Армейские будни

        Попал я после распределения по окончанию института в Казахстан,  на станцию Есиль, которая была базовой станцией, а вернее сказать, въездными воротами для техники и рабочей силы при выполнении решения пленума по распашке казахских степей, центром освоения целины. Провожал меня на вокзале в Днепре мой брат, невестка Люба и четырехмесячный племянник Андрюша. Мы ждали Барнаульский поезд, который отправлялся через Харьков на Целиноград, где находилось Целиноградское отделение Восточносибирской железной дороги, где я должен был получить распределение отдела кадров на место отработки учебы в институте сроком на три года.
       День выдался пасмурный, накрапывал дождик, но настроение было веселое, ведь было интересно и загадочно, что там ждет меня впереди, в начале моего самостоятельного жизненного пути в совершенно незнакомой и чужом для меня месте, где нет ни одного знакомого мне человека, кто бы знал меня. С собой я вез багаж накопленный в двух строительных отрядах, умение ладить с людьми, ну и конечно же неуемную энергию творчества и любви ко всему красивому.
         Встретили меня приветливо, и даже, как бы ожидали сделать разменной монетой, решая каждый свои цели, а самой актуальной, для главного бухгалтера была перспектива вытащить своего сына с линии, где он работал мастером по ремонту пути, где приходилось работать с рабочими и в дождь, и в зной, и летом и зимой. Это был строительно – монтажный поезд, сокращенно СМП – 225, и меня, естественно определили на должность мастера, и послали проходить комиссию, так всегда при устройстве на новое место работы, связанное с движением транспорта, главным критерием было пройти окулиста с проверкой на предмет дальтонизма диагностический тест по полихроматическим таблицам Рабкина,  используемый для выявления дальтонизма (цветовой слепоты), а также его проявлений, хотя у меня был диплом по специальность инженер путей сообщения – строитель, и тут раскрывается то обстоятельство, что я дальтоник, и идет встречный вопрос:
 - А как же вообще вы поступили в институт, ведь перед поступлением в ДИИТ там тоже была такая же комиссия,  и более разширенная?
      Все дело в том, что на при сдаче документов на вступительные экзамены, со мной рядом оказался мой одноклассник Сергей по кличке «Ноф», он за мной увязался, потому, что хотел там встретиться со своей любовью Ириной, она тоже поступала в этот институт, комиссию я прошел, ну и окулист дал свое заключение, что на строительный факультет документы не примут:
 - Так , что иди ка ты лучше на механический, там тебя возьмут без разговоров, а вообще то подумай, есть ПГС, ВТ, да куча других факультетов. Решение по комиссии утверждал хирург и когда он изучил маю карточку, то тоже ему не хотелось писать отрицательное заключение и он сказал:
 - Я пишу, что годен, а факультет не обозначаю, так что иди подумай, потом придешь ко мне и мы поставим тот фак, который выберешь!
     Выхожу я к Сереге, а он спрашивает:
 - Ну что, прошел? Пошли сдавать документы.
 - Не прошел, окулист не пропустил, зрение плохое – цветов не различаю.
 - Ну ка покажи, что он там тебе написал.
 - Так здесь же белым по черному написано, что «годен». Пошли не волнуйся, главное дави на то, что в конце написано «годен», там же сидит простой мужик на приеме, он не разбирается в этих докторских каракулях, давай смелей!
 Я так и сделал, все прошло как по маслу, экзамены я сдал удачно, физику и письменную математику на пять, устную математику на четыре, а сочинение, которого я так боялся, потому что ошибок при письме не замечаю, повезло - на три. Правда на четвертом курсе меня вызвал к себе декан факультета и начал меня пугать:
 - Вы незаконно поступили в институт, с таким зрением на нашем факультете диплом не  получите, это же нарушение.
 - Какое нарушение? Я не собираюсь работать на эксплуатации дорог, а буду строителем, а там зрение мое не имеет значение.
           Он подумал немного и согласился, и я понял для себя, что мне кто то, как то, где то помогает в этой жизни, и счастливый вышел из кабинета.
