Прощай, Забайкалье...

            Помотало нашу семью по Сибири и Забайкалью. Во время войны были эвакуированы из Украины с военным заводом на Урал, а потом отца, как партийного, часто перебрасывали то туда, то сюда… Больше четырех лет на одном месте не жили, и наконец, семья осела в селе Улача.
              Отца, как шолоховского Давыдова, послали на укрепление местного колхоза (была в то время такая кампания), и назначили его председателем. Он отработал председателем несколько лет. Само собой они с матерью были уже не молоденькие, уставшие от частых переездов, к тому же стали цепляться болезни. У отца начала серьезно болеть спина. Простудил в бесконечных поездках в пронизываемой всеми ветрами и морозами  под минус 40 градусов машине ГАЗ 69, защищенной только брезентовым верхом. Мама стала часто болеть, заметно ослабела. Родители не вдавались со мной в подробности, но у меня каждый раз, как она заболеет, было чувство, что она может умереть… Так и случилось довольно скоро, всего через пять лет.
             Родные задумались о переезде в более теплые края, ближе к родственникам.  Вопрос был в том, чтобы отцу разрешили уйти с поста председателя колхоза. Нужно было ждать, пока подберут подходящую кандидатуру на его место.
              В это время я перешла в восьмой класс. В Улаче тогда была только семилетка, и мне пришлось учиться в районном центре, где была полная средняя школа, и куда собирались ученики из окрестных сел, желающие получить среднее образование. Для таких не местных учеников при школе был интернат, но меня родители поселили в доме наших старых хороших знакомых. У них была дочка на год младше меня. Уже сейчас, благодаря сайту ОК, я списалась с дочкой этой девочки, теперь уже бабушки, а потом и с ней самой. Хоть вкратце узнали о жизни друг друга.
             Это было тяжелое время для меня. Впервые я жила отдельно от семьи, новая школа, новый класс  и учителя, новая обстановка, а когда приезжала домой – бесконечные разговоры: едем – не едем, нашли отцу замену или нет. Но, наконец, все решилось. Едем!
              Теперь, уже с грустью, я стала еще более пристально обращать внимание на картинки чудесной природы Забайкалья, которые мне доводилось видеть. Часто возникала мысль, буквально так: смотри, запоминай, больше ты этого никогда не увидишь…

               Пришел 1961 год. Впервые у нас не было застолья. Родители легли спать, как обычно, а я, сидя за книгой, дождалась двенадцати часов, разбудила их, мы выпили по кружке компота в честь Нового Года… и все.
                Начались сборы. Из вещей, что продали, что раздали…  В наш огромный деревянный ящик, знавший уже много переездов, уложили немудреные семейные пожитки, а в несколько больших чемоданов – самое необходимое на первое время.
                Совершенно не помню эти последние дни. Как туманом закрыло. Стоит в памяти только незначительный эпизод. Уже пустой дом, заходит соседка, мама ей что-то отдает, в том числе большой жбан, привезенный с Украины, а соседка и говорит: – Нельзя пустой отдавать. Тогда мама положила в него кусок хлеба и отдала.
                К великому сожалению пришлось оставить нашу собаку, нашего Снапа. Он был уже очень старый, а мы ехали через всю страну, сами фактически в неизвестность. Соседи не отказались присматривать за ним. Потом нам написали, что вскоре Снап исчез, и больше его никто не видел.

             Отец уехал раньше. На грузовой машине он повез наш неподъемный ящик с вещами в Дарасун, чтобы отправить его по железной дороге, как говорили тогда, «малой скоростью». Мы с матерью и бабушкой должны были ехать прямо в Читу, откуда поезд  увезет нас в  новую жизнь…
            И снова ничего не запомнилось, кроме того, что пришлось без конца «воевать» с одним  из наших чемоданов, неудачно уложенным сзади. На поворотах он съезжал со своего места и упирался в плечи…
             В Чите мы несколько дней прожили у знакомых, дождались отца и, наконец, сели в поезд. Снова память сохранила единственный эпизод. Уже на вокзале мне купили бутылку газированной воды с вишневым сиропом. Да, мне не так уж часто приходилось пить газировку, но в памяти осталось, что вкуснее той воды я не пила ни до, ни после.

            От Читы до Москвы мы ехали 10 суток. Я не «отлипала» от окна, где почти все время проходили картины заснеженного леса, изредка сменяясь на здания больших станций. Как ни странно, я тогда впервые увидела ели. Там, где мы жили, они не росли. Когда поезд останавливался на крупных станциях, мы выходили на перрон размяться, купить что-то из еды.  Однажды, так выйдя, я зазевалась и чуть не отстала от поезда, вскочив на подножку,  когда уже он тронулся. Не представляю, что было бы, если бы действительно отстала. До сих пор, как вспомню – становится не по себе.
К сожалению, мимо Байкала мы проехали ночью, и я его так и не увидела.
            Чем ближе подъезжали к Москве, тем меньше виднелось леса за окном, а села и города стали встречаться чаще.
            В Москве я первым делом обратила внимание на своеобразную архитектуру зданий, видимых из окна поезда и вокзальных, а еще, после чистого деревенского воздуха, на специфический запах вокзала. Такое впечатление, что я до сих пор его помню.
            День просидели в зале ожидания в Москве и снова – поезд. Картина в окне сменилась: вместо леса видны поля, почти без снега, часто мелькают дома. Вдоль дороги стоят голые деревья, на самых верхушках которых сидят сороки. Их я тоже раньше видела только на картинках.
            Через день нас встречали в Каменске Ростовской области, где жила с семьей мамина сестра.
            Было начало марта. Мы уезжали из морозной зимы, естественно в валенках, а тут – непонятно что, грязь и слякоть…
            Пришлось привыкать и к этому тоже, как и ко многому другому…
            Так закончился Забайкальский период моей жизни, а с ним и мое детство…

            На фото: с мамой и бабушкой Полей, село Урейск.

17.10.19