Наши насекомые

     Трудно представить себе, думающих и говорящих насекомых, разве  только  в сказке,  пусть это будет сказкой. Разговор этот начал старый Клоп, самое близкое к человеку насекомое, встречающееся в настоящее время, очень редко, но не исчезнувшее совсем из списка домашних насекомых. Он был плоским, как бы сплющенным, от тягости жизни, не проявлял особой активности, казалось, что он уже готов впасть в спячку. Клопы всегда впадали в спячку, по причине не благоприятных условий жизни, как раз в наше время условия жизни для них становились не выносимыми.


    «Задул свежий ветер перемен, люди чаще стали проветривать свои помещения», - проскрипел  старый Клоп, - «Они не понимают, что свежий воздух, полезен только им, потому, что они теплокровные, а что делать нам употребившим их тёплую кровь?». «Кровь стынет не только в жилах людей, но и в маленьких наших желудках, от неё нет никакой пользы, особенно беременным клопам, женского рода», - продолжал своё нытьё старый Клоп. С его причитаниями не согласился  случайно залетевший в комнату Комар, после того, как  осенью убрали с окон противомоскитную сетку.


   «Это у вас от жадности, вы слишком много пьёте человеческой крови, делаете большие прокусы в их коже, и вообще вы не миниатюрны и малоподвижны», - начал читать свою мораль, прямо находясь в полёте, жужжащий без умолку  Комар. «Вот мы, - комары, не все пьём кровь, а только наши самки, и то при необходимости, они, как и человеческие самки не могут без кровосовства», пытался хоть наполовину реабилитировать свой комариный род Комар.


   Речь жужжащего Комара понравилась его собрату Комару Бесшумному: «Мой брат прав, хоть и очень надоедлив и шуму от него как от насекомьего вертолёта. Мы прилетевшие из районов вечной мерзлоты, никогда не будем зря жужжать, подлетели, напились крови, и сразу откладывать потомство, на влажном потолке, вокруг тёплого светильника», - поддержал родственника полярный, - Бесшумный Комар. Его речь прервала Мошка.


    «Скромные вы ребята, как я погляжу, а мне скромничать не пристало, выкушу часть человеческого тела, своими острыми зубами, а нет, так покончу жизнь самоубийством, в человеческом глазу», - заявила беспардонная Мошка, показывая свои, как ножи зубы, торчащие по краям наглой прямоугольной головы. «А экскременты вам, чем не нравятся?», - вопрошала Муха, - «Почти, тоже, самое, что и живой человек. Лично я не нахожу разницы, кусая его по первому снегу, потому, что намерена рыться в чём угодно, но только не в снегу!»


    «Как это не гуманно!», - воскликнула Блоха, - «При огромном количестве домашних животных!». «Я сама их видела, на рынке, названным в честь меня! Ха-ха!», восклицала, не переставая смеяться, Блоха. «Ну ладно кошки дурно пахнут, но собаки, это же целый мир, пород и, их Ха-ха, размеров?», продолжала она смеясь, как бы перекликаясь со словами Гёте, которые стали более известными, в песне о Блохе, благодаря Модесту Петровичу Мусорскому. Ха-ха, Блоха, тут ничего не отнять, не прибавить, как говорил Мефистофель, именно из его уст, на оперной сцене прозвучала это любимая в народе песня.


    Ближайшая родственница Блохи, - Вошь, тоже не осталась в стороне от обсуждений: «Моих детей называют «Гнидами»! За это можно  отомстить и заразить всех  сыпным тифом!», - почти неслышно кричала Вошь. Лишь «трудолюбивая» группа Муравьев, молча  продвигались, по крашеному подоконнику, который подоконником был только для людей, а для муравьёв он был домом.  Один за другим, след в след продвигались они, к просверленному микроскопическому отверстию, в торце деревянной плахи подоконника. Каждый из них нёс маленький кусочек сахара, просыпанного ещё утром за завтраком, торопящимися тоже на работу людьми.


   Так же моча, вышел из своего укрытия рыжий таракан, - Прусак, своих конкурентов Черных Тараканов, он давно победил. Это была скорей всего единственной победой немцев над русскими, за долгие годы сражений этих двух народов, да и то тараканья, а не человеческая. Победили наших русских не в равном бою, а скорей всего, из-за стремления к аккуратности, наших солдат, и не аккуратности их противников, на первой мировой войне.


   У наших солдат были незатейливые вещмешки, а у немцев практичные ранцы, в которых и жили их рыжие тараканы. В качестве трофея, после боя, немецкие ранцы становились русскими, а вот яйца тараканов оставались немецкими. Прусаки были мельче, но их количество было огромным, и они быстро привыкали к любому яду, они давно уже обрусели, но говорили с акцентом, поэтому старались больше молчать.


    Молчаливого таракана Прусака, не позвал к себе в гости даже Паук, хотя всех остальным гостям был рад. Паук обещал каждому гостю свой большой, плетёный гамак, и своё слово всегда держал на прицеле. На прицел зенитного пулемёта походил его большой гамак, в который к ужину угодили все его гости, разумеется, к его ужину, но он не стал сразу съедать всех гостей.  Первым он съел Комара, у него с ним были свои счёты, из-за спасённой, в своё время, Мухи-Цокотухи.


   Остальных гостей, он умертвил без лишних разговоров, он не любил когда его еда начинает с ним разговаривать, молить о прощении, а то и запугивать расправой. Ему было некогда, надо было сбегать к паучьему врачу сделать прививку от сыпного и брюшного тифа. Своего нервно паралитического  яда оставалось мало, а бежать в лес к ближайшему родственнику Клещу, ему не хотелось. Раскосые узкие глаза иксодовых родственников, всегда напоминали ему японских самураев, а хобот присоска был похож на жерло какого-то стрелкового оружия.


   Забота о собственном здоровье, для паука была на первом месте, он даже оставил без внимания Клопа, сильно пахнущего коньяком. Явится с таким запахом к паучьему врачу, он считал не допустимым, что о нём мог подумать врач, который питался исключительно домашней пылью, и совершенно не употреблял спиртного. Его тенёта слегка покачивалась под потолком, как реклама его платных услуг. Пауку пришлось мародёрствовать, изымая денежку, у уже не живой Мухи, это означало, что самовара на базаре никто не будет покупать, а чаепитие отменялось, вот и пришлось всех домашних насекомых пригласить на ужин Пауку к себе.