      Так что комиссию я не прошел, врачи не пропустили меня на должность мастера, и тогда начальник СМП оставляет меня в конторе, меня зачисляют инженером производственно – технического отдела, а главная бухгалтерша зачислила меня в свои враги, ведь ее планы рухнули, и она решила мне насолить при выплате подъёмного пособия, как молодому специалисту. Мне полагалось 300 рублей, а она дала команду на выплату 200 рублей, аргументирую это тем, что ее сын, тоже молодой специалист, и получил в свое время 200 рублей, ну какой - то маразм у старухи, но ее все боялись и не хотели связываться, даже начальник, а он был человек новый, и я не стал жаловаться, оклад у меня был хороший, 240 рублей, да и работа не пыльная, кабинетная. А тут еще начальник ПТО попался за нахождение в нетрезвом состоянии в рабочее время и его на три месяца перевели в мастера, а и.о. поставили молодую татарочку Райхан, мы с ней вместе должны были организовать всю подготовку по работе СМП по капитальному ремонту пути, работе в «окно», то есть перегон закрывали на 3 часа, и необходимо было снять, уложить, провести балластировку и выправку пути протяженностью до 500 метров. Работа сложная, необходимо заказать «окно», время, маневровый транспорт, ну это девочке было не под силу, тогда мне пришлось впрягаться, а девочка она была симпатичная, а находились мы довольно близко к друг к другу, то рядом в кабине авто, то за одним столом в кабинете, в общем, руки у нее в это время дрожали, а у меня дыхание перехватывало от близости, но я  сдерживал себя. Однажды  к нам в кабинет заходил ее отец, в брезентовом плаще, с нагайкой в руке, бритоголовый татарин – скотовод, у них было хорошее хозяйство, овцы, кони, так что пришлось осторожничать, ведь все заметили, что она стала красиво одеваться, на работу приходила как на праздник, вот отец и решил посмотреть, кто там ее охмуряет.
       Но в ноябре месяце меня вызвали в военкомат и вручили повестку, ведь я еще не служил и меня как беззащитного котенка решили отправить в армию, да я был и рад этому, чем отрабатывать в этой дыре три года, лучше совместить службу с отработкой, убить двух зайцев. Проживал я  в общаге, рядом с конторой, один в  комнате, а уже наступали морозы и было очень холодно по ночам, истопник приходила часов в пять утра, и за день все тепло выдувалось, столовой рядом не было, приходилось ходить на станцию, ну не жизнь, а каторга.
    Перед отправкой в армию я взял двухнедельный отпуск и поехал поездом в Днепр, чтобы перед службой повидаться с родными. Только дороги шесть суток, трое в Днепр и столько же назад, ну а дома я встретил своего дядьку Николая, который приехал в гости к моей матери, а проживал он на станции Тайшет, куда уехал после армии по комсомольской путевке, ну там и остался, обзавелся семьей, правда, прожил он мало, сгубило пристрастие к алкоголю, на обратном пути его даже сняли с поезда, допился до галюников.
 У меня даже есть фотография, когда он вернулся со службы, меня в этот момент бабушка Саша купала в корыте, а когда услышала, что сын уже во дворе, то бросила меня и побежала встречать. Вернулся он в звании сержанта, а служил в восточной Германии, возил на «бобике» командира части, а вместе с ним служил сын нашего соседа дяди Паши, по фамилии тоже была Воробьев и звали его Леня, так он там нарушал не по уставу и его даже хотели отдать под суд, но мой дядька выручил его, назвавшись его братом и имея связи с начальством.
