - Фью…
     Она путается в количестве комнат: сколько их – пять? или шесть? а, может быть, семь? Считать ли комнатой террасу, переоборудованную под жилую площадь? А кладовка, в которой сплошь и рядом ночует прислуга Зоя Семёновна – это комната или что?

Дедушка Ганс когда-то у себя на родине был почётным немцем, потом с него этот почёт сняли, как шелуху с луковицы. Спасаясь от люстрационной вакханалии, дедушка бежал в Россию, прикупил неплохую квартиру в Москве вместе с гражданством и, осмелев, русским матом крыл многострадальную германскую нацию. Теперь живёт в комнате покойной бабушки – она её у родственников отвоевала для дедушки и, отвоевав, умерла со спокойной совестью. "Его родины лишили – как вы не понимаете, ироды?! Тьфу на вас!" – были едва ли не последние слова в её жизни. Вот такая была бабушка у Фью – со слов, разумеется, дедушки. Другие члены семьи о бабушке слова хорошего не сказали и скорее всего не скажут.
     Квартиру, купленную когда-то, дедушка сдаёт внаём и живёт припеваючи. Именно этого не могут простить ему родственники. А дедушка Ганс – что дедушка Ганс? Предприимчивый индивид этот дедушка, всамделишный немец. Настоящий бюргер, взаправдашний.
     Раньше всякое утро начиналось с того, что Фью приоткрывала дверь в комнату дедушки, засовывала голову в образовавшуюся щель и спрашивала громким – на всю квартиру - голосом: "Вас ис дас?" и сама же отвечала на вопрос не менее звонко, но уже по-русски: "Полный таз!" И дедушка смеялся, и она вторила ему… -
     а потом со всей силой, на какую была способна, хлопала дверью, и это означало, что утро началось…
     С каждым годом запас немецких слов её полнился, и она уже без крика, а иногда даже с изящным книксеном произносила вежливые приветствия (и не только приветствия): и "гутэн так", и "гутэн эдак", и "ауфидерзейн", и "данкэ шён", и даже "натюрлих" – её любимое слово, кстати, если не считать восторженные – я! я! я! И дедушка Ганс млел от восторга и расцветал, ибо изначально внучка Фью - единственный человечек на белом свете, с которым ему приятно общаться.
     Главной достопримечательностью дедушкиной комнаты является карта DDR. Многочисленные флажки на ней когда-то двигались, словно переливались от одних границ к другим. Фью часто интересовалась у дедушки, что означают эти флажки и их безудержное перемещение, и каждый раз получала один и тот же ответ: вырастишь - узнаешь. Но вот ведь какое дело: когда она выросла, этот вопрос её уже не волновал, а флажки застыли, как вкопанные, и вроде бы даже уменьшились в количестве.
     А на противоположной стене, над дедушкиной кроватью, висит трёхцветный флаг с трудовыми и чертёжными символами.
     Словосочетание "У нас в DDR" до настоящего времени остаётся любимым дедушкиным выражением.

Самую большую комнату в квартире по праву первородства занимает другой дедушка. Зовут его Варфоломей Варфоломеевич. Домочадцы, безбожно сокращая имя-отчество дедушки Варфоломея, превратили его в назойливую аббревиатуру - Варвар. И эта аббревиатура уморительным образом (нарочно не придумаешь!) сочетается с именем бабушки, которую зовут Варварой. Бабушка Варя давно уже смирилась с прозвищем "Варвар" и часто произносит (неважно по какому поводу) с разными оттенками в голосе – то насмешливо, то ласково, то ругательно.
     Дедушка Варфоломей отставной генерал. Штанов с лампасами у него уйма. Он даже мусор выносит в генеральских шкерах. Однажды девочка Фью, увидев дедушку Варфоломея в трусах с полосами, была очень удивлена. Правда бабушка Варя тут же её разочаровала, заявив, что это спортивные трусы, а никак не лампасы.
      Дедушка Варфоломей давно уже в отставке, тем не менее, от него даже после бани пахнет кирзовыми сапогами, хотя бабушка уверяет, что он никогда не носил эту суровую обувку.
      Спит дедушка, повернувшись головой к стенке, потому как во сне скрежещет зубами, да так сильно, что слышно в соседней комнате, которая по соглашению сторон предоставлена Фью.
      Днём он тоже скрипит – теперь уже протезом, потому как у него костяная нога. Девочкой Фью увидела её посреди комнаты (дедушка в этот момент посапывал в постели) и запомнила эту картину на всю жизнь. Смотрелась нога заброшенной и никому ненужной. Фью даже снился этот протез… -
     а потом она к нему привыкла и, увидев дедушку в тех самых генеральских трусах, была поражена ими, а не костяной дланью.
     Несмотря на своё увечье, дедушка, по словам бабушки Вари, всё ещё является отменным "ловеласом" "А кто это?" – спросила Фью, услышав это слово в первый раз. – Кобель, - пояснила бабушка. Однажды она обнаружила дедушку в каморке Галины Анатольевны, но, к удивлению домочадцев, отнеслась к случившемуся философически. "Ну, шурит-мурит – и бог с ним, - сказала бабушка. - Лишь бы не пил". Галину Анатольевну, тем не менее, выгнала. С тех пор в этой комнатке обитает Зоя Семёновна, не представляющая интереса даже для самого любвеобильного индивида.
     - Ты хотя бы одно слово по-фински знала, когда выходила за него замуж? – спросила как-то Фью у бабы Вари.
     - Я и сейчас не знаю, - сказала бабуля-роднуля. – Оченно надо.
     - И как же вы общались?
     - Как-как – по-русски, разумеется.
     - А он русский знал?
     - Ещё бы не знал – его предки испокон века жили в Российской империи. А не знал бы – так выучил, как миленький!

