Мексика

     Душная мексиканская ночь. Добравшись до отеля и сбросив вещи, мы, как всегда поспешили получить первую порцию впечатлений от ночного Мехико. Представление о Мексике у каждого из нас изначально романтично, оно питает нас с детства, когда ковбои, гитары и сомбреро были неотъемлемой частью наших игр, книг и грез. Выйдя из небольшого отеля староиспанской архитектуры, мы оказались прямо на правительственной площади, прямоугольной и похожей на плац, обрамленной респектабельным плаццо. Этот чопорный ансамбль с узкой стороны прямоугольника фланкирован великолепным католическим собором, по-испански помпезным, нарядным и роскошным. Центр площади фиксировал поражающий воображение колоссальный флагшток, вздымающий куда-то в ночь огромный мексиканский флаг, тяжелый и величаво гордый. В свете мощных прожекторов, замурованных в мощение площади, он тяжело колыхался на фоне черного как смоль неба.

     Площадь была пуста, и, походив по ней, мы подошли к собору, подсвеченному мощными прожекторами. Повернув за угол, мы пошли на мерные звуки барабанов, доносившиеся откуда-то из переулка у подножия собора. Пройдя еще несколько шагов, мы вдруг оказались в центре импровизированной уличной тусовки. Люди, одетые в тростниковые юбки, в экзотических головных уборах, с неистовым темпераментом и сосредоточенностью на грани экстаза, исполняли какой-то первобытный танец, группа музыкантов неистово отбивала ритм на барабанах. Танец был весьма дик и первозданен, а танцующие парни в травяных юбках так колотили ногами по асфальту (и каждый удар босых ног мерно отзывался глуховатым звуком бубенцов из сухих плодов на их щиколотках), а горстка вполне цивилизованных парней и девушек с таким энтузиазмом раскачивались в такт танцующим, и все они были так захвачены гипнотизирующим ритмом, что мы тот час ощутили себя невольными свидетелями весьма нешуточного ритуала.  В нем остро чувствовалась совершенно другая культура, религия и полная погруженность музыкантов и танцующих. Как все это оказывается живо в современных мексиканцах! Здесь вроде бы нет других конфессий помимо католической веры, и, тем не менее, этот танец свидетельствовал, что в аборигенах сильна вера в их предков, более того, она несет в себе заряд скрытого протеста. Зная, как насаждалось католичество в Латинской Америке, я был не так уж всем этим удивлен. Позднее, путешествуя по стране, стало еще более очевидно, что католическая религия, насильно навязанная аборигенам Америки, весьма далека от истинной органичности. Но это понимание появилось позднее, а пока я просто заворожено смотрел на неподдельный экстаз танцующих, с сожалением осознавая, что свои языческие танцы мы давно уже позабыли….

     Утром был Мехико, современный огромный мегаполис со знакомой сутолокой машин, людей, рекламой, деловыми кварталами, фонтанами, огромными абстрактными скульптурами, и, казалось, ничто не напоминало о тех первобытных настроениях, таящихся в недрах этого пестрого человеческого муравейника, в котором в различной степени и пропорциях перемешалась кровь ацтеков и майя с испанцами, португальцами и другими европейцами. Этническая неоднородность была очевидна, как и их внутренний мир, быт и традиции.

      Мексика и географически оказалась страной многоликой от диких прерий до дремучих джунглей. Огни современных городов сменялись безлюдными просторами с редкими и сонными деревеньками. Казалось, бедность и процветание спокойно уживаются в этих благодатных краях. Люди, живущие по соседству с джунглями, отличаются спокойным нравом, простотой быта и этнически более похожи на аборигенов. В одном таком доме мы обратили внимание, что во дворе содержатся свиньи и совершенно дикий молодой кабанчик. Оказывается, у местных жителей существует особая методика производства свинины. Молодую свинку весной отпускают в джунгли, где она живет среди диких кабанов. Но после того, как обзаведется потомством – наполовину кабанчиками, она их обязательно приводит в родной дом. Надо сказать, что мясо этой полусвиньи-полукабанчика действительно деликатес и в самых фешенебельных отелях вам предложат именно его.
 