      Попал я в карантин в в/ч недалеко от Львова, где нас переодели, искупали и уже здесь мародёры - цыгане и всякий сброд, забирали гражданскую одежду и обувь, а потом отправили на ночлег в казарму, где уложили прямо на полу на своих пожидках. Здесь со мной оказалась сборная призывников с Казахстана, где были немцы, русские, казахи, и вот ничью, старики с казармы, где мы спали, решили перешерстить молодых насчет деньжат, ну  и, потихому, подползали к каждому и проверяли  карманы ища заначки, ну я все спустил по дороге, так что денег у меня не было, но были хорошие новые часы, но пока они чудом уцелели и остались при мне. Не трогали меня из за моего возраста, я ведь был на пять лет старше призывников и на три года стариков, ну и пока проносило, но их все равно отобрали в Червонограде чечены, правда не сразу, просто меня должны были перевести в Чернигов, где располагался учебный полк ж/д войск, а из всех призывников, что были с высшим образованием, и у кого в институте не было военной кафедры, решили сформировать отдельную роту, что бы потом, после полугодовой подготовки и учебы присвоить звание младших сержантов, направить в линейные части и по прошествии года опять собрать на учебные двухмесячные сборы в Черниговский полк и присвоить звания младших лейтенантов.         Форма не мне висела как балахон, сразу видно, что молодой, и один чечен, тоже молодой, но уже оклемавшийся при части, потянул меня за ремень, вроде бы плохо заправленный, ну а я оттолкнул его, чем вызвал негодование остальных молодых, которые ему услуживали, и началась потасовка, но с ног они меня так и не сбили, только по коридору казармы мы толкали друг друга, правда сержанты нас разняли, и один из них, увидав на моей руке часы, сказал: – давай их мне поносить, а когда будешь отбывать из части, я их тебе отдам, а то все равно чёрные заберут, ну на том и порешили.
       На следующее утро меня отвели к старику чеченцу и он стал меня расспрашивать,  кто я такой и почему не служил со своим годом, ну я все рассказал, да и как потом оказалось, командиром взвода в этой роте был мой друг и однокашник по институту Витя Савицкий, он в свое время прошел офицерские сборы и ему и всем с кем я учился присвоили звание лейтенантов, а теперь они служили срочную службу офицерами, командирами взводов, а я на эти сборы не попал по причине болезни, прицепилась ко мне какая то зараза, да и диагноз в кожвендиспансере не могли мне поставить, по всему телу образовались небольшие язвы, из которых сочилась жидкость, поэтому нужно было лечиться, а не давать поводов для разговоров моим однокашникам на этих сборах. Мне потом один полковник на военной кафедре сказал, что присягу я бы мог принять и потом при части, ведь я проучился на кафедре два года, сдал все курсовые и экзамен, но я опять побоялся медицинской комиссии по поводу моего дальтонизма, решил не усугублять ситуацию.
       Но с Виктором я так и не повстречался, он был на линии, а меня перевели в учебный полк, да я и не жалею, что был курсантом, даже примерным, меня оставляли в полку, я там читал лекции по устройству ж/д пути, с командиром взвода были хорошие отношения, но меня распределили в Брянск, где стоял батальон на зимних квартирах, но в начале мне пришлось попасть в Бобруйск, в первую роту, где моим командиром взвода оказался Савин Саша, а командиром роты был старлей Кривошеев Евгений, засидевшийся на должности командира роты, в последствии он хорошо продвинулся по службе и сейчас служит полковником, консультантом при штабе войск в Белоруссии.
      Моим преимуществом в несении службы, будучи замкомвзводом первого взвода первой роты батальона, было назначение на привилегированные должности молодых солдат на замену стариков, таких как хлеборез, офицерский повар, помощника ответственного прапорщика на продовольственные склады, ну и другие, а имея в наличии личного состава в 120 солдат, выбрать было из кого, так что при назначении кандидатов я  каждому говорил:
 - Ты Рахманов, а это был узбек, ростом 186 см., с лоснящейся кожей лица, улыбчатый красавец – здоровяк, будешь главным хлеборезом батальона, хлеб и масло в твоем распоряжении, но ты не забывай, кто тебя на эту должность поставил, и будет у тебя не служба, а просто «малина», постоянно в хлеборезке, никаких построений, нарядов, строевых занятий, политзанятий, даже на линии работать лопатой на придется, это твой родной дом, так что смотри у меня. Он, заулыбавшийся от счастья, сказал мне уверенно:
 - Товарищ сержант, никогда не забуду.
