Папа, напиши о Чупакабре!

Деревенский детектив
Папа, напиши о Чупакабре!
Автор из гуманистических соображений не приводит точек геолокации, где произошли эти немыслимые события, не указывает ничьих конкретных имен и вообще никого ни в чем не обвиняет. Так что любое совпадение чисто случайно.
Вся выручка от реализации данной книги пойдет в фонд поддержки и развития деревень России.
Глава 1. Как примерно все начиналось
Мы как раз крушили на глазах дочери очередной сервиз, выясняя, куда же лучше поехать на эти летние месяцы, когда мобильник жены вдруг не затрезвонил, а на его дисплее не показалось умиротворенное лицо странного человека с заплетенным хвостом волос.
- Здравствуйте, дети мои. Опять за старое? Дулевский фарфор всегда ждет от Вас новых заказов, - сказали насмешливо эти намасленные губы, уплетая что-то довольно аппетитное, и я узнал по громкому чавканью нашего старого друга семьи, отца Даниила.
- А разве завод не обанкротился? – удивился я, держа в руках последнюю раритетную тарелочку.
- Милостью Господа нашего спрос на его продукцию огромен, - вытерли жирные руки о густую рыжую бороду. – А теперь отложите обиды свои, дети мои, и присядьте вон на тот полосатенький диванчик. Послушайте, что я вам скажу…
Мы, больше озадаченные, чем послушные, присели на диванчик, на который нам указали, причем наша двенадцатилетняя Настя плюхнулась радостная между нами, и, положив одновременно все вместе ладони на колени, принялись слушать с замиранием сердца все то, что скажут елейные речи человека, обладающего отличным даром убеждения.
Стоит сказать, что отец Даниил, будь он не ладен, года два назад получил назначение сельским священником где-то в одной из южных провинций и жутко скучал по «нормальным людям», как он неформально и льстиво выразился о нас, москвичах. Его неожиданное предложение погостить у него «на югах» стало  своеобразным компромиссом, и мы, недолго думая, переглянулись, часто моргая глазами, и согласились.
Помню в тот злополучный день, буквально за час до звонка этого дьявола-искусителя, я больше склонялся рвануть в Магадан к теще, а супругу пленили Канары. Спор принимал нешуточный оборот, и я даже в каком-то истерическом припадке заорал тогда Михаила Круга.
- Магадан - значит, опять домой, в этот волшебный сон… Магадан…
Но моя женушка Катя – дипломированный специалист веб-семинара «Все мужчины - гады и как избежать их манипуляций», не привыкла сдаваться без боя. Она с видом гурмана-садиста вывела на всю мощность «Despacito» и принялась выделывать такие кренделя и па, что Luis Fonsy рухнул бы с дуба.
- Pasito a pasito, suave suavecito,
Nos vamos pegando, poquito a poquito
Cuando t; me besas con esa destreza
Veo que eres malicia con delicadeza….
(Шаг за шагом, тихонько-тихонько, нас затягивает полегоньку. Когда ты так целуешься классно, я понимаю, что жизнь не напрасна).
Так что дочка наша, ярая поклонница рэпера Тимати, просто закрыла уши и смотрела на своих родителей, как на умалишенных, подпевая «Плачут небеса о любви и мечте, плачут небеса о тебе, о тебе».
Все это дурдом–шоу «Кто громче» подходило к логическому финалу, так как перекричать меня было невозможно, но, несмотря на мою бесспорную победу, Катя в самый последний момент применила свой коронный удушающий прием. Не в смысле, что на меня внезапно набросились и придушили, хотя может быть это было бы лучшим решением в той ситуации... Просто она демонстративно заперлась на «недолго» в ванной, хлопнув при этом так дверью, что с потолка посыпалась штукатурка.
Потом, когда доиграл весь альбом моего союзника и у меня окончательно не порвались связки, она явилась к нам в комнату в обворожительном купальнике от Ameria.
- Как ты не понимаешь, милый, а еще называешься знатоком женской природы, что всякой нормальной женщине куда комфортнее чувствовать себя, когда в нее брызжут слюной знойные мачо в обтянутых футболках, чем околеть в колымских прериях от суровых взглядов бородатых лесорубов…!
В самый кульминационный момент, когда я сам, того не понимая, собрался прохрипеть «Да, любимая, я сделаю все, что ты пожелаешь», и позвонил отец Даниил, тем самым подтвердив важную и давно забытую истину: «Люди должны шевелить своими мозгами, иначе это будут делать за них другие люди».
- Не хватает впечатлений на новую книгу? Катенька скучает по солнцу? Насте негде покататься на велосипеде? – лил нам в уши елей отец Даниил. – Тогда айда к нам!
Еще тогда я услышал его нервный смешок.
- А где мы там будем купаться? – спросила жена.
- Да,  – нахмурился я и повторил ее вопрос. - Где мы будем купаться?
- Да вы что! – воскликнул он так, будто мы попрали его веру. - Не слышали, что ли про горячие источники? Испания отдыхает… На худой конец речушка горная есть. Там пескарики водятся…
- А где мы будем жить? – неуверенно спросил я, поглядывая с осторожностью на супругу.
Мне почему-то представлялись кибитки кочевников, и моя привыкшая к комфорту жена, мечущаяся по бескрайней степи в поисках двухслойной туалетной бумаги.
- Не вопрос! – заверил нас отец Даниил. - Одна моя послушница призналась мне на исповеди, что сдает недорого хатку на хуторе и может впустить туда добропорядочную семью из трех человек. Это сказочное место, не пожалеете. Приезжайте, заодно отметим твой новый бестселлер, Павлик…
Стоит признаться, уважаемый читатель, что я тот самый известный писатель эротических романов, которыми зачитывается и заслушивается вся продвинутая культурная масса. К сожалению, связь прервалась, и я не успел уточнить, какую именно из нашумевших книг мой тайный поклонник имеет в виду: «Мой босс из зада»  или «Один оттенок желтого карлика»? Но уже скоро, такая возможность представилась мне воочию.
Примерно, в конце мая, за тысячи километров от Москвы в нашем распоряжении оказалась допотопная саманная хатка с черепичной крышей. Также к ней в придачу прилагался «огородик», где я с энтузиазмом человека, наконец вырвавшегося из душного города в деревню, окропил своим потом почти сорок соток векового бурьяна и засадил при помощи ржавой лопаты всю целину кабачками.
Стоит отметить, что мы, жители больших городов, и особенно женщины, помешаны на здоровом питании и крайне привередливы в этих вопросах. Вот почему отправляясь на машине в долгое путешествие, мы всегда забиваем багажник специальной провизией, купленной за бешеные бабки во всяких там Лавках-Лавках.
- А где же цельнозерновая мука? – помню, расстроилась Катя, вот уже со второго раза пытаясь захлопнуть багажник.
Видимо, выращенные где-то под Люберцами помидоры с наклейкой «Эко» желали упаковываться только в виде желе.
- Закажем по интернет-магазину и нам отправят по почте, милая…. – сказал я тогда спонтанно.
- А у тебя высокий IQ, -  вытерла с лица жена капли томатного сока. – И как я сама не догадалась. Может, ты тогда еще почтой и велосипед Насти отправишь?
Я как раз пытался компактно рассовать его детали во всевозможные пустоты в машине.
- Нет, мама, я свой велосипед не доверю никому, - запротестовала наша Настя, активно помогая мне в утрамбовке наших скромных пожитков.
- Может, возьмем лучше самокат, моя лапочка? – вздохнула тогда жена, пытаясь приласкать свою дочь, но та при виде новоявленного образа мамаши-вампирши осторожно попятилась назад.
- Самокат я уже положил, - усмехнулся я, озадаченно крутя руль в руке и гадая, что лучше из машины, к чертям собачьим, выкинуть, то ли швейную машинку, запрятанную под пассажирским сиденьем, то ли выглядывающий из бардачка фен.
Но мои преступные намерения были моментально пресечены.
- Даже не думай! – встала в позу жена, облизывая свои испачканные в томате губы.
- Но машина же не резиновая! Надо что-то оставить! – возмутился я. - Какой же велосипед без руля!
- Себя лучше оставь! Заодно ремонт на кухне сделаешь, вот уже два года жду.
- Нет, я папу не оставлю! – обняла меня ласково дочка и заискивающе взглянула в глаза своей мамы. – Как же мы без папы?
- Ничего страшного. Не велика потеря, нового найдем! – все не унималась Катя.
- Шутка шутками, но, куда же его всунуть? - начинал уже злиться я, размахивая рулем.
- Да что ты все заладил – всунуть, всунуть, - и Катя больно ущипнула меня за мякоть ягодицы. -  Не говори таких пошлых слов при дочери!  К багажнику наверх привяжи.
- Это плохая идея, мама! – и дочь вырвала руль из моих рук и прижала его к себе, как любимую игрушку. - Напоминаю Вам, дорогие мои мамочка и папочка, как мы однажды под Воронежем, подобным образом, уже  потеряли чемодан с брюссельской капустой на радость голодающим местным веганам.
- Что ж! Пожалуй, ребенок прав, - согласился я, вытянув губы в попытке поцеловать жену, но тут же получил удар уже от Насти.
- Папа, я давно не ребенок! Мне паспорт через два года дадут.
- Да, правда, - увернулась от меня Катя. - Что ты ее все время ребенком называешь? Ведь знаешь, как она все это болезненно воспринимает, и все свое талдычишь: «ребенок, ребенок…»  Мы уже взрослые девочки…Верно, Настенька? Дай поцелую тебя в щечку…
Больше я старался не спорить, ощущая себя между двух огней. Нам предстояло ехать почти сутки на машине. И, несмотря на то, что дорога была хорошая, жми да жми на газ, но мы все в конце пути изрядно устали и, помню, как уже вслух считали последние километры, подгоняя время.
- Широка страна моя родная, много в ней лесов полей и рек… - запел я душевно советскую песню, когда слева и справа от нас, наконец, замелькали зеленые нивы, а на прозрачном, лазурном небе показалась снежная шапка Эльбруса.
Помню еще, как все мы были в диком восторге от винограда, раскинувшего свои буйные лозы на серые от времени жерди, как кружилась голова от предгорного воздуха, как радостно вздрогнуло сердце от раскидистого крика петуха на заборе, и как волновалась душа при виде пасущихся на холмах лошадей. Все эти впечатления нельзя передать словами…
- Папочка, как тут чудесно! - призналась дочь, так и не держа при себе свой руль всю дорогу.
Мы только что нашли ключи от хаты в дупле ореха и отворили калитку с каким-то смакующим ожиданием волшебства, все еще очарованные красотой и первозданностью окружающей нас  природы.
- Неужели так еще живут? – опомнилась вдруг жена, которую уже начинал пугать предстоящий крестьянский быт.
- Так жили наши предки многие сотни лет, - с гордостью сказал я. – Но не волнуйся, милая. Отец Даниил говорил нам, что в хату проведен водопровод, есть, кажется, бойлер с горячей водой и даже ванна с туалетом. И еще интернет ловит.
- М-да. Надеюсь, печь в нормальном состоянии? Скоро, мука должна прийти…
2. Неприятности на почте
Помню, как с утра палило солнце, и я, надев на себя чистую рубашку из приятного льна, отправился пешком на местную почту. Нужно было оплатить квитанции за свет и воду, а заодно получить долгожданную посылку из Москвы, которая так застенчиво и долго шла к нам, петляя по просторам страны, точно запозднившаяся старая дева в дремучем лесу. Со мной в дорогу увязалась на велосипеде Настя, и мы, воодушевленные, по пути любовались еще шикарными грецкими орехами.
Само здание находилось в десяти минутах ходьбы, так что я совсем не предполагал тогда, что наше приключение может затянуться на более длительный срок.
- Оп-с, – услышал я раздосадованный возглас дочери.
Она первой доехала до почты и удивленно пожала плечами.
- Закрыта что ли? – крикнул я, подходя ближе, к тяжелому амбарному замку на двери.
Вдруг за нашими спинами раздался скрип колесиков, и когда мы обернулись, то увидели на инвалидной коляске мужика в рваной тельняшке. Создавалось впечатление, что он перед всеми разрывал эту тельняшку, доказывая что-то.
- Сынок, сигаретку… - и для убедительности он показал мне жестом, что хочет курить.
Я хлопнул себя по карманам и подбросил ему на колени нераспечатанную пачку «Парламента».
- А что-нибудь попроще есть, ну там «Беломор» или «Дукат»? – был недоволен он.
- А cheval donn; on ne regarde pas la bouche, - ответил я по-французски, что означало, что дареному коню в зубы не смотрят.
- Басурман что ли? – покосился попрошайка на меня враждебно.
- Из Москвы мы…из столицы нашей Родины…
- Ага, Родины… видали мы вашу Родину, - и он показал нам кукиш.
- Ты скажи лучше, mon cher ami, где почтальонша? - постарался я не замечать эту вопиющую наглость. - Уже, как пятнадцать минут десятого..
- Маринка-то? Козу, наверно, доит. Погодь немного, ща подойдет, - и попрошайка благополучно покатил дальше, а я почувствовал то неприятное чувство, когда вас как будто провели вокруг пальца.
Как назло захотелось курить от досады, но второй пачки Парламента у меня, к сожалению, не было. Чтобы как-то отвлечься, я зашел на детскую площадку, расположенную напротив почты, и покатался на каких-то качелях, вспоминая детство, пока дочка наматывала круги на велосипеде. Редкие хуторяне, проходя мимо, искоса посматривали на меня, будто я попирал их святыню, а одна бабка с хворостиной в руке, гнавшая впереди себя прихрамывающего гуся, даже покачала головой.
- Ну и отъел задище! – фыркнула она, ударив хворостиной нерасторопную птицу, но я воспринял ее замечание на свой счет, и решил сойти с качелей.
Затем от скуки я стал читать объявления на фонарных столбах, медленно обходя их и закинув руки за спину. В основном, на них была реклама комбикорма, а также сообщалось о скупке колхозных паев за «очень дорого». Помню, я еще был недоволен тем, что эти бумажки, потрепанные ветрами и непогодами, сильно портят здешний ландшафт, и что за это даже надо наказывать штрафами. Тогда я еще не знал, что скоро и мое объявление будет висеть на одном из этих столбов, обмотанное для надежности скотчем.
Наконец, какая-то важная тетка в теле проехала мимо на велосипеде, даже не взглянув в нашу сторону. Интуитивно я сразу понял, что это как раз и есть почтальонша Маринка.
- Здрасьте… - непроизвольно открылся у меня рот, потому что я никогда прежде не видел столько безвкусия.
Во-первых, эти шлепанцы, на ужасный цвет которых обратит внимание любой уважающий себя психиатр. И никакие оправдания, что цвет этот хорошо маскирует навозную жижу, если в нее наступить, не канают. «Но и что? - скажете Вы, недоумевая. - Чего автор прицепился к этим шлепанцам, какие продавали, такие и купили?!» «Хорошо, - отвечу я на это, - но посмотрите, друзья, как эти пластмассовые тапки дисгармонируют с постоянно сползающими носками, и это в сорокаградусную жару!»
Тем временем, Маринка лихо притормозила у дверей почты, оставив за собой облако пыли, и, как ностальгирующая по большой сцене провинциальная балерина, плавно вынесла ногу через раму велосипеда. Все это надо было видеть. При этом шлепанец, конечно же, спал под действием инерционных сил.
- Ну чего уставился? – не выдержала мой пристальный взгляд она.
- Нравитесь, - процедил я сквозь зубы, пытаясь выдавить из себя улыбку.
- Извращенец что ль…, - сказала она кокетливо, просовывая ногу обратно в слетевший шлепанец.
И она была права. Многие отдали бы последний грош за то, чтобы хоть одним глазком взглянуть на это чудо деревенской жизни - с большим трудом натянутые на огромный зад лосины, и потом эта явно мужская майка, позволяющая окружающим определить густоту волосяного покрова в подмышках и количество жирных складок на животе.
- А тьфу ты, черт! Ключи забыла, - вдруг опомнилась Маринка, состряпав отвратительную мину.
Мы еще не успели понять смысл ею сказанных слов, как эта, мягко сказать, странная женщина дернула за замок с такой силой, будто собиралась сорвать дверь с петель. Слава богу, попытка не удалась, иначе бы нам пришлось бы искать ее дурацкие шлёпанцы под завалами.
-  А ну отвернись, ротозей, а то глаз выколю! И ты, девочка, отвернись, вся в папу!
Я сначала не понял шутки, подумав грешным делом, что Маринка по причине природной своей стыдливости нас стесняется и хочет просто подтянуть свои лосины или, может быть, почесать свой слипшийся от синтетики зад.
- Ну, сколько можно повторять?! У меня ключ кое-где запасной спрятан, - пояснила она.
Мы неохотно зажмурились, и уже скоро услышали, как открывается дверь. Потом нас какие-то неведомые силы подтолкнули в прохладу саманных стен и приказали открыть глаза. Почтальонша с царственным видом сидела за монитором, а я все заинтригованно гадал, откуда же она вытащила свой запасной ключ. Ведь у входа почты не было никакого коврика.
- Ну и денек! – жаловалась она, как ни в чем не бывало. – Голову надо открутить тому, кто придумал работу в субботу.
- Это евреи придумали, - заметил я. – Им в субботу нельзя трудиться по религиозным соображением, а нам якобы можно.
- Кому это нам? – ухмыльнулась Маринка, перебирая какие-то бумаги у себя на столе.
Я предпочел промолчать, больше не развивая видимо опасную в этих краях тему антисемитизма, и какое-то время мы с дочкой просто переминались с ноги на ногу. Меня начинал возмущать тот факт, что эта невозмутимая работница почты не спрашивает у нас цель нашего визита. Как будто мы каждый день к ней ходим за посылками.
- Нам почему-то извещение не пришло, хотя посылка давно у вас, - начал я, нарушая уже начинающее казаться неприличным молчание.
- Да, а с чего ты взял, что посылка пришла?
- По трек-номеру проследил…
- А… по трек-номеру… Понял хоть, что сказал? Ты не в городе там у себя, а на хуторе. А у нас, если нет извещения, нет и посылки.
- Так, где же извещение?
- А я почем знаю? – вылупила свои глазище почтальонша. – Жди, мож придет!
- Папа, смотри, вон наша посылка! – указала куда-то в угол внимательная моя дочка.
- И верно, наша посылочка, - прочитал я бегло на большой коробке свою фамилию.
- Так это Ваша посылка? Что ж вы раньше не сказали? – удивилась Маринка. - А мы тут голову ломаем, что за ней вот уж неделю никто не ходит. Наверно, Машка моя опять напутала…
Затем она позвонила, очевидно, своей помощнице и с видом сурового босса в двух словах объяснила в трубку ситуацию, потом, очевидно, выслушав какие-то неубедительные объяснения этой самой Машки, снисходительно скривила свое лицо и посмотрела на нас плутовским, не вызывающим доверие взглядом.
- Что же вы меня обманываете? Она клянется, что извещение должно быть у вас на руках. Вашим соседям положили, божится…
- Каким соседям?
- У вас с ними заборы похожие.
- Ну и что похожие?  Тут у всех одни и те же заборы, а люди-то разные … - не понимал я искренно такую логику.
- Люди может и разные, а заборы одинаковые, - передразнила она меня, настаивая на своем. - Так что вам не передавали извещение?
Дело в том, что заборы на хуторе практически у всех действительно одинаковые, то есть шиферные, и если справа от нас жил пенсионер Владимир Ярославович, с которым мы кое-как общались, то слева соседи были явно нелюдимые и только кивали нам через межу, когда мы случайно встречались с ними на грядках. Но после того, как их курица зашла к нам в огород и я прогнал ее, они вообще решили не здороваться.
- Да я их знать не знаю. Коля, что ли? Никто ничего не передавал…- закипел я от возмущения.
- Ну и народец пошел, ну и народец, - покачала головой Марина. – Вот из-за таких сектантов, как они, уже пять лет газ провести не могут.
- А почему Вы их называете сектантами? – удивилась моя дочь, проявляя интерес к беседе.
- Эх, девочка, девочка, а ты видела, что они с птицей вытворяют?
- А что они с птицей вытворяют? – спросил уже я из любопытства. – Вроде нормальные у них куры бегают, даже жирные…
- Вот именно жирные! А их хозяева худые!
- Не понимаю…
- А что тут понимать! – стала объяснять мне как маленькому Маринка. – Вегетарианцы они гребанные, все ждут, когда эти куры у них сами подохнут. Да еще перекармливают, а тут лЮдям есть нечего.
- М-да… - проговорил я, протягивая ей свой паспорт. – Я догадывался, что тут все с головой не дружат, но что б настолько…
Когда Маринка взяла мой паспорт и стала сверять фотографию, меня это даже рассмешило, и я скорчил вполне дебильную рожицу.
- Ну что похож?
- Ага, похож… - покрутила она пальцем у виска.
- Вы еще в конце пролистайте, сколько раз я женился и сколько детей вписано…
Дочка, прикрыв ладошкой рот, тихо хихикнула.
- Зря хохочешь, девочка, посылку я все равно выдать не могу…- и почтальонша насупила брови.
- Это почему же? – возмутился я. - Вот паспорт, посылка оформлена на меня, в чем дело?
- Потому что у меня там программа!
При слове «программа» мы многозначительно помолчали. Слышно было, как медленно фурычит ее под ногами компьютер. В это время моя дочь пролистывала модные журнальчики на стойке и уже просила меня взглядом, чтобы я их прикупил.
- Ну и что программа? – словно очнулся я. – В чем проблема?
- А то, что мне нужно забить в нее номер телефона адресата. Отправитель это не сделал.
Я, конечно, понимал, что это все самоуправство на местах, что никто не имеет требовать у меня моих персональных данных, кроме паспорта, но старался вести себя снисходительно и достойно мессии, только что спустившегося на эту погрязшую в грехах землю.
- Место работы, кем работаете? – спросили меня эти заблудившиеся в своем невежестве люди.
- Это еще зачем?
- Отвечай на вопрос, не юли. У меня есть пустая строчка. Ее надо заполнить. Без этого система не пропускает…
- Пишите, тунеядец. Налоги не плачу, - с издевкой ответил я.
- СНИЛС есть? А это не обязательно…- и почтальонша стала забивать в программу мои данные, что-то ей в них не нравилось, и она постоянно переспрашивала меня.
-  Ну, вроде бы все. Диктуй свой номер, красавчик…
- Номер телефона? А шифр от сейфа, где деньги лежат, не надо?
- Шифр пока не требуют. Нужен номер телефона адресата.
Понимая, что без этого дуризма мне сейчас не выдадут посылку, я решил не противиться и продиктовал по памяти номер супруги.
- Сейчас придет СМС для подтверждения с кодом, - потерла друг о друга ладони почтальонша с видом хакера, собирающегося вскрыть секретную базу данных самого Пентагона.
Но телефона при мне никакого не оказалось. Дело в том, что свой номер я заблокировал по приезду, надеясь погрузиться полностью в среду обитания, чтобы ничто не отвлекало меня от вдохновения.
- Ну и, конечно же, у тебя нет при себе телефона… - съязвила Маринка с издевкой.
- Нету…
- Ну и папа у тебя, девочка! Из-за таких, как он…
- Газ пятый год не проводят… – продолжила ее мысль Настя, рассматривая очередной журнальчик.
- Вот, молодец, догадливая, - обрадовалась Маринка. – Наверно, в маму.
В это время на почту зашел народ, и за нами образовалась давка из желающих оплатить свои квитанции. По понятным причинам мы всех задерживали, так как ожидали мой код подтверждения.
- Все успокаиваемся! Чего галдите, как сороки! Из-за таких как вы…– призывала она к порядку хуторян, тряся над собой моим бедным паспортом.
Так что мне ничего не оставалось, как  попросить Настю сгонять домой, чтобы посмотреть пришедшую смс-ку, а она, окрыленная тем, что ей выдался лишний шанс прокатиться на велике, понеслась, крутя педалями, будить маму.
На всякий случай, я вышел на дорогу, чтобы проследить ее путь. На душе скребли кошки. Мне не хотелось будить из-за какой-то ерунды Катю. В какой день она решила выспаться после шитья очередного своего платья. Но ничего не поделаешь. Форс-мажор, как говорится.
3. Как я ждал дочку
Скоро запыхавшаяся дочь вернулась, и еще издали прокричала мне этот проклятый код, отчетливо проговаривая каждую цифру.
- Вот черт! – развела руками почтальонша. - Время ожидания уже вышло. Нужно по новой подтверждать.
Очередь обреченно вздохнула и переключилась на бытовые разговоры.
- Прихожу в сарай, - говорила одна хуторянка с замученным лицом. – Батюшки рОдные, а там гусята штабелями лежат! Я за мужем в хату. Пока растолкала, приходим, а их и след простыл.
- Это клыса, - закивала головой какая-то бабка, не выговаривающая из-за своей беззубости букву «р». – Ты ей, дочка, в зоомагазине конфетки специальные купи вкусные. Я так своих вывела…
- Да, какая крыса, Матрена Степановна! Птица уже подращенная была, по килограмма два, должно быть, каждая тушка.
- Ну тогда кошка! – предположил усатый мужичок в кепке, по-глупому улыбнувшись.
- Да какая кошка, дурень! Говорю тебе, каждая тушка по килограмма три живого веса, а гусят штук пятнадцать было…
- Ну значит, несколько кошек, - засмеялся все тот же мужичок.
- Молчи! – обиделась пострадавшая.
- Это Ножик за старое взялся, - вмешалась в спор только что вошедшая на почту худющая тетка в белом халатике. И когда все взгляды были устремлены на нее, она уверенно заморгала. - Ну этот сидевший… на днях вышедший…Я к нему пришла намедни, прививку хотела от туберкулеза впендюрить, а он меня чуть не зарезал, сволочь…
Очевидно, это была местный фельдшер, помешанная на прививках и жутко озлобленная на тех, кто от них отказывается.
- Да, что ты брешешь, Танька! Какой Ножик!? – раздались голоса из толпы.
- Говорю, это Ножик! – настаивала фельдшер, чуть ли не зашипев от злости, точно змея.
- А я говорю, не Ножик! – уперлась в бока пострадавшая. - Ренат (участковый) изучал следы в огороде и сказал, что зверь этот, примерно вот такого роста, но не лиса… Прямоходящий, когтистый и плоскостопие на правой лапе.
- Батюшки, батюшки… - кто-то запричитал в толпе и стал креститься.
 - Так ты ему конфетки эти купи, – все заладила Матрена Степановна, известная в округе сторонница всевозможных ядов. - Покидай везде по углам, дочка. Авось окочурится… Я своих клыс всех так повывела… и соседских тоже… Где купить-то? В зоомагазине в станице купи и делов-то… Да вот одна, кажется, завалялась… – и бабушка стала обыскивать себя в поисках отравы.
От этого всего добродушия мне стало в прямом смысле жутковато, и я старался  держаться поближе к стойке, с надеждой поглядывая на посылку на коленях современного Печкина.
- Что делать-то? – спросил я похитительницу чужого добра. – Может, свой номер вобьете?
- Ага, нашел дуру! Ты посылку заберешь, а потом скажешь, что не брал, а мне потом отвечать… – возразила почтальонша. – К тому же, нужен код подтверждения с того номера, который я уже ввела в программу. Я же его уже вбила, а как поменять, не знаю. Так что давай двигай за телефоном. Другого варианта нет. Видишь, люди ждут.
Люди, действительно, ждали и смотрели на меня с мрачными лицами. Между тем, эта беззубая бабушка шептала им на ухо.
- Говолю, в таких делах только конфетка поможет.
Так что надо было решать возникшую проблему, как можно быстрее.
- Ну что съездишь еще один разок? - обратился я к дочери. - Привези телефон, чтоб сто раз не бегать.
- Угу… - понимающе кивнула она.
Находиться в такой враждебной остановке было невыносимо, и я вышел на дорогу, где ко мне подъехал на велике Васька со скрученным в рулон поролоном. Как оказалось, что поролон ему этот выдала администрация, как социальное пособие официально безработному. Предлагали еще на выбор ватный матрас, но он отказался, заявив: «На кой он мне ватный? Вата слеживается. А вот поролон в хозяйстве везде сгодится. Из него губки для мытья посуды даже можно сделать».
Васька был парень неплохой, но ушлый, жуть. Я ему как-то в самом начале нашего приезда помогал с колхозного поля катить колесо прошлогодней соломы. Сейчас мы перекинулись с ним парой фраз, и я у него спросил, расквитался ли он хоть с одним из кредитов, которых он набирал с поразительной легкостью. Он беззаботно рассмеялся в ответ и сказал, что у него на примете еще есть один банк, который закрывает глаза на плохие кредитные истории и раздает всем деньги налево и направо.
- И что дадут? – удивлялся я тогда.
- Дадут, если я приведу еще такого же клиента. Сам не хочешь попробовать? У них процент небольшой, без поручителя, до миллиона в день обращения…
- Нет уж, спасибо… - вежливо отказался я, чувствуя явный подвох. – Бесплатный сыр только в мышеловке.
- Ну, не хочешь, как хочешь. На жену, наверно, оформлю тогда. Она беременная, один черт, ни черта не делает, - чесал он свой косой подбородок.
Между тем, Настя уже бросила велосипед на обочине и скрылась за деревьями нашего дома. Я вздохнул, прикинув примерно, сколько времени еще ее ждать.
Пока мы с Васькой дымили и обсуждали, что хуже слеживается поролон или ватный матрас, к нам подошел белобрысый парень. От него сильно разило дешевой брагой, а на впалой обнаженной груди висела фанерка - «Зарежу недорого».
- Салам, начальник! – прищурил он один глаз, поглядывая пристально на мою рубаху. – Что за кипиш? Дай «сигу».
Я покачал головой и указал взглядом на Ваську, свои-то я уже раздал, и тот угостил белобрысого.
- Душевно, а прикурить? – промычал тот, зажав выцарапанную из пачки сигаретку в зубах.
Васька дал ему и зажигалку, но у закуривающего долго не получалось прикурить, и он попросил кого-то из нас чиркнуть ему. Затянувшись в кулак, этот подозрительный парнишка опять прищурился.
- А вы Жучку мою не видели? – спросил он, пошатываясь.
- Да вон она… - показал я на маленькую зашуганную собачонку, которая семенила по асфальту на оторванном поводке.
Парень подозвал ее свистом, но она, напротив, побежала совсем в другую сторону.
- Куда? Куда? – покачал головой он, а потом, махнув рукой, переключил свое вялое внимание на нас.
Помню, как мы немного потрепались о недавно установленной на повороте камере видеофиксации. Я возмутился, что на том месте нет предупреждающего знака, а сама дорога так раздолбана, что без заезда через сплошную просто не проедешь.
- Грамотно они все придумали, – согласился со мной Васька. – Я там на велосипеде-то проехать даже не могу.
- Это комерсов будут стричь, а то летают, как угорелые. Меня чуть вот вчера не сбили, – и белобрысый тут же сделал неприличный жест руками проезжающей мимо машине.
В ответ ему просигналили, но не остановились, предпочтя не связываться.
- Клевая рубашечка… - вдруг заметил мою обнову он. – А ты что кОзак из Воробьевки? Что-то я тут тебя раньше не видел…
Я попытался объяснить, что раньше все на Руси ходили так, но на меня равнодушно икнули.
