Двое в пути. Часть 1. Гл. 1. Письмо

Аля Хатько& Олег Вайнтрауб


 

Наташа.

   Это письмо свалилось на меня, как снег на голову. У меня было очень тяжёлое дежурство.

   За день в нашем городе произошло несколько аварий. Людей с переломами подвозила скорая четыре раза за моё дежурство. Некоторых приходилось собирать по частям. А сколько крови… Сегодня при очередной перевязке я вспомнила медицинских сестёр, работающих с ранеными на фронте. И это молодые девушки 16-17 лет добровольно шли на фронт, чтобы спасать раненых. Какое же мужество надо было иметь. Мне скоро стукнет пятьдесят, а я никак не могу привыкнуть к крови, к людской боли. Хотя и в больнице работаю более тридцати лет.

  Выйдя после ночного дежурства, я решила не ехать домой автобусом, а немного прогуляться по осеннему листопаду. Стояла средина октября, но в этом году заморозков ещё не было, хотя обычно уже в начале октября выскакивал морозец до -3, -4 градусов, подмораживал  всё, а потом снова, как ни в чём не бывало, светило осеннее солнце.

  Я задумалась… Аллея парка была вся засыпана золотыми листьями. Они так приятно шуршали под моими ногами, что я нарочно волочила ноги, как в детстве, чтобы продлить это удовольствие. Мне было хорошо. Здесь, в гармонии с природой я приобретала душевное равновесие.

  Вдруг кто-то легонько тронул меня за плечо. Я резко оглянулась и с удивлением вслушалась:

 -Не грусти, Наташка! Ведь бабье лето ещё впереди! Это кленовый листок сел ко мне на плечо и, как мне показалось, прошептал такие обнадёживающие слова.

 -Да уж! Чего только не померещится, тебе Наташа, после такой ночи, подумала я и широко улыбнувшись, ускорила шаг.

 Навстречу мне шёл молодой мужчина. Лицо у  него было небритое, хмурое. Он взглянул на меня и  резко спросил:

 -Ты чего лыбишься?

 Я не растерялась, так как в карман за словом никогда не лазила, и также с улыбкой ответила грубияну:

 - А вот смешинку только что проглотила.

 Мужчина остановился, почесал затылок и спросил:

 -А со мной поделишься?

 -Так мне не жалко, держи! ещё шире натянув улыбочку, я послала ему воздушный поцелуй.

 Мужчина растянул также рот до ушей, низко поклонился мне, и уже насвистывая что-то весёлое, пошел дальше пружинистой походкой. Мы одновременно оглянулись и, засмеялись, помахали друг другу рукой, как давние знакомые, и ушли, каждый своей дорогой.

 -Ну, кажется, немного моё душевное равновесие пришло в норму, подумала я и вскочила в автобус. Через 20 минут я уже входила в свой подъезд. В почтовом ящике лежали газеты. Открыла ящик и была немало удивлена. Из газет выпало письмо. А писем мне давно уже никто не писал.

 Разве только сын решился, наконец, подать матери весточку? - вздрогнуло моё сердечко. А сын у меня строптивый: как уехал в Сибирь после нашей ссоры, так и ни разу весточки не прислал. Правда, я узнаю от родителей его друзей, с которыми он работает, что у него всё в порядке.

 Но письмо было от Тимофея. Теперь у меня дрожали не только руки, но подкосились ноги. Сердце усиленно колотилось в груди.

 Так что же это такое? - подумала я.  Прошло более шести лет с того памятного майского дня, когда я получила от него последнее письмо.

 Не помня себя, я открыла дверь и, не раздеваясь, опустилась на стул. Дрожащими руками вскрыла конверт. Строчки запрыгали у меня перед глазами. Тимофей писал:

 «Наташа !

Дорогая, моя девочка!»

У меня зарябило в глазах. Слёзная пелена застелила глаза. Я перестала видеть и соображать что-либо.

Какая  же твоя девочка? Я таковой уже шесть долгих лет не являюсь для тебя, стучало в моём мозгу.

Утёрла ладошкой глаза и продолжила чтение.

«Наташенька! Милая моя Наташенька! Как же я виноват перед тобой. Теперь-то я точно знаю, что мне не хватит жизни, чтобы искупить свою вину. Почему не хватит, спросишь ты? А потому, что я нахожусь на грани. Я дошёл до последней черты, за которой непроглядная тьма.