     Когда я в первый раз увидел среди колючих зарослей и раскидистых деревьев пирамидальный силуэт древних культовых построек, у меня что-то заныло внутри, как будто я встретился с давно знакомым человеком. Не знаю, что это было за ощущение: то ли я в прошлой жизни был майя, то ли знакомое из книг отозвалось иллюзией виденного, хотя никакие фото не заменят личных впечатлений. Скорее всего, эти пирамиды так соразмерны с окружающей средой и так сомасштабны человеку, что воспринимаются весьма органично. В отличие от руин античности или Египта эти сооружения более наивны, теплы и кажутся естественными и понятными.

     В то же время пропорции, изобретательность зодчих, изящество исполнения и масса сакральных смыслов, нам до конца непонятных, создают неповторимую магию наслаждения от общения с ними, когда фантазия начинает активно работать, а воображение наполняет эти пространства людьми в уборах из перьев.  Орлиные носы и меднолицые тела начинают двигаться как ожившие тени прошлого…. Теперь здесь лишь пестрые стайки туристов, присутствие которых не мешает молчанию руин. По фрагментам древних строений важно и неторопливо в раскаленном мареве солнечной радиации передвигаются вараны, порой недвижно, как скульптура, замирающие среди камней. Нам сказали, что майя их считают душами умерших, охраняющих старинные камни, я ахнул, как это прекрасно и метко придумано и как это верно опоэтизировано. Да, в их неторопливости и философской невозмутимости, бусинах глаз, смотрящих сквозь тебя, действительно есть что-то мистическое и щемящее трагическое.
 
     Пирамиды майя не похожи на египетские, хотя гипотезы о заимствовании и существуют. Они явно имели более прикладное ритуальное значение. Полагаю, что во время массовых собраний они служили мостом между Землей и Богами, когда правитель майя или его жрецы могли подняться наверх пирамиды и в маленьком храме на ее вершине вести с ним (Богом) диалог, или просить дождь, или совет в принятии решения. Наличие храма на вершине пирамиды, где правитель не виден в момент общения с Богами, наводит на мысль, что там действительно могли быть некие гуру, учителя или инопланетяне. Во всяком случае, наличие этих скрытых от глаз помещений говорит о том, что кто-то по каким-то причинам не хотел появляться на глаза. Рано или поздно эти «кто-то» исчезли, а ритуал сохранен в первозданном виде.

     Кровавые ритуалы, о которых пишут историки, проходившие здесь, окрашивали эти великолепные руины зловещими ассоциациями. Например, нас поразила игра в их «баскетбол». Огромный каменный комплекс возведен только для проведения этой «священной» игры. Две команды борются за каучуковый мяч. Поле представляет собой площадку между двух параллельных десятиметровых каменных стен протяженностью метров сто. Оно состоит из средней пониженной части и возвышений вдоль каждой стены с перепадом около метра. Команды борются за мяч в средней пониженной части, а капитаны перемещаются по верхним в ожидании подачи. В середине каждой стены на пятиметровой высоте расположено каменное кольцо, которое сориентировано вертикально и у каждой команды свое.  В результате борьбы за мяч игроки подают его своему капитану, а тот уже должен послать его в кольцо, причем ногой. Болельщики наблюдают игру сверху каждой стены. По торцам поля располагаются просторные ложи для знати и верховной власти. Дальше – самое интересное. Капитану выигравшей команды на соседнем ритуальном алтаре, украшенном скульптурными изображениями «Кецалькоатля» - пернатого змея, торжественно отсекают голову и с великими почестями помещают (я имею ввиду голову) в специальный пантеон. Как сказал гид, в результате этих жестоких ритуалов, когда самых красивых девушек приносили в жертву богам и сбрасывали в специальные карстового происхождения озера, узкие и глубокие как колодцы, а лучшим атлетам отсекали головы – народ майя из рослой красивой нации превратился в низкорослый маловыразительный народ, каким мы и наблюдаем его сегодня.