- А где же твоя шашка, кОзак? Козак без шашки, что кочет без яиц. Вот смотри, какая у меня шашка! – И он достал из кармана огромный тесак, лезвие которого пугающе блеснуло на солнце.
Мы с Васькой немного опешили от вида холодного оружия, а белобрысый, довольный тем, какое неизгладимое впечатление он производит, хлопнул меня фамильярно по плечу и поплелся дальше своей дорогой.
– Если кого зарезать, обращайтесь… - крикнул он сидящим на лавке у забора бабкам, махая им своим внушительным тесаком, и те дружно закивали головками, как китайские болванчики.
- Вот, блин, зажигалку не вернул! – спохватился Васька. – Знаешь, кто это? Это Ножик, недавно из тюрьмы вернулся. Раньше крал все, что плохо лежит. А сейчас зарабатывает тем, что бабкам козлов режет.
Я тревожно посмотрел освободившемуся из мест не столь отдаленных вслед.
- Ты это с ним не ругайся, - предупредил меня Васька. – Его не зря Ножиком прозвали. Чуть что, за ножик хватается… И бензокосилку спрячь куда подальше, а то у Людки из восемьдесят третьего дома уже пропала.
4. Как мы потеряли смартфон
Тем временем, к почте ехал, гудя на всю округу, знакомый фургончик. Дело в том, что на хуторах обычно нет магазина, и каждое утро хлеб развозят всем желающим, кто выходит к дороге, показывая свою заинтересованность. Мы тоже раньше покупали хлеб таким образом. С одной стороны это очень удобно, хлеб с доставкой, никуда ехать не надо, всегда свежий, бывает даже горячий, а если повезет, то могут попасться вкусные сдобные булочки. Но с другой стороны к этому надо еще и привыкнуть. Однажды моя супруга увидела, как булочник-водитель выдает нам хлеб теми же руками, которыми и принимает деньги, и пришлось от всего этого отказаться.
На гудок фургончика из почты повалила толпа народа и встала со мной рядом у дороги. Но были и такие, буквально два-три человека, которые уже пошли к нему навстречу, показывая нам лишь удаляющиеся спины. Оказалось, что почтальонша решила не допускать бунта и, забрав у самых нетерпеливых деньги, обещала бросить оплаченные потом квитанции им в ящики. Я вдруг заметил, как ловко виляет силуэт моей дочери между идущими ей навстречу хуторянами. Потом произошло то, что произошло, а именно, где-то на полпути возле остановки, Настя почему-то остановилась и стала оборачиваться назад, точно что-то ища под колесами.
«Может быть, слетела цепь?» – подумал я еще тогда с надеждой.
Но когда велосипед Насти повернул обратно к дому, сердце мое вздрогнуло, предчувствуя нехорошее, и я понесся быстрее лани к ней на помощь.
- Потеряла? – крикнул я издалека.
- Угу… - кивнула она. – Только что с багажника слетел.
- Эх, дуреха! В руке надо было держать.
- Так оно так и было, папа, но ехать неудобно…Вот и прицепила.
- Ну точь-точь как под Воронежем, - напомнил я печальный эпизод из нашей прежней поездки, когда мы потеряли чемодан с брюссельской капустой.
- Что же скажет наша мама, когда узнает?
- Ничего не скажет. Надеюсь, мы его сейчас найдем, - приободрил я расстроенную Настю и стал расспрашивать подробности.
Оказалось, что, скорее всего, когда мимо проезжал фургон, дочь выехала на обочину и колеса велосипеда вышли на крупные камни. От тряски багажник расшатался и смартфон выпал. Априори он должен был лежать где-то по краю дороги, времени прошло совсем немного, если, конечно, его никто подобрал. При беглом осмотре мы, к огорчению, ничего не нашли, и я стал все больше склоняться к версии, что телефон все же подобрали.
- Смотри, не она ли подняла? – указал я на шнурующую от нас по обочине бабушку в зеленом платке, и та, словно услышав меня, обернулась и намерено ускорила шаг, переходящий даже на легкие перебежки.
Она так и спешила, с изогнутой шеей, пока не запнулась о колясочника, оказавшегося на ее пути. Он, очевидно, дежурил, если так можно сказать, на повороте из хутора и стрелял сигареты у проезжающих мимо машин. Сейчас эта комичная сцена с кувыркнувшейся бабкой, к сожалению, не могла рассмешить нас.
- Папа, бабулька то с почты!
- Давай дуй за ней! – приказал я. – А я займусь вот этим типом!
Между бабулькой и нами брел еще с опущенной головой мужичок, который дерзил на почте по поводу котов и хотел купить лотерейные билеты. На хуторе его считали все дурачком, хотя он ничем особо от них всех не выделялся. Ну, старомодная кепочка, ну длинные шорты ниже колен и натянутые как гольфы черные носки, ну и, естественно пластмассовые тапки, угадайте, какого цвета.
- М-да, - вздохнул я. – И этот мог взять.
Завидев меня, дурачок перешел на противоположную сторону улицы. Я тоже перебежал дорогу и, догнав, попытался в двух словах объяснить ситуацию с пропажей, но он ничего не понял, или то ли сделал вид, что ничего не понял.
- Я же говорю, что кошки, - промямлил он, по-глупому улыбаясь.
- Да, какие кошки! Кошкам телефоны не нужны… - возмутился я. – Ты скажи, может, видел чего?
Но мужичек протянул мне свою слабую левую руку для рукопожатия, в правой он держал два лотерейных билета. Я заметил, что на руках у него, как и у многих местных мужчин не хватает фаланг пальцев – следствие неосторожной работы с электроинструментом, а также объяснялось это тем, что многие из них работали на мебельной фабрике.
- Да, кошки это, кошки… - как-то сочувственно сказал он, и мне ничего не оставалось, как пожать его руку также необычно левой.
В это время ко мне подъехала дочка и с упреком объяснила, что бабушка от нее убежала в сторону соседнего села Воробьевка, и она не рискнула догонять ее одна, без моей помощи, а еще ее обругал инвалид за то, что она не курит и не пьет.
«А может Васька подобрал?» – подумал я, вспоминая, что мой недавний собеседник признавался мне в сложном финансовом положении, а так как наши хаты практически стоят напротив, то путь его последнего передвижения большую часть дороги повторялся с нашим.
Также под подозрения попали сразу водители двух ВАЗиков, припаркованных у строящегося дома рядом с остановкой. Нужно было расспросить их, но они, приметив наше приближение, сели в свои машины и быстро ретировались, сделав вид, что не замечают мой настойчивый жест «остановиться».
- Может, эти взяли? – спросил я, окутанный весь клубами бензиновых испарений. – Они ж были прямо у дороги, у машин возились, когда ты проезжала.
- Может, и они, папа, - кивнула Настя. – Здесь как раз затрясло сильно.
- Нужно их обязательно расспросить, когда вернутся, - вздохнул я, расстроенный, и мы еще какое-то время в слабой надежде ходили у ворот стройки.
Потом я услышал разговор и, оглянувшись, заметил, что на нас с любопытством смотрят две молодые, ранее незнакомые девушки, скорее всего, приехавшие сюда к кому-то в гости. Они сидели на остановке, почти сливаясь с ней, и болтали беззаботно ножками, прячась от солнца. По времени должен был давно подъехать автобус, идущий в город, но он задерживался. Как я сразу их не заметил!
- А Вы не подбирали случайно смартфон?
В ответ девушки пожали плечами.
- Ну, телефон мобильный, только без кнопок… - пытался я им объяснить. - Может, кто подобрал? Только что уронили…
- А зачем нам телефон без кнопок, - засмеялись подруги.
- Постойте, эта девочка несколько раз проезжала туда-сюда… - припомнила одна из них, как-то безучастно посмотрев на мою дочку. - А когда уронила?
- Да только что. Минут пять назад…Может, видели, как кто поднял?
- Ничего мы не видели! – резко ответила другая, почему-то прижимая к себе свою сумочку, будто мы собирался ее обыскать.
Такой жест невольно вызвал в нас подозрения. И как только я собрался с новыми вопросами, готовыми пролить свет на все это темное дело, подъехал автобус и забрал наших важных свидетельниц в город.
- Укатился наш телефончик, тю-тю, - иронизировал тогда я, но дочка почему-то защищала этих девушек.
- Нет, они не могли, папа. Я с ними здоровалась.
Слабый довод дочери только умилил меня.
- Нам нужно срочно позвонить на мамин смартфон! – вдруг воскликнул я, ударив себя по лбу. – Может, кто поднял и ответит.
- Но твой номер заблокирован, папа!
- Давай дуй к Владимиру Ярославовичу. Я видел, как он на огород шел колорадов травить.
Когда же мы отыскали нашего соседа справа, или князя, как все его тут называли за созвучность имени-отчества, и в спешке объясняли ему что к чему, он недоверчиво долго смотрел на нас сквозь запотевшие стекла противогаза и мотал головой в белом ядовитом облаке. Для безопасности мы с дочкой остановились немного поодаль, но у нас уже першило во рту, и слезились глаза. По земле же в нашу сторону ползли гурьбой полосатые жуки, спасаясь от газовой атаки.
- Ничего не понимаем! – замотали мы головами, напрасно вслушиваясь в мычание Владимира Ярославовича. – Нам всего, один звоночек сделать. Да чего Вы боитесь?
Наконец, князь стащил противогаз с головы и весь красный, как рак, заорал на нас с выпученными глазами:
- Ну как чего? Здесь же на огороде связь не работает. Вам придется выносить мой телефон на дорогу, а там Вы его тоже оброните, как свой. 
Потом у него начался приступ кашля, более симулянтский, чем настоящий, и мне пришлось снять с запястья золотые часы Rolix ценой, многократно превосходящей весь его урожай картошки за двадцать лет.
- Если Вы так боитесь, давайте я залог оставлю…
- Пойдет! – откашливался он быстро.
Я подбросил ему часы в ближайший куст картошки, и он поднял их и стал изучать, как индеец первые бусы конкистадоров. Затем, видно убедившись, что вещица стоящая, отложив свой газомет в сторону, и протянул нам свой телефон. Мне пришлось задерживать дыхание и почти закрывать глаза, чтобы не наглотаться удушающих газов.
– Звоните, но только не долго! – крикнул он нам вслед, отхаркиваясь, очевидно, кровью. - У меня на счету денег в обрез.
Помню, как мое сердце забилось в ожидании ответа и как мы с Настей внимательно прислушивались, не звучит ли где-то в траве или поблизости знакомая мелодия, но гудок резко оборвался. Либо смартфон все же разрядился от моей чрезмерной настойчивости, ведь с утра он, скорее всего, был не заряжен, либо нашедший его человек просто не мог сообразить, как им пользоваться. Я знал, что население на хуторе пользуется в большинстве своем еще кнопочными мобильниками, давно вышедшими из употребления в больших городах.
- Мама так расстроится… – заплакала вдруг дочь. –. Там наши фотографии, папа. Только вчера с коровой Васьки фотографировались. Может, маме лучше не говорить, напрасно не расстраивать?
- Она все равно узнает, - тяжело вздохнул я и, зная несносный и буквально взрывной характер моей супруги по всяким мелочам с поводом и без повода, почувствовал легкий мандраж.
Действительно, что скажет Катя, когда узнает, что мы потеряли ее смартфон со всеми ее личными фотографиями, контактами, паролями к банковским картам и соцсетям? Скандал как минимум был гарантирован. И все, что мы могли сделать в такой удручающей ситуации, так это позвонить оператору, чтобы срочно заблокировать украденный номер…
Глава 5. Как меня в последнее время посылали
Отправил дочь домой, чтобы она как можно деликатно подготовила свою мать к неутешительной новости, я отправился на почту за посылкой и своим паспортом, проговаривая, что сказать ожидавшим там хуторянам. Если честно, я рассчитывал на их сочувствие, но первое, что услышал, это было:
- Да, ты в кустах посмотри!
Это пропищала невзрачная девица с бородавкой на носу. Мы сразу не понравились друг другу. Судя по всему, ей оказалась уже выше упомянутая Машка, вечно путающие наши заборы. Она швырнула свою наплечную сумку куда-то в угол и по-хозяйски плюхнулась рядом с Мариной на соседний стул.
- Ну чего нашла? – спросила почтальонша, немного ерзая. – Всучила повестку из военкомата?
Девица в ответ широко зевнула.
- И что расписался?
- Агась..
Затем эта неприятная мне особа перекинулась со всеми присутствующими лисьим взглядом. Да и она сама была как лиса, рыжая, ярко-огненная.
- Теперь уж не отвертится, - ухмыльнулась она.
- Как же ты его прижучила, Машка? Он же парень бедовый, - послышались восторженные голоса. - Уже два года от армии отлынивает.
- А никак я его не прижучивала… - снова зевнула Машка. - Его мамаша сама сдала. Открыла подпол и закричала ему туда: «Вылазь, дурак, быстрей, все огурцы мне пожрал!»
Все, кто был на почте, кроме меня, засмеялись, но я не разделял их веселого настроения.
- Это Вы та самая Маша, которая сует квитанции не в те почтовые ящики? – уточнил я.
- Ну, я! А что? – ответила она дерзко, откинувшись на спинку стула. Для полного образа гестаповца ей не хватало закинутых на стойку ног и сигареты в зубах.
- Я так и думал….
- А ты меньше думай. Лесом шел, а дров не видал. Под елкой поищи лучше.
- У вас тут елок нет! Кто-то из ваших взял…– возразил я, стараясь не смотреть на ее бородавку, которая так и маячила у меня перед глазами. Но у меня не получалось.
- А ты ищи лучше! – злобно огрызнулась она, совсем не стесняясь моего пристального взгляда.
– У нас народ честный и работящий, - заступилась за нее Маринка. - Не то, что у Вас там (в Москве). Чужого добра нам не надо… Ведь верно, бабоньки?
- О, да, да, - затараторили все, пытаясь меня устыдить в напраслине.
Спорить я с ними не стал. Сейчас решалась судьба. После недолгих убеждений Маринка все же, скрепя сердцем, пошла мне на уступки, позвонив куда-то, где ей долго объясняли, как поменять номер телефона в программе. Благо, со мной был телефон Владимира Ярославовича, и СМС с заветным кодом я получил моментально.
Стоит заметить, что мне посылку не подали, а презрительно швырнули на стойку.
- Паспорт не забудь, склеротик, - ухмыльнулась рыжая бестия.
- Надеюсь, за все это время пока я бегал туда-сюда, на него кредит не оформили? решил я кое-как постоять за себя.
То, что мне ответили при этом, даже сейчас, по прошествии некоторого времени, не поддается литературной обработке. Но я сам виноват, так сказать, напросился. При этом, я был в какой-то мере даже рад, что эта шарашкина контора по планам наших доблестных либерастов скоро должна будет превратиться в младшую сестренку «Пятерочки».
- Вам бы еще бритвенными станками приторговывать, окультурились бы, - злорадствовал я, поклявшись, что больше никогда не буду пользоваться услугами этого недобросовестного учреждения.
- Вот придурки понаехали! – орали мне вслед все, словно сорвавшиеся с цепи.
Отступая под натиском вражеских сил, в дверях мне пришлось столкнуться еще и с «Белым халатиком», и тот даже взвизгнул  от неожиданности.
- Извините, пожалуйста, - буркнул я на лету, выскакивая на улицу.
Там стояло реальное пекло. Пот стекал со лба на глаза, мешал смотреть, а мне все казалось, что разъяренные почтальонши с небритыми потными подмышками гонятся за мной, точно злющие кровососущие ведьмы, и вот-вот с диким гиком запрыгнут мне на спину, чтобы вонзить свои гнилые зубы мне в глотку.
- Молодой человек, постойте, - окликнул меня женский голос, но поскольку я так и не оглянулся, то меня дернули настойчиво за подол рубахи.
- Что Вам угодно? – спросил я хмуро, пытаясь всем своим видом показать, что мне некогда. – Вам недостаточно моих извинений?
- А какой толк в Ваших извинениях? Отдавить ногу беззащитной женщине сейчас каждый идиот может. Осмелюсь спросить, Вы надолго к нам приехали?
- А собственно, зачем Вам это?
- Ну как зачем? Я же фельдшер, Татьяна Ивановна. В мои обязанности входит следить за здоровьем всех хуторян.
- Ну и что? Я к Вам никакого отношения не имею.
- Ну это Вам это только кажется… - как-то загадочно улыбнулась остановившая меня женщина, и эта улыбка не понравилась мне. – Вы приехали из другого региона, наверняка, более чем-то заразным и обязаны встать ко мне на учет.
- Ничего я никому не обязан! – даже сплюнул я на землю, а самого аж затрясло от такой бестактности. – Идите лесом!
- Нет, ну Вы посмотрите, как он с женщиной разговаривает? - обратилась она к проходящей мимо безрогой корове.
Запах свежего навоза ударил мне в ноздри.
- А где Вы видите здесь женщин? – теперь слетел с катушек я и сразу пожалел об этом.
- Нет, Вы смотрите, что за нахал! Показать вторичные половые признаки? - И Белый халатик расстегнулся на три верхние пуговицы.
- Нет уж, прошу, увольте! – и я продолжил свое спасение бегством.
- Учтите, я буду жаловаться на Вас председателю! – заорала глубоко оскорбленная Танька.
Затем она попыталась догнать меня и даже подставить подножку, но я ловко перепрыгивал эти заляпанные навозом препятствия.
- А сколько лет Вашей дочери? Она в школу ходит? – не унималась вредная тетка. – У нее прививки есть? Вы должны стать ко мне на учет! И обязательно предъявите СНИЛС!
Я решил больше не отвечать. К тому же, за моей спиной зазвучала знакомая тирада бранных слов.
- Да чего ты раздеваешься, Танька! – выскочила из почты Машка. – У него давно не стоит на нормальных баб.
- Импотент несчастный! – плевалась в сердцах фельдшериха и в завершении всего швырнула в меня снятыми с себя не первой свежести трусиками. – Ишь, женщину не видит!
- Хоть убей, не вижу! – буквально удирал я, забыв о всяком достоинстве.
- Иди, очки купи! Пригодятся.
Казалось, эти клуши соревновались между собой, кто обиднее и пошлее оскорбит меня.
Отбежав на неопасное расстояние, я все же оглянулся. Вышедший из почты народ ругал мое поведение и сверлил мне спину колючими взглядами, а Машка - язва даже махнула мне, типа «Вали дальше».
Глава 6. Расследование начинается…
Держа перед собой посылку, я не сразу заметил впереди себя сутулую и покрасневшую от загара спину. Ножик с поникшей головой, немного протрезвевший, как раз возвращался домой. Я обогнал его, и мы невольно разговорились.
- А где твоя собачонка, дружище? – спросил я его, стараясь перейти на дружелюбный тон.
- Ой, не спрашивай, кОзак! – отмахнулся он, пребывая в тяжелой печали. - Вот за пакет помидоров отдал….
Я знал, что на другой стороне хутора есть теплицы, и что их держат какие-то азиаты, а местное население ходят туда и покупают там дешевые овощи.
- Слыхал, про зеленые помидоры? – и паренек потряс перед моим носом пакетом.
- Зеленые помидоры?
- Они самые… Никогда не краснеют. Съешь такой натощак, и целый день есть не хотца… Ходишь потом, как заводной Буратино.
И Ножик попробовал изобразить на месте походку деревянного человечка.
– Ну а собачонка-то им твоя зачем? На кой она им сдалась?
- Не знаю. Как увидели ее, предложили обмен, сказали, что будут хорошо кормить.
- Да уж… - нахмурился я, давно наслышанный о популяризации тайных собачьих ресторанах в связи с наплывом мигрантов.
- Ну и я о том же, - вздохнул он расстроенный. - Только вот еще незадача, как мне мимо их двора проходить, а? Ведь учует меня Жучка и будет скулить, с цепи рваться… Уж лучше мне туда не ходить больше. Я сначала даже рад был, - объяснил он мне свое подавленное состояние. - Жучка у меня кожа да кости. А тут поживет у комерсов этих, - и он показал мне неприличный расистский жест, оттянув от глаз кожу. - Может, потом деньги скоплю и выкуплю. А ты что сам такой кислый?  - заметил он вдруг мое тоже невеселое настроение.
- Да вот телефон дочка обронила. Если найдешь, с меня магарыч.
Глаза Ножика загорелись.
- А какой телефон-то?
- Да, веришь, не помним. Сенсорный был, ну без кнопочек, вот такого размерчика, черный…чехол еще кожаный, - и я примерно показал размеры устройства руками.
- А модель какая?
– Кажется, Самсунг, а, может, и нет. Коробка от него в Москве осталась.
- Ясно. Ну, уж если увижу у кого, скажу… - и он закинул пакет помидоров себе на плечи. - А ты к ментам обращался?
- Да ну с ними связываться. Мы сами попробуем найти, - сказал я. – Тут-то людей, два с половиной человека живет. Свои подобрали, расспросить только надо.
Бывший зэк улыбнулся, показывая мне дырку от выбитого переднего зуба.
В это время ко мне навстречу выбежала заплаканная в слезах дочка. Попытка подготовить маму к событию не пошла даром.
- Эй, глупая, чего ревешь-то? – спросил ее Ножик с явным сочувствием. – На, держи!
И он, сбросив с плеч пакет, достал оттуда зеленый помидорчик.
- Ты его с яблоками положи, пожелтеет немного, вкусней будет. Помой только, на всякий случай.
Потом после некоторых уточнений, при каких условиях и примерно в каком месте мы потеряли смартфон, он поплелся дальше, вглядываясь вдоль дороги.
- Спасибо! – крикнула ему вслед дочурка.
Но Ножик так увлеченно рыскал по уже примятой нами траве, что, казалось, не слышал слов благодарности.
-  Вот зря Жучку отдал! Мы бы с ней быстро его нашли! – качал головой он, подходя к краю забора и заодно заглядывая за него во двор. - Он мог отскочить куда-нибудь угодно, - крикнул он нам, словно оправдываясь.
Но мы не стали ему мешать в поиске и остановились у ворот стройки. Саманную хату обкладывали силикатным кирпичом, заодно перебирали крышу, бетонировали столбы для забора. Сами строители, очевидно, уже вернулись. Багажники их машин были приоткрыты и заполнены доверху мешками цемента.
- Ты точно тут его потеряла? – спросил я у дочки.
- Да, примерно тут. Они тут как раз курили. Вот еще бычки валяются.
Когда мы постучали в ворота, их нам сразу же открыл босоногий мальчуган лет четырех-пяти. Черные, как уголь, глазенки смотрели на нас из-под  прямого, слегка покатого лба.
- Здравствуй, - сказал я ему. – А взрослые есть? Позови.
- Мама! -  крикнул он, повернувшись в сторону раскидистого абрикоса.
Там, в прохладе тени медленно покачивался гамак, на котором в привольной позе на спине лежала молодая красавица. Наготу ее бедер скрывала пестрая юбка, а узкие плечи покрывала накидка из полупрозрачной материи, возможно, шелка. На голове у нее была соломенная шляпка с широкими полами. Но больше всего мне запомнились ее утонченные, как у балерины, ступни, украшенные разноцветными браслетами. Девушка не замечала нас, находясь в какой-то отвлеченной прострации, и даже громкий оклик так непохожего на нее сына не привел ее в чувство. Она продолжала покачиваться в гамаке, точно в дрейфующей лодке, и, едва касаясь кончиками пальцев своей элегантной ножки песочка, выписывала на нем какие-то причудливые круги. И если бы не куры, бродившие рядом, казалось, что эта девушка находится где-нибудь на коралловом побережье Канкуна. Не хватало разве что в завершении всей этой сказочной картины початой бутылки какого-нибудь шампанского в корзинке со льдом и свежих сочных фруктов. Хотя последние все же были. Они висели на ветвях и от легкого дуновения ветра то и дело падали вниз. Рядом на песке находился как раз тазик. Очевидно, мальчика мы своим неожиданным приходом отвлекли от сбора урожая.
- Здравствуйте, - поприветствовал я эту девушку.– Извините, что Вас отрываем от…
Договорить я не успел, так как рядом что-то звякнуло и кто-то, коричневый и лохматый, бросился мне в ноги, при этом громко ревя и пытаясь достать меня когтистой лапой.
Это была точно не собака, но я не сразу понял, что чуть не стал жертвой разбоя маленького медвежонка, пристегнутого цепью к столбу. Я инстинктивно закрыл собой взвизгнувшую от испуга Настю, и замер, ожидая дальнейшего нападения, но, слава богу, цепь удержала зверя, буквально в метре от моих ног.
- Папа, смотри, это же медведь! – прошептала моя дочь, с опаской выглядывая из-за меня. - Мы такого в зоопарке видели.
- Да, похоже, - выдохнул я, чувствуя, как мое сердце только-только начинает выползать из пяток. – Он, наверно, подумал, что я мед принес.
Медвежонок, тем временем, продолжал реветь, выражая все признаки агрессии и, я бы даже сказал, бешенства. Цепь едва сдерживала его натиск, и эти ржавые, местами уже погнутые кольца в ней от натуги могли разорваться. Но вместо того, чтобы утихомирить своего питомца, мальчуган, который приоткрыл нам ворота, весело засмеялся, а девушка в гамаке, лишь лениво приподняла полы своей шляпки, чтобы лучше рассмотреть нас.
- Марко! – позвала она, наконец, на помощь, очевидно, мужа.
Медвежонок уже встал на задние лапы и точно пританцовывал, топчась на месте. Я все еще держал посылку в руках, планируя в случае самообороны обрушить ее на голову этому танцору. Слава богу, на порог из строящего дома вышел с недовольной миной на лице один из строителей, самый настоящий цыган. Он был в ярко красной рубахе, подпоясанной разноцветным поясом, и, судя по всему, являлся отцом мальчику. Уж очень они были похожи. Черненькие, худощавые, кудрявые, с грубыми скулами.
- Явко мэ! (Иди ко мне!) – крикнул он громко своему смеющемуся сыну, и когда тот послушно подошел, дал ему увесистую оплеуху. - Закурдан (Достал меня!)
Затем он стряхнул с колен цементную пыль, в два-три прыжка очутился перед нами и загнал медвежонка сильным пинком под навес из жести.
- Мы телефон ищем, - начал я разговор, выходя из оцепенения. - Вот дочка потеряла, мимо Вашего дома проезжала и …
Цыган посмотрел на нас с той же недовольной миной, точно пытаясь понять, что мы от него хотим. Потом он, словно все же поняв причину, блеснул на солнце своими золотыми коронками.
- Мы ничего не находили!
- А Ваш друг? – кивнул я на крышу, по черепице которой карабкался русский парень с ножовкой в руке, который, как услышал, что о нем что-то расспрашивают, отвел свой блуждающий взгляд в сторону, будто это его совсем не касалось.
- Он тоже ничего не находил, - ответил за него Марко, показывая всем видом, что разговор закончен.
- Ну, если вдруг найдете, наш дом…, почти с Вами соседи…
- Хорошо, хорошо, - выпроваживал он нас, гневно поглядывая на отдыхающую в гамаке девушку, что казалось, хочет ее зарезать.
Я даже забеспокоился за нее и почему-то ей сказал: «До свидания».
- Чао, бамбино! – махнула она равнодушно, и последнее, что я увидел, как засовывает она в свой чудный ротик упавший с ветки прямо на нее сочный абрикосик.
Как только ворота за нами закрылись, послышалась громкая перепалка на цыганском языке, и я поспешил увести свою дочь как можно подальше. На душе было неприятно, точно нас как будто прогнали, как этого медвежонка пинком кирзового сапога под мягкое место.
- Ну, ничего! Скоро мы всех выведем на чистую воду! – возмутился я, а дочь от волнения даже надкусила помидорчик, подаренный ей Ножиком.
- Какой странный у них малыш, папа, - поморщилась она. – Ты видел, что у него серьга в ухе?
- Цыгане, - добавил я. – У них так должно быть принято.
Молодая девушка в гамаке не выходила у меня из головы. Ей было на вид не более девятнадцати, и она совсем не была похожа на одну из характерных затасканных тяжелой жизнью цыганок, которые ходят у нас с кучей оборванных детей по вокзалам столицы и просят позолотить ручку. Наоборот, это была гордячка, с нежными славянскими чертами лица и курносым носиком. Да и второй строитель тоже был русский. Может быть, даже ее брат.
Посылка уже начинала тяжелить руки.
 - Сбегай к Ваське, на всякий случай, и разузнай, может, он нашел наш телефон или что-то видел? – дал задание я своей дочери, а сам пошел сдаваться жене. – Только осторожно, тут медведи ходят!
Настя, осмотревшись и убедившись, что ничто ей не угрожает, перебежала дорогу и постучалась в Васькины ворота. Из-под них сразу вынырнула собачка Звоночек, радостно виляя хвостом и тявкая. Она как раз грызла пластмассовый мячик и в пылу игры утеряла его так, что не могла его достать. И пока хозяин подходил к воротам, моя дочь подкатила игрушку ногой и смотрела, как его собака продолжает резвиться.
Стоит сказать, что с Васькой мы были соседями напротив. Жил он с беременной женой в доме из старого красного кирпича, с разбитой печной трубой. К одной из его стен была приварена арка, перекинутая над воротами. По ней расползался виноград Изабелла, чьи буйно разросшиеся лозы захватили не только стоявшие рядом деревья, но и сам забор с небрежно намалеванной надписью «Продается».
Васька продавал свои владения уже не один год, так как хотел затеряться от кредиторов и съехать с семьей куда-то поближе к морю, но покупатели обходили его стороной. За участком шла грунтовка на кладбище, через которое местные власти почему-то планировали завести газ на хутор. Лет пять назад прокладка трубы за неимением должного финансирования прекратилась, и там до сих пор стояла неприглядная картина: покосившиеся кресты и оградки, и посреди них на пригорочке ржавел экскаватор с оторванным ковшом в окружении вырытых когда-то им и сейчас заросших траншей, а также валявшихся в хаотичном порядке труб.
- Ну и что он сказал? – спросил я с надеждой, когда Насте подбежала ко мне.
- Сказал, что ничего не видел…
- Ладно, - вздохнул я, чувствуя, как ожесточаюсь против всего хутора. – Пойдем маме сдаваться….
7. Жизнь потихоньку налаживается
Во дворе перед виноградником сидел на табуретке наш любезный Владимир Ярославочи. Голова его была обмотана влажным бинтом, и вода потоками стекала ему на лицо, точно слезы, создавая невольно впечатление общей театральной печали. Моя же благоверная супруга, самоотверженно всегда относящаяся к мужчинам (меня ни в счет), отпаивала симулянта горячим чаем. 
- Что же ты у человека телефон забрал, ирод! – получил я сразу хук-упрек вместо приветливого поцелуя.
– Сказали на минуту, только один звонок сделают, а исчезли на полдня. Случись что, даже скорую вызвать нельзя, - заохал еще громче, делая осторожный глоток Владимир Ярославович, явно смакуя положение псевдобольного. – Лидочка, жена моя с внучатами в Израиль улетела, случись что, даже не узнает, какой у меня конец мог быть… Ведь если бы не Вы, Катенька, я бы точно дубу дал!
