Я дома

Дом... какое хорошее слово. Оно заключает в себе целый мир, а иногда даже больше. Не суть. Я вижу свет значит, я дома. Рядом мама и медсестры, меня обтирают, пеленают. Вокруг меня - мой мир: теплый и солнечный, неизведанный и прекрасный.


>>>
- Сашуля, смотри, сколько за окном интересного, - мамины руки, открытое окно, деревья внизу. Мама на стуле, я хлопаю руками по подоконнику, она гладит меня по спине.


>>>
Кубики не хотят складываться в домик. Мяч грустит в углу комнаты, мне тоже невесело. Я вижу небо через открытое окно, рядом стул - мама не убрала. О! Я могу посмотреть, что есть вокруг.
Как же неудобно лезть на подоконник! Ух ты! Там, внизу какие-то деревья и трава. И дорожка. А что еще там есть? Как же неудобно - подоконник загораживает обзор. Подползаю к краю - трава, трава - даже неитересно. О, там еще маленькая, выложенная плитками дорожка. Интересно, а что за ней?
- Сашуля!
О, это мама. Как не вовремя!
- Саша, иди сюда, смотри, что у меня есть.
Хм, а что у нее есть? Ладно, плиточки никуда не денутся, а мама может и убежать. Что у нее есть? Сползаю на стул. Ой, страаашно. Я же совсем не вижу, куда ногу поставить. А вдруг стула там нет! Уф, обошлось. Сползаю на пол и вот уже - лечу по воздуху, это мама подхватила меня на руки и несет куда-то, всхлипывая и причитая.


>>>
Я в кровати. В комнате никого нет. Вспоминаю деревья под окном и плиточки. Ах, как мне было интересно их изучать! Но мама плакала, то целуя, то ругая меня. У меня тоже текли слезы. И она говорила, что если ребенок выпадет из окна, то обязательно разобъется насмерть. Что-то в моем поведении сильно ее напугало. Но маму нельзя расстраивать. И я, эх я больше не полезу на подоконник. Мне нельзя изучать мир за окном.


>>>
Белая пелена. Это туман, только передо мной узенькая тропинка - это луна освещает тревожную темную поверхность воды, разгоняя мглу. А там, на том конце лунной дороги стоят на утесе какие-то люди, за ними виднеются зеленые холмы, на которых пасутся овцы. Люди зовут меня, машут руками. Я хочу, хочу туда, к ним. Но нас разделяет вода, а я не умею по ней ходить. Ах, какой красивый тот их зеленый мир! Как я хочу туда попасть!
- Крохотуля, пора вставать! - мама вытаскивает меня из туманного мира моей мечты, - в садик опоздаем.


>>>
- Турок нерусский! - слышу я крики мамы, - кто же смешивает в одной чашке яблочный сок с томатным?
А разве нельзя? Турок нерусский. Она всегда называет меня так, когда я изучаю мир.
- Ладно, мы выльем это месиво, - мама причитает, моет чашку, но потом сменяет гнев на милость. Она гладит меня по голове, наливает сок из бутылки и протягивает чашку мне, - пей.


>>>
Я сижу с соседской бабушкой. Или вернее она со мной.  Вокруг деревья, ветер игрет с листвой. Небо синее в белый горох облаков. Я снова падаю, разбиваю коленку. Я постоянно падаю.
- Нормальные дети смотрят под ноги, когда ходят, - ворчит бабушка, - а ты? Куда смотришь ты?
А я изучаю небо. Оно такое... такое синее, такое чудесное.
- Вот ведь не от мира сего! - вздыхает бабушка, бормочт под нос так, чтоб никто не услышал - все дети, как дети, а эта!
Не от мира сего, а от какого тогда мира? Где тот мир? Странно. Взрослые часто говорят какую-то ерунду.
- Смотри под ноги, - перебивает мои размышления бабушка, - я скажу твоей маме, что ты не видишь ничего и нуждаешься в очках!
Эх, мне запретили смотреть на небо.
А потом мне запретили качаться. Потому что мой полет с мокрых качелей произвел на маму неизгладимое впечатление, хотя даже синяков не было.