 Но начну свою исповедь по порядку. Поверь мне, Наташенька, что я тебя очень любил. Мне так не хотелось покидать наше уютное гнёздышко. Ведь ты такая хорошая, ласковая и нежная женщина. Ты такая хрупкая, что мне тебя всегда хотелось защищать. Только не знаю от кого. Ведь у меня, когда мы с тобой встретились, не было ни кола, ни двора. Моя болезнь отняла буквально всё. От меня отвернулась семья, с работы меня уволили, квартира досталась детям. И только благодаря тебе, я встал на ноги, почувствовал себя мужчиной.

 Это только ты кажешься хрупкой. А на самом деле ты очень сильная женщина. Это же какую силу воли надо иметь, чтобы ежедневно, невзирая на непогоду, бегать не менее трёх километров в день. И это после таких тяжёлых смен! Да и меня надо было кормить холить и лелеять. Недаром  твой сын  заерепенился. Я  подслушал вашу ссору. Он был прав, в том, что сидит здоровый дядька на плечах у женщины. И тогда я решил, что должен поехать и заработать, чтобы вернуться к тебе не с пустыми руками. Я мечтал, что  заработаю денег, вернусь к тебе. Мы купим просторную  квартиру, а в ней будет современная мебель. А ты…ты.. создашь для нас двоих  «райский уголок», где нас будет только двое.  Я мечтал накинуть на твои плечи шубу из норки, нет…из голубого песца. Ты же у меня королева. А у королевы всё должно быть только самое лучшее.»

 Я отложила письмо в сторону и уже не сдерживаясь, зарыдала, уткнувшись головой в стол.
Что он со мной делает? Он что, решил поиздеваться надо мной? За что, за какие такие провинности? задавала я вопросы  в никуда.

 Голова моя раскалывалась. Слёзы, как горошины капали на письмо, размывая слова, а мне казалось, что они начисто хотят смыть написавшего эти слова человека из моей жизни, из моей памяти. Я думала, что я уже давно это сделала. Оказывается, что нет. Тимофей глубоко засел в моём сердце. Иначе, почему же мне так больно читать эти строчки?

 От оглушительного, как мне показалось звонка в дверь, я подпрыгнула и оглянулась по сторонам. Я  не могла прийти в себя. Наконец, сообразила, что я дома, ещё  не раздетая. Размазав слёзы по лицу, не спрашивая, кто стоит за дверями, я открыла их. На пороге, стояла Маша, моя закадычная подруга, которая жила со мной через стенку.

Маша только взглянула на меня, и ни слова не говоря, шагнула в коридор, захлопнула
 дверь.

 -Да ты что, Наташка? С ума сошла, что ли? Почему ревёшь, как белуга? Скоро весь четвёртый этаж на ноги поднимешь!

  А я завыла ещё сильнее. Тогда Маша принесла из кухни стакан воды и плеснула мне в лицо. Такую выходку я могла простить только ей, моей дорогой подружке. От неожиданности я прекратила истерику, и начала снимать с себя пальто и полуботинки.

 -Так-то лучше!

 С улыбкой победителя произнесла Маша. Затем по-хозяйски осмотрев содержимое холодильника, она усадила меня за кухонный стол, а сама начала готовить завтрак. Поскольку в моём холодильнике ничего не было кроме десятка яиц и литрового пакетика  молока, она решительно приступила к приготовлению омлета.

 Пока омлет жарился, чайник уже вскипел. Маша заварила две не полные чашки кофе, затем извлекла из  холодильника бутылку Рижского бальзама и плеснула в него изрядную дозу содержимого из этой глиняной бутыли.

 -Пей сначала кофе, а потом есть будешь, командирским, не допускающем возражения голосом, скомандовала Маша и поднесла свою чашку к моей, заставляя взять её в руки. Я почти залпом проглотила содержимое.Мне ужасно захотелось есть. Я со вчерашнего вечера не имела маковой росинки во рту.

 Ох, сколько раз моя подруга вот так вот умело ставила меня на место, когда я срывалась. Возможно, что только благодаря ей, своей Маше, я сумела выстоять в этой нелёгкой борьбе с судьбой, которая раз за разом преподносила мне сюрпризы. И они всегда были не самыми счастливыми.

 Маша вывела меня из задумчивости. Потребовав после чашки кофе отведать её фирменный омлет. Так шутя, называла запечённых два яйца, смешанных с молоком, а потом попросила рассказать о причине моих слёз.