Оказалось, что наш сосед во время сражения с колорадскими жуками почувствовал недомогание, выражающееся внезапной диареей и удушающим кашлем, и первым делом обратился за помощью к моей супруге, а заодно одним из первых и сообщил ей неприятную новость, что мы этим утром не свет не заря потеряли ее смартфон. Ну, а Вы, дорогие друзья, знаете, что нет ничего хуже плохой новости, если эту новость преподносит сосед по участку.
- Прибегают ко мне вот с такими глазищами, - рассказывал с видом бывалого рыбака Владимир Ярославович. – Дескать, дай, мол, Владимир Ярославович, телефон. Позарез нужно! А у меня же сердце слабое, мне волноваться нельзя… Что случилось? Уж не беда? Я уж грешным делом подумал, что Вы, Катенька, угорели от печки. Ведь сегодня ночью холодно было. Печку, наверняка, ведь топили, и по не опытности заслонку до конца закрыли. Такое тут часто с городскими бывает. Я от переживаний аж противогаз снял, да забыл склеротик, что вокруг Хиросима…Ну и…. – взор соседа вдруг упал на наши лозы. – Батюшки, да какой у Вас виноград хороший! А я издалека и не видел! – воскликнул он. - И не подрезали же его, не укрывали? А я вот все по правилам делаю и не растет! А какие ягоды-то какие чудесные, просто загляденье! Вот, к августу обопьемся с вами вина! Правда, мне нельзя. – и Владимир Ярославович нахмурился. - У меня печень, а я по больницам не хожу!
- Может, Вам это чудо селекции поможет? – предложила дочка гостю свой надкусанный помидор. - Он тепличный, его у вас тут выращивают. Говорят, от всех болезней помогает.
Сосед аж поперхнулся, и моя наивная Катя, очевидно, приняв это за последствия газовой атаки, заботливо поправила мокрый бинтик на голове «безвинно пострадавшего», и посмотрела на меня с дочкой так, как будто мы были виноваты в том, что этот больной во всех отношениях человек не ходит по больницам.
- Принес? – хмуро спросила она меня.
- Принес… Еле дотащил…
- Хоть какая-то от тебя польза!
Уловив с удовлетворением наши натянутые отношения, сосед благополучно допил чай и поставил чашку с остатками заваренных листьев малины себе под ноги. Тут он, очевидно, почувствовал внезапный позыв диареи, и лицо его подозрительно изменилось.
- Владимир Ярославович, может Вам все-таки скорую вызвать? – заволновалась моя супруга, выхватывая из моих рук соседский телефон, который я собирался уже было вернуть.
- Ой, спасибо, Катенька, но пустое это! – отнекивался князь. - Скорая сюда всю неделю добираться будет, а к тому времени, думаю, уже пронесет…
Он сделал довольно неубедительную попытку подняться с табуретки, его чуть-чуть покачнуло назад, и наша дружная семья бережно подхватила его. Затем, показывая всем видом, что он может идти самостоятельно, Владимир Ярославович еще раз похвалил наш виноград и даже отщипнул ближайшую к нему гроздочку. Мы все же настояли и снова усадили пострадавшего на табурет, и он взглядом козла, невзначай заблудившегося в чужом огороде, огляделся вокруг и сказал ненавязчиво, пробуя одну ягоду на вкус.
- Кислит еще…
Затем Владимир Ярославович проверил при нас надежность своего кишечника, а заодно, и баланс своего телефона, очевидно, опасаясь, что я мог кому-то в тайне звонить за границу. И пока мы стояли над ним все в тревогах и заботах и старались не замечать испорченного воздуха, он хмурился и даже злился, ожидая, когда же все же настроится связь. Но связь у хаты не брала, и сосед, чувствуя, что больше не может так просто терять драгоценные минуты, вскочил с места, опрокинув за собой табурет.
- Ладно, засиделся я что-то с вами… - посмотрел он на свое левое запястье, где поблескивали золотом и бриллиантами мои Rolix. – Батюшки, уже обед!  Побегу к своим пчелкам… - и, действительно, побежал, но не к калитке, а напролом через рабицу, позабыв вернуть мне залог.
Так что, пребывая точно в вышибленном из седла состоянии, я невольно заметил под вечер, что, если раньше жизнь в этой глуши казалась нам размеренной и спокойной, можно даже сказать, полная творческого подъема и созерцательности, то сейчас в наших неокрепших душах бушевали лихие страсти.
- Подумать только! – возмущался я, ходя по горнице взад-вперед с закинутыми назад руками и обрушивая свой гнев на всех этих несчастных лицемеров. – Мои любимые Rolix у этого дикаря!
- Да, вернет он их тебе, вернет! – успокаивала меня жена. – Поносит и вернет.
- Ага…- не унимался я. - Тут люди ничего просто так не возвращают. Все приходится забирать с клещами да пассатижами!  Совести у них нет! Да бог с этими часами! Но не вернуть телефон маленькой девочке, которая проехала мимо них на велосипеде, это выше моего понимания!
- Папа, я уже большая девочка! – еле слышно шептала дочь, опустив взгляд в пол и глотая слезы.
- Молчи, неразумная! – просто вскричал я, выходя из себя, что даже супруга, всегда вступавшая со мной в полемику по любому поводу, притихла и перестала строчить на своей швейной машинке. – Боже, какие же мы дураки! Как можно было наступать дважды на  одни и те же грабли? Неужели нас ничему не научил случай под Воронежем?
- Папочка…- пыталась что-то сказать в свое оправдание Настя.
- Послушай совет своего родного отца, – перебивал я ее и грозил при этом указательным пальцем. - Никогда ни при каких обстоятельствах не доверяй южанам!
Выждав, когда из меня выйдет вся спесь, супруга поднялась из-за стола.
- Опять придется все переделывать… Что за нитки! – высказалась она о результате своей недельной работы. Потом ее сверкающий взор упал на меня. - Все? Выкипел?
Я виновато кивнул, отступая вглубь горницы, а Катя, точно внимательный садист с фонариком, внимательно заглянула мне в глаза, исследуя мои адские муки.
- Да что с тобой? И это мой муж? На человека перестал быть похож! Визжишь, как оперная певица на благотворительном вечере…
- Прости, нервы уже ни к черту, - сказал я и попробовал обнять жену, но она отстранилась.
- Пока не успокоишься, будешь всю жизнь спать на кухне у этой печки, - вынесла она мне вердикт, и я тяжело вздохнул, отмечая про себя рокировку в нашем поведении.
Почти весь день, словно бурлящий бульон в переполненной кастрюле, кипела супруга, и мне стоило больших трудов ее успокаивать, а под самый вечер, когда казалось, уже все обсудили и решили, не выдержал и я. В голове пронеслись недавние воспоминания.
- Зачем тебе тратить свое драгоценное время на все эти дурацкие разборки? Что ты хочешь себе доказать? - обращалась она к нам, когда мы, измотанные, но все же довольные, возвращались из города N.
В станице мы бегали по салонам связи, чтобы восстановить симку. Но в конечном итоге выяснилось, что это невозможно, симка у нас была московская, а не местная, и нас отослали в город за сто километров отсюда. Я хорошо знал свою жену, которая в минуты особого душевного расстройства обычно утоляет печаль незапланированным и довольно непредсказуемым шопингом, поэтому особо не удивился, когда места в багажнике скоро не хватило, а заметно притихшая после постоянных упреков дочь сидела на заднем сиденье с тяжелой тефлоновой сковородкой. Настроение у всех было подавленное и даже настороженное. За рулем была Катя, и решение уже было принято, как можно скорее валить из этих негостеприимных краев.
- Милая, ну какой мы пример показываем таким бегством? Теперь Настя будет считать, что зло может остаться безнаказанным, и на любой пустяк будет реагировать неоднозначно…
- Уж лучше так, чем потом довести дело до эксцесса. Ну, найдешь ты эту бабку, прижмешь ее к стенке, так она тебе и телефон прямо и отдаст…
- Отдаст, - утверждал я, представляя сцены жестокой экзекуции с ржавыми щипцами и горящим факелом.
- И не вздумай применять насилие, - угадывала она ход моих мыслей. - Потом ее внучок-алкаш хату нам подпалит, а на следующий день наймется к тебе в батраки по разбору завалов.
- Милая, не сгущай краски…
- О, если бы кто-нибудь знал, как я устала! – хваталась Катя за голову двумя руками, отпуская при этом руль, и мне с дочерью казалось, что неуправляемая машина несется со скоростью света.
- И все это твоя дурацкая идея….- продолжала пилить меня жена, передразнивая. – «Милая, а почему бы нам в самом деле не поехать к Даниле? Там казаки возрождаются, так сказать, к истокам прикоснемся, ведь «дым Отечества всем сладок и приятен».
- Ну а что в этом плохого? Ребенок должен знать быт своих предков. В конце концов, у меня дед был есаулом в царской армии. К тому же, природа тут, можно сказать, девственная, тут живут еще неиспорченные цивилизацией люди.
- Ага, неиспорченные….Сейчас такие «на голову неиспорченные» листают своим грязным…, дочь закрой уши, мою прошлогоднюю фотосессию на пляже Плайя дель Медано.
Я не знал что возразить на это. К тому же, меня еще сильно смущала новая тефлоновая сковородка, надобности в которой никакой особо не было.
- Эх, на Канарах сейчас хорошо… Океан, бирюза, свежий ветер…- с ностальгией в голосе прошептала Катя. – Закрываю глаза, так и вижу себя в новом бикини.  Мои ступни утопают в приятном песочке. Я иду такая загадочная по пляжу, круча изящно бедрами. Под рукой у меня серфинговая доска, а в моих солнцезащитных очках отражаются смазливые мальчики с торчащими сосочками, которые выпячивают через их обтягивающие футболочки.  «Quiero estar contigo ! Estoy loco por ti !» (Хочу быть с тобой! Схожу с ума по тебе!  - кричат они вслед. – Mi cielo ! Mi alma ! (Мое небо! Душа моя!)
Мне сейчас было не до ревности, так как Катя за эти мучительные для меня секунды и впрямь мечтательно закрыла глаза, нажав на педаль газа.
- Фу, Канары… - нахмурился с отвращением я, будто речь шла о потных рваных носках. – Или ты совсем забыла, как в прошлый раз, когда мы брали «все включено», они смотрели все на  часы, с мыслью о том, что побыстрее бы полночь, чтобы все напитки стали платные.
- Ну и что? Ты сам тоже самое делал и набирал про запас…. Так что еще сегодня собираем манатки и…
- Мама, я не хочу уезжать из хутора! – воскликнула вдруг дочка на заднем сиденье, чуть ли не давясь слезами. – Мне тут так нравится, я еще на велосипеде не накаталась.
- Ну что ты в самом деле так расстроилась! – попробовал я лаской в голосе убедить Катю не делать поспешных выводов. – Мы сюда же только приехали и сразу уезжать? Тут скоро виноград созреет, даже сосед завидует, натуральный виноград-то, без всяких там гормонов роста, а на Канары можно попозже слетать, осенью, например. Никуда она не денутся, твои Канары. Правда, я не уверен, что народ там честнее и никто не застрахован от того, что произошло с нами здесь. Можно даже эксперимент провести. Купить дочке велосипед и дать ей покататься по пляжу с твоим смартфоном…
- Нет уж, больше я никому свой смартфон не доверю! – фыркнула моя супруга, поправляя на своем лице солнцезащитные очки. При этом резком движении она опять отпустила руль на крутом повороте.
- Можешь придержать коней? - попросил я. – Там впереди видеокамеру установили.
- И что? Хоть кто-нибудь на меня смотрит…
Я раздосадовано вздохнул. Меня не слышали. В этот момент первые капли дождя упали на лобовое стекло, и начался сильный потоп, такой, что едва справлялись дворники.
- Притормози, ведь ни хрена не видать, - начинал я злиться, и вдруг из пелены дождя перед нашей машиной показался силуэт девушки.
По широкополой соломенной шляпке я сразу признал в ней хозяйку медвежонка, жену или девушку цыгана. Она шла по обочине в попутном с нами направлении в пестрой, уже намокшей от дождя юбке и было видно, как играют на ходу ее упругие ягодицы. Для меня, отлученного жестоко от супружеских обязанностей, все это дразнящее мою загнанную плоть явление было точно во сне. В какую-то секунду я все же опомнился и закричал, видимо, на инстинктивном уровне уводя руль жены немного влево.
- Осторожно!
Машину на скользкой дороге сильно повело, но, славу богу, колеса вырулили. Девушка, наверно, не сразу поняла, какая опасность грозила ей. Мы едва не сбили ее, обрызгав только грязью из луж.
- Ты могла ее убить! – прошептал я, вглядываясь в пелену дождя.
- Шляются тут всякие, ж.. виляют, - фыркнула супруга, уже притормаживая у наших ворот, и, когда машина встала, нервно забарабанила пальчиками по рулю.
По ее молчаливому ожиданию, я понял, что кому-то из нас придется сейчас выходить под дождь и открывать ворота. Какое-то время мы все трое ожидали чего-то. Дождь лил как из ведра. Лишь слышно было, как работают дворники по стеклу. Пожалуй, мы так никогда не были близки к разводу.
- Ну, хорошо, я не права, - смирилась вдруг жена. – Делайте, что хотите. Только не говорите потом, что я вас не предупреждала…
- Ура! – закричала радостно дочка, обнимая маму за шею. – Спасибо, мамочка!
Я облегченно вздохнул. В конце концов, был очень тяжелый день, и нервы могли сдать даже у самого стойкого из нас.
8. Список подозреваемых
После дождя резко похолодало и густой туман, смешиваясь с дымом из печных труб, к вечеру окутал весь хутор. Помню, как в нашей маленькой печке потрескивали дрова, а я сидел на кухоньке в каком-то таинственном полумраке и пил успокаивающий чай с мятой. На новой тефлоновой сковородке допекалась последняя лепешка, и запах вкусного хлеба приятно щекотал ноздри. Жена, утомленная выпечкой, тихо посапывала за стенкой, накрывшаяся лоскутным одеялом, а дочка уже подсовывала мне белый лист бумаги. Мы все же решили восстановить хронологию этого взболтанного утра и составить список подозреваемых. При этом, каждому из этого списка давалась оценка по пятибалльной шкале.
Итак, высшую оценку у нас получила, конечно, же бабушка в зеленом платке. Особенно на этой версии настаивала моя жена, когда мы еще днем обсуждали с дочкой, кто мог поднять смартфон.
- Ну, конечно, она. Кто же еще? – утверждала Катя. – Этим бабулям палец в рот не клади.
Сложность была только в том, что мы не знали, где живет подозреваемая №1, а спросить было не у кого.
- Да, папа, мы ее на почте видели же! – кивнула дочка. - Она мне чуть плечо не вывернула, когда потянулась за ручкой. Ее, наверно, там все знают!
- На почту я больше не ходок, - заупрямился я. – Расспросим лучше у соседей.
- Хорошо. Кто следующий, папа?
- Как тебе мужичок-дурачок? Он вышел за нашей бабулей следом….
- Точно! Я его встретила, когда к тебе возвращалась…У него лотерейные билеты еще были. Странный дяденька…
- Поставь ему четверочку…
Затем мы вспомнили и о Ваське, что живет напротив.
- Нет, это не он, - замотала головой уверенно дочка и стала настаивать на его невиновности, говоря, что когда она его расспрашивала о потерянном телефоне, он сильно расстроился и, как ей показалось, даже смахнул слезу.
- Что-то я особо ему не верю, - признался я. - Ну, при всем к нему уважении, человек он плутоватый, к тому же, нуждающийся срочно в деньгах из-за набранных бездумно кредитов.
- Поставим ему троечку тогда, - нехотя стала вписывать Васю в свой секретный список  Настя.
- И строителей не забудь с цыганским колоритом. Уж слишком они как-то быстро уехали с места преступления. Медведя потом натравили, на все наши расспросы отвечали как-то уклончиво и невнятно.
- Тоже им троечка, папа!
Другие подозреваемые отпали как-то сами собой или получили двойки и колы. Среди них оказались и девушки на остановке, и случайные прохожие, которых мы по каким-то причинам не заметили, и даже водитель хлебного фургончика. К этой категории подозреваемых мы могли вернуться только после проверки основных версий.
- Папа, а ведь мама права! Как же мы заставим вора вернуть нам телефон? – недоумевала дочь. – Если он сразу не вернул, то, скорее всего, и не вернет.
- Вернет, вот увидишь! – и глаза мои заблестели особой хитрецой. - Есть такая игра в карты, доча. Даже с плохими картами на руках можно выиграть. Надо вести себя всегда так, будто у тебя одни козырные тузы на руках, поняла? И такое уверенное поведение заставляет твоего противника ошибаться…
- Но, папа, мы же не будем с каждым, кого мы подозреваем в краже маминого телефон играть в карты?
- Верно, но мы заставим весь хутор на уши встать…Напишем объявление о том, что нам якобы все известно, и что мы даем шанс преступнику реабилитироваться и вернуть нам телефон полюбовно.
- Гениально, папа! А, можно я сама напишу объявление? - воскликнула дочь, радуясь любой возможности применить творческий подход.
- Т-сс! Маму разбудишь! – приложил я указательный палец к губам.
Дрова уже почти все догорели, а мы так сильно увлеклись написанием объявления, что даже не заметили этого. Благо тепла было много, и даже пришлось открывать дверь хаты, чтобы пустить прохладного воздуха. Несмотря на творческий подъем, весь процесс составления объявления шел с некими запинками. Несколько раз нам приходилось переписывать, вставлять нужные вставки, дополнять какими-то витиеватыми фразами, приходивших вдруг нам в сонную голову, когда уже была поставлена вроде бы жирная точка.
- Папа, ну ты определись же! – и дочка зачеркивала ненужное в тексте слово или, наоборот, вписывало его. – У меня уже рука устала.
- Да откуда же я помню, что за марка смартфона у твоей мамы? Коробка-то в Москве осталась, - оправдывался я.
- А ты на зарядку посмотри! Должно там написано, - сообразил мой маленький Шерлок Холмс.
- А точно! – теперь уже воскликнул я, и теперь уже дочка приложила указательный палец к губам, когда я рванулся к столу в горнице, чтобы посмотреть какой марки зарядка.
- Nokia… - прочитал я вслух мелкие буквы. – Как я сразу не догадался.
Затем скомкав последнее объявление, я безжалостно бросил его в печку.
- Папа, зачем? Почему нельзя было просто зачеркнуть?
- Нехорошо получается, будто мы сами точно не знаем, что потерли. Пиши опять.
- Ладно, - вздохнула дочка, зевая, и взялась за новый чистый лист.
Глаза ее уже слипались, а, кажется, на третьем чистовике Настя уже заклевала носиком, и ее пришлось перенести к маме.
Ниже привожу для читателей окончательную редакцию объявления, что же у нас все же получилось.
ВНИМАНИЕ, ХУТОРЯНЕ!!!
18 июня 20… года около 10 утра в районе остановки (недалеко от поворота) рядом с домами такими-то… вдоль дороги к почте был потерян телефон-андроид Nokia (черного цвета). В течение двух-трех минут пропажа была обнаружена, но, к сожалению, кто-то подобрал его и не вернул законному владельцу. Убедительная просьба вернуть устройство. В противном случае оно и все его последующие перемещения, звонки даже с другой симкарты и т.д. будут обнаружены посредством скрытой геолокации. И данная ситуация для нашедшего будет квалифицироваться как кража со всеми вытекающими последствиями!!! Все проходящие и находящиеся в то время в этом месте люди более-менее известны.
Просьба немедленно вернуть устройство по адресу ул. Единственная, дом… или положить в почтовый ящик.
Возможно вознаграждение.
Всю эту бессонную долгую ночь меня одолевали какие-то сомнения…. Сначала я объяснял свое экзальтированное состояние временным холостяцким положением, так как с недавних пор отбывал несправедливое, на мой взгляд, наказание за утерю смартфона супруги и нес издержки в виде воздержания. С другой стороны мною завладел так называемый азарт охоты, и я хотел, как можно скорее, опросить всех подозреваемых, а также расклеить объявления. Я даже пару раз вставал и подходил к окну, и, вглядываясь в предрассветную мглу, торопил начинающую брезжить зарю, проглядывающую сквозь ветви деревьев. В такие минуты у меня даже возникала навязчивая мысль выйти из хаты одному, чтобы расклеить объявления, пока все спят, но только клятвенное обещание дочке пойти с ней вместе останавливало меня. Под самое утро я все же уснул, и меня с большим трудом растолкали к обеду.
- Папа, вставай! Сколько можно дрыхнуть!
Я открыл глаза и с неохотой потянулся. Рядом стояла уже одетая дочка, держа в руках скотч.
- Да, да… - пошептал я виновато. – Сейчас пойдем.
В хате было удивительно тихо. Обычно жена вовсю строчила на своей машинке очередной свой наряд. Настя поняла мой удивленный взгляд и сообщила, что мама, все утро пребывая в плохом настроении, уехала к отцу Даниилу угощать его лепешками из цельнозерновой муки.
Я нахмурился.
- Давай мы тоже сходим к дяде Даниле! – предложила дочка. – Почему ей можно, а нам нельзя? Я уже столько здесь времени и ни разу не виделась со своим крестным…
- Как дела все сделаем, тогда и сходим, - ответил я, поднимаясь с постели.
Плохое настроение супруги, очевидно, передавалось всем нам. Но когда после скромного ланча в два яйца и две чашки мы вышли с дочкой во двор, то еще пуще расстроились. Листья винограда, который вчера так нахваливал Владимир Ярославович, сникли.
- Папа, что случилось c нашим виноградом? – испугалась Настя. – Он заболел?
Я бросился к кусту, изучая причину такого печального явления, и обнаружил у земли сгрызенную кору.
- Кажется, зайцы… - вздохнул я. – Говорил же твоей маме, что хороший забор надо ставить со стороны огорода. «Нет, вид якобы портить будет». А теперь что? Поели мы виноградика…
- Это Владимир Ярославович сглазил….- догадалась дочь, напомнив мне тем самым своей мимикой поразительно свою мать. – Чтоб его пчелы покусали!
Для проформы воспитания я, конечно, пожурил Настю за такое пожелание ближнему, но в глубине души был полностью согласен с ней. Таких острых на язык людей нужно непременно наказывать по всем строгостям военного времени.
В одном месте кора винограда была повреждена не сильно, и ее можно было аккуратно приложить к оголившемуся и начинающему мироточить стволу. Я так и сделал и примотал рану скотчем. Для снижения нагрузки, правда, пришлось срезать верхнюю часть лозы. Потом мы вышли на улицу и приступили к нашему плану.
- По-моему, неплохо получается, - шепнул я дочери, когда обматывал скотчем вокруг фонарного столба наше первое объявление.
Мы как раз находились напротив стройки, и рядом с нами в одной из машин копошился тот самый молчаливый строитель, русский паренек. Когда мы его заметили, он разговаривал с кем-то по телефону. К сожалению, мне не удалось лучше рассмотреть детали гаджета, очень напоминающий смартфон Nokia, так как этот парень, заметив нас, сразу прекратил разговор и нырнул в машину. Оттуда он с настороженностью дикого животного и посматривал на нас, навострив уши, когда мы клеили объявление.
- Ты видела, что у него смартфон? – поделился я своими соображениями с дочкой. – Вообще странно для здешних мест.
- Нет, не видела. Давай попросим его нам его показать, - наивно предложила дочь самый простой способ, чтобы одним махом развеять все наши подозрения.
- Да, так он нам и покажет, хотя…А чем черт не шутит! Молодой человек, - обратился я водителю.
Парень продолжал копаться у педалей, явно не желая показываться нам на глаза. Дверь в машине была открыта, и я тронул его за худое плечо, отвлекая от работы. Мое касание он воспринял, как удар током.
- Что? – даже подскочил он на месте, чуть не ударившись макушкой о салонное зеркало.
- Мы телефон потеряли…- немного опешил я, не ожидая такую реакцию.
- Вы уже приходили, ничего не видел, ничего не знаю, - протараторил он испуганно.
- А Вы нам не поможете? Нам нужно сделать один звонок в город, я оплачу… - схитрил я, доставая из-за кармана бумажник.
Вид денег подействовал на него как-то еще более негативно.
– Я свой телефон никому не даю, – нагрубил он. – Попробуйте на почте спросить у кого-нибудь.
Затем он снова нырнул куда-то к педалям, показывая нам свою сгорбленную спину. Мне так и хотелось треснуть по ней согнутым локтем, но я сдержался при ребенке.
- Ладно, пошли, дочь, - сухо сказал я, махнув на него рукой, и мы отправились вдоль дороги к очередному подходящему столбу. – Чтоб его машина перевернулась!
- Папа, как можно! – пожурила меня Настя и засмеялась, и мы довольные тем, что два сапога пара, крепко обнялись. - Теперь нам мамин смартфон везде казаться будет.
9. Случай на пасеке
- Да, это Клава, наверно. Через дом от нас, - предположил наш «раненый боец» Владимир Ярославович, оперившись легонько на края рабицы.
- Это дом с таким же забором? – уточнил я.
- Ну да, через дом живет, - и мне показали рукой правильное направление.
Мы только что вернулись после расклеивания объявлений и, к нескрываемой радости, обнаружили, что виноград наш встрепенулся и ожил. Когда я поливал его из лейки, лелеянный надеждами еще собрать часть урожая, наседка князя гуляла с цыплятами у границы наших смежных участков, и один деловой цыпленок перешагнул к нам и запищал, так как все никак не мог пролезть в ячейку сетки обратно. Дочка быстро поймала непутевого птенца и передала его Владимиру Ярославовичу из рук в руки, и пока происходил обмен любезностями, я решил воспользоваться предоставленной возможностью и расспросить соседа о нашей подозреваемой N1 - бабушке в зеленом платке.
Стоит сказать несколько слов о нашем соседе справа. Это был мужчина за шестьдесят, еще крепкий, жилистый, так сказать, военный пенсионер, бывший летчик. Каждый раз, когда в небе пролетал самолет, он без труда по звуку определял модель воздушного судна, куда и откуда оно летит, зачем, что везет и так далее.
- Во… опять наши Сушки в Сирию полетели…. – говорил он с тоской, всматриваясь в облака.
Чтобы как-то заглушить эту тоску, рано поутру Владимир Ярославович брал бензиновый триммер и шел косить траву по участку, и тогда шумный рокот, напоминающий ему рев турбореактивного мотора, разносился по всему хутору, проникая в самые отдаленные уголки этого дикого края, пробуждая первых петухов и, конечно, соседей… Но с ним никто не ругался, то ли из уважения к нему, то ли просто уже привыкли. В конце огорода он держал пасеку, и мед у него считался, действительно, самым лучшим в округе, и приезжавшие любители сладкого часто путали заборы и стучались к нам по ошибке. В качестве моральной компенсации нам даже перепала однажды баночка этого природного дара, после чего мы все покрылись какими-то аллергическими пятнами, и я даже ходил к нему, нарушив обычай здешних мест, ругаться с претензиями.
- Я за каждой пчелкой не слежу… Как тут уследишь… - ответил он мне тогда, заметно огорчившись. -  Она такая хозяйственная барышня, что тащит в дом все, что не попадя. Поймите, любой мед – это кот в мешке. В прошлом году, когда дорога у нас мостилась, пчелы у меня все улья гудроном испачкали, но никто не жаловался.
Сейчас настроение у Владимира Ярославовича было приподнятое. Он уже накосился сегодня вдоволь, и везде благоухало паленым топливом, будто над нами только что прошелся летающий танкер Ил-78.
– Она как раз недавно операцию на глаза сделала, все хвасталась, как у нее зрение прорезалось…- припомнил сосед, отпуская цыпленка на землю.
- Вот-вот, она могла и подобрать! – кивнула дочка, уже сверкнув глазами, точно гончая борзая, учуяв зайца.
- Могла, конечно. Она, когда идет, все время по земле глазами рыщет. Если Клавка взяла, то отдаст, - успокоил он нас. - Скорее всего, подобрала и за печку кинула, до лучших времен.
Мы сразу решили не медлить ни минуты и побежали к этой Клаве чуть ли не наперегонки. Так еще получилось, что пожилая женщина была во дворе и сразу к нам вышла. Но если зрение у нее было прекрасное, то слышала она плохо, и на все наши расспросы отвечала примерно так.
- Ой, деточки! Да нету у меня яблочков. Все закончились. А грушка есть, только не достать. Вот опадет, через недели две заходите…
Ее сморщенное личико, окаймленное зеленым платком, расплывалось в добродушной улыбке.
- Мы телефон потеряли, вчера на почту ходили, может, видели? – не оставляли меня надежды.
- Ой, деточки, ой, деточки! Она работает, по вторникам, четвергам и субботам. С девяти до пяти.
- Вы что ничего, правда, не слышите? – спросила ее дочка.
- Теперь только во вторник откроется, - закивала бабушка. - Сейчас она закрыта.
Дочь озадаченно посмотрела на меня и выдохнула.
- Папа, пойдем. Это другая бабушка, хотя платок похожий.
- Ой, деточки, ой, деточки, - запричитала вдруг та. - У меня ж каша подгорает. Побегу я…
Раздосадованные мы ни с чем поплелись обратно домой. Наши поиски заходили в тупик.
- Только на почте знают ту бабушку, - сказала уныло дочь. – Они ж у нее квитанции принимали…Должны знать, где живет.
- Нет, нет, нет! На почту нам нельзя, заклюют, – категорически замотал головой я. – Надо еще кого-нибудь расспросить.
- Пойдем опять к Владимиру Ярославовичу!
Но соседа мы уже дома не застали и как мы его не звали, не кричали, все было бесполезно. Зато его курица опять ковырялась у рабицы, и пару цыплят, скорее всего, петушков, уже бегали по нашей малине.
- Откосился, видать, - ухмыльнулся я, заметив целых аж пять триммеров, оставленных у стены дома.
- Он должно быть на пасеке, папа, - догадалась дочь. – На нем костюм пасечника был. Пойдем к обрыву.
Я посмотрел на нее с нескрываемой гордостью. Еще день не прошел, как мы начали неофициальное расследование, а дочь проявляла способности хорошего детектива.
Улья князя, действительно, располагались в конце наших огородов, именно на обрыве. Там была благодать для пчел, так как впереди по низине цвели и благоухали медоносами некошеные топи. Немногочисленный хуторской скот в этих топях вяз, а вот пчелкам было раздолье. К тому же, по всему склону обрыва стояла непроходимая стена колючих акаций. Именно поэтому в конце весны у Владимира Ярославовича и появлялся знаменитый майский мед.
Так вот, приближаясь к пасеке, мы невольно всматривались вдаль, на поднимающиеся за рекой холмы, на которых, утопая в зелени, поблескивало крышами соседнее село Воробьевка. Вид отсюда был такой потрясающий, что будь Вы мало-мальски художником, Вас бы непременно потянула сюда с мольбертом и кистью. И первое, что Вы бы запечатлели, так это старинную из белого камня церквушку. Как раз малиновый перезвон колоколов расплывался сейчас по низине. Я даже перекрестился, придавая этому явлению, благоприятный знак. В этой церкви и служил отец Даниил, благодаря которому мы очутились на хуторе. Сердце невольно защемило, ревнивые чувства клокотали в моей душе. Сейчас у него в гостях была моя Катенька….