>>>
И снова мой сон. Опять это тревожное море, лунная дорога, люди, зовущие меня вдаль, и туман.


>>>
Шум дождя. Окно открыто, и воздух кажется липким от запаха тополей, что растут под окном. Папа говорит, что тополя по-особому пахнут во время дождя, поэтому окно лучше не закрывать на ночь. И я старательно вдыхаю сладковатый смолистый аромат мокрой листвы.
Папа хочет оставить меня одну, уйти из комнаты, но я боюсь темноты, а бешенный перестук капель мешает уснуть. Но папа считает, что дети в моем возрасте должны засыпать без взрослых. И еще он не понимает, как это так, что со мной в садике никто не дружит. Он говорит, что мне уже пора вставать вместе с ним в шесть утра и выходить на пробежку.
Он уходит, а дождь остается, и о чем-то кричит мне, шлепая по листьям и крышам. Но я не понимаю его песен.


>>>
Мой старый велосипед стал немыслимо мал, и родители отдали его соседям. Мама сказала, что купит новый, такой, который можно складывать, иначе нам хранить негде.
Время идет, а велосипеда все нет. Мама жалуется, что в магазинах ничего не достать, особенно того чудо-велосипеда, который ее устроит.
И вот мы в магазине. Я вижу складной велосипед, тот самый, о котором твердит мама, подвожу ее. И уже представляю, как я качусь по лужам, по дорожкам, по парку.
- Саш, - вздыхает она, - мы не купим тебе велосипед.
- Что, плохо с деньгами?
- Нет, все хорошо.
- Но почему? - предательские слезы текут по щекам, я размазываю их по лицу, шмыгая носом, - Ты обещала!
- Он слишком тяжел для тебя!
- Я справлюсь!
- У нас нет места. Пойдем.
Мне запретили кататься, полагаю.


>>>
И снова я у воды, сверкание лунной дорожки, незнающее покоя море пугает и манит в неизвестность. Люди на утесе зовут меня.
- О чем же вы хотите сказать мне? - кричу я им, - Я не слышу вас!
Наверное, я слишком часто вижу свой сон, особенно в полнолуние. Или весной. И тогда на меня нападает тоска: я хожу, как сомнамбула, не могу ни на чем сосредоточиться, у меня все падает из рук. Это непередаваемое ощущение, когда на душе скребут кошки, а щемящая тоска сдавливает грудь так, что хочется бежать из дома, бежать без оглядки. Бежать! Вот только как? Куда?


>>>
Родители и знакомые (и особенно мама) постоянно твердят, что надо быть, как все. Интересно, это как "быть, как все"? Я пытаюсь, у меня не выходит. И окружающий мир это чувствует, и я слышу, как он смеется надо мной!
Да, смеется, заливчато так, с надрывом, будто говорит: "Что тебе надо здесь? Иди отсель по-добру, по-здорову". И я, всей душой,  стремлюсь уйти. Вот только куда?


>>>
- Сашка, мне бабка твоя нынче приснилась, - звонит отец, - поговорить надо.
- Да, - машинально выключаю планшет, - давай, поговорим.
На том конце провода сопение, неловкая пауза. Отсчитываю секунды.
- Не по телефону, - снова пауза, напрягаюсь, - можешь приехать?
- Да, конечно. Я скоро, - на автомате приглаживаю волосы, хватаю плащ.
И вот уже лечу к родителям, забыв обо всем. Нет, не то, чтобы у нас с отцом были до фига дружеские отношения. Напротив, он всегда считал меня чем-то второсортным, негодным, не таким, как должно. Да плевать мне! Он - мой отец. И если он решил со мной поговорить, значит, я приеду. Бросив дела. Забыв о своих планах. Только по одной простой причине: он мой отец. И как бы наши отношения ни развивались, он понимает меня гораздо лучше, чем кто-либо еще.