      Офицерским поваром стал хохол Галушко, на склады отправился тоже хохол, в общем каждой национальности по ее призванию и способностям по складу характера, умению исполнять свои обязанности, да они помнили мои наставления и не разу не подвели.
      Как то, откомандировали меня и еще шестерых бойцов из Бобруйска в Брянск, дали сухого пайка, который по дороге быстро был употреблен по назначению и по прибытии в часть все были голодные как волки, а к обеду мы опоздали, было уже далеко за полдень, бойцы остались ждать меня возле штаба, ну а я к хлеборезу мотнулся и говорю Рахманову:
 - Со мной еще шесть человек, нужно что - то организовать насчет пожрать.
 - Та нет вопросов, приводите товарищ сержант, голодные не останетесь, накормлю от пуза,  останетесь довольны.
      Хорошо подкрепившись я повел своих бойцов опять к штабу, и тут выходит капитан, зам по тылу и говорит:
 - К обеду вы опоздали, так что терпите до ужина, я и сам сегодня голодный остался.
 - Да ничего, товарищ капитан, мы в буфете перекусили, теперь будем ужина дожидаться, не переживайте, а солдатики мои стоят, улыбаются, шепчутся за моей спиной:
 - Да, с таким сержантом не пропадешь.
       К Голушке я тоже захаживал частенько, ну конечно на злоупотреблял, что бы не привлекать внимание сослуживцев, просто когда надоедала кирзуха, так мы называли перловую кашу с консервированной в томате тюлькой, после принятия которой потом мучала изжога, это была самая главная составляющая солдатского рациона питания,  шел отведать гречневой каши с говяжьим гуляшем, или плова с бараниной, выпить хорошего компота, посидеть по - людски за отдельным столиком в офицерской столовой, за полчаса до их прибытия, в общем снимал пробу, проверял качество  пиши и умение готовить мною назначенного  повара.
       Был у меня товарищ по службе, сержант Трофимов с Мурманска, моего роста веселый, уверенный в себе здоровяк, умел играть на гитаре, любил спеть:
 - Имел я баб, я холостой, я не женат, не раб,  не истощимый словно баобаб, и не женюсь пока не слаб.
     Свела нас судьба сразу после окончания учебки. ВЧ находилась под городом Жодино, недалеко от столицы, так что можно сказать, проездом из Минска, приняли командование, каждому по отделению, четыре сержанта. Командиром роты был капитан Ширяев, не высокого роста, на кривоватых ногах, малоразговорчивый, но всегда подтянутый и чисто выбритый, имеющий пристрастие к «этому делу», все мы не без греха, служака.
      Так то раз, перед вечерней проверкой сержант Трофимов построил в шеренгу свое отделение по форме одежды номер два и начал проводить уже описанный мной ранее эксперимент на удержание удара кулаком в живот, в район солнечного сплетения. Тут я понял для себя, что не только чечены на это способны, но есть у каждой нации такие,  которые пользуясь служебным, или каким то другим положением, сложившимися обстоятельствами, преимуществом в силе и в предвкушении безнаказанности за содеянное, совершать подобные действия.
 Как то, под выходной день решили мы пойти в увольнительную, погулять по городу, посмотреть на местных девочек, сменить обстановку, а денег, как всегда не было в наличии. Тогда я в первый раз решил возместить потерянные мной новые часы, ведь по закону вселенной все вечно, ничто никуда не пропадает, лишь переходит в другое качество. Подошел к одному азербайджанцу и говорю:
 - Ты знаешь, что твой командир идет в увольнительную?  Так  вот, организуй ка мне, в будущем зачтется, пору копеек на кино и прочее, поспрашивай у своих земляков, я ведь знаю, что вы при «бабках», да смотри, что бы во второй раз не обращался, ну намекнул, что бы понял правильно.
      Сбор оказался более чем, своим сержантам я об этом ничего не сказал, а зашел к взводному, потому как было видно, что ему после вчерашнего нужно было поправить здоровье, поделился по-братски, с расчетом на бедующую лояльность. Оказавшись в городе, стали мои коллеги строить планы, как провести день, предлагали кино, мороженое, а и говорю:
 - Вы шо, дети что ли, «кина» не видели? Идемте, возьмем винчика, закуски и в парк, посидим, погутарим. 