 Я принесла из комнаты письмо, обильно политое горькими слезами. Некоторые буквы, а местами и слова почти исчезли, покинув бумагу, уйдя в небытие, но оставив после себя смысл, который мы уже вместе с подругой продолжали постигать.

«Наташенька!

 Приехав в Сибирь, я вместе с другими приезжими, поселился в каком-то бараке, находящемся  в самом конце посёлка. Удобств там, конечно, не было. Но все были настроены на работу. Ведь что греха таить: в эту глухомань мы все приехали не за романтикой, а за длинным рублём.

 Так начались тяжёлые будни лесорубов. Чуть свет вставали. Дежурный по бараку, уже расставлял немудреный завтрак. Это была перловая каша и крепкий горячий чай. Наскоро позавтракав, мы садились в машину и почти два часа ехали к месту лесоповала. И работали, работали…

 В полдень на участок  приезжала машина, и женщина-повар раздавала нам горячие обеды. Нас согревала не только горячая пища, но её ласковая улыбка. Ведь мы здесь одни мужики, да к тому же и не старые. Нам каждому хотелось получить свою порцию. Но, как оказалось, повар была замужем и не отдавала никому предпочтение, видимо, любила только своего мужа.

 Через полгода моего пребывания на лесозаготовках, меня пригласили товарищи пойти в посёлок. Там демонстрировали какой-то кинофильм. Подумав, я согласился.

 Случайно или нет, но рядом со мной, оказалась женщина. От неё исходил приятный запах духов. Он щекотал не только нос, но и мои мужские нервы испытывал на прочность. Во мне проснулся мужчина. Я не мог усидеть спокойно, а всё время елозил. Стараясь найти удобное положение. А она, шельма, зная это, старалась задеть меня, то плечом, а то прижималась ножкой к моей ноге.

 Кино я почти не видел. Она, то ли издевалась надо мной, толи привлекала моё внимание. После сеанса мы вместе вышла на крыльцо. Она поскользнулась и вскрикнула. Я подхватил её под руку, удерживая от падения. Женщина с благодарностью прижалась ко мне. И тогда я спросил:

 -Куда пойдем?

 -Ко мне, здесь недалеко, - игриво ответила она. -  Зовут меня Ириной.

 Я только открыл рот, чтобы назвать себя, как она выдала:

 - А ты Тимофей, не так ли?

  Я был шокирован.  Откуда она обо мне знает?

 Но она не дала задать мне этот болтающийся на кончике языка вопрос, а рукой в перчатке зажала мне рот.

 Вскоре мы подошли к небольшому домику. Света в нём не было. Ирка достала из кармана ключ и открыла дверь. Она вошла первая и зажгла свет, жестом пригласила следовать за ней. В первой комнате, на широкой кровати спали двое мальчиков, лет семи-восьми. Ира взяла меня за руку и повела дальше. Там была вторая комната, гораздо больше первой. И там Ира начала снимать с меня фуфайку. Я не мог уже себя сдерживать и стал раздевать её.

 Время летело, а мы всё никак не могли насладиться друг другом. Я брал её раз за разом. А она не сопротивлялась, а всячески подстёгивала меня к этому. Только под утро, крепко обнявшись,   уснули. В тот день, впервые за полгода я не вышел на работу.

 Мы стали встречаться с ней почти ежедневно. Мои друзья подтрунивали надо мной:

 -Смотри Тимофей, иногда не выходи на работу, а то уведут твою красотку. Нас, страждущих, очень много.

 Я только посмеивался в ответ. Я был уверен в Ирке, как в самом себе.

 А потом, потом Ирка предложила жить с ней вместе. Я согласился. Все свои заработанные деньги я приносил и отдавал ей. Она меня кормила, а ночами как могла, ублажала. Как женщина она была страстной. Мне такие  сексуальные, ещё никогда не встречались и я думал, что счастливейшего человека, чем я нет во всём свете.

 Мальчики ко мне привязались. И когда у меня было свободное время, я ходил с ними на лыжах, а во время оттепелей лепил  снеговиков. Вот тогда, в ту пору моей затуманенной головы, я и написал то злополучное письмо о том, что разлюбил тебя.

 Годы пролетали незаметно. Я уже подустал как-то от этих ночных забав. Здоровье моё резко ухудшилось. Вернулись боли, от которых ты меня спасала в своё время. А Ирка была в самом расцвете сил. Она всё также требовала от меня сексуальных многократных утех.