- От вашей полифонии у меня звон в ушах! – сказала как-то Фью. – Неужели нельзя было слепить семью из однотипных элементов?
     - Вот ты и слепишь, - сказала бабушка Варя. – Когда вырастишь.
     - Как же я слеплю нечто однородное, если я изначально не знамо кто по национальному ранжиру?
     - Ишь, как научилась разговаривать! - недовольно пробурчала бабушка и передразнила: - "Однородное", "ранжир"… Не понимаешь ты, как тебе повезло!

Мадам Пуккалова, мама Фью, – женщина тощая и высокая. На собеседников смотрит пытливо, как если б в руках держит лорнет, но лорнета в её руках, разумеется, нет, а вот мундштук есть – длинный и тонкий, под стать хозяйке.
     Maman нигде и никогда не работала. Числится домохозяйкой, но и дома ничего не делает. Филонит. Целый день лежит на диване, смотрит бесконечные телевизионные сериалы. Все сведения о повседневной жизни (вот ведь парадокс!) она выискивает (и находит) в своём любимом журнале "Семь дней". Других источников информации не признаёт. Новости игнорирует. "На дух не воспринимаю!" - говорит она.
     В воспитании дочери никакого участия не принимала. Грудью кормила, это – да, до одного года, а потом все заботы о Фью переложила на бабушку-турчанку. Вот и теперь она уделяет ей минимум внимания. Иногда останавливает взор и спрашивает: "Сколько тебе лет?" Изредка, разнообразия ради, интересуется в каком она учится классе. "В четвёртом? Ну, надо же, как быстро летит время!"
      Отец-дипломат Пукколовой Фью заведует хозяйственной частью и потому объездил весь белый свет. И не белый тоже. "Странные люди эти иностранцы", - говорит он всякий раз, возвращаясь из очередной поездки, и потом долго и обстоятельно обосновывает своё высказывание. И, действительно, импортные товарищи в его изложении выглядят феерически. Фью любит его слушать. Любит даже тогда, когда он молчит. А с каким восторгом она сообщает новым знакомым, что её папа – представьте себе! - дипломат. Да-с!
     Впрочем, довольно о родителях…