 - Так денег же нет.
 - Я же за все позаботился, «бабло» имеется, пошли скупляться.
 Набрали достаточно - по моим меркам по два пузыря на рыло, колбаски, хлеба, рыбки и пошли культурно в парк, пили по немногу, что бы время растянуть, подышать свободой, повспоминать «гражданку».  Возвращались поздно вечером, в штенц пьяные, и стал вопрас, как пройти КПП, дежурный мог доложить по начальству, так решили все увольнительные отдать самому трезвому, а мы пройдем строем, держась друг за друга. Так и проскочили.
       Подходил к концу курс молодого бойца в нашем подразделении и перед присягой всех молодых повезли на военный полигон для прохождения стрельб из стрелкового оружия по мишеням по три выстрела из автомата Калашникова. Отстрелялись удачно без нарушений и приключений, молодых построили и отвели от исходных позиций в сторону, с ними остался наш старшина, а мы с капитаном Ширяевым решили расстрелять весь оставшийся запас патронов, досталось каждому по рожку. Стреляли стоя короткими очередями по мишеням, одновременно, создался грохот настоящего боя, будто велась перестрелка, не хватало только криков «Ура», помню эту обстановку, впечатление не забываемое.
       На присягу к молодым приехали родители, те кто хотели посмотреть весь  торжественный процесс: чтения присяги с автоматом на груди, у знамени части, прохождение новобранцев строем перед командованием подразделения под звуки оркестра, а собрались они отдельным  куточком, недалеко от штаба, что бы все было видно.
 В расположении роты подходит ко мне один молодой и говорит:
 - Товарищ сержант, ко мне приехал отец с мамой и сестрой, разрешите с ними повидаться?
 - А сестричку можно будет посмотреть, красивая она у тебя?
 - Конечно же красивая, и вы приходите, познакомлю, так разрешите?
 - Ну, давай иди, я попозже подойду.
      Боец побежал счастливый, а я подхожу к Трофимову и предлагаю ему вместе со мной, за компанию, по случаю такого праздника принять непосредственное участие в таком мероприятии, ведь молодой пригласил познакомиться,  отказываться грех.
      Все приезжие расположились неподалеку от штаба части в небольшом скверике, на травке между деревьями, разложили угощения, домашнюю колбаску, вареные яйца, помидорчики, огурчики, копченых курей под картошечку и другие закуски, ну а в сумках прятали запрещенные напитки с градусами, наливочки, винцо, водочку. Вот в этот самый момент мы и нашли моего молодого бойца в этих кустах, как бы невзначай, тот обрадовался, приглашает присоединиться, батя тоже встал, весь такой счастливый, улыбается, ведь командиры подошли никак, приглашает присесть, угоститься домашними харчами. Мы конечно ломаться не стали, такое не часто случается, нечего выпендриваться, время было обеденное, с утра набегались как волки, а тут такая закусь, ну и присели, а пока батя наливал по маленькой, спросив, конечно же:
 - Может по чуть - чуть для аппетита, что бы никто не видел, отведаете, я тут припас немного, что вам винца, водочки?
 -  Можно и того, и другого, а дочурку как вашу зовут, мы вот с сержантом интересуемся?
 - Катя, ответила она проворно, а сама зарумянилась, стала платье на колонках поправлять, волосы со лба убрала, глазки блестят, ну просто красавица.
     В этой непринужденной обстановке посидели мы на славу, в подразделение вернулись не совсем свежие, но ротный не обратил особого внимания, вошел в наше положение, только сказал:
 - Быстро отдыхать, что бы духа вашего здесь не было, не шатайтесь тут!
      В Брянском батальоне его определили в пятую автороту, где он и проходил дальнейшую службу, на линии они не работали, их командира я знал хорошо, пришлось пару раз пересечься по ходу службы.
