На хуторе Давыденко

1
Тёплый лучик утреннего солнца назойливо щекотал мне лицо. Со двора доносилось ворчливое «га-га-га» гусей и нетерпеливое блеянье овец. Можно, конечно, отвернуться к стенке и поспать ещё. Каникулы! Но нет! Сегодня меня ожидает столько интересного, нового, что нежиться в постели нельзя.
Я впервые на хуторе у дедушки Лёни Курдюкова, двоюродного брата моего деда. Он взял худую и болезненную внучку после окончания первого класса на поправку. Бабушка Лена, когда меня увидела, даже заплакала:
       – Шо ж они с дитями роблють у том городе?
Дедушка успокаивал её:
       – Не плачь, откормим дивчину, отпоим козьим молоком, набегается по улице, и будэ як нова.   
 Дедушка Лёня все послевоенные годы спасал нашу семью от голода. Он пришёл с войны в сорок четвёртом после ранения, и люди сразу же выбрали его председателем колхоза. И трудился фронтовик, несмотря на ноющие раны, с утра и до позднего вечера. Жили Курдюковы небогато, но всегда находился у них гостинец для городских родичей. То ли передаст с кем-нибудь, то ли сам, приезжая в Грозный, принесёт мешочек муки, бутыль подсолнечного масла, а то и творог или сметану.
 Я с трудом спустилась с высоких перин железной, с никелированными шишечками кровати и загордилась, представляя себя в роли «принцессы на горошине». Это было несложно – с непривычки от лежания на мягких перинах затекла спина. Босыми пятками я пробежала по гладкому некрашеному полу и выскочила на крыльцо. Ярко, солнечно, празднично! А сколько разной живности бегает по двору – глаза разбегаются! Когда я думаю о счастливом детстве, то почему-то в памяти рисуется то первое утро на хуторе.
     – Людочка, умывайся! Молоко пить пора! Коза Зинка недовольна. «Я, –  говорит, – старалась, молочко давала, а девочка не хочет его даже попробовать».
    – Ой, бабушка, оно противное. Травой пахнет.
    – Зато для тебя это самое лучшее лекарство. Да пирожки, пирожки свеженькие ешь!
       Я, с полным  ртом, набитым пирогами, интересуюсь:
       – А настоящих колхозников вы мне покажете?
       – А то как же, – смеётся она, – сегодня и покажу.
Бабушка шепчет что-то на ухо старшей дочери Тасе, и та убегает. Младшая, Нюся, собирается на поле с одноклассниками. Дедушка ушёл чуть свет на работу. Остались мы с бабушкой вдвоём. Она надевает чистый фартук, повязывает на голову белый платок и мне тоже протягивает белую с кружевами косыночку:
      – Надевай, Люда, чтобы головку тебе солнышко не напекло. Мы сей¬час пойдём на ток, место для нового урожая готовить.
Бабушка взяла меня за руку и повела по улице хутора. Улица широкая-широкая. Я никогда таких не видела. Людей нет, зато гуляют свиньи, козы, овцы, гуси, индейки, куры, телята – как в зоопарке. И дома такие разные: саманные, деревянные, каменные... Бабушка объяснила мне, что люди приезжали сюда из других мест и строили дома так, как было принято у них на родине, отсюда и такое разнообразие построек.
На току нас встретили рогатые тётки с хвостами. Увидев меня, они громко засмеялись и закричали:
       – Мы колхозники! Му-у-у! Забодаем, забодаем!
      Я вцепилась в бабушкину руку и от страха зажмурила глаза:
       – Боюсь.
       – Не бойся, детка. Ты же хотела посмотреть на настоящих колхозников? Это они и есть.
Я осторожно приоткрыла глаза. Вокруг меня толпились обыкновенные женщины, которые добродушно и весело смеялись, правда, некоторые – до слёз. На их головах были накручены рога из талуши (одежды кукурузных початков), а сзади к юбкам привязаны  кочаны кукурузы в виде хвостов.
      – Девочка, – обратилась ко мне толстенькая краснощёкая тётечка, –  ты таких хотела увидеть колхозников? Рогатых? Хвостатых?