Пришёл срок, и Фью объявила матери, что собирается выйти замуж. "А что уже пора?" – удивилась maman. Когда Фью представила ей будущего мужа, она долго рассматривала его в гипотетический лорнет, но так и не сказала ни "да", ни "нет".
     - Ой, не знаю, не знаю, - вздохнув, промолвила она. – Сама смотри – чай не маленькая уже.
     - Не маленькая, - согласилась Фью и, взяв за руку, повела Фио к дедушке Гансу.
     Дедушка встретил его радушно – а как по-иному, если юноша приветствовал почётного жителя DDR на немецком языке, который, как оказалось, изучал в школе? Потом, правда, разговор не заладился, потому что Фио сделал несколько опрометчивых заявлений, например, о том, что китайцы считают немцев малой нацией.
      - Оно и понятно: две мировые войны начали - и обе просрали.
     Сказать, что дедушка Ганс потерял дар речи – ничего не сказать… -
     а Фио, не замечая произведённого эффекта, продолжил свои неуместные откровения.
     - Иногда мне кажется, - сказал он, - что DDR создали только для того, чтобы вернуть немцам Дрезденскую галерею. Не понимаю, отчего тогда же не отдали Калининград?
     После этих слов дедушка Ганс поперхнулся от негодования и потерял к юноше всякий интерес.
     Отец-дипломат по обыкновению находился в длительной заграничной командировке, и потому Фью решила оповестить о предстоящих событиях в своей жизни чету Пукколовых.
     Предки проявили к будущему родственнику подлинный интерес.
     - И как твоё имя? – спросила баба Варя после долгого созерцания.
     - Фио, - ответил юноша.
     - Странное имя, - сказала бабушка, - очень даже необычное – словно не наше. А отчество у тебя какое?
     - Нет у меня отчества, - сказал тинейджер, - я от него отказался.
     - Это ещё почему?
     - А на западный манер, - ответил Фио. – Если честно, то я вообще от всего отказался – и от фамилии, и от имени, и от отечества.
     - И от папы с мамой отказался? От бабушек-дедушек? А от паспорта тоже отказался?
     - Я бы отказался, да только без паспорта – никуда, даже за границу не слетаешь. 
     Дедушка всё это время молча рассматривал Фио – ждал, когда до него дойдёт очередь задавать вопросы.
     Дождался.
     - В армии служил? – спросил он потому как, кроме армии, его ничего не интересовало.
     - Ещё нет, - ответил парубок.
     - Человек без армии – скотина, - сказал дедушка Варфоломей.
     - В смысле? – не понял Фио.
     - Он имеет в виду, - пояснила баба Варя, - что человек без армейского прошлого – полное ничтожество. Тьфу! – а не человек. Фуфло.
     - А-а-а, - понимающе ответствовал Фио.
     - Военнообязанный? - продолжил допрос дедушка, проигнорировав бабушкино вмешательство.
     - В смысле?
     - Задаю наводящий вопрос, - по-военному чётко произнёс дедушка. - Ты больной или здоровый?
     - Да вроде бы здоровый, - ответил Фио. - А что?
     - Значит сачкуешь? В смысле - косишь от армии?
     - Почему это косю? – удивился Фио. – Ничего я не косю. У нас в институте, если хотите знать, военная кафедра есть, и я в ней на хорошем счету.
     - Все мы на хорошем счету, когда спим зубами к стенке, - сказал отставной генерал и хитро, как на манёврах, прищурился. - А слабо тебе бросить институт и пойти служить прямо сейчас, не откладывая это серьёзное мероприятие на когда-нибудь потом?
     - Слабо, - честно признался Фио. – Офицером – куда ни шло, а рядовым – увольте.
     - Плох тот солдат, который не хочет стать генералом. Ты, как я понимаю, генералом стать не желаешь?
     - Не желаю, - сказал Фио.
     Последнее признание очень не понравилось Варвару и потому он немедля прекратил беседу и демонстративно отвернулся от юноши.
     Фью во время разговора молчала и только переводила взгляд со своих предков на Фио и обратно. Увидев реакцию дедушки, она взяла Фио за руку и вывела из комнаты.
     - Подожди меня на улице, - сказала она ему и принялась ждать, когда бабушка покинет дедушкины апартаменты.
     Дождалась.
     - Бабуля, и как тебе Фио? – спросила она у неё.
     - Фио, как Фио, - ответствовала Варвара Семёновна. – Что ждать от человека с таким именем? Типичный дуболом, но если по военной стезе двинется, может что и получится. Хотя – вряд ли…
     Твою дивизию! – Это было её любимое армейское ругательство. И обратите внимание, никаких тебе батальонов и корпусов, только дивизия. - И где ты откопала это чудище?
     - Где надо, там и откопала, - сказала Фью. – Тебя не спросила… Там, честно признаться, других не было. – И выскочила на улицу в расстроенных чувствах. Даже рюкзачок, в котором пряталось всё её немудрённое имущество, забыла.
     - Ты в армии служить собираешься? – спросила Фью. – Адмиралом, генералом, офицером – собираешься стать или нет?
     - Да что вы ко мне со своей армией доколупались? Штаны с лампасами девать некуда?
     - Фи, как грубо! – сказала Фью. – Дедушка мой – вояка до мозгов костей и другим уже не будет. Ты пойми, мы даже, когда балакаем по душам, говорим на разных языках. Что касается меня, то меньше всего я хотела бы, чтоб ты пошёл по его стопам - не желаю быть женой военного. Хватит – насмотрелась…
     Слушай, а какая всё-таки у тебя фамилия – что-то я запамятовала. Козлов?
     - Если бы, - сказал Фио, - если бы – Козлов, а то Дятлов. Ты даже не представляешь, сколько обид я претерпел в школьные годы. И какими только кличками не награждали меня мои приятели. "Хороших детей приносят аисты, а долбо…в - дятлы". И даже учителя шутковали на мой счёт, пренебрегая приличиями. "Дятел, а, Дятел, скажи "ку-ку", говорил физрук и заливался смехом, как придурочный! И они вторили ему.
     Ты думаешь, я от хорошей жизни Фио заделался?
     - Хорошо, что ты бабушке не назвал свою фамилию, - сказала Фью. – А, впрочем, моя - не лучше, и я уже и не знаю, как быть – остаться Пуккаловой или переквалифицироваться в Дятлову.
     - Вот то-то и оно, - опечалился Фио.
     - Может, тебе, действительно, в армию пойти? – раздумчиво произнесла Фью. - А Дятлов – ну и что, что Дятлов? Был же генерал Лебедь – и ничего!
     - Ни за что! – сказал, как отрезал, Фио. – Даже не надейся!
     - Ну вот, ещё семейная жизнь не началась, а уже такие сложности, - призналась Фью. - Что делать – ума не приложу,
     - Я тоже, - согласился с нею Фио.
     И они погрузились в раздумье.