 Мои боли усилились. Я уже совсем не мог спать ночами. Днём не мог выходить на работу. Поехал в город на обследование. Врачи вынесли вердикт: рак костей. Теперь он прогрессировал на позвоночнике.

 Узнав от меня мой диагноз, хладнокровно Ирка вынесла свой приговор:

 -Убирайся в свой барак!

 И вот сейчас я лежу здесь. Друзья обустроили для меня в бараке уголок, они как могут, заботятся обо мне. Я постепенно ухожу из этой жизни. Я уже не могу почти передвигаться самостоятельно. И вот я только теперь  явспомнил о тебе, Наташа. Я знаю, что я в твоих глазах являюсь негодяем. Так оно и есть.

 Но я хочу, Наташа, чтобы ты приехала ко мне. Чтобы я мог встать перед тобой на колени и выпросить прощения. Иначе не будет мне покоя на том свете. Денег на дорогу я тебе дам. У меня ещё хватило ума, сохранить те деньги, которые я заработал до встречи с Иркой. За это время накопилась порядочная сумма. Может, и схоронишь меня сама. Я бы очень хотел этого. Ведь больше в жизни у меня никого не осталось. Эх, недаром говорит пословица: «Что имеем-не храним, а потерявши плачем»

 Я взглянула на штамп на конверте.  Письмо было отправлено месяц назад.

 Теперь уже и моя подруга была в таком же состоянии, как и я. Ведь Машенька знала обо мне не меньше, чем я сама о себе. Она знала, наверняка, какая буря носится по закоулкам моей неуёмной души. Она знала, что я уже почти что приняла решение, и только жду, чтобы она, моё второе «Я», согласилась с этим решением. И тогда, не сговариваясь, мы подошли к карте и, надев очки, начали пальцем водить по ней, отыскивая далёкий сибирский посёлок под названием Верхние Кряжи. Это было почти у чёрта на куличках. Ехать нужно было до Москвы, а потом самолётом. Но до какого города, это лучше выяснять там  уже в Москве.

 Я уже мысленно была там, у Тимофея.  Воображение рисовала неприглядную картину:  вот он лежит совершенно один всеми покинутый в не отапливаемом бараке, голодный, больной… Я ходила по квартире, ломая голову, как же мне выпросить у главного врача больницы отпуск? Отпуск свой я отгуляла в августе, а теперь только конец октября. О деньгах я не думала. Они у меня были. Они лежали на сберегательной книжке. Я продала три года назад родительский дом. Отец и мать ушли друг за другом в мир иной от страшной болезни, которая теперь свалилась на Тимофея.  А ведь я думала, что у меня с любовью к нему давно всё покончено. Оказывается,  совсем не так. Вот он написал пару ласковых слов, излил передо мной свою душу, позвал на помощь, и я уже готова мчаться к нему, сломя голову. Какой-то червячок неуверенности точил меня изнутри. Кто-то нашёптывал на ухо:
 -Остановись, никуда не уезжай. Живи, как жила последние шесть лет. Он сам выбрал себе свою  дорогу. Так пускай теперь сам и несёт до конца свой крест.
Маша, видя мои сомнения, положила обе руки мне на плечи и сказала:
 -Езжай, Наташка. Иначе ты сама себя изведёшь. Ты будешь до конца дней своих упрекать себя, что возможно могла бы  снова вытащить Тимофея,  а вот не поехала, и теперь он  лежит на чужбине в сырой земле.
Эти слова окончательно расставили все точки над «и».
 -Я еду! твёрдо заявила я.
 - Да, я это сразу знала, - улыбнулась Машка,  и открыла мой скромный гардероб.

 Вдвоём мы перебирали вещи, отбирали то, что могу надеть в дорогу. Мы определили, что и в Сибири не так холодно, однако тёплые вещи необходимы. Мы выбрали: два шерстяных свитера, трикотажный костюм, шерстяной спортивный костюм, две тёплые юбки и пару фланелевых рубашек. Маша держала в руках моё самое любимое бордовое платье с белым кружевным воротничком и такими же кружевными манжетами. Оно очень шло к моим карим глазам и светло- русым волосам. Надеть мне его пришлось всего пару раз. Теперь не было подходящего случая, и оно висело в шкафу, обернутое старой простынёй, пропитанной нафталином, чтобы случайно не завелась моль. Я отрицательно покачала головой.
 -Маша, это совершенно не тот случай, чтобы мне наряжаться, - с упрёком сказала я.
 Однако Маша правила бал. Она вытащила чёрный чемодан, пощелкала замками и начала укладывать мои одёжки. И первым делом, очень аккуратно, на самое дно уложила это платье.