       – Нет, – промямлила я.
       – А каких?
От её напора я растерялась и заплакала. А потом все меня успокаивали, тормошили, угощали семечками, пока не развеселили. И на протяжении многих десятилетий жила семейная шутка о том, как Людочке настоящих колхозников показывали.

2
У дедушки Лёни был удивительный дом. Он стоял на каменных кубиках, между которыми было свободное пространство. Туда уходили куры, возможно, в поисках прохлады. Но я накануне прочитала сказку Погорельского «Чёрная курица», поэтому догадалась, что там находится вход в подземное царство. И, разумеется, полезла под дом. Я лежала на животе, вжавшись в землю, обильно удобренную куриным помётом и присыпанную пухом, а сердце учащённо билось в предчувствии волшебства. И так пристально вглядывалась я в эту землю, что она заколебалась, а затем передо мной выросли когтистые чешуйчатые лапы. Я подняла голову и увидела над собой толстую рябую курицу. У неё горели  глаза, а из клюва торчала палочка, волшебная. Я выхватила её из безобразного костяного клюва и прижала к груди. Пусть эта отвратительная курица клюёт меня, но волшебную палочку я ей не отдам!
«Какое загадать желание?» Не успела придумать, как очутилась в дивном саду, где цвели одновременно все деревья, кружили необыкновенной красоты бабочки, пели птицы. Мне навстречу шёл мальчик моего возраста, одетый, как принц из сказки «Золушка». Он молча взял меня за руку и повёл в сверкающий неподалёку дворец. На ступенях дворца я споткнулась, наступив на подол своего длинного платья. Появление бального наряда было чудом, но я не удивилась. Волшебная палочка действует!
В огромном зале с высокими резными зеркалами на креслицах сидели куклы с фарфоровыми личиками. Вокруг них разместились клоуны, мишки, зайчики. Совсем как в магазине «Детский мир», куда я однажды заходила с мамой. Прекрасный принц подвёл меня к трону. Я удобно устроилась на нём и стала ждать, что будет дальше. А дальше Принц надел мне на голову золотую корону, а на ноги – хрустальные туфельки. Затем стали подходить ко мне куклы, кланяться и говорить: «К Вашим услугам, Ваше Высочество». Я разглядывала их и кивала головой в знак одобрения. Тут заиграла музыка, и все куклы, клоуны, мишки стали кружиться и приседать в такт ей.
Бал! Сказочный бал! Принц подал мне руку, я важно сошла с трона и тоже закружилась с ним. Но тут хрустальная туфелька соскочила с ноги, и я захромала.
       – Люда! Что ты там делаешь? – вдруг послышался плаксивый голос Нюси. Она дёргала меня за ногу, пытаясь вызволить из подпола.  Волшебство прервалось. Я, пятясь, выбралась из своей сказки, сонная, чумазая. В моей руке была крепко зажата сухая веточка.

3
Подружки я себе не нашла. Дома соседей были расположены так далеко, что я не осмеливалась ходить туда – мимо коров, козлов, гусей, собак. Поэтому, чтобы не скучать, я старалась делать всё, что делали Тася и Нюся, подражала им. Хотя Тася уже взрослая девушка и у неё есть жених Павлик, с которым осенью они должны были сыграть свадьбу, мы с ней подружились. Тася часто ходила на поливной огород мимо дома, где жил Павлик. Однажды под вечер она собралась на огород за огурцами. Я вызвалась ей помочь. Тася согласилась, но не очень охотно. По дороге мы зашли к Павлику в сад. Там его младший брат Петро обрывал грушу – «лесную красавицу». Пока Павлик и Тася шептались под яблоней, Петя нарвал мне сочной лесной красавицы, которой я набила карманы и даже натолкала в сарафан под поясок. Наконец, Тася наговорилась и позвала меня.
В конце Павликиного сада протекала речка, не очень широкая, но быстрая. Через неё был перекинут мосток, без перил. По нему можно было напрямик выйти к нашему огороду. Мосток шатался. От страха я закрыла глаза, и Тася за руку меня перевела на другой берег.