Священник села Воробьевки, скажу Вам, – уникальная личность и заслуживает отдельной главы, и о нем я рассказу Вам, друзья, чуть позже. А пока мы беззаботно шли по покошенной тропе на пасеку, уже приметив Владимира Ярославовича, точнее заслышав его радостные, как нам показалось вначале, крики приветствия.
- Сдается мне, что у нашего князя опять приступ щедрости, - предположил я, так как пасечник бежал к нам с рамкой Дадана.
Не помню, говорил я об этом раньше, но на нашего князя иногда снисходило необычное для здешних прижимистых краев озарение. Обычно в такие моменты наша семья предпочитала не попадаться ему на глаза, чтобы не стать невольными жертвами безмерной щедрости. То он засыпал нас ведрами каких-то невкусных яблок, уверяя, что это Белый Налив, то огромные кормовые кабачки через рабицу перекидывал, говоря при этом нам с ухмылкой «Ваши-то еще не поспели…». Для него это все называлось «Подогреть».
 - Наверно, он решил нам опять что-то «подогреть»… Смотри, как он рад нашему приходу! - улыбнулся я, глядя на то, как Владимир Ярославович уж чересчур быстро бежит к нам, пребывая явно в неуемном желании вручить нам целую рамку настоящего сотового меда.
- Нет, папа, – повела бровью дочь и первой забила тревогу. – Кажется, он нам, наоборот, не очень то рад.
И верно. До нашего чуткого слуха долетело «Боевая тревога, боевая тревога!», и только сейчас по мере приближения к нам пасечника, мы заметили за его спиной жужжащее облако. Сомнений больше никаких не было. Это был рой. Пчелы пикировали над головой бегущего, как вражеские «Мессершмитты», и точно пытались вырвать из его цепких рук ценную рамку.
- Твою мать! – выругался я, моментально получив болезненный укол в щеку.
Боль была такая нестерпимая, что я даже подпрыгнул на месте. Клянусь, я ничего никому плохого не делал, но какая-то сумасшедшая пчела  целенаправленно врезалась в меня, точно камикадзе, а несколько ее боевых подруг громко жужжали над ухом и уже путались в моих волосах. Инстинкт моментально подтолкнул нас спасаться бегством, и мы, как угорелые, со всех ног, опережая друг друга, побежали каждый по своим хатам. Думаю, если на этой дистанции оказался бы случайно олимпийский бегун, то он бы заклеймил себя позором, отстав от нас безнадежно в хвосте этой гонки.
- Какого черта Вас туда понесло! – охала и ахала жена, к нашему счастью, вернувшаяся из гостей вовремя.
Сейчас она мазала каким-то кремом мне распухающую прямо на глазах щеку. Длинное в пол ситцевое платье, элегантные туфельки, кажется итальянские, из мягкой приятной кожи, заплетенные по-девичьи косички, макияж… Если бы не уколы ревности, которые были побольнее пчелиного жала, я б не удержался от комплимента.
- Да мы только сказать хотели, что бабушка не та оказалась, что нужно искать другую в зеленом платке…. – еще не отдышалась дочь, вся взмокшая от быстрого бега.
Прядь черных волос мешала ей смотреть и прилипала ко лбу, и она все время пыталась ее сдунуть.
- Говорила я Вам, оставьте это ваше расследование, то ли еще будет! - и жена, сильно взволнованная, обнимала и целовала Настю, которая, слава богу, отделалась только легким испугом.
- Мамочка, нас никакие опасности не остановят! С папочкой ничего не страшно.
- Не говори глупости! Сегодня пчелы, завтра крокодилы… - переживала Катя. – Не повторяй ошибки матери и никогда не связывайся со своим отцом!
Где-то через полчаса, когда пчелы разлетелись, мы снова стояли у рабицы и разговаривали с соседом. Он как раз внимательно рассматривал унесенную им рамку, по которой ползали пчелы, и с нее капал липучий нектар.
- Кто-то похозяйничал у меня, - вздыхал сильно ужаленный князь.
Стоит отметить, что он считал себя всегда пчеловодом-профессионалом и никогда не надевал защитную сетку, да и вообще пчелы у него всегда были миролюбивые, и чтобы вот-так взбунтоваться против своего пасечника должна была быть веская причина.
- Да что случилось-то? – все не мог понять я. – Будто с цепи сорвались твои барышни…
- Диверсия, - отвечал полушепотом горе-пасечник, почему-то с опаской оглядываясь по сторонам. – Я еще два-три дня назад заметил, как кто-то чужой приходит на пасеку. Ну, сначала не предал этому  значения, трава на тропе со стороны низины примята, крышка одна чуть с улика сдвинута. Ну мало ли пастухи коров мимо гнали, полюбопытствовали, а, может, заяц шальной прыгал…
«Это верно» - подумал я, припомнив чуть не загубленный на корню виноград.  Зайцы прыгают тут, как мячики на корте.
- А сегодня с утра все улья перевернуты, точно кому-то мешали, - продолжал сосед. – Я как увидел, чуть инфаркт не схватил. Вы знаете, у меня слабое сердце, а я к врачам не обращаюсь. «Главное, чтобы матка не пострадала, - думаю, - я ее аж из самой Германии заказывал. Сто тысяч платил за штуку»… Только нашел нужную рамку, как чувствую, одна зараза под штаны заползла и как жухнет меня прямо в левое …
- Ну, немки, они все такие… - усмехнулся я.
- Это точно. Вот до этого карпатки были. Так они совсем покладистые, добрые…
- Да кто же это мог все набезобразничать? – недоумевал я. – Уж не происки ли конкурентов, Владимир Ярославович?
- Да, какие конкуренты! Там следы от когтей, и соты надкусаны.
Вдруг его лицо засияло.
- Жива милая! Жива хорошая! – и он показал нам ползающую по сотам крупную пчелу с красной отметкой на спинке. – Это матка – королева пчел. Сто тыщ стоит!
Тут он начал приплясывать от радости, опровергая народную истину, что плохому танцору яйца мешают, и мы даже забеспокоились за его душевное здоровье. Ведь к врачам он не обращался.
Несколько пчел, привлеченные запахом меда, то ли шаманскими причудами радостного пасечника, снова закружило над нами.
- Кто же напал на пасеку? – спросила дочь, делая прыжок назад.
- Сдается мне, что это Чупакабра, – сказал Владимир Ярославович, продолжая притопывать ногами.
– Чупакабра? – спросили мы одновременно.
- Да, Чупакабра. Я ее на наших огородах уже неделю наблюдаю. Ночью, особенно в полнолуние… всегда гогочет и хихикает, да так страшно хихикает, что мурашки по телу! Мои собаки обычно на чужаков бросаются, на любой шорох реагируют, ну кто-нибудь по улице пройдет припозднившийся или кошка, обязательно обрешут, мало не покажется. Ну, Вы сами знаете. А тут, как все сговорились, сидят в конуре, поджав хвост, скулят и не высовываются даже. Я сам на всякий случай все двери закрываю, и ружье со стены снимаю заряженное. Раз все же вышел в огород ночью, дай, думаю, пальну по кустам. Смотрю, гусь на меня оттуда огромный смотрит и глаза злые-злые… а вместо лап у него человеческие ноги, да побежит, побежит на меня…. Да что Вы такие бледные стоите? Лучше расскажите, застали ли вы Клавку, отдала она вам телефон?
- Да, не та эта бабушка… - еле вымолвила дочка, всегда чувственная к таким глупым страшилкам. – Хотя Ваша тоже в платочке, но та повыше будет, побойчей что ли… И еще у Вашей бабушки платочек за подбородок подвязан, а у нашей не так, а как косуха за шею...
- Говоришь, платочек не так подвязан… - и сосед, почесав зудящее причинное место, задумался, и вдруг его лицо расплылось в догадке.
- Это же Сучко должна быть! Только она не бабушка.
Мы с дочкой переглянулись, не понимая, к чему он клонит.
- Не уж то дедушка? – проинизировал я.
- Да нет, не дедушка! – засмеялся князь. - Просто она плохо выглядит от этого дела, – и он щелкнул себя по шее. - Фамилия у нее Сучко. Как зовут не помню, то ли  Пашей, то ли Глашей. Хата у нее рядом с почтой, напротив, фермеров, может, знаете? Она часто мимо нас ходит, так как у нее дочь в Воробьевке живет. У меня даже телефон ее зятя где-то завалялся. Он мясо мамонта как-то раз предлагал, и я записал.
- Какого мамонта?
- Да откопали тут лет пять назад, когда трубу вели, дохлятину какую-то. Он же трактористом работал, первый и выкопал. Это уже потом ученые приехали, и остальное забрали.
- Может, Вы ему тогда позвоните? – попросил я с надеждой. – Вы все-таки свой, авось к Вам прислушается.
- Да у него уж не осталось ничего. Все съели. Говорят, лечебное-то мясо, мы э тут в больницы не обращаемся.
- Да мы не о мамонте, а о Сучко! Нам бы с ней связаться… - уточнил я. – Про потерю спросить нашу.
- Не-е-е…– и сосед неохотно покачал головой. – Ему звонить, что нашему мировому судье. Обматерит по существу и все вынесет в пользу государства.
- Ну, пожалуйста, Владимир Ярославович…. – сложила по-монашески перед собой ладони дочка.
- Ладно, уговорили… - сделал одолжение пасечник. – Только номер у меня в старом телефоне записан… Приходите попозже.
Но до самого вечера мы так и не дождались каких-либо внятных новостей от князя. То он говорил нам, что телефон зятя этой Сучко не отвечает, то отвечает, но связь плохая, так как зятек этот работает сейчас дальнобойщиком и где-то сейчас в дороге. Мы все же не сдавались и терпеливо ждали. 
- Ну? Дозвонились? – спросили мы, наконец, Владимира Ярославовича, когда тот загонял запозднившегося петуха в курятник.
- Все больше не вмешивайте меня в свои дела! – резко ответили нам. - У меня давление поднялось на нервной почве. А мы тут в больницы не обращаемся.
Я искренно не понимал, почему сосед наш так злится, но Катя предположила, что его, судя по всему, на той стороне трубки послали, и таким образом он, с уязвленным самолюбием, срывается и на нас.
10. Как мы съели весь тутовник
На следующий день мы опять с дочкой остались в гордом одиночестве. Катя еще с утра прихорошилась и уехала опять в Воробьевку к отцу Даниилу якобы на молебен. С собой она забрала тефлоновую сковородку полную свежих лепешек.
- Что-то ты зачастила… - не выдержал я, крикнув ей вдогонку. – Его что там не кормят?
- Безбожный ты человек, Павлик, -  уселась она в машину, поправляя локоны за ухом. – Сейчас строгий пост, и хлеб из зельнозерновой муки и родниковой воды придется, как нельзя лучше.
- Я тоже так хочу поститься! – возразил я, закрывая за ней ворота.
Потом мы с дочкой отправились на дальнейшие поиски  Сучко. Найти ее хату нам не составило никакого труда, но проблема оказалась в том, что никто из местных жителей не общался с подозреваемой №1 и знать ее не хотел. Сучко была чрезмерно сварливая баба даже по хуторским меркам. На людях она старалась не появляться, разве что раз в месяц на почте, когда все оплачивали свои квитанции. Также ее можно было встретить по утрам, когда она шла пешком в сторону Воробьевки, или поздно вечером по возвращении в хутор. Так что, когда мы подошли к ее покосившемуся забору и крикнули через него «Хозяева!», и нам никто не отозвался, мы особо не удивились. Главное сейчас был фактор нашего присутствия, то есть, мы хотели такими внезапными приходами показать местным, что мы ведем серьезное расследование и не остановимся на полпути.   
Помню, как калитка была с внешней стороны завязана на веревочку, как будто хозяйка куда-то вышла на недолго. Во дворе сушилось на веревке какое-то невзрачное тряпье, а из будки, когда мы уже собрались уходить, выглянула большая собака, похожая на волкодава, наверное. Также был еще замечен кот, который при звоне собачьей цепи ускользнул в какие-то заросли с пойманной мышью.
- Есть кто живой? - крикнул я опять, выглядывая через шифер забора.
- Может, она нас боится? – спросила Настя, сидевшая на стреме на велосипеде и в любой момент готовая нажать на педали.
После нападения пчел и упоминания Чупакапры мы стали немного пугливые.
- Или не хочет выходить… -  предположил я.
- А, может, ее просто нет дома?
Над калиткой свисала ветвь черного тутовника. Ее давно надо было бы срезать, но хозяева очевидно предпочитали не вмешиваться в законы природы. Ягоды были такие сочные, что так и просились в рот. Первым не удержался я. Мне даже показалось, что ягодка сама прыгнула мне в приоткрытые губы.
- Кайф… - аж зажмурился я от удовольствия. – Такого вкусного тутовника я не ел никогда.
- Папа, как нехорошо! - покачала головой дочь, подъезжая ко мне. – Это же не наше.
Но немного поколебавшись, она сама ловко общипала ветку, и мне пришлось даже дотягиваться до высоко висящих ягод.
- Это за телефон компенсация…- пытался объяснить я ребенку свои правомочные действия, а заодно отметил про себя, что дурной пример заразителен.
- Хорошо, что нас не видит мама, - уплетала быстро ягоды Настя.
Стоит отметить, что тутовника в здешних краях уйма, причем бесхозного. Он растет не только во дворах, но и вдоль дорог, в посадках. Часто можно наблюдать картину, как все под такими деревьями усыпано сплошным ковром из черных сочных ягод. Так что когда я срывал тутовник у чужой калитки, я был уверен, что он нафиг кому сдался.
- Ну как нестыдно, как нестыдно? – услышали мне сзади чей-то неприятный голос. - Ишь понаехали тут. Вас что в Москве не кормят?
Видимо по чьему-то злому умыслу мимо проезжала Машка, помощница почтальонши. Она заметила нас и намеренно сбавила скорость, чтобы высказать нам все, что она о нас думает. Я хотел ей что-то ответить в оправдание, но она уже довольная тем, застала нас врасплох, быстро укатила по дорожке.
- Вот стерва… - прошептал я вслед. – Чтоб ты с моста свалилась!
- Папа! Ну, разве так можно! – дернула меня за рукав рубахи дочь. – Нельзя желать человеку плохого!
- Смотря какому…. – уточнил я, глядя на все черные губы Насти. – Ладно, пойдем домой.
К Сучко мы пришли потом через час, но и через час нас встретила та же самая картина. По-прежнему калитка была привязана за веревочку, при приближении к ней нас встречал грозный лай выскакивающей из будки собаки, и также раскачивались на ветру бельевые веревки….
- Постой! – заметил я вдруг. – Смотри, белье-то исчезло!
Но как мы не звали хозяйку, к нам из хаты опять никто не вышел. Разве что ранее пугливый кот так осмелел, что лежал на паленьях с закрытыми глазами и сладко потягивался.
- Наверно, Сучко приходила между нашими приходам и опять ушла… - предположил я.
- Или не желает выходить к нам…Папа, как ты до сих пор не понимаешь, что она не желает отдавать нам мамин смартфон!
- Либо работает где-то на огороде и не слышит…
- Какой огород? У нее двор весь в крапиве…
Потом мы приходили еще два-три раза, и все также безрезультатно. Под конец, у меня вообще сложилось впечатление, что люди тут не живут, а только появляются, чтобы покормить собаку. Так что мы решили больше не тратить времени, а прийти только вечером. По крайней мере, если в хате горит свет, значит, хозяйка дома, и тут она уже не отвертится. К тому же, поредевшая ветка тутовника сильно бросалась в глаза, так что мне стало просто неудобно бывать здесь в дневное время.
Вечер мы всей семьей скоротали за игрой в Дарст, захваченной из Москвы. Дротики метали во дворе, подвесив мишень на старую грушу. В пылу азарта мы так громко шумели, что на нашу игру вышли посмотреть соседи-сектанты, что слева, те самые, что не дают своих кур в обиду. Владимир Ярославович в последнее время что-то не появлялся. Эти же молчаливо наблюдали за нами через рабицу и явно болели против меня.
- Эх… - вздыхал Коля, когда промазывала моя жена или дочь.
- Класс! – хлопала в ладоши его жена-вегетарианка Оксана, когда мой дротик летел не точно в цель.
Когда же результаты игры были подсчитаны, и выяснилось, что я проиграл с разгромным счетом, наши соседи так трепетно обнялись и даже так чувственно поцеловались друг с другом, что я невольно проводил их завистливым взглядом человека, которому тоже очень хочется нежности и тепла.
- Вот странные люди… - сказал я тогда, вытаскивая дротик из мишени. – Кур своих не едят.
- И ты тоже странный для них, - не упустила случая уколоть меня жена. – Вместо Испании привез семью в Тмутаракань в Дартс играть.
- Папа, я выиграла, я выиграла, - все еще кружилась от радости дочь. Она только что посчитала свои баллы. – Мама на втором месте, ты на последнем.
- Если бы не пчела… - оправдывался я.
Щека у меня к вечеру заметно поплыла, так что правый глаз стал с прищуром.
- Ну и видок, - покачала головой жена, приглашая на семейный ужин отпраздновать мое поражение. – Тебе б пару дней вообще выходить из дома нельзя. Бог весть что подумают местные… Жена бьет или спиваешься…
- Ну и пусть думают, - ответил я.
- Смотри, потом слухи до Москвы дойдут, а там какой-нибудь журналишко напишет о тебе всякую небылицу…
- Чем больше небылиц, тем лучше. Я ему еще заплачу!.
Сильно проголодавшись после игры, мы буквально накинулись на ужин. Картошка в мундире, натуральные сливки, укропчик с чесночком, и, конечно же, натуральный хлеб. Все это напомнило мне ужин крестьянина 19 века после тяжелого трудового дня. В завершении, к чаю подали очень вкусный кекс с изюмом от отца Даниила.
- У него пост, ему нельзя… - объяснила жена.
Я из скромности отщипнул один маленький изюмчик, очевидно, таким образом, продемонстрировав солидарность со всеми постящимися, а вот мои девушки особо не церемонились, уплетая все за обе щеки.
- Не хило мы поели кексика, и это называется, я худею! – даже сказала немного спустя жена, доедая крошки с тарелки. – М-м-м…
- Папа, держи кусочек, - поделилась со мной дочка надкусанным кусочком. – Я для тебя припрятала…
- Вот видишь какая у тебя дочь, а ты все недоволен… - сказала мне Катя, вылизывая тарелку, и я, с большим трудом преодолевая силу воли, передал ей этот аппетитный кусочек Кате.
Она же, всего лишь нахмурив брови, молча приняла дар, но и этого было достаточно, чтобы я был счастлив и воспринял все это, как потепление наших отношений.
- Так ты меня простила? – спрашивали мои глаза.
- Возможно, - отвечали ее.
В горнице на стене закуковала кукушка одиннадцать раз.
- Ну что пойдем? – встал я вдруг из-за стола, обращаясь к дочке.
- Пойдем, папа! – обрадовалась она.
- Ну, куда ж вы на ночь глядя! – забеспокоилась жена, подкладывая дочери ложку творога. – Совсем ребенка не бережешь!
- Мама, я уже не ребенок! – запела свою старую песню дочь, чуть ли не плача, и на этот раз успокаивал ее я.
- Мы на пять минут выйдем. Надо убедиться, что бабушка от нас прячется….
- Да уж.. На ее месте я бы тоже пряталась… - покачала головой Катя и тяжело вздохнула.
Потом нас проводили до калитки, и мы с Катей чуть даже не поцеловались. Но какой-то приставучий запах церковного ладана ударил мне в нос, мне тут же вспомнились ее частые приходы в церковь, и она, почувствовав мое недоверие,  отстранилась. И уже на улице я с тоской в сердце наблюдал, как в  тусклом свете нашего маленького окошка мелькнул ее милый девичий образ с заплетенными косичками, и как она садится опять у швейной машинки.
11. Встреча с казаками
Фонарь у почты, словно свет в конце туннеля, манил заблудшего путника своим тусклым мерцанием. Вся дорога, точно по ней пролили расплавленное серебро, выстилалась перед нами, а в ее лужах пугающе шевелились тени деревьев. Мы чувствовали невольно уязвимость перед затаившимися силами зла, и часто оглядывались, когда порыв ветра за нашими спинами шевелил листву и сшибал с веток переспелый плод.
- Никого.. – прошептал я. - точно после ядерной зимы.
Народ здесь на хуторе ложился рано. В некоторых хатах еще горел свет, и собаки встречали нас громким, раздирающим душу лаем. Дочка ехала чуть впереди на велосипеде, тихонько скрепя педалями, часто останавливалась и ждала меня. Я брел следом, всматриваясь в лужи, в которых отражались наши колеблющиеся блики. Я думал о Кате, какое-то упадническое настроение с каждым шагом завладевало мной.
«Почему вот так нелепо из-за недомолвок люди разрушают свое счастье?» - приходили тоскливые мысли.
Вдруг впереди я услышал цоканье копыт по асфальту, и навстречу нам, точно в сказке, выехали три всадника… Появились они, очевидно, выскочив с проселочной дороги, ведущей из Воробьевки через низину и речку. У каждого из мужчин висела за спиной винтовка, а снизу была подпоясана шашка. Головы же покрывали папахи с накинутыми на них башлыками-капюшонами.
- Здорово, вечеряли… - сказал один из них, откинув башлык и показав свое красивое лицо с закрученными усами.
Это был мужчина в самом рассвете сил.
- Слава Богу, - ответил я, немного зная местные обычаи.
Казаки жили в основном в крупных селах и станицах поблизости от нашего хутора, и мы видели их иногда на улицах и пересекались с ними на рынках, которые они патрулировали.
- Детям до 18 лет после 22.00 нельзя находится на улице… - заметили они, подъехавшую на велосипеде мою дочь.
- А я не одна, а с папой, - не растерялась Настя.
- Откуда ты, дочка? Говоришь по-русски, но говор у тебя не наш вроде.
- Из Москвы мы, - ответил я за нее. – На лето приехали погостить у вас.
- Любо… - кивнул второй всадник, и его гнедой конь, бренча уздечками, немного поддал ко мне и положил свою морду мне на плечо.
- Глянь, что творит твой Атаман… - улыбнулся третий всадник, совсем молодой мальчик.
Я сам немного смутился от такого радушия, но потом понял, что от меня пахнет хлебом моей жены.
- Куда же путь держите, люди добрые? – спросили нас вполне вежливо.
- Просто решились пройтись перед сном, - решил я не раскрывать наши истинные планы.
- Добре, добре… - кивнул первый усатый всадник и уступил нам дорогу. – Только недолго гуляйте, мало ли что, и никуда не сворачивайте.
Расспрашивать почему, я не стал, чтобы и без того не пугать дочку. Между тем, она, прежде не видавшая близко казаков, не удержалась и спросила у них.
- Дяденьки, а  у вас сабли настоящие?
- Это не сабля, дочка, а шашка. У тебя монетка есть?
- Нет.
- Ну, хорошо, потом в церковь только занеси обязательно, чтоб не поссориться. На держи! Дарю! – и казак с откинутым башлыком снял с пояса ножны и, склонившись с коня, бережно передал моей дочери.
- Ой, пожалуйста, ни к чему…, - начал было я, чувствуя некую неловкость.
Но дочь уже вытащила из ножен шашку. К моему удивлению, она оказалась деревянная, правда, сделанная довольно искусно и в темноте совсем походящая на стальную.
- А как же Вы, дяденька? – спросила она своего расщедрившегося казака.
- Бери, владей, я еще себе выстрогаю, – улыбнулся тот. – Шашка эта славная, крещеная. Только на правое дело годна! – и затем, обратившись ко мне, сказал. - Я смотрю, ваша дочка бойкая, пусть сперва научится фланкировке… У нас в Воробьевке бесплатные занятия по благословению батюшки проводятся.
- Вы знаете отца Даниила? – спросил я.
- А кто ж нашего батюшку не знает! – засмеялись казаки, и было в этом смехе что-то такое недосказанное, задорное,  понятное только им.
- Уж больно охоч наш батюшка на потехи, - пояснил усатый казак, видя мое смятение. – К нему девок одних на исповедь нельзя пускать, попортит.
Я вспомнил о зачастивших походах Кати в здешнюю церковь и заметно расстроился.
-  Ну, будет! – крикнули они одновременно и поскакали в сторону поворота.
Их силуэты, тающие в темноте, конские раскачивающиеся хвосты, цокают копыт, все это сильно впечатлило меня. Дочь передала мне славный подарок, и мои руки бережно сжали ножны. Приятная волна от осознания того, что ты вооружен пусть и муляжем, прошла по всему телу.
- Вот, папа, видишь, как бывает! Телефон потеряли, а шашку нашли! – заметила Настя, отъезжая от меня на велосипеде.
До хаты Сучко оставалось еще метров сто, мои ноги промокли, и чтобы не идти туда понапрасну, я попросил дочку доехать туда самостоятельно и знаками показать, горит ли там свет или нет.
- Хорошо, - кивнула она, воспринимая мое предложение, как забаву. - Если горит, я подниму вот эту руку вверх, а если нет, то эту, – и дочь быстро покатила в сторону злополучной хаты.
Я вскоре остановился, ожидая ее. Какая-то мучительная неудовлетворенность жизнью навалилась на меня. Вся эта житейская суета, вся эта мелочность, связанная с поиском какой-то китайской хрени, отравляли мою русскую душу, из последних сил рвущуюся вдаль. Дикое вольное поле звало меня, пробуждая в крови давно забытые чувства моих славных предков. «Может быть, я как-то не так живу?» - и сильное желание вспрыгнуть на лихого коня и скакать и скакать в одной русской рубахе навстречу ветру еще долго не оставляло меня.
Мои мечты вдруг прервал частый скрип педалей. Настя мчалась ко мне на всех парах, вцепившись двумя руками в руль.
- Что на этот раз? – насторожился я до предела, когда она подъехала ко мне. - Горит свет? Почему ты не подала знак?
- Папа,  свет не горит, но там за забором кто-то хихикает…
Я сначала подумал, что дочь подкалывает меня, впечатленная рассказом князя о Чупакапре, но на ее бледном лице был страх, реальный страх… На всякий случай, я оголил подаренную шашку, и деревянное лезвие замерцало во тьме.
- Папа, давай свалим отсюда нафиг… - впервые употребила она при мне уличный сленг, точно я был ее дружок по песочнице.
Но сделать ей замечание я не успел. Дочка уже крутила педали к нашему дому, и мне ничего не оставалось, как поспешить за ней следом, иногда делая неумелые взмахи шашкой.
Когда я пришел домой, то услышал на кухне Настино всхлипывание. Мне стало даже стыдно, что я послал свою девочку вперед навстречу опасностям, а сам с оружием стоял в сторонке и ждал.
- Ну что ты, Настенька… - прижимала ее к себе жена. - Никакой Чупакабры не существует. Все это враки сплошные, люди от невежества своего придумывают.
- Но, мама, я же сама слышала! До сих пор это мерзкое хихиканье в ушах стоит… - и дочь замолчала, словно прислушиваясь к звукам за окном.
- Ну что ты…Это, может быть, птица какая-нибудь… Они могут копировать звуки, подражать.
- А, может, со страху и причудилось? – с надеждой спросил я.
- Нет, папа. Я точно слышала…И я же не сумасшедшая!
- Ну, конечно, ты не сумасшедшая, - продолжала обнимать жена всхлипывающую Настю.
- А ты закрыл ворота, папа?
- Да, закрыл, - успокоил я дочь. – Лучше скажи маме, что тебе подарили добрые люди. - И шашка с ножнами легла на стол.
- А это что такое? – удивилась жена, аж открыв рот от изумления. – Ты что, музей местный ограбил?
- Ой, мама, я совсем забыла! - воскликнула восторженно дочь, вытирая слезы. - Это мы казаков встретили на лошадях, и мне подарили настоящую шашку! Она крещеная!
- Ну теперь с ней никакая нечистая сила не страшна, - и я схватил шашку и сделал ей неловкие взмахи. – Всех в капусту изрубим.
- Ой-ой. Смелый нашелся! Ты бы лучше в душ сходил, несет как от козла, - ухмыльнулась Катя.
- В поте лица твоего будешь есть хлеб. - парировал я. - Не знаю, как тебе, милая, но сегодня я всем нравлюсь.
- Это верно, мама! Папочка наш одной лошади так понравился, что…
- Не лошади, а коню… – уточнил я почему-то.
- Да хоть папе Римскому! Все! Не хочу больше слушать, а ну быстро в душ! - замахала на меня руками жена, не желая других аргументов. - В конце концов, ты же, Павлик, известный писатель и должен соответствовать своему статусу. Да, и отец Даниил говорит, когда каждый раз выходит из купели, что чистое тело – чистые помыслы.
- А ты что с ним в купель ходила? – опять почувствовал укол ревности я.
- Да ходила, а ты разве против? Ведь надо же когда-то обновить мой купальник от America.
- Ладно, - вздохнул я. - Завтра я тоже схожу к отцу Даниилу ополоснусь.
- Ой, мамочка, а пойдемте к отцу Даниилу завтра все вместе! Ну, пожалуйста… Заодно расспросим о казаках, я тоже хочу научиться шашкой махать.
- Нет, я больше к Вашему отцу Даниилу не пойду! – отрезала вдруг жена, но я убоялся спрашивать, в чем же причина ее раздора с ним, хотя точно знал, что все это не касается каких-то религиозных убеждений.
После душа я заметно посвежел, и мы еще долго обсуждали на кухне нашу встречу с казаками, непродолжительный разговор с ними и их неожиданный подарок. Даже жена, всегда скептически настроенная к местному населению, признала, что попадаются среди них все же нормальные люди.
 - Ну что мы, правда, с Настей навестим Данилу? - посмотрел я на жену, словно советуясь с ней.
- Хорошо, - одобрительно кивнула она и подошла к дочь с сантиметром, чтобы измерить ей талию. – Езжайте, но без меня. Мне еще платье тебе кроить.
- Ура! – обрадовалась Настя то ли тому, что скоро у нее будет новое платье, то ли первой возможности увидеть крестного отца, к которому она всегда питала добрые чувства.
- Я не поеду, – вдруг опомнился я. - Видите, как лицо распухло. Еще гаишники остановят, подумают, что пью много.
- Ну, тогда пойдем босиком, – предложила Настя. – Через кукурузное поле!
Да, действительно, у нас в низине слева от болотистых лугов, располагалась поле кукурузы, и там шла узкая тропа в сторону Воробьевки. По нему выехали к нам этим вечером на хутор и всадники. Этот путь был самым коротким, чтобы добраться на другой берег до сельской церкви, и им часто пользовались местные жители.
- Там, километра два пехом! – прикинул я.
- А что, хорошая идея! Заодно похудеешь, - ухмыльнулась жена. – И еще Даниле от меня баночку варенья передай. Я ему когда-то обещала дать. А слово надо держать.
Когда она называла священника так просто его мирским именем, у меня всегда неприятно ныло в груди, но я постарался не показывать вида, что еще продолжаю ревновать ее к прошлому
- Ты мне тоже давно обещала что-то дать и не даешь… - поворчал я.
- Посмотрим на твое поведение, - и Катя поцеловала меня нежно в щечку.