      Первый раз, когда он сопровождал нас с Бобруйска в часть, и городе Гомеле на станции была у нас пересадка, а еще в поезде мне понравилась одна симпатичная девочка, так я, дурак, решил проводить ее до дому, сумка у нее была тяжелая, и не говоря никому ни слова, поехал с ней через весь незнакомый город,  на трамвае, ну что то там заклинило в голове, забыл что я на службе. Возвращаюсь где - то часа через два, смотрю капитан готов был меня растерзать за такие выходки, ведь он же ответственный за личный состав, а я вдруг пропал, мог он конечно сообщить в военную комендатуру, что находилась на вокзале о моем исчезновении, но его бы они по головке не погладили, вот и тянул время, весь на нервах. Когда я нарисовался, он аж вздохнул с облегчением, и не нашел слов, чтобы высказать свое негодование. 
     А второй раз, это было осенью в Бобруйске, наш батальон, в составе трех рот располагался там за городом во временных, щитовых казармах, продуваемых насквозь ветром, так что ночью спали мы, не раздеваясь под двумя одеялами, укрывшись с головой, а если с вечера, выпьешь лишнего чаю, то терпишь до утра, вылезать из под одеяла, что бы сходить на двор, не имелось никакого желания. С выпивкой было строго, начальство следило, что бы никаких спиртных напитков в расположение части не попадало, на линию нас вывозили каждый день на крытых ГАЗ – 66, так что возможность взять спиртное была реальная, а вот что бы потом употребить в нормальной обстановке, была большая проблема. Однажды скинувшись всем, что было в карманах, наскребли на две бутылки водки, провезли их в часть, а нужно было еще спрятать до нужного момента.
 – Давайте я спрячу, никто не найдет, говоря я, есть у меня хорошее место.
      Захожу в офицерскую столовую к Голушко и договариваюсь с ним, что вечером после отбоя я эту водку заберу, а спрятать решил в горе насыпанного репчатого лука, которая возвышалась прямо на полу, в сторонке от обеденных столиков. Так одному старлею за ужином захотелось отведать головочку лука, и он начал ворошить эту кучу, и отрыл нашу водку, зараза, и конечно же конфисковал на глазах моего повара, пошел счастливый в офицерскую казарму, где был и штаб, и место временного жительства.
        Прибегает ко мне повар и орет:
 - Товарищ сержант, вашу водку нашел старлей автороты и забрал себе, понес в офицерскую казарму, я не виноват, он лук поворошил и обнаружил ее там, все!
 - Ладно, не переживай, благодарю за информацию, сейчас все исправим.
      Пошел я к офицерской казарме, нельзя ведь было терять реноме перед личным составом, а на входе встречаю это капитана и говорю:
 - Товарищ капитан, там ваш старлей забрал в столовой две бутылки водки, так пока ее не раскатали, скажи, что бы вернул, это водка моя, сержанта с первой роты, пусть не шутит!
 Так напирать у меня были все основания, главный инженер батальона, майор Ратиошвили, всех офицеров держал в своей узде, и правильно делал, а меня он ставил им в пример, как нужно нести службу. Он знал, что я с высшим образованием, а служу в должности сержанта, не располагая никакими привилегиями, получая свои 14, 80 р., когда офицеры имели 220 р., так это начиная со взводных, а еще на дивизионный учениях, при капитальном ремонте двухкилометрового участка пути он перед строем батальона наградил меня, как особо отличившегося, десятидневным отпуском и поставил в пример своим офицерам, вот так мол нужно и вам служить. Водку вернули, а вот через некоторое время наш замполит, капитан  Манидин, обнаружил это злосчастный напиток, в другом конечно месте, и не мой, и решил провести профилактическое мероприятие, построив батальон, на глазах всего личного состава разбил бутылки, без зазрения совести, думая о полезности содеянной экзекуции над вредным напитком. Дело было лютой зимой, мы тогда проводили капитальный ремонт путей по станции Бобруйск,  строили пост электрической централизации стрелок, где я выполнял работы по отделке внутренних помещений целыми сутками без всякой за то благодарности.  На въезде  станции находилась будка стрелочника, ну не совсем будка, а кирпичное такое сооружение в котором несла службу красивая стрелочница, так вот к ней я и подрулил, ведь у нее там тепло, грелась печка. У меня был в составе один проныра, небольшого роста, разговорчивый парень с Рязани, исполнительный боец, так я его кликнул и поручил купить пузырь вина, денег конечно же дал после получки, а рядом располагался печной цех хлебозавода, где можно было попросить свеженького хлебушка для солдатиков, белорусы люди добрые, в войну хлебнули немало, так что угощали с жалости, по возможности. Смотался он быстро, и передал мне заказанное вино прямо в стрелочную будку, где я уже расположился в разговорах с девушкой, рассказывая ей всякие истории. От вина она, естественно., отказалась, ведь все таки ответственный пост, а я бил на то, что мол, дай адресок, а я заскочу, по возможности, девочка, было видно, не замужняя, или разводная, не выгоняла командира, понравился.  Тут, откуда не возмись, нарисовался на входе капитан Манидин, смотрит на меня удручающе, ведь утром перед строем разбил пару бутылок водки, провел мероприятие, а я ему и говорю:
 - А, товарищ капитан, присоединяйтесь, хотите познакомлю, гарна дивчина, а винца не отведаете?