     История американского континента представляет собой скорее домыслы, чем реальные сведения. К сожалению, завоеватели и особенно духовенство очень постарались уничтожить следы всего того, что было до них. Колонизация континента была еще более дикарской, чем вся история этих, с позволения сказать, дикарей. Инки и майя имели и более точный календарь, и тонкие астрономические знания и наблюдения. Они строили гигантские сооружения по всему континенту, и дороги, поддерживали постоянную связь. Они имели все необходимое для своего развития. От насильственно прерванной своей истории, от ломки традиций и верований люди как будто болеют. В них словно что-то умирает. Они выглядят потерянными на перекрестках уже иной цивилизации, непонятно зачем ворвавшейся на их землю, отбросив былых хозяев на обочину жизни.

     Жара. Пейзажи сменяются, открывая все новые и новые картины. Я впервые увидел целые рощи из огромных, подобных деревьям кактусов, некоторые из которых были покрыты милыми желтыми цветами, странно сочетающимися с острыми колючками. Вообще, кактус в Мексике больше чем кактус.  Из агавы делают ткани, веревки, ковры, циновки, текилу, мискаль и пульке. Сок агавы является вначале питательным соком, который пьют женщины и дети, но уже через несколько часов он в результате реакции ферментации становится спиртным напитком, который пьют только настоящие «мачо». Из него уже делают текилу и другие современные разновидности спиртного.
 
     Мы оказались в небольшой деревне в джунглях у каскада водопадов. Казалось, жизнь этой безымянной  деревеньки не менялась с тех времен, когда на континенте еще не появились испанцы. Но время шло, перемены пришли и сюда. К необычно живописным водопадам стали приезжать туристы, и у жителей появилась возможность что-то заработать на голодных до впечатлений иностранцах. Кто-то продает туристам спелые плоды манго, кто-то демонстрирует приемы плетения пальмовых листьев для укладки на кровлю дома. А те, кто не умеет извлекать прибыль из воздуха, продают бананы, растущие тут же. Это, пожалуй, самый распространенный и самый непритязательный продукт, и потому покупателей на него найти трудно.
 
     И вот появляется она, дочь этих мест, на ее губах блуждает легкая улыбка, ее черты типичны для майя, очаровательны своей молодостью и грацией. Неотъемлемой частью наряда майя является длинный шарф эластичной вязки. Когда девушка становится женщиной, этот шарф становится ее главным украшением и атрибутом. Когда появляется грудной ребенок, женщина носит его в этом шарфе как в гамаке за спиной.
 
     У этой молоденькой женщины с тазиком бананов на голове из-за спины высовывались детские ножки. Ее вид меня просто заворожил, а она настойчиво пыталась всучить мне бананы, наконец, меня осенила мысль, и через переводчика я попросил ее попозировать для фотографии и за это оплатить ее бананы. Она с удовольствием согласилась и охотно позировала, хотя и была скована, но ее естественная грация и законченность облика женщины-майя были великолепны. Она видела, что нравится мне и охотно улыбалась в ответ. Но как только я уплатил деньги, она отвернулась от «бледнолицего европейца» и с царственной грацией пошла прочь со своими бананами и ребенком. Я почувствовал легкий укол в сердце от той легкости, с которой она отвернулась и ушла без всякого честолюбивого желания покрасоваться. Потом я понял, что эти люди: майя, инки и другие коренные народы Америки живут своей жизнью, которая только по необходимости соприкасается с натиском цивилизации, мы им не очень понятны и неинтересны. Я ощутил это на мгновение, глядя на ее грациозную, со спокойным достоинством удаляющуюся фигуру, с трогательными детскими ножками, торчащими из-за маминой спины и, честное слово, пошел бы за ней. А дело было не в том, что я готов побежать за первой юбкой, а в том, что мне захотелось ощутить ее покой и самодостаточность, среди этой роскошной природы и успокоить душу вечно суетящегося, нервного, издерганного современного человека.
 