13. Падение с мостика
Этой ночью спал я очень плохо, и это несмотря на то, что, когда меня тихим шепотом позвали к себе. Необыкновенно счастливый, я перебрался в постель жены и попытался обнять ее, но мне дали понять, что прощение я искупил еще не полностью, что это снизошедшая на меня милость всего лишь первый шаг к нашему примирению, и я мучился еще больше, ощущая рядом тепло и доступность женского тела. К тому же, как только я проявлял инициативу, за окном раздавался протяжный рев. Это мычала корова Васьки, которую он еще тельную взял в колхозе под кредит. Накануне она принесла своему хозяину телочку, и Васька, точно счастливый отец, с гордостью хвастался всем на хуторе, точно намекая на свою личную заслугу.
- Думаю, через месяц ее уже в общее стадо отдать можно, а пока кормлю из бутылки специальными смесями, - накануне говорил он мне.
- Зачем вы разлучили мать и дитя? Тебе что, молока жалко?
- Нет, просто тут все так делают, на смесях из сухого молока все лучше растет.
-  В этих смесях, наверняка, гормоны роста. Вот и прет все, как на дрожжах. Потом сам же есть и пить будешь…
- Нет, - улыбался хитро Васька и смотрел на меня, как на неразумного.
- Я эту телочку на ноги поставлю, а потом продам.
В общем, этой ночью я злился и на нерадивых хозяев коровы, и на свою жену, толкающего меня все время в бок локтем.
- Милый, иди посмотри… Кто там так жалобно плачет…
- Ну, это так Милка Васькина орет… - пробовал объяснить я Кате всю нелепость ситуации, осыпая ее чувственную спину поцелуями.
- Нет, ты все равно сходи, послушай… На человека больно похоже…Прямо сердце разрывается.
Я искренне не понимал эту женскую логику. Что от  того, если я выйду во двор и послушаю, как орет эта несчастная корова, всем станет легче? Но Катю было не убедить, и, накинув на плечи какой-то зимний тулуп из предбанника, послушно выходил из хаты и топтался во дворе с казацкой шашкой, которую захватывал на всякий случай. Слава богу, ночь была светлая, тучи ушли, и в небе светила большая красная луна. От какой-то скуки, в одних семейных трусах и этом ужасном тулупе я, сладко позевывая, покачивался сонно в этом лунном багряном сиянии и делал несколько вялых взмахов, упражняясь в искусстве ближнего боя. Потом я возвращался в теплую постель, прижимался своим продрогшим телом к супруге и наслаждался ее теплотой, пытался пробудить ее ласками. Но потом опять мычала корова, и меня снова толкали локтем под ребра, и я послушно шел на разведку. Во время одной из таких вылазок я вдруг услышал, как кто-то шаркает по улице по асфальту, и, выглянув из любопытства через забор, обомлел от удачи. Мимо нашего дома шнуровала бабушка в зеленом платке, повязанном, как косуха. Сомнений не оставалось.
- Эй, - тихонько позвал я бабульку, переваливаясь через забор. Скрипеть калитками и воротами я не хотел,. Жена итак чутко спала. – Вы, кажется, Сучко?
Честно говоря, я не ожидал такой ответной реакции, да и сам не подумал, что выгляжу в эту лунную ночь мягко сказать не по-джентельменски. Но дело было не только в моем нелепом прикиде на скорую руку – то есть, в семейных по колено трусах и в тулупе на голое тело. Больше всего бабульку напугала казацкая шашка, которую я по недоразумению прихватил с собой.
- Мамочки, убивают, насилуют!!! - закричала бабулька на весь хутор таким неприятным визгом, как будто я и вправду собирался все это с нею сделать.
- Да, погодите Вы! – было побежал я, когда она уже неслась со всех ног по улице, навлекая на себя лай дворовых собак.
- Уйдет сука… - прошипел я сам себе, провожая неуловимую ведьму прищуренным взглядом.
Признаюсь, сильная неконтролируемая злость напала на меня в тот момент и буквально омрачила мое сознание.
- Постойте! – заорал я вдогонку, не выпуская из рук шашку и, увлеченный азартом охоты, побежал за ней следом.
Расстояние между нами стремительно сокращалось. Бабка визжала, как ненормальная, виляла, точно заяц перед носом гончих борзых, и неудивительно, что раза два я хватался за подол ее юбки, но она ловко увертывалась и уходила в сторону.  Наконец я застиг ее в нереальном прыжке, и мы кубарем покатились с дороги в какие-то кусты. Там мы катались еще довольно долгое время, пытаясь отчаянно и перегрызть друг другу глотку. Наши крики борьбы потонули в лае собак, свет в окнах ближайших хат зажегся, но никто не вышел даже во двор.
- Где мой телефон, сука! – прохрипел я, получив коленом в пах.
Противник также расцарапал мне спину, точно у него были на руках адские когти, и кровоточащие ссадины болезненно ныли. Силы примерно были равны, и в этой нелегкой борьбе не на жизнь, а на смерть мы часто менялись местами. То бабка овладевала мной, с яростью вдавливая мое бренное тело в сырую землю, и горячие ядовитые слюни из ее дышащего яростью рта капали мне на лицо, прожигая кожу, то я резким рывком клал ее на лопатки и сжимал, точно тисками, ее жилистые запястья.
В первые мгновения боя я выронил шашку, и каждый из нас пытался дотянуться до нее при первом удобном случае. В конце концов, я уже чувствовал, что хватаю удачу за хвост, и что скоро эта чертова тварь, прижатая деревянным лезвием к горлу, признается мне во всех своих смертных грехах, но в самый последний момент Сучко снова применила свой излюбленный прием коленом, и я откинулся набок, изнемогая от боли.
Помню, как с трудом поднялся я, с едкой усмешкой понимая, что противник подло бежал, и, немного прихрамывая, поплелся домой. Больше всего на свете, мне сейчас хотелось припасть в объятия жены, чтобы она расцеловала мои кровоточащие раны и омыла их своими слезами, восторгаясь моей отвагой. Но Катя дрыхла за печкой и даже улыбалась во сне. Я не решился ее будить, и еще долго мылся в душе, пытаясь очиститься от скверны. Этот неприятный и жутко приставучий запах пота моего врага преследовал меня и на следующее утро, и я как будто его стеснялся.
- Ну, папа, ты же обещал, что пойдем к отцу Даниилу…- звучал где-то надо мной голос Насти, зовущей меня в дорогу, но я не открывал глаз. Мутные воспоминания этой ночи тревожили мою душу.
Про неприятную битву с этой ведьмой Сучко я никому не рассказал, надеясь в глубине души, что это было всего лишь неприятное сновидение.
- Ящик проверяла… - спросил я Настю.
- Ничего там нет, - разочарованно вздохнула дочка. – Там ящерица без хвоста живет.
Погода во время нашего выдвижения в Воробьевку разъяснилась. И хотя по небу плыли еще облака, но дождя не ожидалось. Мы с дочкой обошли стороной пасеку князя и спустились с обрыва, взяв немного влево по одичавшему топинамбуру. Иногда мы останавливались и осматривали друг друга от клещей. Клещей в этой траве была уйма, и нужно было постоянно соблюдать меры предосторожности. Вскоре наш путь вышел на проселочную дорогу, разделяющую кукурузное поле и низинные луга. Это была больше даже не дорога, а тропа, сотканная из орнамента  отпечатков ног, следов от копыт и велосипедных  шин. Сама кукуруза была еще молодая, как говорят здесь, молочная, но мы убоялись сорвать по початку. Во-первых, меня смущал тот факт, что в ней не стрекочут кузнечики, хотя в низине они просто устроили нам целый бесплатный концерт. Во-вторых, наученные горьким опытом с тутовником у дома Сучко, мы стали испытывать некую фобию и все время ожидали выскакивающую из зарослей Машку с обидными нам криками «Вот злыдни понаехали! Всю кукурузу пожрали!».
Отвлекая дочь от искушения сорвать початок, я рассказывал ей по пути разные интересные истории из своего детства. Она всегда просила меня рассказать их при первой возможности, начиная словами «Папа, расскажи, когда ты был маленьким».
- Вот, когда я был маленький, - так я обычно начинал свой рассказ. - Я спал в детской кроватке. Мне было не более двух лет, точнее полтора годика. Почему я так хорошо помню этот возраст, потому что из этой квартиры мы потом переехали, а ее интерьеры, расположения комнат, даже как и где стояла мебель, я потом рисовал и рассказывал своим родителям и они удивлялись, как так мог запомнить все полуторогодовалый мальчик. И вот была ночь, помню, я лежал в детской кроватке. Рядом на диване спали мои родители, и я вдруг заметил в комнате постороннего. Это была какая-то женщина, она склонилась над моей кроваткой и печально, с какой-то великой тоской смотрела на меня своими большими добрыми глазами. Лицо ее светилось каким-то лунным сиянием, а голову покрывал белый платочек. Я не знал эту женщину, никогда ее прежде не видел, но понимал даже тогда, будучи маленьким мальчиком, только-только начинающим познавать этот мир, что я ей очень дорог. Но мне было страшно. Говорить я тогда толком не умел и спросить эту женщину, кто она и почему так печальнно смотрит на меня, я просто не мог. Все что я сделал, это стал отмахиваться от нее, заплакал, испуганный ее таинственным присутствием, и лицо этой женщины стало еще печальнее, и я увидел как из глаз ее катятся по щекам слезы, и одна из этих соленых капель даже упала мне на лобик. Я плакал еще громче, хотел чтобы родители проснулись, но они спали таким крепким сном, что казалось их и пушкой не разбудишь. Потом эта женщина удалилась в угол и как бы там растаяла в полумраке, точно туман, и я долго лежал с открытыми глазами и гадал, что значило для меня эта таинственная встреча, и только потом когда меня окрестили уже в сознательном возрасте, я увидел эту женщину на иконах.
- Папа, это была Святая Богородица! – не выдержала окончание моего рассказа дочка, вся сияющая от впечатления, и я лишь кивнул ей.
– Давай поставим ей сегодня свечку, чтоб телефон наш нашелся, - говорила она, задумчиво. - Так значит вот почему у тебя родинка на лбу….
- Да, возможно.. Слезинка ее упала мне на лобик в том самом месте.
- Значит, ты папа заговоренный…Вот здорово! А ко мне никакие тети во сне не приходят…
- Ну и хорошо, что не приходят. А если приходят, лучше помалкивай, как я… А то еще в психушку упрячут.
Так незаметно за разговорами, сопровождаемые парящими над нашими головами коршунами, мы вышли к местной речушке В этом каменистом и заросшей камышом месте был неглубокий брод. Но в непогоду уровень воды обычно резко поднимался, и тогда выручал самодельный мостик, положенный неумело как-то на бетонные блоки. Это был даже не мостик в том понятном нам понимании, а перекинутая через русло ржавая, диаметра не более полуметра труба, по которой еще нужно было пройти, проявляя чудеса эквилибристики, примерно метров восемь, желательно несмотря под собой на бурлящий и грязный поток, несущийся с гор.
Сейчас из-за недавних дождей труба буквально была уже скрыта водой, что усложняло прохождение по ней. Кроме того, пропустить она могла только одного человека, а если кто-то на другом берегу тоже выходил к речушке и желал перейти ее, то он вынужденно ожидал, пока проход не освободится.
- Может не рисковать? – спросил я дочку, которая уже прыгнула на конец трубы и пыталась устоять, вытянув руки в разные стороны.
- Да, нет, папа пройти можно… Ну не делать же нам крюк к основному мосту?
Я колебался, прикидывая последствия, если кто-нибудь из нас соскользнет в реку. В целом, тут глубина по моим подсчетам была неопасная, где-то по пояс. Васька рассказывал, что в засуху вообще это русло чуть ли не пересыхает, и в нем мальчишки ловят руками попавшую в западню, рыбу. Но сейчас поток был довольно сильный, несколько коряг уперлись в трубу, как в плотину, и недовольно скрипели ветками и корнями, точно пытаясь сдвинуть преграду.
- Можно перейти ногами в брод? – предложил я, присев на корточки и трогая водичку наощупь. – Холодноватая, правда.
- А если унесет?
- Не унесет. Тут не так глубоко, как кажется. Намного опаснее с трубы свалиться.
- Что-то мне страшновато в речку заходить. - призналась дочка и затем сказала любимую фразу моей жена «Мне еще детей рожать».
Пока мы размышляли, как все же лучше перейти эту ополчившуюся на нас горную речку, с  той стороны к мостика подъехал велосипед.
-Ну офигеть! Куда не пойди, везде москали! – услышали мы знакомый голос помощницы почтальонши.
- По крутой тропинке горной шёл домой барашек черный, а на мостике горбатом повстречался с белым бpатом, - процитировал я стихи Сергея Михалкова с ехидцей в голосе.
Дочка еще стояла на краю моста, как Машка заорала ей.
- А ну с дороги, куриные ноги! – и точно сумасшедшая камикадзе на своем кривом велосипеде эта отчаянная женщина покатила по трубе в нашу сторону.
Очевидно, этот путь ей был знаком, как пять пальцев. Быть может, она проделывала его несколько раз на дню даже с закрытыми глазами, в хорошую погоду или непогоду, и ее руль держался всегда ровно, а колесо не скользило, но в этот раз удача оставила ее.
Не успела дочка спрыгнуть в сторону, как мы услышали сильный всплеск. Все-таки на тысяча первый раз велосипед соскользнул по мокрой трубе, и злобная почтальонша свалилась в речку. Я быстро бросился ей помогать, вода доходила мне по пояс, вытащил ее велосипед, подал упавшей руку, но Машка проигнорировала меня, презрительно фыркнув.
- Убери руки! Я специально упала. Мне так нравится! Я часто так делаю.
На берегу девушка, ужасно соблазнительная с мокрыми распущенными волосами, какое-то время приводила себя в порядок. Сквозь мокрую майку проявлялись довольно красивые контуры женской груди с торчащими сосками, и обладательница всех этих сокровищ пыталась отлепить одежду от тела, чтобы она не просвечивала. Я отвернулся, чтобы не смущать ее, и с явным злорадством наблюдал, как несутся по реке, обгоняя друг друга, подхватываемые потоком, ее салатовые шлепанцы.
- Э.. они рваные все равно были… - заметила мой взгляд по реке Машка. – У матери сто пар еще таких на почте валяется, так что особо-то не лыбься.
Сев на свой велосипед, она заглянула еще в свою перекинутую через плечо сумку, вытащила оттуда какие-то мокрые письма с потекшими чернилами и печатями.
- Не бойсь, на солнышке высохнут, - сказала она, стряхнув с них брызги воды, и, снова сунув корреспонденцию в сумку, быстро укатила.
Мы смотрели ей вслед, как ее велосипед оставлял после себя вмятую колею на дороге.
- Ну что ты убедилась, почему я хожу на эту почту? Видала, какие типажи тут работают? – обратился я к дочери. – Как можно так беспечно относиться к своей работе!? Ведь люди писали письма, старались, и бац все в воду бросить.
- Да, совершенно безответственная девушка, - согласилась Настя, уже лихо сидевшая на моих плечах. – Такую бутылкой по башке не исправишь.
Чтобы не свалиться с моста также, как и Машка, мы все же решил пойти по броду. Настя затаилась и осторожно следила за каждым моим движением, а я нащупывал под ногами твердь. Вода была жутко холодная, а бурлящий поток пытался снести меня.
Где-то на середине брода вода подошла мне по пояс и стала замачивать свисающие вниз пятки дочери. Настя взвизгнула от такого ледяного касания, и я точно трактор на пролом, двинулся поскорее вперед, отгребая от себя бурлящие волны. В этот момент на том берегу раздался колокольный звон, словно нас поздравляли с благополучным прибытием на святую землю.
- Ну, вот и все! – опустил я Настю на камни. – Но только обратно пойдем в обход. Во-первых, у меня спина болит, а во-вторых, маме не понравится, что мы так рисковали.
- Ей не понравится, что ты эту вредную девку спас, папа… - сделала справедливое в это мгновение замечание дочь.
14. Отец Даниил
Отец Даниил не всегда был священником в селе Воробьевка. Раньше мы с ним учились на одном факультете, только он был на два курса старше. Познакомились в общаге, как-то незаметно для себя мы сдружились, ездя домой по выходным на одной и той же электричке. Он ничем особо не отличался от других студентов, оставшихся без присмотра родителей. Помню, как однажды ребята разгружали вагоны и сперли целый ящик какого-то пива, перекинув его через заграждение ЖД-станции. Была лютая зима, и все пивные банки замерзли и полопались. Но это нас не остановило, и вечером того же дня я и Данила с аппетитом грызли пивной лед в компании очень симпатичной первокурсницы.
Катя уже тогда была девушкой раскрепощенной, не чуждавшейся  новых знакомств, выставив на стол трехлитровую банку черной икры. Времена тогда были тяжелые, зарплату задерживали по году, и родители, особенно из глубинки, пересылали своим голодающим чадам посылки с хавчиком. Помню, как звучал на всю громкость Михаил Круг «Магадан», любимая песня Кати, ностальгирующая по ее малой Родине, а мы, уже пьяные, но счастливые, черпали икру ложками за не имением куска хлеба и невольно любовались формами нашей новой благодетельницы.  Лед из замороженных пивных банок трескался в наших зубах с таким азартом, точно мы соревновались между собой, кто лучше и быстрее его прогрызет. Веселые, шальные времена  были, эх…
Правда, результат этого бездумного соревнования для меня оказался не совсем таким, на который я рассчитывал. То ли Данила более уверенно держал ложку в руке, то ли я слишком много сгрыз льда, но они с Катей, оставили меня одного в комнате, а сами заперлись в ванной. И там они так отчаянно и громко спасались от вечной мерзлоты под потоками горячего душа, очевидно, в спасительных объятиях друг друга, что затопили несколько этажей ниже, чем и вызвали волну справедливого возмущения со стороны других, проживающих в общаге студентов. И уже точно не помню, но дело дошло до мордобоя и последующего за этим вызова ОМОН, а комендант общаги, фашист, в тот же вечер изгнал влюбленных с позором на самый лютый мороз. Такая же участь могла постигнуть и меня, невольного свидетеля тех событий, но бренное тело мое, уже поражаемое запущенной стадией ангины, просто не смогли поднять и пощадили. Обреченные же на изгнание мои друзья не нашли ничего лучше, как отправиться на вокзал, чтобы в конце концов познакомиться с мамой невесты, но как рассказывал потом Данила этого не случилось, так поезда до Магадана не ходят. Потом они решили отправиться на море, так сказать, без благословения в свадебное путешествие, но к тому времени незадачливого жениха, очевидно, с непривычки к богатой Омегой-3 пище, уже истязала дизентерия, и он то и дело отлучался по нужде. В одну из таких отлучек он вообще исчез, и брошенная им невеста еще долго шаталась по вокзалам в поисках жениха. Наконец, Катя нашла его у одной из дверей туалетной кабинки избиваемого группой граждан, спешащих на поезд Москва-Ереван, и спасла его от их произвола, как потом уже признавалась она только из жалости и состраданию к павшему. В качестве свадебного подарка последние преподнесли им бутылку отменного коньяка, и с нею наши горе-влюбленные отправились с покаянием в общагу. Там они торжественно распили свой презент с комендантом, разжалобили его, и в его присутствии будущий священник предложил свою руку и сердце плачущей от счастья Кати, а заодно и упросил выделить будущим молодоженам отдельную комнату, что и было сделано, и инцидент был исчерпан. На этом эта любовная история вроде бы должна была завершиться хэппи-эндом, но Данила, протрезвев, уже на следующий день не сдержал своего клятвенного обещания стать примерным мужем и даже пустился во все тяжкие, так что весь этот шлейф греха тянулся за ним еще долгое время. Стоит отметить, что все это продолжалось на глазах несостоявшейся невесты и заступающего за ее поруганную честь и тщетно призывающего к ответственности друга, пока злодей не был благополучно отчислен за аморальное поведение. Катя же, к которой я стал уже испытывать нежные чувства, как верная жена декабриста, тоже куда-то пропала, и наши пути, казалось бы, разошлись навсегда.
Но после окончания института, увлекались модным тогда среди молодежи движением psy-trance, я случайно встретил Данилу на фестивале New Age. Мы продолжили общение, обмениваясь с ним эзотерической литературой и дисками с электронной музыкой, и продолжили тусовки на так называемых open-air вечеринках. Что было на этих parties я лучше умолчу, но в общем, если Вы будете вдруг в Воробьевке и спросите ненавязчиво отца Даниила о его темном прошлом, то он Вам ответит, что до двадцати пяти лет он пребывал в полной слепоте и познал все «глубины сатанинские».
С Катей, как оказалось, я тоже не прервал общения. Да, и как с ней прервешь, если она незаметной тенью все это время ходила за Данилой, так и не забывшая его обещания жениться на ней. Но он жестко игнорировал ее, изменял чуть ли не со всеми кислотными и не стоящими ее мизинца девками, и тем самым, вызывал чувство возмущения даже у меня, уже привыкшего к жестокости и несправедливости этого грешного мира.
- Да что ты ее мучаешь так, бро! – говорил я ему, когда видел Катины слезы. – Она же хорошая… Женись или женюсь я.
Данила легкомысленно в ответ смеялся, подтрунивал над нами, и поначалу такая возможность избавления от навязчивой невесты даже нравилась ему. В конце концов, я сделал Кате предложение, и он даже не успел опомниться, как мы быстро расписались, и все втроем поехали в медовый месяц в Абхазию. Помню был май, цвелие цитрусы и гранаты, безумно красивые пляжи, чистый, уже прогретый воздух, дельфины в море, и обалденная кормежка в гостинице делали наш отдых незабываемым. Наверно, этот нежнейший вкус творога с каштановым медом и вареньем из фейхоа мы пронесем с собой через года…
Стоит отметить, что Даниила вел себя вполне достойно и не показывал нам своей печали, но однажды он все же сорвался, напившись чачей, и потерялся где-то во время экскурсии. Мы долго с фонариком искали его в афонских пещерах, и, в конце концов, решили, что его могли захватить в плен грузинские диверсанты. Грузия тогда была заинтересована в эскалации конфликта в молодой самопровозглашенной республике Абхазии, и тут и там возникали какие-то эксцессы с туристами. И все же слабая надежда не оставляла нас, что он спасется, и Катя, даже встретив на пути афонского монаха, падала перед ним на колени и просила со слезами на глазах, чтобы тот молился за несчастного о чудном его спасении.
Но молитвы не помогли, и в номер Данила в этот вечер так и не вернулся. Помню, как в утомительном молчании мы съели за него его ужин, решив наутро объявлять его в розыск. Наконец, он появился, весь сияющий от радости и первое, что сказал нам, это были слова о том, что он возлюбил Господа всем сердцем своим! Мы приняли его в свои объятия и долго рыдали все вместе, особенно рыдала Катя.
- Есть Бог, есть… - шептала она, крестясь, а чудом спасенный с блестящими от озарения глазами кивал ей  в ответ и почему-то лобызал меня в обе щеки.
Я все ждал, когда же его отпустит, но его не отпускало.
- Простите меня, что стал причиной Ваших душевных мук… - говорил он нам, когда я его все же силой невероятных убеждений выпроводил из своего номера. - Все это время я жил во грехе и не знал Христа, источника Жизни, а сейчас я знаю, что без Христа невозможно быть истинно счастливым.
Оказалось, что Данила во время той последней экскурсии заблудился в пещерах и, долго плутая во тьме, вышел на поверхность буквально наощупь, по неизвестной в маршруте тропе, попав на службу в Новый Афон. Там один из монахов, очевидно, Катин заступник, заметил молодого человека, без дела слонявшегося по храму Божьему и бестактно пристающего к прихожанкам. Дальше рассказ как бы прерывается, но можно предположить, что благочестивый монах, видимо, одним прикосновением руки (скорее всего, что это был удар кулака в печень) обратил заблудшего парня в православную веру. С тех пор будущий священник стал совершенно другим человеком, постоянно молился, забросил все тусовки и, так сказать, наполнял свое сердце миром и радостью.
В Москве он поступил в духовную семинарию и после окончания работал звонарем. Потом во время чтения Шестопсалмия его со свечей в руке увидел Патриарх, и наш герой скоро сделал головокружительную карьеру в известном храме. Все шло у него прекрасно, уже тогда за ним все приметили один грешок. Отец Даниил во время причащения любил шлепать своих прихожанок по заду, так сказать, в пылу чрезмерного катарсиса, и пока все это сходило ему с рук. Но однажды под его горячую руку попала сама матушка, и наглеца за святотатство даже хотели отлучить от церкви, но ограничились ссылкой в никому неизвестный приход в  Воробьевке, где он и до сих пор служит во славу Господа нашего.
Первое, что меня удивило, когда мы подошли к церкви, так это развешанный над ее входом плакат-транспарант «Не дадим нашу Родину превратить в гетто для кузнечиков!»
Только я стал раздумывать над абсурдностью этой надписи, и какое она отношение имеет к вере, как двери церкви резко отворились, и на пороге показался сельский священник в мягкой остроконечной шапочке. Причем, правая кисть у него была в гипсе.
- Какие люди в Голливуде! – воскликнул он, как-то беспечно мотнув в меня кадилом, и я едва увернулся.
Моего бывшего приятеля по институту трудно было узнать в таком экстравагантном обличии, с запутавшимся в бороде большим крестом на груди. Но потому, как он так крепко сдавил меня, и я невольно услышал хруст моих позвонков, сомнения все рассеялись. Это и был отец Даниил.
Какое-то время мы так стояли, не говоря друг другу ни слова, точно наслаждаясь объятиями, окутанные дымом его кадила. Затем он сделал шаг назад, чтобы лучше рассмотреть меня.
- А.. узнаю руку Катеньки… - оценил он мою рубашку в русском стиле.  - Ты будешь скоро в тренде, приятель!
Потом он заметил мою дочь, стеснительно стоящую в сторонке и, подхватив ее с невероятной легкостью на больную руку, стал качать, как маленькую.
- Ах, ты как выросла красавица! Вся в маму…
Дочка при этом весело хохотала и пыталась дернуть отца Даниила за бороду, которую он умело уклонял от нее. Наконец ей удалось выдернуть клок волос.
- Ах ты какая проворная! Ну иди, иди, посмотри мое детище, - отпустил он Настю на землю и, перекрестившись, сопроводил нас внутрь храма.
- Эх, покреститься тебе надо, Настенька! Не гоже язычницей ходить.
- Так Вы ж меня уже крестили, отец Даниил! – удивилась моя дочка.
- Ой, не называй меня официально, давай «дядя Данила». Я ж тебя вот такую на руках еще нянчил…и крестил, говоришь? – тут он остановился, точно припоминая что-то. – Так сколько я людей крестил, уж не помню. Так когда это было?
Оказавшись внутри церкви, мы стали с кротким любопытством озираться  по сторонам, а, священник, затворив с заговорщицким видом за нами дверь, еще шире улыбнулся. Внутри никого не было. Две-три свечи горели у иконостаса, рассеивая мрак. В глаза бросались невольные признаки запустения и упадка, и наши слова и шаги звучали эхом под этими ветхими сводами.
- Ну, здравствуй, друг, - и он опять крепко обнял меня и троекратно расцеловал в щеки. – Как хорошо, что ты приехал.
Я передал ему баночку варенья и сказал, что это от Катеньки. Лицо его просияло, голос дрожал….
- Спасибо, дорогой. Ну как она? Все сердится?
- Если честно, то да, - признался я, думая, что он имеет в виду то, что так подло заманил нас в этот дикий край. – Она ж на Канары хотела, а тут…
- Да я не об этом!
Мы немного прошли по церкви. Никого, кроме нас, не было. В полумраке у образов горели редкие свечи, а наши спокойные шаги отдавались эхом. Я обратил внимание на изношенность алтаря и облупившуюся краску на стенах, так что многие библейские сцены, изображенные на них, были едва различимы и угадывались лишь отчасти.
- Ну что ты молчишь? – сказал священник. - Рассказывай, что с вами за напасть приключилась-то.
- Да все хорошо вроде. Места чудесные, погода благодать… Спасибо тебе за приглашение. Вот только телефон потеряли… - и я в двух словах рассказал последние события на хуторе.
Во время моего рассказа мой друг то улыбался, то хмурился. Баночку варенья он поставил почему-то на поминальный стол.
- Ну, ничего! Бог милостив, не оставит ищущего, – приободрил он нас. – Главное, ты на местных зла не держи. Умей прощать. Христос на кресте распятый смог простить, и ты прощай. Вся проблема этих людей в том, что они от веры отвращены. От этого вся злость и идет, понимаешь? А по поводу телефона своего не переживай. Помолимся, авось, вернется.
Я стоял и смотрел на своего институтского друга и до сих пор не верил своим глазам. Как вот так из пофигиста, можно сказать, сатаниста и бабника он превратился в настоящего православного священника? Поистине неисповедимы пути твои, Господи!
- Да, не легка ноша священника, - вздохнул он, словно читая мои мысли. – Вот даже благословить Вас нормально не могу! Так сказать, производственная травма, - и он показал нам свою гипсовую руку.
- С колокольни что ли упали, дядя Данила? – пошутила дочка, рассматривая с любопытством деревянный иконостас с изображением различных святых.
- Ах, ты какая языкастая, ну вся в маму! - ухмыльнулся он по-доброму и, наклонившись, прошептал мне на ухо… - Забавная история, приятель, достойная, чтобы ее ты увековечил в свой писательский гранит…
Я сделал вид, что весь во внимании, хотя в большей части уже тяготился разговором с ним. Мне реально казалось, что он сумасшедший или мастерски прикидывается, и удивлялся, почему никто не замечает этого, кроме меня одного.
- Ну, ты знаешь, это сильнее, чем ЛСД на open-air, - шептал он, хитро поглаживая свою бороду левой рукой. - Ничего с собой поделать не могу. Ну люблю я баб по мягкому месту шлепать. Как будто дьявол шепчет, а ладонь сама тянется…. – и вдруг на его глазах выступили слезы покаяния. - Ну и вот приходит такая сякая, -  всхлипнул священник, обрисовывая мне чрезмерно пышные женские формы. – Ну,  ты знаешь тут, есть такие…
Я кивнул, вспоминая, как недавно в магазине одна похожая по описанию особа загородила собой весь прилавок с куриными яйцами,  и как я ни чихал, не пыхтел, то есть ни делал все для того, чтобы она хотя бы чуть-чуть подвинулась, ничего не вышло. Напротив, барышня, наверно, воспринимая мои скромные намеки, как сексуальное домогательство, и еще больше выпячивала зад в мою сторону. Так что мне, в конце концов, пришлось довольствоваться одними перепелиными.
- Обожаю пышечек, особенно с собственным гонором, ух! - продолжал отец Даниил с особым сладострастием описывать местных красавиц. – Как начнет такая этим самым мягким местом крутить у носа, а у меня ладонь уже чешется… Что я только с этой рукой этой не делал, и в святую воду опускал, и свечами обжигал, бесполезно! А бью я, сам знаешь как… Ух! Ну и одна замужняя, гордая, имя не скажу, зачастила, ну я ее сначала так легонечко похлопал. «Комарика прибил», - говорю. Смотрю, не скандалит, набожная вся. «Комарика, так комарика, главное, что во славу Божью.. - отвечает кротко. – Если в следующий раз и муха сядет, то прошу Вас, отец Даниил, и ее прихлопнуть. Нечего мол, всякому гнусу рассиживаться на честных прихожанках и верных женах».