>>>
Он сидит за столом, темно-синий вязаный кардиган, очки на носу, щурится, читает про короля Брана: такой близкий, но такой далекий.
- Привет, па, - плащ летит на зеркало, босоножки - на коврик перед дверью,  - сейчас,  иду уже!
Папа отрывается от книги, снимает очки:
- Проходи, рад видеть.  Налей чаю что ли, да давай обсудим все, пока мать не вернулась.
Ставлю чайник. Сервирую стол.
- Мило, - говорю я, кивнув на незнакомую мне картину на стене. Ширпотреб, разумеется, но в стиле Айвазовского: бушующий океан, в толще воды прорисовываются тени гигантских монстров, крохотная лодка отчаянно борется со стихией.
Достаю из серванта печенье, вазочку с малиновым вареньем, хлеб. Разливаю чай. (По чашкам, разумеется! Моя неуклюжесть давно прошла). Сажусь напротив.
- Да, - беру чашку, выжидающе смотрю на отца. Чай еще слишком горячий, чтоб пить, отодвигаю чашку в сторону.
- Так вот, дочка, - намазывает варенье на хлеб, размешивает сахар, достает ложку, машинально кладет на стол, - мне снилась твоя бабушка, - неловкая пауза.
- И, - машинально хватаю чашку, делаю глоток - слишком горячо, - и что?
- Она хотела, чтоб я сказал тебе о твоем сне. Ты видишь наш мир.
- Какой еще наш мир?
- Твой, мой, деда твоего - наш мир. Она сказала, что ты сама это чувствуешь.
- Что я чувствую?
- Она не сказала.
- И это все? И ради этой фразы мне надо было пилить через полгорода, несмотря на ливень и грязь?
Пожимает плечами:
- Я подумал, что тебе это важно.
- А еще она что-нибудь говорила?
- Нет, Сашка, только это.
Так. Понятно. Нормальных у нас в роду нет.


>>>
И снова туман, лунная дорожка, утопающая в ревущих волнах. И люди на другой стороне.
Да что же это такое? Что вы хотите сказать мне?
Стоп. А это еще что? О! Лодка! Класс!
Черт, да кто ж меня в эту лодку дернул сесть? Посудина моя вот-вот перевернется, воды на дне уже по щиколотку. Тяжелые весла, неудобные, скрипучие уключины. Холодно. Дико холодно! Мне еще никогда не было так холодно... в моем сне.
Спокойно. Это же сон! Все в порядке. Сечас проснусь, и все будет, как прежде.
Волны захлестывают ненадежное суденышко, заливают водой, я промокла насквозь. Тучи закрыли луну. Вокруг лишь тьма, озлобленный океан, да какие-то безумные птицы парят над стихией, о чем-то крича. И мне кажется, что этому кошмару не будет конца, и птицы, словно вторя моим мыслям, кричат:  "Это не сон! Это не сон! Не сон!"
Грести невозможно, поднимаю весла на борт. Занемевшими, стертыми в кровь руками вычерпываю воду. Боли почти не чувствую, только странное оцепенение. Даже страх отступил. До чего холодна вода! Я покрылась коркой льда, наверное. И уже почти не чувствую ног. Лодку бросает с волны на волну, то вверх, то вниз, и я перестаю вычерпывать воду, только держусь за борта, чтоб не сгинуть в очередной волне.  В какой-то момент темная, ревущая вода накрывает лодку, я судорожно вжимаю голову в плечи. Лодка делает сальто мортале, и я вместе с нею и веслами погружаюсь в бушующую пучину.