       Тут его просто перекосило, вся его политинформация оказалась «коню под хвост», и качнув головой, без всяких слов, вышел из моего временного кабинета, приказав доставить меня в часть, и объявил мне, правда не по уставу, не перед строем, пять  суток ареста, с содержанием на гарнизонной гауптвахте, потому как у в нашем подразделении, в городе Бобруйске, у нас таковой не было. Привести приказ в исполнение должен был мой однокашник, командир взвода лейтенант Савин, но толи по незнанию,  или нехотению он не снял меня с довольствия в подразделении, не взял с собой продатесстат,  а без него меня конечно же не приняли на гауптвахте, куда привез меня сдавать, и получил от ворот поворот. Потом уже на станции Бобруйск, набрал капитана Манидина по телефону, и доложил, что я нахожусь рядом с ним, в спешке, мол не подготовил документы для моей передачи под арест, и спрашивает, так с улыбочкой:
- Так что будем делать с сержантом, работы по отделке поста ЭЦ очень много, сроки поджимают, а сержант ведущий? После небольшой паузы капитан спрашивает:
 - Он ошибку свою осознает, или как?
          Взводный смотрит на меня вопросительно, мол ну что, осознаешь? 
 - Конечно же да.
 - Тогда прощаю на первый раз. Пусть работает.
        Потом замполит частенько заходил к нам в роту, интересовался, как идет служба, а однажды, это было после входа наших войск в Афганистан, встретил меня на плацу и говорит:
 - Хочу проверить настроение в вашем подразделении после известных событий, поможешь организовать?
 - Идемте, вместе и проверим.
       Построил я роту и говорю, что обстановка вам, товарищи бойцы известная, кто желает со мной в Афган, сделать шаг вперед, так вся рота шагнула, а один глуховатый задержался, и потом уже встал в тот же строй со всеми. Ну, капитан поблагодарил личный  состав за боевую готовность и покинул наше расположение в хорошем настроении, пошел докладывать в штаб, ну, конечно это была его самодеятельность, никто нас никуда не отправил, на том и закончилось.
       В Брянске была гарнизонная гауптвахта и каждая воинская часть, которая дислоцировалась в городе, по графика заступала в наряд по охране арестованных. В состав наряда входило человек десять, на одни сутки. Начальником караула был офицер, я как помначкара, отвечал за снабжение арестованных, пищей, получал ее в столовой десантной дивизии в термосах, первое, второе, хлеб, компот. Возил  меня один водила на ГАЗ – 66, через весь город, и вот где то на втором дежурстве я попросил его остановиться у гастронома. Время было вечернее, мы возвращались на гауптвахту после сдачи термосов. Захожу в специализированный отдел по вино – водке, а там очередь, человек двадцать. Постоял рядом немного с мужиками, у меня на ремне висит штык нож, видно сразу, что не просто так, а при исполнении, и спрашиваю у крайнего:
 - А как бы мне взять пару бутылок вина, спешу, стоять некогда, служба, машина ждет?