- И что опять пришла? – удивился я.
- О ты не знаешь приятель коварства женщин, - воскликнул отец Даниил. – Пришла, как не свет, не заря. Надоумил ее видать сам Сатана, - и он вдруг пал на образом Богородицы и стал в каком-то неистовстве бить челом бетонный пол.
Я терпеливо ждал, пока пройдет этот религиозный припадок. Но потом мне надоело стоять и смотреть, как взрослый дядька расшибает себе мозги, и мы с дочерью приподняли его с колен.
- Решила она меня проучить, - прошептал он, повиснув на наших руках, - засунула себе на следующий день под юбку чугунную сковородку и пришла ко мне с видом наивной души. «Благословите, батюшка!» Ну, я и благословил, что в станице гипсовали, говорят, трещина в полулунной кости какой-то… Теперь через неделю на перевязку… Ну что же мы все здесь топчемся! – вдруг опомнился он. – Пойдемте, посмотрим  на молодой сад.
То, что имел в виду отец Даниил, произнося слово «сад», представляло собой жалкое зрелище из плакучих березок, пожелтевших от полуденной жары.
- Сам патриарх прислал, - сказал он, трогая нежно безжизненные, склонившиеся к земле ветки. – Пусть, говорит, эти березки всегда будут напоминать тебе, что бывает с теми, кого не питают слезы раскаяния. Настенька, Настенька, поди сюда, лапочка… - позвал он мою дочь и дал указания полить один самый хилый саженец.
Рядом как раз стояла лейка, наполовину заполненная водой.
- Ну, а ты как? Когда поможешь с новой крышей? – спросил он меня с долей надежды, когда дочка подошла к усыхающему деревцу. - На один главный золотой купол сто мильонов только уйдет, не меньше.
- Но может быть, обойдемся бронзовым? Гонорар задерживают.
- Читал я твой бесовский бестселлер «Сделай мне красиво», – похвалили меня он. - Ух… ядрено, с перчиком! А концовочка вообще жаркая. Я после прочтения на себя недельную эпитимью наложил. Уж скорее бы, хочу в этом году начать, до холодов…
Мы прошли немного.
- Ну а как у тебя с Катей? – спросил он вдруг. – Грустная она что-то в последнюю встречу была…
- Да не ладим немножко, - признался я. – Сама виновата. По всяким пустякам из себя выходит, расстраивается…
- Эй, Настенька, - обратился он опять к моей дочке. – Возьми там пустую бутылку в беседке и сбегай к купели за водичкой… Маме от меня передашь, пусть пьет натощак, а то бесов в ней целый легион.
- Это уж верно… - согласился я, усмехнувшись.
Мы продолжили свой неспешный путь в каком-то обоюдном раздумье, пока меня не пригласили присесть на кованую скамью.
-  То, что вы пришли ко мне, в такой замечательный день, это божья милость, - поправил он на себе ризу, присаживаясь следом и закидывая ногу на ногу. - Сам Бог указал Вам путь. 
Его глаза загадочно блеснули, и я вопросительно посмотрел на него.
- Сегодня ровно пятнадцать лет со дня, когда я впервые причастился Святых Христовых Таинств. Ты же помнишь мои метания из стороны в сторону, как я сначала относился к христианству, как к религии для толпы, для управления, а потом понял, что без веры человеку никак нельзя. Посмотри мне в глаза, приятель, и увидишь в них подлинную духовную радость и смирение, которые невозможно найти в эзотерике, потому что суть её – гордыня.
Он действительно заставил меня смотреть ему в глаза, но кроме плутовства я ничего в них не видел.
- Только одна у меня печаль в мирской жизни осталась, это Катенька…. Не обижаешь ли ты ее? Счастлива ли она с тобой?
Мне пришлось с трудом переводить неприятную для меня тему.
- Ну, ты вообще тут надолго? – спросил я его вдруг. – В Москву не тянет?
- Да нет. Мне тут комфортно как-то даже. Начальство далеко. Работы непочатый край. Среди прихожан, как видишь много бесноватых, везде подвох ищешь. Неделю назад прихожане рыбой тухлой закормили. Это уж потом я узнал, что повыше по течению одна мадам стирала свои портки, так вся рыба в низовьях, там за мостиком, вверх брюхом всплыла. Ее руками ловили, на мотоциклах с колясками и полными тележками от берега отъезжали, благо никто в нашем селе не отравился, все продали каким-то заезжим, да и мне перепало.
- Ну что ж, вижу, хорошо у тебя, но и нам пора честь знать, - привстал я со скамьи и по привычке посмотрел на левое запястье.
Там видна была незагоревшая полоска кожи, оставшаяся от заложенных навсегда часов.
- Как? Уже ходите? Мы же еще чая не попили с вареньем!  - всполошился отец Даниил.
Я еще раз объяснил, что нас с Настей ждут дела по опросу свидетелей и что в таких случаях дорога каждая минута, и после обещания зайти к нему на днях отец Даниил смирился и решил проводить нас немного. Мы втроем пошли по селу в сторону каменного моста, так и не решившись переходить повторно брод внизу по реке. Встречные люди здоровались с батюшкой, мужчины-казаки снимали шапки. Я хотел было расспросить его о бесплатных курсах по фланкировке шашкой, но не хотел быть обремененным уже затянувшейся беседой.
- Ну а то, что смартфон со всеми этими бесовскими Инстаграмами потеряли, так это знак свыше!  - сказал священник нам после недолгого молчания. - Ты сам мужик неглупый и понимаешь: Электронные технологии могут стать средством навязывания человеку идеологии, которая противоречит христианскому учению.
- Да тут дело не в идеологии, фото жалко. Катя на Канарах в прошлом году фотографировалась, а залить в интернет не успела… Вот и злится. Говорит, что больше не будет мне рубашки шить…
- Все это уже гордыня! Так и передай ей. И водичку эту ей натощак давайте…
В этот момент к нам на улице подошли молодые девицы в ситцевых сарафанах. До этого они лузгали семечки, и на их вишневых пухлых губках прилипла шелуха. Одна из них припала к загипсованной руке батюшки и, едва сдерживаясь от смеха, проговорила:
- Батюшка, благослови, замуж выхожу.
- За меня что ли? - и священник подмигивал почему-то мне с каким-то недвусмысленным видом.
Мы уже попрощались с ним, как он вдруг остановил нас.
- Совсем я забыл. Я тут, как ты видишь, разъяснительную, просветительную работу с язычниками веду. Бесовщины тьма тут за почти сто лет безверия, и я тут, понимаешь, как луч света в темном царстве. Мне б помощника толкового…
- Да что я могу сделать, Данила? Я ж писатель, - понял я его тонкий намек.
- Вот именно писатель! – и священник улыбнулся в бороду. - Ты совесть этого мира, как ты не понимаешь этого! Даже в Библии сказано. Сначала было слово.
- И какое слово, по-твоему, я должен сказать?
- Знаю я не понаслышке, что у Вас в хуторе черти водятся, собак у населения скупают, и народ в свою веру бесовскую обращают…
- Господи! – даже перекрестился я. – Уж не про этих, как его, ты говоришь?
- Про этих, про этих…Повлияй на них силой проповеди своей, а?
- А сам чего?
- Не могу, приятель. В опале я у них. Три дня вот рясу свою в святой воде вымачивал, - и он повернулся ко мне спиной, чтобы показать разводы от брошенных в него помидоров.
- М-да… Ты хочешь, чтобы и я стал мучеником?
- В какой-то степени, да… - честно признался отец Даниил. – Мучеников нам не хватает.
- Кому это нам, приятель? Нет, баста! Я и так намучился здесь со всеми вами, дураками. Мое дело маленькое. Я сюда отдыхать приехал…
- Эх ты…А я был лучшего о тебе мнения, – вздохнул Данила. – Ну, хотя бы на Корявого повлияй.
- А кто это?
- Фермер здешний, рэкетир бывший. У Вас на хуторе живет, сейчас кузнечиков выращивает.
- Чего, чего выращивает? 
- Кузнечиков.
- Да хоть бабочек! Тебе-то что?
- Как что! С этого и Вавилон и начинался… Сначала кузнечики, а потом оргии.
- Не вижу связи!
- А связь одна… Кузнечики его скрещены с геномом свиньи. Он с Монсанто незаконный договор подписал на десять лет. Вот пришел к этому христопродавцу раз с толпой единомышленников, говорю «Прекрати это неугодное дело Господу!» Бесполезно! Никакой совести у Корявого нет! Меня слушать не хочет. Вышел к нам с обрезом да как в воздух пальнет! «Кто, говорит, еще деньги на газ не сдал? Вот из-за таких, как вы сюда газ пятый год не проводят». Ну и все мои заступнички, к стыду общему, разбежались.
Священник отвел глаза в сторону, и я увидел на его взрослом бородатом лице настоящие слезы, которые он утирал украдкой.
- А ты в полицию ходил?
- Ходил. Сказали, что у нас это называется спор хозяйствующих субъектов, и что по всем таким вопросам надо обращаться в суд.
- А что твои казаки?
- А что они? У них шашки деревянные. «Нам говорят, батюшка, Господь не велит руку на своих поднимать». Фермер-то здешний. Вот если бы был заезжий какой-нибудь с Владивостока или Мурманска, то да…
- Да.. Ну и дела…- присвистнул я.
- Сходи ко этой нечисти, а, добрый самаритянин!? – с надеждой в голосе обратился ко мне священник. - Объясни, что не правы они.
 Я было начал объяснять другу, что мне нет никакого дела до этих местных разборок, но почему-то только молча кивнул. Потупив взоры, мы с дочкой поспешили покинуть Воробьевку.
- Нет никого, прекрасней Христа! И нет ничего, прекраснее Православия!  - крикнул мне вслед мой приятель, надрывая голос. - Слава Тебе, Боже! Слава Тебе, Боже! Слава Тебе, Боже!
15. Как мы с князем напились
Вечером того же дня, когда казалось бы, ничто не предвещало беды, я возился с воскресшим виноградом, точнее, мастерил ему новую красивую опору. Катя почему-то опять ополчилась на меня, и я только и слышал через приоткрытую форточку в хате, как она строчит на машинке. Дочь также была занята своим делом, с упоением читая чудом откопавшийся в чулане сборник стихов поэтов серебреного века.
- Ночь, улица, такси, узбеки, - вышла она ко мне во двор, читая вслух что-то от Блока и Тимати. – Ведь ты мне всё простишь потом. Живи еще хоть четверть века – Все будет так, жалеть о чём…? Случай, папа, хороший рэп получается!
- Нет, дочка, на плагиате долго не уедешь, - уговаривал я прекратить это словоблудие, но Настя уже напевала ново созданный трек, и в прямом смысле тащилась от удачного созвучия.
В конце концов, я попросил ее избавить меня от этого духовного разложения, и вскоре оказался в гордом одиночестве и стругал  жердь под чириканье воробьев. Звуки моего топора привлекли внимание соседа справа. Я давно предчувствовал, что у Владимира Ярославовича намечается какой-то сабантуй-мальчишник и не удивлялся особо тому, как сквозь заросли кустов мелькают какие-то тени. Сначала эти тени вели себя прилично и не вмешивались в мое личное пространство, но потом они перешли всякие приличные грани.
- Эй, писака! Давай дуй к нам! – раздался оттуда голос Коли, известного подкаблучника на хуторе, а заодно по совместительству сектанта-вегетарианца.
- Давай, давай… - поддержал его князь, все еще с забинтованной головой, выглядывая через рабицу. – Будешь третьим.
Я с опаской оглянулся на окошко, в котором маячил строгий силуэт Кати. Она увидела мой тревожный взгляд и покачала отрицательно головой.
- У меня дела… Не могу…- робко ответил я своим соседям, но они не желали даже меня слушать.
- Какие дела, Пашок! Иди к нам, вот у нас настоящие дела! – не унимался Коля. – Что ты все бабу свою слушаешь! Мужик ты или нет!
По его бестактным репликам я понял, что он уже находится в состоянии, близком к нестоянию.
- Ну что ты к нему Коля привязался, - попытался сгладить острые углы Владимир Ярославович. – Человек из столицы, культурный, истории эротические пишет, а ты тут брешешь, как моя Дина.
Услышав свое имя, собака князя залаяла на меня через забор.
- Иди, иди, к нам культурный, - донесся из кустов Колин смешок.- Видишь, все тебя хотят.
- Ну, в самом деле, Паша, - настаивал Владимир Ярославович. -  Заходи! Мы тебе такие истории расскажем, что Оскара возьмешь.
Я опять оглянулся на родную хату, где в окне мотали категорично головой, и вдруг меня такая злость взяла, что я со всего маха вонзил топор в торчащий рядом пень.
- Схожу на минутку, - сказал я жене по факту. - Посмотрю, что у них там за праздник. Может и, вправду, какую- то историю интересную расскажут…
- Папа, а можно я с тобой пойду! – закричала умоляюще дочка, сложив ладошки на груди. – Честно, честно, я больше никогда не буду читать тебе рэп…
Но жена фыркнула и зашторила занавески. Это все означало для меня: «Делай что хочешь, но потом только не жалей об этом…»
С неприятным чувством вины я двинулся в сторону зовущих меня соседей-собутыльников и, перемахнув через опущенную специально для этого торжественного случая рабицу, влился в их сугубо мужскую компанию третьим лишним. Причем первым кто меня поприветствовал, была отвязанная псина Дина. Она радостно встала на задние лапы и пыталась лизнуть меня в руки, которыми я, смущаясь, ее отстранял.
- Дина, фу! – закричал почему-то вовсе не ее хозяин Коля. – Володя да привяжи ты ее, мельтешит только…
- Пущай бегает…. – заступился за собаку князь. - У нее тоже праздник. Мамулечка в Израиле укатила.…
- А что когда возвращается Ваша супруга? – спросил я из вежливости.
- Да кто ее знает, - ухмыльнулся хозяин. – По скайпу тут был сеанс… Едва узнал. Лицо как колобок…. Она там на сладости восточные подсела.
Соседи мои сидели во дворе на вынесенных из дома стульях. Причем, третий стул, очевидно, предназначенный для меня, был занят. На нем располагались  открытая банка тушенки с воткнутой вилкой и пластиковая бутылочка из-под молока.
- Молодец, что пришел! – икнул Коля, сидящий на одном из стульев, и опрокинул в горло какой-то доисторический фужер с мутной жидкостью.
Я пожал всем руки, причем только сейчас обратил внимание, что у Коли, также как у мужичка-дурачка, не хватает пару пальцев на руке. Владимир Ярославович же не дал рассмотреть себя поближе, а сразу полез обниматься, и я невольно ощутил мандражный дискомфорт от такого панибратского братания, так как я все еще винил его в сглазе моего любимого винограда.
- Садись, садись…- уступил князь мне свое место, пытаясь натянуть свой рукав, чтобы скрыть блеск моих часов Rolix. Но рукав при движениях все время задирался.
– Вот держи стакан.
- А как же Вы? – попытался я изобразить из себя саму вежливость.
- А я по-хозяйски из бутылки. Да уйди ты Дина отсюда. Фу-фу…
Вертящаяся под ногами собака попыталась залезть в банку тушенки, за что получила увесистую оплеуху и отбежала, громко скуля, в сторону.
Разговор как-то не клеился. Я был трезв, а мои друзья уже изрядно пьяны.
- Гадость необычайная… - прошептали мои губы, когда я махнул стакан вдогонку. – Надеюсь, не метиловый…
- Небось, - уверил меня беспалый Коля. – Качество гарантирую! Сам гоню из опилок. Я же на мебельной фабрике работаю. У нас этих опилок тьма. Правда, в последнее время мы на ДСП перешли, небольшое послевкусие клея все же остается…
- Вишневым соком разбавлять надо, - посоветовал ему Владимир Ярославович. – Я так всегда делаю, если что-то не нравится.
Поговорив немного о погоде и последних событиях, я все время оглядывался в сторону своей хаты, но шторка в окне не расшторивалась. Катя, видать, была очень зла на меня. Да и дочь расстроена, что не взял ее с собой.
- Да что ты все туда смотришь! – усмехался Коля, заметив мой тоскующий взгляд. – Мужик в доме глава. Сказал, значит, сделал. Бабы должны его слушаться. Вот моя на цыпочках ходит даже, приручилась, чуть что и …. – он показал нам свой мохнатый кулак. – Собрался сегодня к Володе. Она вопрошает. «Ты куда, милый?» А я как ногой топну и говорю: «Тесто замеси, что-то захотелось блинов со сметаной»
- Вы ж сметану не едите? – удивился я.
- Кто? Мы? – возмутился Коля. – Да мы все едим, кроме курей. Вот их даже не трожь! Голову откручу!
В этот момент я ему хотел даже врезать, но удержался, так как все же был в гостях и являлся невольным примером культурного просветителя.
- Моя тоже поначалу строптивая была, - сказал сосед-князь. – Чего греха таить. В первую брачную ночь к себе даже не подпустила. Я только три звездочки получил, еще зеленый, не опытный… Ну так и сяк… На руках ношу, каши всякие варю, подарками закиндываю, не дает и все, хоть ты тресни! Пока к ее папаше-генералу не пришел жаловаться, может и до сих пор бы девственником был. Ну, он меня и научил, как с женщинами обращаться! Вот умище-то был человек, а?! Не то, что вы все, даже в подметки ему не годитесь! «Ты говорит, возьми свою бабу за косу да оттаскай хорошенько! Вмиг сговорчивей станет!» Так я и сделал, все пошло у нас на лад, как нельзя лучше. Нам даже отдельную комнату в общежитие выделили, шумели мы ночами громко…
Все эти пьяные разговоры, какие мы крутые мужики, нагоняли на меня скукоту, и я, закусив жиром из банки, решил сделать попытку уйти из гостей.
- Ну, мне пора, ребята! Хорошо у вас, но надо и дела делать.
- Да хватит на сегодня дел! – возмутился Коля и наполнил мне опять стакан по край своей отравой.
Мы снова выпили, звонко чокнувшись с ним. Причем князь делал глотки из молочной бутылки, и выглядел, как будто пьет молоко.
- Нет, Коля… Гони лучше свой самогон из чего-то другого. Гадость редкостная… - крякнул он.
- Да из чего гнать-то? Пшеница дорогая… - оправдывался Коля. – Ты нос зажимай, и все пучком будет.
Разговор снова не ладился. Меня не отпускали.
- Пашок, а ты видел моих кур? – опять икнул Коля. – Таких кур нигде не найдешь… Они будут получше твоих пчел, княже…
- Сомневаюсь я что-то! Куры твои хоть и зажиревшие, но обычные, а я матку из самой Германии привез!
- Ох-ох-ох! – заохал Коля. - А знаешь ли ты, княже, что по закону, если сосед держит пасеку на участке, то должен соседям кирпичные заборы построить высотой более трех метров? А? Вот возьмем мы с писакой и составим на тебя коллективную жалобу председателю…
- Председателю? Ой не смеши! – засмеялся Владимир Ярославович. – С председателем я на одной ноге. Да, он первый тебя оштрафует, что твои куры не несутся!
- Вранье! Несутся они, но редко, зато яйца у них прочные, кувалдой не разобьешь! Поди, поищи такие! А все потому, что Оксанка им, как их черт называет…, устрийцы из города привозит. В них кальция много и витаминов.
- Устрицы, наверно? – уточнил я.
- Они самые, - икнул Коля. - Правда, мне их есть не велит.
- Видать, боится, что у  тебя самого яйца отвердеют, - ухмыльнулся князь, уже прячась за моей спиной.
Я решил сменить опасную тему, чьи яйца крепче, и обратил всех внимание, что хозяйская собака, бегающая рядом, выглядит ухоженной в отличие от других местных шавок.
-  Еще бы! - и Владимир Ярославович подозвал Дину и стал ее ласково поглаживать. Та от удовольствия даже закрыла глаза и завиляла хвостом.
- Ну, смотри… какой у нее подшерсток? А? Ни одного волоска видишь… Это же королевская порода, из самой Италии подогнали! Там жарища, подшерсток не нужен, а вот у нас она зимой мерзнет, правда…Зато удобно в доме держать.
- А почему у нее нет белых пятнышек? Ведь далматинцы пятнистые…- как-то не верил я в чистоту породы Дины.
- Потому что это редчайший экземпляр! Мне один селекционер за нее дом у моря предлагал… Так я подумал, зачем мне на море? Мне и здесь неплохо. А вы видели, какие у  меня кабачки выросли? – и Владимир Ярославович блеснул глазами, и я даже испугался, что у него снова начинается приступ щедрости.
Каким-то чудом я уличил момент и отлучился к себе, клятвенно пообещав соседям-собутыльникам, что вернусь к ним через пять минут. Они же в этот раз не возражали, так как один уговаривал другого пойти к нему на огород посмотреть, как растут кабачки, а другой упирался, рассказывая какие-то байки о курах. Перепрыгнув через рабицу, я пошел в свою хату, так как все же хотел поговорить с женой и объяснить ситуацию. Моим главным доводом было то, что с соседями, будь они плохие или хорошие, надо общаться. Но против меня в этот вечер было все, и главное, - разивший запах спирта.
- Ну и ну…. Не знала, что ты алкаш! – встретила меня на пороге Катя.
- Папа, ты что пил с ними? – удивилась Настя, выглядывающая из кухни.
- Кажется, они меня отравили…. – успел сказать я и двинулся в туалет.
На самом деле чувствовал я себя вполне неплохо, но при виде разгневанной супруги решил применить тактику пострадавшего. По крайней мере, такая тактика часто срабатывала. Катя отличалась редкостным сочувствием к окружающим. Случай с пострадавшим от газовой атаки Владимиром Ярославовичем доказывал мне это. Но на этот раз розыгрыш не удался, и когда я вышел из туалета, то услышал привычную пулеметную очередь из швейной машинки. Такое равнодушие убило меня наповал.
- Гулять, так гулять, - сказал я себе и пошел продолжать застолье.
- Папа, ты куда? – остановил меня голос дочери.
- Т-ссс - прижал я указательный палец к губам. – Маме не говори только! Я на минутку. Топор у них забыл.
- Ага… Так я тебе и поверю..- усмехнулась Настя. – Вот влетит тебе от мамы!
Отделавшись легким испугом, я перелез через рабицу. Причем, все же алкогольные пары оказали некое воздействия на мой мозжечок, и ясность сознания в буквальном смысле погрузилось во тьму. Дело было в том, что мне показалось, что я как будто заблудился. Во дворе, где мы только минут пять назад сидели и пили, никого уже не было. Все было прибрано и убрано. Даже собака Дина куда-то исчезла. Зато вместо нее я увидел белую курицу, разгуливающую под окнами хаты. Подкравшись на цыпочках к единственному светлому окошку, я заглянул туда, я зачем-то заглянул туда и едва сдержался, чтобы не закричать от ужаса. Хмель быстро прошел, а меня всего чуть не перекосило.
Там спиной ко мне стояла худая женщина, в которой я узнал свою соседку, жену Коли. На ней был фартук, но никакой муки и уж тем более теста я не увидел. Судя по всему, Колины блины отменялись. Правда, ему на вечер готовилось что-то другое, более существенное, и увесистая скалка в ее руке говорила о многом. На мое счастье, соседка не замечала меня, увлекшись нервным постукиванием этой скалкой стола, словно проверяя его на прочность, и все это, мягко сказать, не располагало меня к созерцанию чужой жены, тем более опасно вооруженной. Я мог предположить, конечно, что она выстукивает похоронный марш, и мне не хватило, примерно, минуты, чтобы дослушать барабанную дробь до конца, но я бросился наутек и, перепрыгнув две рабицы, оказался на княжеской территории. Нужно было срочно предупредить несчастного Колю о готовящемся на него покушении. Но жертва семейных разборок безмятежно лежала на земле, подложив под щеку ладони и накрывшись сверху стулом. Храп стоял такой, что впору можно было затыкать уши. Я еще раз осмотрел место происшествия, пытаясь понять, куда делся князь. Его Дина все же добралась до тушенки, пустая чисто вылизанная банка валялась рядом.
- Владимир Ярославович, Вы где? Орда на подходе. Татары…- крикнул я в большой тревоге.
Пугающий образ тетки со скалкой, тренирующей удары о стол, так и стоял перед глазами. Кто-то вдруг сзади запрыгнул на меня, и я инстинктивно перебросил его через себя. Этим кто-то оказался исчезнувший князь.
- Бог ты мой… - испугался я, поднимая его охающего и сажая на стул. – Не ушиблись?
- Да нет. Мягкая посадка... – улыбался он. – Садись и ты, писатель. Видишь, одного бойца мы потеряли.
- Владимир Ярославович, надо заканчивать с этим делом. Сейчас… - пытался я предупредить о грядущей беде, но он и слушать меня не желал, разливая остатки мутной жидкости по стаканам.
- Давай вздрогнем за тех, кто в небе! А знаешь ли ты, салага, что такое боевой керосин?
«Черт с тобой! – подумал я про себя, прикинув, что одного глотка будет достаточно, чтобы свалить и этого «вояку».
Мы выпили.
- Смотрю я на тебя, Паша. Классный ты парень… Нет тут таких, нет… Ну разве эта шалупень вегетарианская чета тебе? - и он покосился на храпящего Колю… - Ты как и я, князь! Понимаешь это!? – и он захотел облобызать меня прямо в губы.
- Нет, я не князь. Я царь! - ответил я гордо заплетающимся языком, отстранив его, и он, чувствуя мою величественную силу, склонился предо мной на колени и упал, заваливаясь набок.
Радостная собака, что наконец добралась до нашей закуски, носилась как угорелая по двору… Вдруг она насторожилась и стала лаять в сторону улицы. В ворота Владимира Ярославовича сильно забарабанили…
- А вот и татары твои…- расплылся в хмельной улыбки князь, приоткрывая одно оче, и тут же захрапел, как и его товарищ, и я остался один.
- Открывай подобру-поздорову! – кричала Оксанка. – Коля, не буди зверя!
Не помню, какие чудеса дипломатии применил я в тот вечер, но пребывающего в неадекватном состоянии Колю мы с его женой все же сопроводили под руки до их дома. По дороге он плакал и рыдал, говоря одно и то же «Лапочка моя, лапотулечка… Хочу твоих блинчиков...» Оставив их одних «справлять масленицу», я в каком-то бредовом тумане вернулся, чтобы довезти уже до «аэродрома» подбитого летчика и вскоре самостоятельно положил его на какую-то кровать в коридоре. Тот тоже бредил, правда, без слез, и уверял меня, что теперь он царь, а я холоп-самозванец.
- Отравили смутьяны, отравили! – вошел он в свою новую роль. – Всех на кол, всех!
Потом его благополучно стошнило, и, заверив его, что все будут наказаны, я оставил его одного в царских покоях. Для благонадежности, чтобы татары вновь не вернулись и не потревожили сон государя, царские ворота были закрыты изнутри, и я с чистой совестью перелез через рабицу к нам на участок. На пороге меня уже ждали, и мне ничего не оставалось, как упасть в предбаннике и притвориться мертвым.
Наутро же, когда я проснулся с сильной головной болью, то услышал на улице горькие всхлипывания Владимира Ярославовича и успокоительный тон моей супруги…. Рядом надо мной стояла дочка.
- Настя, что случилось? – спросил я ее, хватаясь за голову. – Кто-то умер?
- Умер, - кивнула Настя. -  Дину грузовик сбил ….
Оказалось, собака вчера ночью выбежала на улицу, когда мы с Оксаной сопровождали Колю, и всю ночь носилась по хутору, пока не попала под колеса тяжелой машины.
16. Ферма кузнечиков
Бабушка Сучко не давало нам ни минуты покоя – два дня мы с дочкой ходили к ней домой и заставали одну и ту же картину: бельевые веревки с сидящими на них воробьями, бурьян во дворе да гавкающая собака на привязи! Ну и котяра по кличке Беляш. Кличку последнего нам подсказали местные ребята. Наше необычное поведение привлекло их внимание, и они остановились, дружно здороваясь. А дело было в том, что когда мы в очередной раз пришли и не застали хозяйку, то сделали обманное движение, будто уходим. Н самом же деле, мы спрятались в каких-то кустах неподалеку и, выждав пятнадцать минут, снова подбежали к калитке Сучко, надеясь, что прячущаяся от нас бабушка, потеряв бдительность, выйдет из хаты, чтобы просверлить нас своим злобным взглядом, тут местные все так делают – то бишь подозрительно и недружелюбно смотрят вслед чужакам.
Все эти ребята были мне ранее известны. Школа у них, кстати, находится в Воробьевке, и школьный автобус в учебный сезон развозит их каждый день. Летом же для ребят, не уехавших никуда на каникулы, проводятся разные мероприятия, например, ведутся различные кружки, продолжают работать какие-то секции, но  автобус не предоставляется. Поэтому чаще всего ребята ходят туда пешком целой оравой. Как-то раз я решил подвести их. Заодно мне было любопытно пообщаться и узнать, как обстоят дела в этих местных школах. Они рассказали мне, что учителя у них строгие и есть казачий класс, где учат фланкировке шашкой и строевой подготовке. Также я узнал, что в конце мая выпускался одиннадцатый класс и что выпускников было всего одиннадцать человек, а в их классе учеников в два раза больше, а также что летом их обещали свести в Анапу, но из-за вспышки кори поездку отменили. Поэтому они вместо моря подтягивают знания по школьным предметам. Мне понравилось, как они не унывают в такой ситуации и держатся молодцами. Их глаза действительно горели жаждой к знаниям, даже моя дочь призналась, что мальчишки неизбалованные, а какие-то правильные и таких в Москве нет. В руках у одного из них был странный учебник, на который я не мог не обратить внимание. Он назывался «Воробьевковедение».
- Так это же о Вашем селе написано! – поразился я.
- Да, - сказали мальчишки с гордостью. – Этот урок у нас ввели вместо «Природоведения». Нам теперь не нужно изучать природу всей страны, а только природу нашего села.
- Как это? – мягко сказать, удивился я.
- Ну, какие деревья растут у нашего дома, - шмыгнул носом мальчик, - какие животные и насекомые водятся. Также мы изучаем историю этих мест и даже учим наизусть, какие песни пели наши славные деды. Они даже спели мне что-то непонятное, на каком-то фантастическом наречии.
- Ребята, - запротестовал я. – Вас кто-то жестоко обманывает. Такие песни не пели ваши деды.
Но они спорили со мной, и тогда я показал им брелок на лобовом стекле в виде игрушечного слоненка.
- Знаете, что это за животное?
И они предположили, что это сбежавшая корова из стада какого-то пастуха Михая, и рассмеялись. Но мне было не до смеха. Будущему поколению казалось бы русских людей кто-то целенаправленно пудрил мозги. Я попросил тогда мальчика показать учебник. Так и есть, финансировалось издание из фонда американского миллиардера Соплиса при одобрении Минобразования. Соплес этот еще в 90-е стал известен тем, что ввел ЕГЭ и ЕГА в кабалистические школы Новой Гвинеи.
Мальчишки обрадовались, увидев меня снова, и мы разговорились.
- Здравствуйте…
- Здравствуйте…
- Здравствуйте… - наперебой говорили они.