     Оказывается, люди, живущие с нашей точки зрения в нищете и ведущие почти дикий образ жизни в этих плетеных травяных домах, могут быть счастливы и плевать им на этих «белых людей», приезжающих в кричащих музыкой и красками автобусах и бегающих по их земле в поисках впечатлений, как будто основная их жизненная цель – убегание от скуки. Если это и есть главный смысл нашей цивилизации, то мы сильно заблудились.
 
     Вспоминая ночные ритуальные пляски в Мехико, я подумал, что католическая вера на этом континенте, может столкнуться с волной отторжения народом, узнавшим получше свою историю. И тогда я не берусь предсказывать, что может произойти на континенте, населенном коренными народами, метисами, мулатами, чернокожими и чистыми европейцами. Цинизм ситуации даже  в том, что Франсиско Писсаро – головорез и убийца, обманом, огнем и мечом загонявший этих людей под испанскую корону – ныне причислен католической церковью к лику святых, и аборигены вынуждены ему поклоняться.
 
     Батый много сделал для становления и консолидации русских, он нас невольно продвинул, потому что нас может продвинуть только крайняя опасность, но, тем не менее, русская церковь вряд ли будет даже рассматривать вопрос о канонизации Батыя, хотя он и был величайшим полководцем древности.
 
     Проезжая сотни километров по прериям, мы восхищались прекрасными закатами, стадами местных мексиканских коров. Интересно, что коровы в разных частях земного шара сильно отличаются друг от друга, в этом видимо сказывается климат и специализация выведения породы. Мексиканские коровы, покрытые мелкой, мышастой шерсткой, костлявые и длинноухие. Под гигантскими отдельно стоящими деревьями в их тени порой помещались целые стада этих вечных спутников человека. Вдоль дороги порой десятками километров росли огромные манговые деревья, увешенные крупными плодами то синего, то желтого цвета. Да вот беда, эти плоды можно снять только с автовышки, потому что они висят как новогодние игрушки на кончиках ветвей, и досягаемы, наверное, только для птиц. Однажды мы увидели какое-то удивительное яркое мельтешение и остановились. Тысячи, миллионы огромных роскошных бабочек как бы купались в солнечном свете, переливаясь яркими цветами. Я схватил фотоаппарат, но, увы – все это великолепие роилось над тривиальной помойкой. К сожалению, на фоне роскошной растительности большое количество мусора при здешнем климате вызывало досаду и раздражение. Поселки, которые мы проезжали тоже были слишком неказисты. В центре каждого поселения есть что-то вроде площади с костелом и примитивным кафе-баром с навесом на открытом воздухе. Когда случается праздник, а их в Мексике множество, эти скромные навесы украшаются нитками с треугольными флажками, и незатейливый праздник уже готов. Женщины майя величественно прохаживаются по главной улице с неизменными тазиками на голове, полными кукурузы. Оказывается – у них особый ритуал, в определенное время, приодевшись, совершить променад из дома до мельницы, посудачить на площади и вернуться домой с мукой, из которой делают лепешки, заменяющие хлеб, поэтому они одеты нарядно в белоснежные национальные платья.
 
     Есть деревни, где живут шаманы. Они на вид вполне цивилизованные люди, и этот древний ритуал под воздействием потока туристов сильно коммерциализирован. Несмотря на это, мы прошли его на полном серьезе и не без трепета. Шаман, раздев меня до пояса и приговаривая какие-то заклинания, приплясывая и подвизгивая, отхлестал меня каким-то мокрым веником, таким пахучим и с запахом, не похожим ни на что, когда-либо мною нюханное. В знак полной защиты от злых сил дается специальный жетон с тайными символами, который надо носить всегда при себе, и его никто не должен видеть. Заклинания действуют один год. Я так и сделал, и целый год прошел относительно спокойно в нашем неспокойном мире.
 