>>>
Лето. Камышовые заросли на берегу. Я прячусь в этих зарослях. Где-то поблизости пляж: крики вожатых, визги детей. В воду нас не пускают, и я ушла сюда. Здесь тихо. Надо мной о чем-то кричат чайки. Они не мешают мне. Теплая вода, мелкий, мягкий, как пух, песок. Я изучаю дно, ползая на четвереньках по мелководью. Стайки мальков шныряют туда и сюда. Их можно ловить руками, прижимая ладонями ко дну. Только зачем? Меня манит глубина. И я покидаю мелководье.
Солнце проникает сквозь толщу воды, слабо освещая мелкие камни и песок. Вода приятно холодит тело, шевелит волосы, подобно ветру. Странно, мне совсем не надо дышать. Наверное, я - человек амфибия, а может - рыба.
Здесь хорошо, но пора возвращаться. Выхожу из камышей, на берегу паника. Если пропусть бесконечный поток криков и визгов в мой адрес, а они были, то с этого часа в нашем пионерлагере купаться было строжайше запрещено.
Я могу спокойно обходиться без воздуха под водой, но мне нельзя изучать глубину...


>>>
- Привет, па, - скидываю плащ и босоножки, - я сейчас!
Сама в ванную, намотав полотенце на мокрые волосы, надеваю мамин махровый халат,  прохожу в кухню.
- Налей чаю что ли, да давай обсудим все, пока мать не вернулась.
Ставлю чайник. Сервирую стол. Взгляд падает на картину. Ширпотреб, разумеется, море, разбитая лодка на берегу, яблоневый сад на холмах.  Да где-то там, на заднем плане замок, тающий в лучах солнца и легкой рассветной дымке.
-Авалон,  - говорит отец, отодвигая книгу в сторону.
Достаю из серванта печенье, вазочку с малиновым вареньем, хлеб. Разливаю чай. Сажусь напротив.
- Да, - чай еще слишком горячий, для меня. Горячий? - залпом выпиваю половину кружки.
- Хм, однако, - хитрый прищур отца настораживает.
- Что-то не так?
- Напротив, - пауза. - Все, как бабка твоя сказала.
Что бабка сказала? Ты сам мне говорил вчера... Стоп. Это сон? Щипаю себя за запястье. Да нет, бред.
- Что она сказала?
- Что наш разговор даст тебе ключ, тебя, дочка, дома заждались.
- А...? - озадаченно оглядываюсь.
- Ты об этом. Это не твой дом. Ты главное с лунной дороги никуда не сворачивай.
- Я потеряла ее, кажется... Да и сама потерялась в океане.


>>>
Я - лодка, вынесенная штормом на берег. Наверное. Во всяком случае, тело мое подсказывает, что я не далека от истины. Болит все, начиная от левого мизинца на ноге и заканчивая заколкой в волосах. А еще - холодно. Так. Главное - встать и согреться. Согреться. Остальное - подождет.
Поднимаю голову - мутит, и кажется, что земная ось стремится занять вертикальное положение. В панике цепляюсь за гальку - судорога, попытка  пошевелить ногами - боль, хочу повернуться на бок - не получается.
Попробуем с пальцев. Так, мы писали, мы писали - наши пальчики устали. О, пальчики могут работать. Отлично. Сжимаю и разжимаю кулаки, растираю ладошки, кисти, дошла до плечей. О, мои мозоли! Ничего, займусь ими потом, иначе... Так, никаких иначе!
Постепенно кровь возобновляет свой бег по венам. Уж и не знаю, то ли массаж помог, то ли солнце слегка отогрело берег и меня за компанию.
Потихоньку встаю. Сабость, головокружение - ничего, пройдет. Метрах в десяти от меня ручей, струится по гальке, стремится к морю.
Опускаюсь на колени. Сверкающая вода прозрачная и звеняще ледяная. Но руки сами тянутся к ней. С жадностью, свойственной разве что верблюду после длительного пребывания в пустыне, черпаю живительную влагу и пью, пью, пью.
Странным образом вода согревает меня, отгоняет саднящую боль, придает сил. Даже мозоли мои, кажется, почти затянулись.
А остров, похоже, довольно большой: на изумрудно-зеленых холмах пасутся овцы и лошади, вдалеке замок, на развалины не похож. Значит, мне туда. Дойду ли? Выбора нет. Замок - это крыша над головой и защита от ветра и дождя.