- Это Беляш… - подсказал, кажется, тот же самый мальчик с учебником, когда моя дочка попыталась подозвать кота Сучко к себе на звуки «кис-кис».
- Беляш, Беляш, Беляш! – позвали дети, и котяра, прошмыгнув через дыру в заборе, вышел к ним на улицу и стал тереться  о мои ноги и поднимать трубой свой пушистый хвост.
- Холеный…. – отметил я.
- Он наполовину камышовый, - взял его на руки один мальчик.
- А что значит камышовый? – спросила моя дочь.
Она была с ребятами примерно такого же возраста, поэтому они сразу нашли между собой общий язык.
- Это такие кошки, которые в камышах у нашей речки живут. Ты в школе учишься?  Мы этих кошек уже на втором уроке Воробьевковедения проходили. Они людей сторонятся, но если такого поймать котенком, то отличный крысолов из него получится. У меня такой же есть, только серый.
- Класс! – улыбнулась дочка, пытаясь погладить Беляша, замурлыкавшего на руках мальчика.
- Да какой класс! Каждый раз в постель поутру приносит по крысе, а недавно гадюку подкинул. Так она еще живая была. 
Вдруг Беляш, точно учуяв опасность встрепенулся и спрыгнув с рук, перебежал дорогу.
- Оцарапал паразит, - улыбнулся мальчик, показывая ладонь.
- Тебе надо зеленкой помазать… - сопереживала дочка.
- Ничего! До свадьбы заживет. Я сейчас подорожником залечу, - и бойкий мальчишка сорвал под ногами какой-то лист, плюнул в него и приложил к царапине.
- Это тоже в Воробьевковедении написано? – нахмурился я.
- Нет, это у нас курсы по выживанию ввели. Преподает прятавшийся пятьдесят лет в лесах бывший бандеровиц дед Николо. Его казаки наши отловили. Там, говорят, еще бегают.
В это время я разговорился с другим мальчиком, расспросив его, не знает ли он бабушку, которая тут живет. Мальчик этот даже нахмурился.
- Лучше Вам с ней не связываться, дяденька.
- Это почему же?
- Ведьма она, кровь по ночам сосет у православных христиан.
В этот момент из дома напротив  вышел большой толстый мужик в шортах, футболке. Голова у него была гориллоподобная с заметно выступающими надбровными дугами. На его бычьей, налитой стальными жилами шее сверкала на солнце тяжелая золотая цепь. Сам он был бритый, как черт.
- Что ты всякую чушь, Никита, городишь! А ну марш отсюда! - очевидно, услышал  он последнюю фразу мальчика о своей соседке.
Мальчишки со смехом разбежались, даже не попрощавшись с нами.
- Вы их не слушайте, - сказал мужик, через прицел своих поросячьих, красных глаз рассматривая нас. – Городят всякую чушь, несчастные жертвы ЕГЭ…
- Ну, им еще рано ЕГЭ сдавать, - заметила моя дочь, прижимаясь ко мне.
- Рано? Да я думаю, уже поздно, – усмехнулся он.
Меня поразила его уверенность или даже нахрапистость, с которой он держался с нами. За его широкими плечами стоял новый кирпичный дом с добротной металлочерепичной крышей. Сам выезд из дома на улицу был асфальтирован. Кованые ворота, высокий кирпичный забор и посаженная завезенная туя, все говорило о том, что живут здесь довольно богатые люди.
- Я фермер здешний, Корявый, мож слышал? - заметил он мой любопытный взгляд поверх своей головы. – Мы тут с супругой ферму держим. Я за вами давно наблюдаю.
- А мы из … дома. Ищем Вашу соседку, - объяснил я наше частое появление перед его домом. - Она могла телефон наш подобрать.
- Наслышан, наслышан, - кивнул он небрежно мне. - Но ты ее и не найдешь. Она у дочки в Воробьевке живет.
- Я сегодня ночью я случайно видел ее, как она шла по дороге.
- Это навряд ли, - сказал уверено фермер, будто мое мнение не шло в никакой расчет. - Чего ей ночью шляться?
- А собаку кто же кормит? – привела разумный довод Настя.
- Зять ее приезжает на «копейке».
- Так он же вроде в дороге где-то…- заметил я, нахмурившись.
- Да что ты! – даже усмехнулся фермер. – Каждый вечер сюда заезжает и пса кормит. А ты тот самый писатель из Москвы? ««Один оттенок желтого карлика» - твоя книжка?
Я кивнул, предчувствуя, что этот бандитский тип попросит у меня автограф.
- Не читал еще… - сказал он. – У тебя с собой случайно экземпляра для меня не найдется?
- Все уже раздал, - ответил я, уже решивший не связываться с этой гориллой - любительницей халявы. – Но я видел, в городе продается… или по интернету заказать можно.
- Смеешься что ли…. Чтобы я за книгу платил? Ты мне что-то существенное предложи, – усмехнулся он и, когда мы сделали движение, чтобы уйти, остановил нас. - Гостям здесь всегда рады. Хотите, покажу вам свою ферму?
Мы переглянулись с дочкой. По моему взгляду, она прочитала, что я не хочу связываться с бывшими рэкетирами.
- А что зайдем, папа!? – упросила она меня, сгораемая любопытством. - Только на пять минуточек.
Корявый грубо оттолкнул от себя калитку, и вместо того, чтобы пропустить нас, сам зашел во двор первым. Первое, что бросилось сразу в глаза, это стоящий под навесом Land-Crueser необычного малинового цвета с номерами 666 БЕС.
- Зайка, у нас гости! – крикнул он громко кому-то.
Из дома сразу выбежала запыхавшаяся женщина, подстать хозяину, большая, полная, как он, облаченная в шорты и футболку.
- Ох, здравствуйте, - расплылась она в сильно натянутой улыбке, выказывая нам нескрываемое лицемерие.
- Это моя Ларисочка, жинка моя, - представил он мне свою супругу. – А это тот самый писатель из Москвы…
Мы с дочкой скромно кивнули, кучкуясь на месте.
– Какие люди в Голливуде! - воскликнула Ларисочка, не сводя с меня взгляда, полного какого-то дикого восторга: - Чего же ты, Жорик, не предупредил? Угощать-то нечем. Хорошо, что я кукурузу сварила.
Она нырнула в дом, ужасно пошло виляя задом, и только я успел подумать, что хорошо, что она не в лосинах, нам вынесли поднос со сваренными початками кукурузы.
- Бери девочка, она сладкая. Такую ты в Москве не найдешь. Сейчас Бандюэль одна на полях, а у нас еще старый добрый сорт «Достоинство Сталина», - объяснила она мне. - Да ешьте Вы, не стесняйтесь. Если соли не хватает, я принесу…
- Нет, нет, вкусно, - остановил ее я, когда она в чрезмерном гостеприимном порыве сделала шаг в сторону дома, чтобы снова вильнуть своим задом.
- Дай мне попробовать! – и ее муж, чуть ли не оттолкнув меня локтем, первым взял початок.
Этот человек по достоинству мог попасть в книгу Гиннеса по пожиранию кукурузы на время, так как уже через секунды бросил обглоданную кочерыжку на поднос своей жены и потянулся за следующим початком.
- Эй, эй! – пожурила она его. – Оставь девочке…
И по ее кивку-команде мы робко взяли по початку. Кукуруза, действительно, оказалась сладкая и молочная.
- Ну я же говорила, что понравится… - улыбалась фермерша. - Это старый забытый сорт, его наш колхоз культивировал…Эх, замечательный колхоз был…Жаль, что вы не его пайщики… Мой муж хорошие деньги предлагает за пай…
- Так это Вы паи скупаете? -  догадался я, обращаясь к Корявому. – Я видел Ваше объявление на столбе.
- Да, я, – вытер он свои короткие волосатые пальцы мне о рубашку. - Только народ гнилой у нас, придерживает…  Какая-то бородатая сволочь пустила слух, что с приездом буров цена поднимется.
- Каких буров?
- Ну этих, как его?
- Африканы! – подсказала ему жена название белых голландских переселенцев в страны Южной Африки.
- Да верно, - дожевал он початок. – Они всю жизнь черных гнобили, а сейчас черные их в ответку гнобят … Вот делегация оттудова якобы собирается, знакомиться с нашим бытом желает. В Европу ведь они не хотят, там гомики одни, а в США земля дорогая. Представляете, три миллиона фермеров рванут сейчас к нам на хутор…
- Ого! - заметил я.
- Это не «ого», а полный писец! Цены на землю точно взлетят.
- Они уже взлетели, Жорик! – вставила свое веское слово его жена, почему-то облизывая свои губы. – И уверенно стоят. Я на Авито только что смотрела.
Затем она взяла кукурузу и вместо того, чтобы обгладывать ее зубами, задумчиво взяла ее в рот и стала посасывать, подмигивая мне недвусмысленно. Я даже почувствовал некую неловкость. Но ее муж,  видимо привыкший к таким выкрутасам, отвлекся на проходящих мимо работников и сделал им грубые замечания. Дело в том, что мы стояли во дворе на проходе, а эти работники сновали между нами с какими-то тяпками, триммерами и закинутыми за плечи мешками со свежескошенной травой.
- Так Вы известный писатель… - констатировала посасывающая кукурузину Лариска. - Я давно хотел с Вами познакомиться. Все прошу мужа достать мне Вашу книжку… Ну как ее…
На этот раз она не могла припомнить название, и я сам, приободренный ее коварной лестью, стал перечислять названия своих бестселлеров.
- Может, «Спорим, что ты чпокнешься?» или «Познакомься с моим гномиком»?
- Верно, верно… Гномики там, кажется, были… - кивнула она задумчиво. - У Вас случайно пару лишних экземпляров для меня не найдется? Я Жорика всего уже забодала…
- Это верно! – ухмыльнулся фермер, дав подзатыльник какому-то парню – разине. – Зайка моя, если чего-то очень сильно захочет, непременно получит..
- Так что же у вас за ферма? – поспешил сменить тему разговора я. – Я слышал, что Вы разводите кузнечиков…
- Э, нет… – покачал головой Корявый. – Не кузнечиков, а специальную саранчу за номером А345! Сейчас тебе покажу. Айда за мной.
Мы едва успевали за ним, стараясь не отставать, и шли каким-то гуськом, так как двор весь был завален какими-то телегами, бочками, стогами, полетами с кирпичами. Я пропустил вперед дочь, так и рвущуюся посмотреть на загадочную саранчу первой, а нашу процессию замыкала супруга фермера с подносом полных огрызков.
- Вы не подумайте, что мы тут люди невежественные, отсталые, – напирала она сзади, точно танк. Спасаясь, я наступал дочери на пятки. – Мы с Жориком, например, школу Хип-Хоп свою хотим тут открыть, с негром из Бруклина переписываемся. Да, Жорик?
- Да, верно, скачет он классно, - кивнул Жорик. – Ты бы видел, писатель… Правда, сейчас отбывает пожизненный срок, но если залог внесем, его выпустят.
Мы вышли на задний двор и уперлись лицом в мелкую сетку.
- Ну, вот и моя ферма! – раздался самодовольный голос Корявого, и перед нами открылась впечатляющая картина.
По голой, выжженной солнцем земле ползали и скакали какие-то неприятные зеленые насекомые, похожие то ли на огромных кузнечиков, то ли на богомолов. Они были повсюду, и наши глаза невольно разбегались. Несколько рабочих в белых халатах шныряли по специальным доскам и высыпали в специальные кормушки охапки травы, а эти насекомые, точно голодные куры, неслись на это угощение.
- А почему они никуда не улетают? Я слышала, что саранча летает. – поинтересовалась дочь у Корявого.
Фермер посмотрел на нее, как на очередную жертву ЕГЭ.
- Зачем им куда-то улетать, если здесь хорошо кормят… - ответил он снисходительно, и в сторону насекомых полетел обглоданный початок кукурузы, который на наших глазах исчез в челюстях тысяч прожорливых тварей.
Но его довод не убедил нас. Видно было, что хитрый фермер лукавит, и что у данного вида саранчи совсем не нет крыльев, или если они и есть, но недоразвитые.
- А для чего Вам столько много саранчи? – спросила тогда дочь предельно вежливо.
- Эх, не смышленая еще. Читать хоть умеешь? – улыбнулась фермерша, очевидно, давно ожидая от нас этого вопроса. – Дело в том, что население планеты растет, а кормить его нечем. С домашними животными слишком много возни, полезного мяса не много, ведь кости, рога, внутренности, все это остается. А наши «кузнечики» растут хорошо, травы до фига, в  выращивании не прихотливы…
- Саранча особо богата белком и протеином. В дело идет все, - подхватил эстафету фермер. - Так что скоро надеемся выйти на мировой рынок…У меня уже предзаказы есть, например, вегетарианцам из дома… Кажись, Ваши соседи.
- А как же их едят?
- Их можно сушить, жарить, варить, еще из их муки лепешки отменные получаются…
- Но мы с вами есть кузнечиков не будем… – засмеялась жена Корявого, заметив наше отвращение на лицах. - Кто будет есть кузнечиков, а кто российскую говядину. Так ведь, Жорик?
- Угу, - кивнул ее муж, продолжая брать с подноса огрызки и перекидывать их один за одним через сетку.
К удивлению своему, я обратил внимание, что саранча эта была такая крепкая, что увесистые початки, брошенные в нее, не причиняли ей никакого вреда.
-  Мы живем, ребята, в удивительное время, - продолжал философствовать фермер, следя своими поросячьими глазками, как хрустят челюстями его питомцы. – Старая система пище обеспечения стремительно рушится, изолируясь только для избранных, а для остальной массы народа грядет золотая эпоха кузнечиков. Да, зайка, ты это так называешь?
- Да, Жорик, - и женщина, словно замечтавшаяся от слов своего мужа, в какой-то прострации поцеловала его одобрительно в щечку.
- У меня же для тебя есть история, писатель, - сказал он, вглядываясь куда-то вдаль. – Ты напишешь обо мне книгу. Я даже название придумал. «Как заработать миллион…».
Меня поразило то, как он говорил об этом деле, точно я уже согласился. Но перечить я ему не хотел, но не потому, что знал его крутой нрав, и вся эта нехорошая история с обрезом и наложением дани на представителя церкви, рассказанная накануне отцом Даниилом, еще не стерлась в моей памяти. Меня останавливало только одно. Его озабоченная жена, умеющая с поразительной легкостью заглатывать целую кукурузину, смотрела на меня взглядом вечно голодной саранчи.
- Жорик, - воскликнула вдруг она. – Какая замечательная у тебя идея! Будет еще лучше, чтобы эта книга выйдет этой осенью. Ты сможешь ее презентовать на экономическом форуме в Сочи. А Вы долго пишете свои книги? – обратилась она ко мне, облизывая губы.
- Смотря в каком формате писать, - ответил я уклончиво. – Если описывать историю Вашего мужа в художественном стиле, это одно, а если простенькая биография, то другое. Можно еще в формате интервью замутить. Вопросы- ответы… Это вообще без проблем.
- Отлично. В виде интервью…то, что надо!  – продолжила посасывать кукурузину фермерша. - И как мне раньше в голову не приходило… А можно я тоже возьму интервью? Научите?
Я  уклончиво кивнул, а про себя подумал, что ей учиться брать интервью точно не надо.
-  Ну, тогда по рукам! – протянул мне свою ручищу фермер.
Пожатие с его стороны было предельно крепким и навязчивым. Мы какое-то время даже соревновались, кто кому переломает косточки в ладонях.
- Ты какое вино пьешь, Достоевский? – сказал он, не выпуская моей руки. - Местное хочешь попробовать? Три литра выпьешь? Отлично. Еще к нему я мяса возьму. У зайки друзья в станице мясную лавку держат. Лучшие кусочки подберут, так ведь, зайка?… Ну давай точно в эту субботу прикатывай, в часиков шесть, посидим хорошо и все обсудим…И телку свою приводи, чего ты ее от нас прячешь, а то ты мою видел, а я твою нет. – И он весело расхохотался.
 - Давайте тогда скинемся… - растерялся я то ли от местного хамства, то ли от уникальной возможности поесть отличного мяса и выпить хорошего вина.
«Да, люди не айс, но ведь и мы сами не подарок, - подумал я тогда. – Да и Катя давно засиделась. Надо же и ей в люди выходить».
- Нет, нет! Я все плачу, угощаю… - выпустил, наконец, мою руку Корявый. – Итак, в эту субботу в шесть утра.
- А почему так рано?
- Кто рано встает, тому жена дает! – загоготал Жорик Корявый.
Когда мы возвращались домой, настроение у меня было приподнятое. В конце концов, все-таки не зря к этой Сучко сходили.
«Наконец-то, хоть кто-то из этих дикарей оценил мой талант по достоинству! Да еще книгу у меня заказывают. Ну и пусть он бывший бандит, который ни черта не смыслит в литературе, ну и пусть его жена – озабоченная дура, но связи хорошие, всегда в тренде. Может, телефон помогут вернуть, - думал я о своих шкурных интересах. Потом у меня возникал в голове образ плачущего сельского священника, рискнувшему стать на пути бывшего рэкетира. «Ладно, ладно, - говорил я Даниле снисходительным тоном. - Заодно в приватной беседе можно словечко о тебе замолвить. Но только про кузнечиков забудь, об этом лучше пока вообще не заикаться».
- Папа, а почему кругом гвоздики валяются? – спросила меня дочь, заметив на асфальте свежие и уже кем-то притоптанные цветы..
- Это, наверно, мне уже путь славы выстелили… - пошутил я тогда очень некстати, еще не догадываясь, что здесь, очевидно, несли недавно покойника на кладбище.
Неожиданно на нас из тени ореха выскочила, шаркая какими-то стоптанными тапками, та самая «сердобольная» Матрена Степановна. Она точно караулила нас и, подняв две руки кверху, словно сдаваясь, чуть ли не бросилась под колеса велосипеда.
- Эй, деточки. Угощайтесь. Покойничка нашего поминуйте, цалство ему небесное, - говорила она, доставая из кармана пригоршню каких-то дешевых конфет. – Ой, только вот эту мне велни… Это для клыс…. А вот эти бели. Бели еще, деточка. Может, еще кому лаздашь…А мне не надо. У меня зубов нет.
Ближе к дому у остановки мы, конечно, незаметно выбросили все эти конфеты в урну.
17. Как мы к дурачку в гости ходили
Расклейка объявлений по хутору ожидаемых результатов не дала, и я  начинал подозревать уже каждого жителя, ну уж по крайней мере, не в краже нашего смартфона, а в покровительстве преступника. В этой банке с пауками, каким я представлял себе наш маленький хутор, каждый, даже самый маленький паучишко знает всю правду, но намерено молчит и про себя посмеивается. Мои доводы подтверждало поведение самого народца. Представители его, которые встречались нам на пути, совсем не спрашивали, нашли ли мы смартфон или нет, не интересовались, как обстоят дела с поисками, в общем не задавали те тактичные вопросы, принятые в более менее цивилизованном обществе. Они не успокаивали надеждами, не сочувствовали, а просто проходили мимо, в лучшем случае здороваясь. Особенно в последнем преуспевал наш подозреваемый № 2. Он часто ошивался у нашего дома и, сразу завидя меня, сиял от какого-то ведомого только ему счастья, и тянул мне свою слабую руку.
- Ну как? – говорил дурачок, улыбаясь до ушей, и это означало что-то типа – я же вам говорил, ни фига не найдете.
Стоит сказать, что в первые дни поиска мы подошли и к его хате. Его жена, тучная женщина с утомленным лицом крестьянки, которая в прямом смысле выживает на земле, торгуя тем, что бог послал в огороде, встретила нас испуганно, хотя узнала нас.
- Здравствуйте, а можно поговорить с Вашим мужем? – обратился я к ней тогда. – Мы телефон потеряли, а Ваш муж как раз по той дорожке шел. Может быть, он подобрал его?
- Или видел кого, кто подобрал…- дополнила меня дочь.
Женщина не стала пускать нас во двор и всем своим телом закрыла калитку, в которой она стояла, касаясь ее обоими боками.
- Миша! – закричала она довольно жестко, не поверачивая голову во двор. – А ну как подойти к нам!
Через какое мгновение, точно послушная побитая собачонка, какой-то странной рысцой выбежал ее мужичок-дурачок.
- Помнишь ты на почту ходил? – спросила она его строго.
Он кивнул, выглядывая через ее плечо на нас и глупо улыбнулся. Я заметил, что на его усах прилипла манная каша, и даже умилился этому. Ну точно маленький ребенок, боящийся своей строгой мамочки.
- Ты эту девочку видел на велосипеде? – указала она на мою дочь.
Он шмыгнул виновато носом.
- Она телефон по дороге потеряла. Ты находил его?
Он вдруг всхлипнул довольно убедительно, и мне даже стало жалко его, и  я поспешил его успокоить.
- Мы никого не обвиняем, - сказал я. - Просто мы видели, как Вы тогда лотерейные билеты покупали, а потом пошли по той же дороге, по которой ехала моя дочь. И примерно в это время она и обронила телефон. Может Вы его подобрали или видели кто подобрал?
Он продолжал всхлипывать, вытирая своим слабым кулачком себе выступавшую влагу под носом.
- Вы знаете, он вообще такой простой. Если что-то и найдет, то вернет… – вздохнула его жена. – Он бы мне сразу сказал. А мы люди честные. Я всю жизнь кондуктором на автобусе работала, он на лесопилке пальцы терял. Вот мы и с ним в автобусе и познакомились.… Еду по маршруту, как всегда толпа народа, с граблями и лопатами, качает по кочкам, духота, жуть. Я даже протиснуться не могу, до того тесно. Ну, тогда все честные были, оплачивали, даже бывало и через месяц встретят меня и говорят: «Люська, вот возьми, в прошлый раз не успел оплатить, вытолкнули гады у поворота». Вот такой народ у нас был. Так вот однажды смотрю: в давке этой под ногами кошелек лежит. Я подняла его над собой и спрашиваю - «Граждане, чей кошелек?» Все молчат. Я настойчивая тогда была, молодая. Еще пару раз повторила вопрос, заставила всех проверить свои карманы и сумки, а вдруг выпал? И точно у трех или четырех человек не нашлось кошелька. Один паренек уж больно запереживал и говорит: «Точно мой»… «Ну если твой, бери», - отвечаю. Ну и я дала ему. Молодая была, горячая… А потом приехали в станицу и бегом в поликлинику, пока автобус на остановке пыхтит. Мне в то утро для медицинской книжки анализы на яйца аскарида надо было сдавать. Председатель обязывал. Тогда ж не было специальных стаканчиков всяких и колбочек. Народ в спичечные коробки клал, а я в кошелек старый положила. Смотрю, батюшки! В сумке кошелька нет. Расплакалась даже от отчаяния. Вдруг смотрю мотоцикл несется с коляской, а в коляске паренек тот на всю улицу кричит: «Люська, я твое г.. везу» и кошельком моим машет довольный. Тогда одна страна была, одинаковые кошельки у всех были… Смотрю и глазам и ушам не верю. Вот какой простой и честный парень оказался. На радостях я так за него и вышла. Вот так то…
Вспомнив о своей безвозвратно ушедшей молодости, бывшая кондукторша тяжело вздохнула.
- А Вы видели бабушку в зеленом платке? – спросила дочь у мужичка-дурачка.
Он уже перестал плакать, очевидно, заслужившись рассказом своей боевой подруги и верной жены, и пожал плечами, потом как будто скривил лицо в гримасе отвращения и побежал обратно во двор … Там мужичок-дурачок вскочил куда-то плетень и прокукарекал петухом, пародируя движения птицы.
- Да заткнись ты Миша. И без тебя тошно! – крикнула его жена, и тот, спрыгнув вниз на гуляющую под ногами курицу, погнался за ней и исчез за углом хаты.
- Ох.. – вздохнула женщина, глядя на нас. – Умаялась я как.
И судя по выражению ее утомленного лица это было чистой правдой…
- Мужик-то хороший был, работящий, а добрый, каких свет не видывал, - говорила она с каким-то даже завистливым придыханием. - Он эту доброту через всю жизнь пронес, и сейчас она по-особому в нем проявляется.. Вы знаете, у него производственная травма, трепанация черепа была. С тех пор вот такой… Я раньше кур много держала. Ко мне аж из города приезжали. Таких вкусных яиц ни у кого не было!  А сейчас вот одна осталась, да и то хромоножка.
За хатой послышалось кудахтанье пойманной курицы, и через минуту выглянула довольная голова мужичка. Вдруг курица вырвалась, хлопая крыльями, и он опять побежал за ней, кукарекая.
- Да и Вы его не спрашивайте больше, - отмахнулась она. – Я же в то утро тут на лавке сидела и все видела, как ваша дочь туда – сюда каталась, как у нее цепь у остановке слетела, и она ее чинила… И как люди тут шли с почты..
У нас загорелись глаза.
- Так, может, Вы нам поможете?
- Это навряд ли.
- Ну, скажите, пожалуйста, кто шел? Вы не подумайте, что мы кого обвиняем, но нам бы расспросить этих людей, так сказать в глаза их честные посмотреть…
- Ой.. какие сейчас глаза честные..- отмахнулась женщина, точно мы были перед ней как малые наивные дети. – особенно у молодежи нашей… Извините, но сказать, что я видела кого-то, это значит, обвинить его уже в том, что этот кто-то телефончик то ваш стащил, а зачем мне это? Итак на нас из-за Миши весь хутор косо смотрит, а тут еще меня обвинят в наговоре каком-то. Вы, я вижу люди-то богатые, ну зачем Вам этот телефон сдался? Простите им его, пусть тешутся. Он им счастья не принесет, и не разбогатеют они на нем. Ну  уж в лучшем случае, в ломбард за копейки сдадут…
- Да мне даже не телефон жалко, а фотографии. Ну, я бы его выкупил…
- Да что Вы… Никто с Вами связываться не будет, потому что боятся, что обманите да еще обвините в краже и посадите. Вы же из Москвы, с гонором…
- Вот именно, что из Москвы, - напустил я тогда на себя важность. – Не хотите нам помогать, не надо. Но мы-то сами все видели и знаем, что проходила здесь Сучко. Кажется, у нее такая фамилия.
Женщина аж вздрогнула, а дурачок, бегающий за хромой курицей, споткнулся о брошенные на пути грабли и упал, растянувшись на земле. Он так потом и лежал без движения, пока мы не ушли, и я даже запереживал, не убился ли он, но когда услышал потом его громкое кукареканье, успокоился.
- Ну, коль Вы все знаете, чего от меня хотите? – прошептала его жена тогда. – Да, она проходила, но Вам лучше с ней не связываться. Тетка вредная, злобная, каких свет не видывал. Да еще с головой не дружит.
- Да тут по-моему все у вас  с головой не дружат…- заметил я.
- Все не все, а эта особенно. Решила я вчера молочая нарвать для Хромоножки нашей. А у нас за огородами дорога идет на кладбище. Так там его видимо не видимо. Иду, а впереди меня Сучко идет с лопатой. Страшно мне стало. Ведь только намедни Леньку похоронили.
- Леньку? – удивился я.
- Ну инвалид тут был, сигареты стрелял на повороте у проезжающих машин? Помните?
- Ах да точно! – вспомнил я спитого мужика в инвалидной коляске... – Так это он умер?
- Умер..
- Так от чего же?
- Да от того самого… - и она щелкнула себя по шее.
- Так что же она с лопатой ходила?
- А то и ходила, что ведьма. Меня увидела, лопату бросила и убежала. А бегает она….
- Знаю, знаю, - усмехнулся я.
- А мы никаких ведьм не боимся, правда, папа? У нас бутылка со святой водой есть… - вмешалась в разговор дочка.
- Ой, деточка, – покачал головой жена мужичка-дурачка.. – Для них твоя водичка, как лысому косичка. Не связывайтесь Вы с этой Сучко! А лучше езжайте назад в Москву.
18. Поездка в полицию
Помню, как сидели мы в хате с женой, и каждый занимался своими делами. Я впервые за долгое время сел за компьютер и начинал составлять наброски своей новой книги, а жена настойчиво и уперто строчила на машинке себе платье, готовясь к субботнему шашлыку. У нее не все получалось. То она распарывала нитки и шила по-новому, то вырез на груди казался ей чересчур открытым, и приходилось наращивать его какими-то кружевами. Шитье в последнее время так увлекло ее, что она даже сегодня забыла приготовить ужин.
- Кто бы мне омлет сделал? – намекнул я как-то ненавязчиво, на что получил исчерпующий ответ.
- Я тебе не экономка! Яйца в холодильнике.
«Они не только в холодильнике, но и у меня в штанах…» - заметил я про себя, но убоялся проговорить это вслух, так как жена была на взводе.
На этой неделе, в субботу нас пригласили в гости местные фермеры, и Катя хотела выглядеть безукоризненно. Громкие звуки работающего станка сильно раздражали меня, но не меньше, чем напускная холодность жены. Иногда я поглядывал в ее сторону, на изящную спину с узкой талией, на оголенные плечи и шею, и тяжело про себя вздыхал.
«Интересно сколько у нее хватит у самой терпения не подпускать меня к себе? Ну, право сколько можно изображать из себя обидевшую на весь мир девочку и винить меня еще в всем этом недоразумении!» - думал я, нахмурившись.
В этот момент в нашу хату забежала дочка с книжкой в руке, уже не в первый раз, вся в нетерпении посмотреть на новое мамино платье из синего ситца, очень приятного глазу цвета.
- Ну что, мама, готово? – спросила она и, поняв, что еще придется немного подождать, снова побежала во двор.
- Ну не расстраивайся, - крикнула жена ей вслед. – Я тебе тоже сделаю… У меня осталась еще материя…
- И мне тоже сделаешь? – услышала она мой обреченный вздох за спиной.
- И тебе сделаю, только ночью, - как всегда отрезала она двусмысленно и снова увлеклась шитьем.
Вся эта сексуальная неудовлетворенность порождала во мне какую-то агрессию к окружающим. Вот почему наверно, я не послушался доброго совета бывшей кондукторши, и решился следующим утром обратиться в полицию. Об этом нехитром плане я  обратился за советом к жене.
- Не понимают по-хорошему, поймут по-плохому, - сказал я. – Пусть менты эту Сучко прижучат хорошенько...
На следующее утро мы с дочкой также подошли к строящемуся дому, чтобы заодно запомнить номера машин у стройки и пробить их по ментовской базе… Подходить близко мы не решились, опасаясь нарваться на медведя, так что нам приходилось напрягать зрение издалека. Ворота были приоткрыты, и я вдруг услышал жалобный стон мальчугана и увидел, как отец в все той же красной рубахе хватает его за ухо и что-то сквозь зубы говорит ему, обвиняя в чем-то. Заметив меня, цыган немного смутился и отпустил сына, а тот с покрасневшим ухом выбежал со двора, сверкнув на меня слезными глазами, и побежал куда-то по дороге. Только черные пятки его только и сверкали.
- Папа, - спросила меня дочь. – А почему ты решил обратиться в полицию, ты же не хотел..
- Пусть менты знают, что мы телефон потеряли. Мало ли что! А если это устройство засветится, не дай бог, в каком-нибудь террористическом акте, а мы потом будем крайними. Ладно, не сбивай меня!