     Волны мексиканского залива манили и заманили нас испытать себя в дайвинге. Мы прошли короткий инструктаж на испанском языке, из которого я уловил только малую часть, затем нас посадили на мощный катер, который увез группу туристов далеко от берега в открытый океан. Все новички по веревке должны были опуститься на глубину метров пятнадцати и совершить двадцатиминутную прогулку, почти на полный ресурс акваланга. На борту все говорили по-французски, а нырять должны были двое русских и американцы. Как оказалось, я не понял самого главного – надо делать глотательные движения при погружении и по канату спускаться все ниже и ниже.  Инструктор мне что-то показывал языком жестов, а я, не понимая самого главного, пытался погружаться на глубину, испытывая жуткую боль в ушах. Его жесты мне ничего не говорили, и становились все непристойнее, глядя, как я пытаюсь и не могу двинуться дальше от боли в ушах. Наконец я случайно сглотнул и легко оказался уже на дне. Пережитый только что кошмар моментально забылся, вытесненный покоем и невесомостью. Тишина и умиротворение подводного мира, переливающегося как перламутр в лучах света, полностью меня поглотили, и я вполне нормально отплавал с инструктором и пятью новичками все двадцать минут. Мне казалось, что мой позор при погружении был виден всем, но оказалось, что больше половины американцев – молодых парней и девушек, так и не смогли погрузиться и позорно ждали на судне нашего возвращения. Вдобавок в результате нешуточной болтанки их почти всех постоянно тошнило, а мы все это время блаженствовали в полной невесомости в волшебном мире, где кажется, что рыбы и растения – это игра водных - бликов. Было ощущение, что если мы состоим на 70% из воды, то существа подводного мира состоят из нее на все 99.
 
     Мы приехали в Канкун – фешенебельный город-курорт, построенный на побережье мексиканского залива с длинным молом, одной стороной обращенным к морю, другой – пресноводному озеру. Роскошные отели, широкие автострады, клубы и рестораны – все сделано с размахом и расчетом, прежде всего, на богатого американского туриста. Этот город, полный сытой, праздной публики, роскошных машин, лаев, швейцаров, газонов и прочей помпезности, был до ужаса неинтересен своей одинаковостью с аналогичными курортными городами по всему миру. По-прежнему тянуло в джунгли, к забытым камням, загадочным пирамидам, ставшим аттракционами для развлечения жующих туристов, мало интересующихся загадками прошлого. Они охотно карабкаются по высоким крутым ступеням пирамид, снуют то здесь, то там, и со стороны похожи на полчища тараканов.
 
     Любопытно, что подняться наверх пирамиды довольно легко. Ступени высоки и круты, но, помогая себе руками, восхождение происходит легко. Но вот спуск вниз – это проблема. Я видел бьющихся в истерике американок, которые не могли спуститься вниз из-за нешуточной высоты и крутизны при отсутствии перил. Галантные американцы их пытались нести на руках, и это было еще более неуклюже и комично. Некоторые люди сидели на вершине часами, впитывая окружающий пейзаж с руинами, просматривающимися сквозь выжженную растительность.
 
     Наш гид был несильно искушен в русском языке, он был мексиканец, учился на авиационного инженера в Риге и был женат на якутке из Хатанги. Говорил, что они счастливы, и его якутка очень довольна, что сменила полюс холода на мексиканский зной, порой, как мне казалось, совершенно невыносимый, хотя полюс холода тоже, наверное, не сахар. На ломаном языке он рассказывал нам об исторических событиях и драмах, происходивших на этих древних землях, и за долгие дни путешествия по стране мы подружились, и было интересно представлять этого мексиканца с красивыми испанскими чертами рядом с нашей якуткой, и представлять, какие у них, наверное, удивительные дети, и еще раз убеждаться, как тесен наш мир со всеми его народами и привычками.

Мексика, 2005 г.