>>>
Это Эмайн - остров женщин. Их тут семнадцать. Они все живут в замке. Они не знают печалей и болезней. Они не ведают голода и лишений. Они приветливы и гостепреимны. Они пасут коней Мананнана и разводят овец, они прядут шерсть и сматывают пряжу в клубки.


>>>
Сижу за одним столом с Королевой, пью чай.
- У меня странное чувство, дитя мое, - дивной глубины синие глаза внимательно смотрят на меня, - что мы встречались с тобой прежде.
Я в ответ слегка смущаюсь, как-никак, а меня принимает сама Королева Эмайна. Неважно, что у нее не наберется и двух десятков подданных. Часто ли выпадает шанс пообщаться с королевскими особами?
- Разве что в другой жизни, Ваше Величество, - отвечаю я.
- Погоди, дай мне свою руку, детка.
Подхожу, протягиваю ей правую руку... И вдруг то ли проваливаюсь в сон, то ли грежу наяву. Передо мной несутся в звенящем потоке события, лица, переживания, я не могу избавиться от этого наваждения. Оно вытесняет все, что окружает меня, и я уже не я, и мир вокруг другой...


>>>
Это школа. Десятый класс. И я влюблена. И даже взаимно.
Вчера мы были в кино, а потом гуляли, и промокли до нитки - просто не заметили, что пошел дождь. И шлепали по лужам, пока он провожал меня.
И вот я лечу в школу, словно птица, не чувствуя земли по ногами. Ведь на школьном крыльце меня ждет он! Мы так договорились.
Но на крыльце только несколько девчонок из параллельного класса: поглядывают на меня, сдерживая смех:
- Привет, Сашка!
Бросаю им на ходу ответное "Привет, девчонки!", растерянно озираюсь в вестибюле, ищу взглядом его. Но тщетно.
Сижу на занятиях, словно в тумане. Последний урок - алгебра. Меня что-то спрашивают, я отвечаю, но как-то расплывчато.
- Саша, с тобой все в порядке? - Татьяна Владимировна подходит и машинально трогает мой лоб, но я здорова, формально.
На задних партах раздаются смешки.
- У кого-то давно родителей не вызывали? - спрашивает она, хихиканье смолкает - ведь за подобной угрозой обычно следует творческое домашнее задание с примерами повышенной сложности, номеров восемь-десять...
Звонок. Иду в вестибюль, излюбленное место у старших классов, он может быть там, у его класса сегодня семь уроков по расписанию. Он останавливает меня в коридоре, протягивает какую-то записку: свернутый в несколько раз листок в клетку.
- Это тебе, - сам бледный, лицо отстраненно-чужое, - вчерашнее свидание - ошибка.
Убегает.
А мне нечем дышать. Мимо снуют люди. Кто-то смеется. Да почти все смеются!
- Саша, ну не тяни, прочти, а, - толкает меня под локоть Игорь Ковров - самый неприятный из моих одноклассников.
И я понимаю, что проблема в ней, в записке.
Бегу в туалет, разворачиваю листок, начинаю читать:
Буквы прыгают перед глазами, мир вокруг дышит огнем, слезы текут по щекам. В записке буквально несколько строчек, что меня видели этим летом в компании взрослых парней. И мы с ними не сухари сушили... И гнусные подробности...
Я раздавлена и унижена. Унижена так, что даже слезы перестают течь. Я задыхаюсь в волнах неловкости,  стыда, обиды. И он... он поверил этой грязи. Поверил чьим-то словам...