Огород был огромный. Глаза разбегались от множества овощей, но нам были нужны только огурцы. Несколько минут – и вёдра полные! Тася повесила их на коромысло, и мы отправились в обратный путь. Тася быстро перешла на другой берег и, посмотрев на меня, ласково ободрила:
      – Ну что же ты, Людочка? Иди, не бойся! – и пошла дальше.
Я несмело ступила на доски моста. Мелкими шагами, трясясь от страха, стала продвигаться вперёд. Если зажмурить глаза, как раньше, то можно сорваться вниз – ведь перил-то нет! С широко раскрытыми глазами я медленно переходила через реку. Но любопытство одолевало меня: очень хотелось посмотреть на воду. Я глянула вниз. Река, вихрясь и играя, так быстро неслась по коридору из деревьев и кустарников, что у меня закружилась голова. И я, как раз на середине мостка, сорвалась и упала в воду.
Вокруг плавали рыбёшки, которые с удивлением заглядывали мне в глаза. Вообще-то вода была мутноватая, дно колкое, и подводное царство оказалось не таким интересным, как описывают в сказках. Это я успела рассмотреть, пока хватало дыхания. Но как только открыла рот и стала захлёбываться, поняла, что превращаюсь в царевну-лягушку.
Очнулась я от того, что Павлик мял мне живот и хлопал по щекам. Изо рта вырвались струи воды, и я села. Надо мной склонились плачущая Тася и бледный Петя.
       – Жива ваша Людочка! – с улыбкой воскликнул Павлик. – Головка у дитя закружилась, вот и упала в воду.
       – Смешные вы, я нарочно упала, чтобы посмотреть на подводное царство. Не такое уж оно волшебное, – пролепетала я, стараясь сохранять достоинство.
       – А слёзки отчего у нас? – Тася полезла в карман за платком.
       – Груши потеряла, – окончательно разрыдалась я.
       – Да я тебе целый мешок нарву! – воскликнул Петро. – Ты только не реви!

4
На дворе август. Все хуторяне заняты сбором урожая и заготовками на зиму. Даже дети помогают копать картошку, ходят в лес «по орехи». Я осталась не у дел, потому что «гостья» и должна отдыхать. Так говорит бабушка Лена. Но мне скучно. Я цепляюсь ко всем: хожу с Тасей на поливной огород за помидорами, с Нюсей в сад за яблоками, с дедушкой на рыбалку. Но другие дети получают за свой труд деньги. Они собирают лесные орехи и ягоды и сдают на заготовительный пункт. Мне тоже хотелось заработать хоть сколько-нибудь денег. Я выказала своё желание бабушке, и она, посоветовавшись с дедушкой, разрешила мне пойти в лес на «добычу».
В лесу покраснел кизил. Он ещё очень кислый, но дети его всё равно срывают, а потом раскладывают тонким слоем на верандах, чтобы «доходил». На следующее утро, взяв плетёную корзиночку, я присоединилась к хуторским девочкам.
В лесу было душно. Тысячи комаров и мошек роились, клубились и тучами носились за нами. Ещё до начала работы всё тело чесалось и зудело.
И вообще, этот лес был не настоящий. На картинках лес всегда с толстыми тенистыми деревьями, пеньками и опушками, а тут сплошные заросли колючих кустарников и жалкие деревца, растущие пучками, как кусты, да ещё со смешными названиями: фундук, мушмула, боярышник. Фундук давно поспел и был собран местными ребятами, мушмула и боярка ждали заморозков, для сбора остался пригодным только недозрелый кизил.
        Обливаясь потом, царапая руки и ноги, не закрытые одеждой, я с горем пополам набрала ягод в свою корзиночку. Но она была настолько мала, что, когда я высыпала кизил на вымытый пол веранды, получилось несколько горсточек. Мои родственники, зная, какие трудности  меня ожидали в лесу, надеялись, что первая вылазка туда «отобьёт у дитя охоту» к лесным походам. Бабушка мазала мои царапины и ссади¬ны зелёнкой и приговаривала:
      – Вот видишь, что получилось. Трудное это дело даже для наших ребят, а тебе с непривычки и вовсе не под силу. Попробовала, и будет.