 - Подходи, бери, пропустим без очереди, разве мы возражаем.
       Я довольный, отоварился двумя бутылками сухого вина, засунул их за пазуху, под ремень, ну и поехали, а водителю сказал, что брал сигареты. На КПП нас пропустили, и я, придерживая бутылки одной рукой, чтобы не выскочили, пронес их в караульное помещение, спрятал в кладовке, и стал ждать, когда офицер пойдет отдыхать, что бы потом употребить спиртное. А он любил играть в шахматы, старлей с пятой автороты, небольшого роста, в очках, детского вида, сразу видно, что со спортом не дружил. Что бы он долго не засиживался, проиграл я ему пару партий, после одной выигранной он не стал уходить, настроение поднялось, весь ожил, тог я сдал вторую, и тогда только он, удалился отдыхать.
 Состав наряда подбирал я, как сержант, брал, конечно, своих проверенных казахов, ребята старательные, послушные и молчаливые. Когда на прогулку выводили арестованных, я заметил одного своего знакомого москвича Соколова, как он сюда попал - я не ведал, и вот ночью, часа в два, подхожу к караульному и говорю:
  - Ты знаешь, где Соколов сидит, в какой камере?
 - Знаю, а в чем дело?
 - Надо мне с ним поговорить, старый знакомый, открой камеру, я сейчас подойду. Пошел, взял вино, кружку, кусок хлеба, не в открытую, конечно, что бы ни на какого вдруг не нарваться, и захожу к Соколову.
 - Подъем, Соколов, сейчас буду тебя воспитывать, а ну ка рассказывай, как докатился до такой жизни?
       Он подскочил спросонья, стал голыми ногами на пол, ничего не понимает, кто это его среди ночи допрашивать решил? Ну двери в камеру я прикрыл, караульному сказал, что бы не мешал, а сам вытаскиваю из – за пазухи два пузыря с вином, по нольсемь литра каждый, ставлю рядом на нары, и жестом показываю, что бы молчал, не поднимал шума. В общем, посидели, поговорили, повспоминали гражданскую жизнь, спиртное  не спеша употребили, на том и расстались, а при выходе он и говорит:
 - Ну и напугали же вы меня, товарищ сержант!
 - Ты вроде не из пугливых был.
 - Да, просто, как то уж очень неожиданно.
         Уже утром на прогулке, а он видно поделился ночными произшествиями со своими корешами и они смотрят на меня, улыбаются, я решил провести строевую подготовку, что бы размяли свои ноги засидевшись в камерах ребята. Было морозно, холодный ветер и после двадцати минутных занятий заходит ко мне дневальный и докладывает:
 - Строевую подготовку закончили, разрешите разводить по камерам?
 - Что то вы плохо там ходили строевым шагом, надо еще позаниматься минут десять.
 - Вы же не выходили и не видели.
 - А я не должен видеть, я должен слышать.
 - Все понял, разрешите исполнять?
 - Исполняйте.
       Так они так прошли строем перед караульным помещением, что стекла дрожали. И в этот самый момент заходит опять дневальный,  и обращается:
 - Что, теперь слышите, товарищ сержант?
 - Вот теперь слышу, отлично слышу, хорошо прошли!
       По весне, собрали всех нас, после годовой службы в линейных частях, на месячные офицерские сборы, в тот же Черниговский железнодорожный полк. Все сослуживцы были рады встретиться, все такие окрепшие, уверенные в себе, закаленные трудовыми буднями, и тогда я понял, что не зря отказался оставаться в учебном полку, на линии хоть и трудней, но куда интересней. Этот вывод мой подтвердился, когда я встретил сержанта, которого оставили вместо меня – он похудел, был какой то не уверенный, полковая рутина не пошла ему на пользу.
       Сам я считаю, что имею два офицерских образования – одно получил в институте, а в второе, самое главное, проходя действительную службу в войсках, а плюс еще сержантская школа, как в американских войсках.    
2017