>>>
Я стою среди благоухающих роз на берегу моря рядом с прекрасной женщиной, она держит меня за руку:
- Тебя оклеветали, - говорит она.
- Да.
- Тебе больно, и ты думаешь, что больше не покажешься на глаза этим людям, - качает она головой.
- Да.
- Но тогда в ложь поверят даже те, кто сомневается и не хочет верить.
Я смотрю в ее синие глаза и чувствую поддержку и тепло:
- Но мне стыдно, я не могу идти в школу...
Она качает гловой:
- Стыдно должно быть не тебе. Иди и ничего не бойся. Знай, что завтра никто об этом и не вспомнит.
- Но как? Почему? - я не могу поверить в ее слова.
- Потому что люди быстро забывают, когда причиняют боль другим. Сегодня - они смеялись над тобой, а завтра - у них будут другие развлечения.
- А... - я хотела спросить про него, но она перебила:
- Он не стоит твоей любви.
И от ее слов мне вдруг стало спокойно что ли, и я поняла, что она права.


>>>
- Все верно, в другой жизни, - Королева знаком предлагает мне вернуться на место. - Мне еще тогда показалось, что я встретилась с тобой не просто так.
- Вы очень-очень помогли мне тогда, - с улыбкой говорю я, - даже не знаю, как и благодарить вас.
Она улыбается в ответ, из глаз струится тепло:
- И еще помогу, детка... Мы всегда помогаем заблудшим душам.


>>>
Королева действительно помогла: у меня новая лодка, с парусом, в трюме запас пресной воды, вяленого мяса, сыра и сухарей.
Я могу плыть к тому острову, где меня ждут, где я обрету дом, свой потеряный дом.
Солнце красит молоко воды нежно-розовым румянцем восхода. Промозгло, но день обещает быть теплым. Я кутаюсь в тяжелый, толстый свитер с высоким воротом.
Жительницы острова во главе со своей госпожей стоят на пристани. Я благодарю Ее Величество за теплый прием и помощь. Она в ответ вручает мне клубок (так, ничем не примечательный клубок овечьей шерсти) и говорит, что это путеводная нить, она поможет мне не сбиться с пути и найти свой остров. Надо только бросить его в воду перед тем, как отчалить. Она говорит еще что-то, но я увлечена размышлением о сомнительной пользе клубка, выброшеного в море. И единственное, что я уловила из ее речи, это неизбежность столкноения со стражем миров, который силен, как тысяча воинов и беспощаден, как огонь.
В музыке волн слышится какая-то тревожная, древняя песня. Она кажется мне смутно знакомой. Я отчаянно пытаюсь вспомнить слова, хоть куплет, хоть припев.
Просыпается ветер, разгоняя обрывки снов с остатками тумана, и надувает парус. Последний отсчет перед стартом. Чисто из уважения к Королеве бросаю клубок в волны перед лодкой, он летит, превращаясь в воробья. И вот уже эта веселая маленькая птичка порхает перед лодкой, зовет в дорогу.
Остров женщин постепенно тает вдали. А мне кажется, что Королева так и стоит на пристани, провожая меня взглядом.