        Но я упорная, и на другой день снова пошла на сбор кизила.  Так ходила в лес целую неделю, пока весь пол в отведённом мне закутке не был покрыт ровным слоем ягод. Дед как-то вечером глянул на мои труды и одобрительно произнёс:
        – Думаю, что хватит. Пожалуй, больше ведра будет. Ну, теперь жди. С неделю ещё ему дозревать.
         Целую неделю я сгорала от нетерпения. Когда же мы пойдём сдавать кизил? Каждый день внимательно разглядывала его: покраснел ли, дозрел? По ягодке перебирала, переворачивала с боку на бок, чтобы не сгнил. Наконец, все решили, что кизил готов. Я аккуратно переложила его в ведро. Получилось полное, даже с краями.
         Приёмщица взвесила сначала полное ведро, потом переложила кизил в коробку и взвесила пустое ведро. Деньги она протянула Нюсе, с которой я пришла, но та сказала:
       – Отдайте деньги девочке. Она сама собирала ягоды.
       Приёмщица засмеялась:
       – Это та малышка, которая приехала к нам поглядеть на настоящих колхозников? Смотри-ка, и сама колхозницей стала. Хвалю, – и она протянула мне три бумажки по рублю. Таких денег у меня никогда ещё не было!
       – Как тратить будешь? – спросила меня Нюся, когда мы вышли на улицу.
       – Не знаю, – смутилась я, – может быть, конфет купить?
       – Конфеты съешь, и ничего не останется, – рассудительно сказала Нюся. – Лучше вещь какую-нибудь купи. Пойдём в автолавку! – и увлекла меня за собой в центр хутора, где останавливалась приезжающая по расписанию автолавка. Там женщины шумною гурьбой атаковали длинный деревянный стол, на котором продавщица надрезала ножницами и рвала на куски весёленький, в розовый цветочек, ситчик.
У меня загорелись глаза. Нюся сразу заметила это и предложила:
       – Давай материю купим и попросим Тасю сшить тебе платье.
       – Давай, – обрадовалась я.
       Дома одобрили покупку. Дедушка сказал:
      – Хорошее дело. Теперь очередь за Тасей.
      Тася покроила и сметала платьице и позвала меня на примерку. Платье было очень длинное, ниже колен. Юная портниха с серьёзным видом заметила:
        – Ничего. На вырост,  – и показала мне кучу лоскутов: – Смотри, сколько кусков осталось! Может, мы сделаем оборку?
        Я согласилась. Приметали оборку. И ещё остались лоскутки. Тася выкроила из них на рукава воланы. На этом ткань закончилась. Когда я надела готовое платье и вышла перед всеми на середину большой комнаты, раздался весёлый хохот моих родственников. Бабушка, глядя на меня и захлёбываясь смехом, проговорила:
       – Вот и ты, Людочка, стала настоящей колхозницей!
      Обиженная их смехом, я заносчиво выкрикнула:
       – Неправда, я не колхозница, я – казачка!

5
       О хуторе остались у меня только эти воспоминания. На селе начались перемены. Колхоз вскоре укрупнили и разорили. Когда ликвидировали МТС, у хозяйства не хватило средств выкупить и содержать технику.  Борьба с приусадебными хозяйствами, ограничивающая продажу кормов для личного скота, налог на каждое деревце, виноградную лозу стали непосильной ношей для трудолюбивой семьи. К тому же, с объединением колхозов, дедушка остался не у дел. И Курдюковы решили коммунизм, наступление которого обещал Никита Сергеевич Хрущёв в 1980 году, встречать в городе. Поменять местожительство в этот раз оказалось проще: на руках у колхозников уже были паспорта, как и у всех граждан страны Советов.
Дедушка Лёня и бабушка Лена упокоились в грозненской земле, а их детям и внукам пришлось ещё раз менять место жительства. В связи с известными событиями в Чеченской республике, в начале девяностых годов они переехали в Кабарду, и опять на хутор, чтобы там обживаться заново.