 -А теперь, сказала подруга, ты должна лечь и выспаться. Смотри уже полдень, а ты на ногах уже вторые сутки. Предоставь остальные заботы мне.
Мне, действительно, очень хотелось спать. Когда за Машей захлопнулась дверь, я не раздеваясь, прилегла на свой диван, который верой и правдой служил мне уже долгие годы, со дня получения нами этой квартиры.
Не прошло много времени, как я провалилась в небытие. И вот, что мне привиделось: как будто я совершенно одна бреду по густому еловому лесу. Он настолько густой и древний, что у меня по спине бегают от страха мурашки. Но я знаю одно, что мне обязательно нужно пройти через него. А там я найду то, что я давно уже потеряла. Я толком не знаю, что это такое. Но я знаю, что это очень важно для меня. Что без этого я уже никак не смогу жить.
Колючие лапки елей царапают мои лицо, руки, цепляются за мои ноги, создавая трудности в моём продвижении. Темнеет. Я хочу повернуть назад. Но странное дело: позади никакой дороги, даже узенькой тропки нет. Дорожка, совсем узкая стелется между елей только впереди. В нерешительности я остановилась. И отчётливо услышала голос Тимофея. Он звал меня:
-Наташенька, милая моя девочка, ты пришла ко мне. Я дождался тебя. Теперь я буду жить!

 Я с удвоенной энергией рванулась вперёд и…проснулась. Некоторое время не могла прийти в себя. На дворе стоял тихий октябрьский вечер. Только нет, нет да какой-нибудь жёлтый листочек прилипал на очень коротенькое время к стеклу, а затем, передумав, плавно кружась, опускался на землю.
– Так вот и мы люди…летаем, летаем, стремимся к чему-то к главному, а в конце нашего пути опускаемся на эту грешную землю и начинаем переоценивать то, к чему так и не дотянулись.

 Рано утром я была уже в кабинете главного врача больницы. Ни слова не говоря, к моему удивлению, он подписал моё заявление на отпуск. Позвонил в бухгалтерию и отдал приказ, чтобы мне срочно выдали отпускные.
Это всё Машина работа, про себя подумала я и, поблагодарив главврача, направилась в бухгалтерию. Вскоре отпускные были у меня в руках. Я вышла в коридор. Там в белом халате, блестя   черными глазами из-под белоснежной шапочки, меня уже ждала подруга. В руках у неё был билет до Москвы. Я с благодарностью обняла её. По давней нашей традиции она трижды перекрестила меня и, проводила к выходу и пожелала счастливого возвращения.
До отхода поезда у меня оставалось полдня. Я зашла в сбербанк, сняла в придачу к отпускным энную суму и поехала домой за вещами.

 На столе стоял транзисторный приёмник. Давно муж подарил мне его, чтобы долгими ночными дежурствами мне не приходилось скучать. Я, на всякий случай, закинула и его в свой чемоданчик. Сделала несколько бутербродов, налила  в термос чай. Немного подумав, добавила к этой  «собойке» ещё пару банок мясных консервов. И, конечно же, медицинскую аптечку. Она теперь всё время являлась моим неизменным спутником. Потом еще раз открыла шкаф. Что-то явно меня тревожило. Что-то я не положила в свой чемодан. Ну, конечно же! Про бельё то мы и не подумали. Да и носки тёплые забыли закинуть, а ещё полотенце, зубную щётку, пасту….

 Да, надо положить я ещё один тёплый, зимний шарф, мало ли что случится. Что-то я плохо  помню географию. Одно слово Сибирь уже холодом веет. Почему это мы с Машей решили, что там не очень и холодно? Ай, пока есть место в моём чемодане, закину ещё и тёплый вязаный жилет. Когда-то мама мне его вязала, чтобы зимой не замерзала. Авось и он пригодиться…
Итак, чемодан еле закрыла, пришлось коленками нажимать сверху. Время   в запасе оставалось пару часов. Я решила, что лучше подожду на вокзале. Ведь добираться в час «пик» на общественном транспорте не очень просто. Проверив в последний раз все краны и вентиля, попросив у Божьей Матери благословения на дальнюю дорогу, я подхватила свой чемоданчик и сумочку, в которую засунула очки и маленький томик стихов С. Есенина, и мысленно простилась со своим жильём.

 продолжение следует..http://proza.ru/2019/10/17/1563