>>>
Ветер поет. Волны с шумом ударяют о борт парусника. И я слышу мелодию в этих звуках и вторю ей.
С тех пор, как я покинула остров женщин, полностью обновилась луна.  Я несколько раз приставала к холмистым островам - чтобы пополнить запасы воды. Путеводная нить берегла от опасности, указывала дорогу.
Я смотрю вперед, там, в голубоватой дымке виднеется остров, и я знаю, что это моя земля. Место, где меня ждут. Каких-то пару часов - и я буду дома.
Но ветер крепчает, все вокруг погружается во тьму, и волны уже не поют, а воют, обдавая парусник столпами соленых брызг. Небо опускается ниже, и кажется, что оно вот-вот поглотит землю вместо с лесами и океанами, пустынями и горами.
Только бы добраться до острова. Только бы...
Парусник мой взбирается на волну, и с высоты гребня я вижу, как со дна океана поднимается нечто склизкое и зловещее.
Море гудит вокруг этого существа, и вспышки молний освещают гигантские щупальца полуразложившегося осьминога. Он стремится ко мне, в глазах его адское пламя. И я знаю, что никогда не смогу ступить на землю, пока не одолею это древнее чудище.
Сомневаюсь, что он собирается отомстить мне за свои родственников, нещадно расчлененных мною кухонным ножом. Ему нет дела до них. Это страж. И он явно не в настроении.
И никакого корабля с  бандой отчаянных головорезов на борту, которые стремятся прийти на помощь, тоже не ожидается. Я вообще не встретила ни одного судна за время своего плавания. И нет у меня на борту никакого оружия, чтобы хоть как-то противостоять монстру. Он приближается, и кажется, что спасения нет.
И вот я стою на корме в киба дачи, в руках весло - единственное   доступное мне оружие. А осьминог выпускает в меня очереди зловонной слизи, я уворачиваюсь, замахиваюсь веслом и хреначу его по голове. Бесчисленные щупальца отражают удары, противостоят каждой моей атаке. Он продолжает обстреливать палубу слизью. Его тяжелое, смрадное дыхание душит меня.
Но мне все же удается заехать веслом ему в глаз! Монстр воет, я делаю шаг назад, чтобы закрепить успех, но в тот же миг плашмя шлепаюсь на палубу, увязая в толстом слое разбросанной вокруг слизи.
Дикий приступ тошноты выворачивает меня наизнанку, а мерзкое существо обвивает мою голову щупальцами и смотрит, неморгая прямо в глаза.
 В глазах темнеет, и я лечу с сумашедшей скоростью по извилистым узким тоннелям...
- Тебе никогда не вернуться домой - хрипит осьминог.
Прихожу в себя: палуба залита слизью. Страж миров на правах победителя лениво ползает по палубе. Сама же я в вертикальном положении, привязанная к мачте. И я, как тот Штирлиц, понимаю, что это конец. И положение мое настолько безысходное, что даже глупо уже бояться. И невыносимо чувствовать себя побежденной, находясь в пяти минутах от финиша.
Дует ветер, рассеивая смрад. Вдыхаю полной грудью соленый воздух и смотрю в глаза своему врагу. И чувствую, как внутри меня разгорается пламя. И начинаю петь. И ветер подхватывает мою песню, и волны вторят ее словам.
И вот уже вокруг меня разливается золотое свечение, внутрь которого монстр проникнуть не в силах. И путы, связавшие меня, падают к моим ногам. Я свободна. Но осьминог не сдается, он окружает себя облаком тьмы, пытается поглотить мой свет. И свет начинает меркнуть и сжиматься. И песня моя затихает. Я вновь чувствую зловонное дыхание на своем лице и понимаю, что на сей раз монстр точно проглотит меня.
И тут я слышу тревожный щебет: над нами порхает воробышек - моя путеводная ниточка. Он чирикает мою песню. И я подпеваю. Голос мой крепнет. И вот уже воробей подпевает мне. И пламя разгорается внутри меня с новой силой. И тьма сжимается и бежит.
Осьминог продолжает выпускать новые и новые облака тьмы. Но птица вселила в меня надежду. И чем сильнее попытки монстра, тем громче и уверенней звучит моя песня, тем ярче разгорается пламя.
И вот осьминог отводит взгляд, тьма отступает. Море светлеет и успокаивается.
- Мы еще встретимся, - кричит монстр и прыгает за борт. Вода вокруг него бурлит и становится почти черной.
Страж миров возвращается в свое подводное царство. Полная луна освещает ночное небо. Лунная дорожка ведет мою лодку к тихой гавани. И уже ничто не мешает мне пристать к берегу.


>>>
Я дома.