Заляпанные грязью номера поржавевших машин удавалось запомнить не с первого раза. Я злился на свою плохую память, пытался прибегнуть даже к зубрежке, то есть, к частому повторению сочетания букв и цифр, но получалась околесица.
- Вот номера фермера я легко запомнил – 666 БЕС, тут все ясно, а эти бессмысленные комбинации ну никак не укладываются в моей памяти.
И тут мне помогла моя дочка…
- Папа, ты все неправильно запоминаешь. Вот смотри! У нас всего три буквы и три цифры, так? Регион, понятно, легко запомнить.
- Ну так, - кивнул я.
- Так, чтобы запомнить буквы надо сочинить какое-то смешное предложение из трех слов по этим первоначальным буквам и представить в голове картинку. Воображение у тебя хорошее. Буквы на этой желтой машине, - и дочка прищурила глаз. - ПВП.
- Пешеход Всегда Прав, - пришло мне первое на ум.
- Ага, папа! А если КАМАЗ без тормозов? Все это трудно представить. Придумай что-нибудь еще. Например, с глаголом действия, в нашем случае на букву В. Так легче запоминается.
- Ну, Папа Воткнул Палку…Картинка так себе, но прости, больше ничего не придумывается, - сдался я. – Не проще ли сходить за карандашом и бумагой? Ведь еще 734.
- Ну и что цифры? Вот семь у тебя с чем ассоциируется?
- С твоей мамой.
- Это как это? – удивилась дочка.
- Семь раз отмерь, семь раз отрежь.
- А… - засмеялась моя помощница, зная, как наша мама любит переводить дорогой материал.
- Ну, хорошо, а 34?
Я пожал плечами, но видя, что дочка расстраивается, воскликнул:
- Погоди, погоди! Советский танк в Воробьевке стоит такой у школы..
- Отлично, папа! А теперь представь всю картинку вместе и запомни!
- Ахинея какая-то получается, - ухмыльнулся я дочке, представляя, как ее мама засела в окошке и строчит из хаты на швейной машинке, точно из пулемета, а я, валя и давя забор тяжелыми гусеницами, рвусь к ней на танке, чтобы воткнуть палку. - Способ неплохой, но все же лучше сходить за карандашом и бумагой.
В станицу я поехал уже один. Супруга не отпустила дочку.
- Зачем там светить напрасно ребенка? – сказала она. – Неизвестно, что у них в голове. – Пойдут ненужные расспросы. Еще заставят отпечатки пальцев сдавать.
На эти доводы я лишь развел руками перед расстроенной дочерью.
Отдел полиции располагался в администрации. Как всегда, я приехал прямо в обед, и никого не было кроме секретарши в каких-то старомодных очках…
- А участковый работает? – спросил я.
- Крайняя дверь слева по коридору. Там все написано. – ответила она на автопилоте, уплетая вилкой Доширак и даже не взглянув в мою сторону.
Такой равнодушный прием задел мое самолюбие. Как будто великий русский писатель приезжал в их дыру чуть ли не каждый день и всем изрядно надоел. Я прошелся по коридору, точно по джунглям, мимо кадок с пальмами и другими тропическими растениями. На одной из веток сидел плюшевый попугай. Дверь участкового, конечно, была закрыта. Да я и не сомневался даже, что кого-нибудь застану и опять подошел к секретарше, которая как раз очистила от пленки сосиску и мельчила ее зубами, сплевывая маленькие кусочки в лапшу.
- Чего Вам опять надо? – спросила она, отпивая осторожно горячую жижку.
- А там закрыто, – под дурачка сказал я.
- Ну а Вы читали расписание?
- Нет, я читать не умею.
- А попугая видели?
- Видел.
- Во как раз для таких тупых, его и вывешивает Ренат Ибрагимович. Если сидит на ветке, значит, никого нет. Что не понятно?
- Не понятно, куда расходуются бюджетные деньги. В Москве в приемных госучреждений уже давно говорящие попугаи с видеокамерами вместо глаз, а Ваш, судя по всему, немой, слепой и плюшевый.
Мой ответ озадачил тетку, и она как будто вышла из транса и стала внимательно считывать меня сквозь линзы своих очков. Какое-то мгновение в голове ее, очевидно, происходили какие-то метаморфозы, и вдруг что-то щелкнуло…Видимо, сработала система опознания свой-чужой. По уверенному саркастическому тону посетителя она поняла, что с ним надо быть, как можно осторожнее.
- Я сейчас позвоню.. скажу.. ээ, что Вы пришли.. Эээ. Садитесь, пожалуйста, - показала она властно рукой на стул. – Остыньте под кондиционерчиком.
- Спасибо, а нет ли у Вас кресла с массажной функцией?
- А мы попы свои не массажируем, - и секретарша набрала участковому. – Чем мебель жестче, тем лучше.
Я вдруг представил ее в новом образе для моего будущего романа, без очков, с распущенными волосами и непременно в ботфорах из черной кожи, размахивающей передо мной изящно плеткой, и меня аж передернуло.
«Нет, нет, хорошо, что сюда еще не пришла цивилизация! Ну на хрен, забьет до смерти».
- Ренат Ибрагимович, к Вам тут пришли…. Из Москвы,  – шепотом произнесла она, прикрывая свой рот ладошкой, и, когда повесила трубку, изобразила из себя саму вежливость.
В это момент в приемную зашел седой мужичок в помятом мешковидном костюмчике и с портфельчиком под мышкой. Вид у него был завсегдатая, точно он пришел к себе домой, и я сразу определил в нем председателя. Он любопытно посмотрел на меня, точно, на какой-то редкий экспонат, слегка кивнул на мой кивок, а когда, его секретарша подтянулась, точно по команде смирно, и вовсе поспешил уйти.
- Ренат Ибрагимович сейчас будет…
- А сколько ждать?
- Десять минут.
- Я тогда на улице подожду.
Но не успел я выйти на крыльцо, как услышал вой сирены, и полицейская машина с мигалками приехала ко мне через минуту. Я даже не успел вычислить, под какой елкой прячется председатель, бегство которого я объяснял тем, что все власти здесь жили, очевидно, по закону невидимок. То есть, чем реже ты попадаешься на глаза этому поганому народцу, тем лучше и для народца, и для тебя самого.
- Это Вы меня искали? – спросили меня очень спешно, не выходя из машины.
- Вот Вас натренировали… - проговорился я, восхищенный такой оперативностью, а также чистой формы полицейского, аккуратностью его прически и крайне вежливому подходу к нуждам населения.
- Простите? – сразу нахмурился он.
-  Да нет, это я о своем…
Мы какое-то время медлили, внимательно изучая друг друга.
- Я спешу, - наконец сказал участковый, показывая всем видом, что разговор будет происходить не в кабинете, а на улице. – Что стряслось?
Я в двух словах обрисовал ему картину.
- И вот эту Сучко я найти не могу уже неделю… - закончил я. – Может, Вы поможете, хотя бы с адресом ее дочери в Воробьевке? Съездите туда. Они меня избегают. Ну, я же не мальчик, чтобы бегать.
- А почему Вы думаете, что это все же Сучко? Может, кто-то другой подобрал?
- Ну, больше особо не кому. Остальных опросили. В хуторе же два с половиной человека живет.
Это сравнение не понравилось участковому.
- Почему два с половиной? – переспросил он. – Кого Вы половинкой считаете?
Разговор сразу не заладился.
- Я сразу позвонил  с соседского номера, минуты три-четыре прошло, - объяснял я подробности того утра и подсказывал ход расследования. – Надо по пилингу проверить, как звонок прошел. То бишь тот, кто нашел, шел с нашим телефоном по определенному направлению и это подскажет нам, кто из подозреваемых все же взял устройство. Если звонок засечен на территории стройки, значит, кто-то из строителей взял, если телефон двигался к повороту, то Сучко, должно быть, больше некому.. Тут искать-то по-хорошему фигня вопрос.
- Это для Вас фигня вопрос, а мы соблюдаем законность наших действий. Во первых, Вы утверждаете, что телефон не украли, а  именно ваша дочь его потеряла. Так?
- Так…
- Во-вторых, оснований для возбуждения уголовного дела нет, потеря – это не кража, и я не имею право сделать запрос оператору.
- А как-нибудь по-другому нельзя?
- Нельзя…. – отрезал он, включив зажигание.
- Но с другой стороны, - поспешил я высказаться. – Скажите, если человек, который нашел вещь, унес ее себе домой, знает, кому она принадлежит, и он не отдает эту вещь, скрывает ее, даже может быть продает намеренно кому-то, тогда это что?
- Вот тогда это преступление и можно характеризовать как кража, но учтите, уважаемый, что об этом Вы должны узнать сами и только после неопровержимых доказательств подать заявление. А пока этот телефон никак не проявил себя, наказать никого не могу.
Машина начала медленно давать задний ход. Разговаривали мы через опущенное стекло, и участковый как будто делал одолжение короткими вопросами напоследок.
- Какая модель?
- Nokia черного цвета, но модель не помню, - признался я. – Коробка в Москве осталась.
- Ясно, а экран семерка или пятерка? – спросил он, делая передо мной разворот.
- А что это такое? – удивился я.
- Ну, такой размер экрана или нет?– и мне полицейский показал свой дисплей.
У него был новый современный смартфон, даже лучше нашего.
- Нет, не такой.
- Меньше?
- Да.
- Значит, пятерка, – и участковый дал газа. – Вот что, уважаемый. Я как раз еду бунт усмирять в Вашу сторону, заодно что-нибудь и по Вашему делу узнаю.
- А что случилось? – испугался я. – Какой бунт?
- Да обычный бунт, - не договорил он и, включив мигалку, понесся по улице.
Я сел удрученный в свою машину и поехал следом, краем глаза замечая неказистую фигуру председателя. Он сидел на лавочке под памятником Ленину, важно закинув ногу на ногу, и провожал меня каким-то нехорошим взглядом.
19. Народный сход
Я еще издалека заметил толпу народа, столпившуюся у ворот. Все шумно кричали. Мне вспомнился рой пчел, которым разрушили улей и поломали соты, и первое, что мне захотелось сделать, так это бежать прочь, как можно быстрее, спасаться за своим забором. Но кто-то уже заметил мой подъезжающий Порш, и было уже поздно заворачивать к себе. Я вышел из машины, как ни в  чем не бывало, и с видом делового человека стал протискиваться сквозь толпу к воротам, у которых уже стоял бледный цыган в красной рубахе и держал на цепи медвежонка. Между ним и толпой образовалось пространство на вытянутую цепь, и никто пока не решался перейти красную линию. Зверь ревел и вставал на задние лапы, и его белые зубы щелкали угрожающе щелкали. Только сейчас я заметил, что две машины строителей с разбитыми окнами перевернуты набок.
- Дайте пройти! – сказал я сухо, приближаясь к цыгану, пока, наконец, не оказался в первых рядах.
Казалось, весь хутор собрался здесь, и даже больше. В этой толпе мелькали все знакомые лица, но и были и чужие, которых прежде я не видывал. Их тени скользили незаметно в серой массе собравшихся и переглядывались друг с другом, точно заговорщики.  Мне не нравились эти тени. Я интуитивно чувствовал угрозу, исходящую от них.
- Выгнать цыган чертова мама! – прошипел злобно не по-русски кто-то из этих теней, угощая меня зеленым помидорчиком.
Я отвернулся, но эта тень еще минуту преследовала меня, пытаясь меня накормить.
- Медведь здесь плохо, - раздалось где-то опять с ужасным акцентом, а другой провокатор в черной вязаной шапочке, натянутой чуть ли не на нос, завидев подъезжающую полицейскую машину Рината Ибрагимовича, громко крикнул какую-то сумятицу в толпе:
- Сегодня коза резать, завтра ты! Полиция плохо! Власть плохо! Вода много хорошо!
Толпа загудела сквозь вой сирены. Я посмотрел с надеждой на участкового, который остановился поодаль. Но он не спешил выходить, несколько хуторян подбежали к нему и начинали что-то с возмущением высказывать, активно размахивая руками.
- Вот, окаянный! Как лычишь - то.. - бормотала передо мной бабуся, любительница ядов и грозилась медведю пальцем. – Конфеточку бы тебе и делов-то…
- Зачем конфеточку, Матрена Степановна, - говорила ей фельдшериха Танька в белом халатике. – Тут такого Ваши конфетки не возьмут. Лучше прививку от полиомиелита сделать. У меня как раз осталась просроченная из-за отказников…
- В зоопарк бы его свести… - охала какая-то сердобольная женщина, в которой я узнал жену соседа слева Оксану. – И кормить усиленно соей с бобами, пока не издохнет.
Я посмотрел в сторону участкового, который все же вышел из машины.
- Вы понимаете, что бунт не санкционированный? – объяснял он какому-то мужику с вилами.
- А я то что? – оправдывался он, ковыряясь в носу. – Я просто мимо шел.
- А вилы зачем?
- Так я за сеном шел, с дороги собирать…
– Граждане, расходитесь! – в рупор проговорил Ренат Ибрагимович, понимая, что ему не удастся прорваться сквозь толпу. – Подобру-поздорову расходитесь, пока не поздно. Напоминаю Вам, что за несанкционированный митинг полагается штраф…
- Ишь, приехал… - кто-то злобно фыркнул на него, дожевывая помидор. – Все они так приезжают, когда уже вилы в брюхе, а тындычишь им, тындычишь, что произвол творится, только делают вид, что предпринимают что-то,  а на самом деле, только водку жрут и посмеиваются…Да еще народ стращают штрафами. Накось-выкуси!
Я стоял как раз в первых рядах, напирающей на цыгана людей, и очень удивился тому, что там на острие событий была Машка, помощница почтальонши. В руках у нее была отгрызенная нога козы, и она размахивала ей, как знаменем революции, перед носом медвежонка. Тот, чувствуя свежее мясо, еще пуще ревел и срывался, что даже его хозяин цыган, едва сдерживал цепь двумя руками и только успевал ругаться по-цыгански.
- Кто мне козу вернет? – орала и визжала в трудно объяснимом беспутстве Машка.
- Мы не трогали твою козу! – твердил цыган, глядя ей прямо в глаза.
- Да, а кто же тогда ее разорвал на части? Кто? Кроме твоего медведя, никого нет.
- Он не мог, он маленький еще, к тому же ручной, все время на цепи… Видишь цепь, дура?
- Ага, так я тебе и поверю. Все знают, что твоя Светка с медведем ночью гуляет. На вилы его и все дела!
- На вилку его! – орал какой-то провокатор слева.
- На вилку их два! Не дай им идти! – поддержали его откуда-то справа.
Действительно, создавалось мощное впечатление, что толпа едина в своем порыве отмстить за козу. Я реально почувствовал, что сейчас может произойти что-то страшное и крикнул, пытаясь остановить накал.
- Граждане хуторяне, успокойтесь! Давайте решать эти вопросы спокойно. Вот участковый приехал. У него вся полнота власти. Он разберется и все виновные понесут наказания согласно закону. Что Вы за самосуд устраиваете!?
Толпа немного стихла, прислушиваясь.
- Смотри, какой прыткий явился, – прошипела от злости Машка, продолжая размахивать ногой козы. – А ты знаешь, москалик, что я эту козочку за двенадцать тысяч с гор привезла? Это тебе зааненская порода, шесть литров в день дает.
- Да дайте ему по шапке, чтобы не выступал! – закричали за моей спиной.
- На вилы его! На вилы!  - ревела толпа.
- Ишь нашелся умный. Езжай в свою Москву и там умничай, а мы уж сами разберемся…
Меня уже толкали в спину, и я боялся, что в этой суматохе могу попасть в лапы зверя, который не различал своих и чужих.
- Не пойманный не вор, - продолжал я давить аргументами, почему-то вспомнив историю с Катиным смартфоном.
- Чего? Кто не пойманный? – орала Машка на меня, замахиваясь ногой козы. – Иди проспись, дурень! Пить меньше надо!
Дипломат, конечно, из меня фиговый получался, особенно с опухшим глазом.
– Вы говорили, что покупали козу в городе за  двенадцать тысяч рублей… – увернулся я от удара.
- Ну говорила….
- Может, как-то можно возмести ущерб?
- Ага, да где он деньги возьмет? Ты посмотри на него, голодранец-побирушка.
- Сама голодранка! – скалился цыган, - и, к тому же лгунья. Твоя обдрипанная коза и двух тысяч не стоит. Какая она зааненская? Посмотри нога серая, а зааненки они белые
- Да что ты тут мелишь? Хочешь сказать, что я в козах не разбираюсь!
Я с надеждой вглядывался сквозь толпу, когда же Ренат Ибрагимович вмешается на передовой и наведет порядок, но он предпочитал уговаривать народ в рупор и пока активно не вмешиваться. Тогда я вытащил свой бумажник и достал оттуда десять тысяч рублей.
- На держи! Купи новую козу! – протянул я деньги Машке.
Та сверкнула глазами, и не успел взмахнуть бумажками, как их уже вырвали из рук.
- Ладно, держи, убийца, - кинула Машка отгрызенную козью ногу зверю, и тот, вцепившись в нее зубами, вылил на нее всю свою ненависть.
Только сейчас я увидел выглядывающую через забор голову мальчугана, который еще скорчил мне рожицу и покрутил у виска пальцем. Я потоптался с минуту на месте, чувствуя, что мой благородный поступок все истолкуют, как глупость. Цыган с трудом увел медвежонка, так и не сказав мне спасибо. В этот момент толпа окружила Машку и требовала объяснений.
- Все, инцидент исчерпан, - объясняла она какой-то глухой бабуле.
- Что исчерпан? – не понимала та и передавала Машкины слова, что исчерпан какой-то цемент.
- Да, а что ты хотела, Клава! – говорила ей другая. – Строят и строят. Тут не только цемент, но и песок закончится на карьере.
В этот момент со стороны Воробьевки все услышали топот копыт. Прямо на нас с деревянными шашками наголо скакал лавиной казачий отряд. Это зрелище я не забуду никогда. Страх обуял даже самого смелого из нас, и мужик с вилами побежал первым.
- Валим! – заорала Машка, выбираясь из толпы, и все с визгом стали разбегаться в рассыпную по своим хатам.
Я заметил, как несколько молодых азиатов в спортивных костюмах и опущенных на лицо шапочках бросились к электросамакатам без номеров, и с пробуксовкой укатили. Казаки со свистом и гиканьем бросились за ними в погоню и быстро скрылись в облаке пыли.
- Там впереди дорога разбита, - объяснил подошедший ко мне участковый. – Они их на бугре догонят и всех в капусту порубят. Будут знать, как народ подстрекать.
- А кто это? – спросил я.
- Тепличники, - вздохнул Ренат Ибрагимович, - давно нарываются.  Вы заметили как недели две назад напор в трубах упал? Так это они всю воду выкачивали. Мы им отключили, а они недовольны, к анархии призывают.
Я огляделся вокруг. Почти все разбежались, кроме мужичка-дурачка и глуховатой нашей Клавы. Они подбирали с земли обороненные народом помидоры. Участковый поманил их жестом, но бабка, сделав вид, что не замечает, бросилась в кусты, а вот мужичок покорно, видимо, по привычке подбежал рысцой.
- Нравятся помидорчики? – спросил участковый с издевкой мужичка-дурачка, который довольный держал в руках их большую охапку.
Тот кивнул, улыбаясь.
- Выбрось дрянь! И в машину садись, в отделение разбираться будем.
- Ренат, да куда-ты его! – бежала, запыхавшись по дороге к нам жена дурачка, бывшая кондукторша. – У него трепанация черепа…
Но участковый был непреклонен. После недолгих препинаний он затолкал в машину к мужу и его жену, захлопнул за ними дверь и, потом повернувшись, обратился ко мне.
- Лихо Вы, Павел Александрович, на рожон лезете. Мы обычно предпочитаем не вмешиваться в таких случаях… Всегда казаков вызываем. Тут они близко. Чуть что и через пять минут подскакивают.
На душе было как-то погано, но не оттого, что я отдал денег мошеннице, а потому что на заднем сидении полицейской машины сидели ни в чем неповинные люди. Прильнувший к стеклу мужичок-дурачок и не бросившая его в беде жена, постоянно ворчавшая что-то.
- А зачем Вы их задержали? – спросил я участкового.
- Ах этих? Ну надо же мне кого-то задержать. Да, Вы не волнуйтесь, штраф выпишу, а потом отпущу. Этот народец в узде надо держать. Из-за таких как они газ уж пятый год не проводят. Я, кстати, сейчас в Воробьевку поеду, Вашу Сучко попробую найти, если что позвоню.
Мы обменялись номерами и разъехались.
20. Таинственная записка
После всех этих событий, я чувствовал сильную утомленность. Аппетита не было, я  практически только пил одну воду. Мне почему-то сильно захотелось в Москву, пройтись по Красной Площади, оказаться в самом сердце нашей великой и могучей цивилизации. Только сейчас я понял, каких трудов стоило нашим царям собрать всю эту распознающуюся, точно рваное лоскутное одеяло, землю.
- Да что с тобой? – заметила даже моя супруга, когда я сидел хмурной за столом в кухне и смотрел на помидорчик Ножика, уже не раз надкусанный, но почему-то непортящийся.
- Вялость какая-то... – признался я.
- Ну, съешь зеленый помидорчик, полегчает… - посоветовала она и, взмахнув перед моим носом бедрами, пошла перешивать свое платье.
- А чем черт не шутит! – и в самом деле решил последовать ее совету.
Но полегчало совершенно не так, как мы планировали. Буквально сразу заболел живот, и я едва успел добежать до туалета, чуть не сбив по дороге дочь.
- Папа, ты что понял, где телефон? – спросил она меня удивленная.
- Ага! – хлопнул я за собой дверью. – Вспомнил. Этот помидорчик прочищает хорошо память.
Стоит сказать, что туалет у нас был современный, не отличить от квартирного, и располагался он в самой хате. К нему были подведены все виды коммуникаций, включая канализационную трубу, выходящую во двор в сливную яму. Единственным дискомфортом было то, что, когда бетонировали унитаз, не учли параллельность земли и сидящий на нем всегда норовил сползти вбок. Катя по этому поводу всегда говорила: «Никогда не видела ничто подобного даже в самых худших в отелях Испании!» «Это чтобы жизнь медом не казалась», - отвечал я, обещая в ближайшем времени сделать небольшой ремонтик. Но когда мы обратились к хозяйке хаты с дельным предложением восстановить логическую справедливость, та наотрез отказалась от нашей инициативы. «Что вы, что вы! Там трогать ничего нельзя! Его еще дедушка мой родной устанавливал!» Ну, вот так мы и терпели такие незначительные неудобства.
- Ну что за нитки делают! – слышал я, как возмущалась жена, заметив разошедшийся на материи шов. – Ведь самые лучшие покупала…
- Капитализм, - ухмылялся я, пытаясь удержаться одной рукой о стенку хаты. Наклон был в градусов срок пять наверно. – Это для того, чтобы чаще покупали.
В этот момент мне вдруг стало ясно, что Катя была права, что в Испании такое ежедневное издевательство над человеком даже в голову прийти не может, и что надо было именно ехать отдыхать за границу.
- Жизнь коротка. Надо не забывать жить здесь и сейчас, - начал я издалека философствовать, косвенным образом признавая свою вину.
- Ты прав, - донесся до меня Катин голос, в котором угадывались нотки примирения.
- Все, что мы есть, - это наши воспоминания и впечатления и лучше, чтобы они были приятными и добрыми
- Говоришь, как пишешь, - заметила жена. – У тебя, милый, кажись, вдохновение поперло?
- Ага, поперло… - и я не врал.
- Вставь, не забудь, в свою новую книжку.
- Да, сейчас вставлю… - согласился я с долей сексуального контекста.
Бесспорно, она уловила мой шутливый намек, и начала снова шить.
- Но лучшая книжка в моей жизни это ты, любимая… - напрасно силился я перекричать пулеметную очередь.
- Ох, да что ты знаешь про любовь? – воспротивилась Катя. - У тебя ко мне, судя по всему, обычное физиологическое влечение, то бишь вожделение. Даже страстью не пахнет, а чем-то другим! Милый, когда сделаешь все свои дела, обязательно проветри туалет.
Она была права. В этом сортире, очевидно, бывшей кладовой, не было ни одного вентиляционного окошка, и приходилось все время держать дверь в коридоре открытой во избежание застоя неприятного запаха.
- Истинная любовь не знает греха, - ответил я, приоткрывая дверь во двор. - Любовь естественна и дается свыше. По мне это движущая сила жизни. Страсть же возникает на пике этого движения, как и сама нежность на ее крутых скатах. Ну а вожделение? Это уже похотливое состояние, результат действия гормонов. Ко мне оно не относится…
- Не знаю, не знаю… Как-то раз у одного у одного немецкого психолога прочитала такое мнение, – донесся из горницы сквозь стрекотание швейной машинки Катин голос. - Вожделение помогает детей зачать, а любовь их вырастить. Мне кажется это наш с тобой случай.
Она так и не подпустила меня к себе, и я заснул с грустными мыслями. Мне снились казаки с деревянными шашками, которые преследовали меня, и я прятался от них почему-то голый в камышах. Злющая Машка выдавала им меня, показывая пальцем в мою сторону, и я снова бежал, и так продолжалось до бесконечности.
- Папа, проснись… - услышал я тревожный голос дочки. – Там кто у ворот скребет. Мама выключила свет на всякий случай.
Я открыл глаза и понял, что, очевидно, проспал весь день, за окном было уже темно. Свет от звезд окутал точно в дымке вечернюю мглу. Все предметы и углы в комнате были в спокойном серебряном ореоле. Я еще не отошел от ужасного сна, и медленно стал одеваться, не проронив ни слова.
- Не выходи, не надо! – сказала жена где-то рядом, но я не послушал ее и нащупав под кроватью заведомо припрятанную шашку, вышел во двор.
Свежий воздух привел меня в чувство, но одновременно вызвал тоску, и я какое-то время с ностальгией смотрел на Большую Медведицу, хорошо видную на небе, вычислил полярную звезду. Где-то там к северу лежала за холмами и полями моя родная столица…. Затем, осторожно, крадучись я подошел к воротам и прислушался. Деревянная шашка в моей руке придавала мне немного уверенности.
- Кто здесь? – спросил я.
Мне не ответили, но я услышал отчетливо, как кто-то притаился на той стороне и  тихо сопел в темноте. Затем раздался металлический скрежет петличек. Этот кто-то тронул и приоткрыл осторожно крышечку почтового ящика.
Положив шашку на землю, я выглянул через забор. Мои глаза уже привыкли к темноте, но я мог определить, что запозднившийся гость был мал ростом, и как бежит он босым бесшумно по асфальту. Но все равно собаки почувствовала его и весь хутор залился лаем.
Сомнений у меня не осталось. Это был цыганский мальчуган, еще совсем недавно корчащий мне рожу. Неужели, строители, испугавшись разоблачения, решили все же вернуть нам телефон, послав нам к ночи своего постреленыша? Вот жена обрадуется. С замиранием сердца я приоткрыл крышечку почтового ящика и заглянул внутрь. Там что-то белело. Это был сложенный в четыре раза тетрадный лист. Я взял его, явно недоумевая, и сунул себе в карман, не желая впутывать в эту историю ни жену, ни дочь.
Что там написано? Фонарь был в предбаннике. Я впопыхах совсем забыл о нем, и сейчас мне пришлось довольствоваться светом от нашего окна.
- Милый все нормально? – через открытую форточку спросила жена Катя.
- Да, все нормально. – успокоил я. – Кто-то подходил к воротам. Думаю, это собака.
Я раскрыл записку и заметил небрежно размашистый подчерк… «Приди до рассвета на кладбище и получишь свой телефон. Никому не говори. Света».
Эту записку писала моя знакомая блондинка. Я понял это сразу, и сладкий яд измены отравил мою душу. Зачем я сегодня в три часа ночи я должен идти в темноту куда-то на кладбище встречаться пусть и с замужней девушкой? У меня же есть жена, правда, сексуальных отношении с ней не было уже больше месяца, как я приехал в эту деревню. Какая-то обида стала нарастать на мою жену, и одновременно запретное желание обладания чужой женщины так захватило меня, что подкосились колени. Я снова представил беспечный образ, качающийся на гамаке в соломенной шляпке, красивые крепкие ноги, которыми она играючи выводила круги на песке.
«Может, получится хорошая сцена для нового романа», - пришла в голову опасная мысль, но убоявшись разоблачения, я скомкал записку и утопил ее в наполненной дождевой водой бочке.
- Милый, ты где? – позвала меня жена, точно почувствовав, что меня могут увести точно коня у нее под носом.
- Иду… - сухо пробормотал я.
Я не ложился спать, оправдывая все тем, что уже выспался под вечер, и чтобы скрасить время, читал заметки Маркса в обработке Энгельса. Книга была написана для немецких рабочих и излагала вполне убедительно все ужасы капиталистической системы. Правда, я ничего толком не понимал, смысл ускользал между строчек, и я даже злился на себя, что по всей видимости оказался тупее среднестатистического рабочего в Германии 19 века. Тогда я вновь перечитывал и перелистывал странички этой известной книги, и только тогда понимал, что капитализм - это зло, причем, зло, видоизменяющееся и расползающееся, точно раковая опухоль, по всему миру, и что в прошлом, казалось бы крепостной труд теперь ничем не отличается от наемного труда какого-нибудь клерка в современном душном офисе.
Все мои уже давно уснули. Я на цыпочках подошел к кровати, где спала жена, и долго любовался ее величественным профилем какой-то фараоновой царицы. Во сне она хмурила лоб, и я даже нежно коснулся губами этих изгибов, и Катя улыбнулась во сне. Потом я подошел к кровати дочери и накрыл ее потеплее одеялом, так как пищали комары. Дочь перевернулась набок.
Затем я осторожно вышел из хаты, не взяв с собой фонарик, так как не хотел привлекать к себе излишнего внимания. И хотя в такой темени можно было легко заблудиться, я хорошо всегда ориентировался на местности. Главное было попасть к узкому проходу между участком Васьки и его соседом, и там выйти на кладбищенскую дорожку. Бесшумно я вышел из дома, предусмотрительно закрыв хату на ключ и затворив за собой калитку.
21. Ночью на кладбище
Помню, пригибаясь под окнами, я крался в темноте ночи, как у Васьки горел тусклый свет и, как его беременная супруга, женщина, как оказалась, незаурядная, в одном неглиже и с поролоновыми ушками кролика на голове, прыгала по комнате, виляя таким же поролоновым хвостиком. Ее трясущиеся ягодицы говорили о том, что она давно готова к спариванию, но, разлегшийся на диване кролик, положив вальяжно ноги на стол и досасывая остатки пива прямо из бутылки, смотрел телевизор. Это был Васька, известный заемщик. Я с трудом узнал его в таком эксцентричном наряде и поспешил миновать это гиблое место.
«Еще того самого решат, что я серый волк или того хуже, извращенец,  подглядывающий за ними», - думал я, отгоняя от себя смутные мысли.
Слава Богу, их Звоночек, учуяв меня, никак не отреагировала, и я довольно скоро, какими-то партизанскими тропами незаметно вышел за край их огородов. Тут на пригорке, заросшем бузиной, я остановился, чтобы передохнуть и прислушаться к звукам ночи. А ночь была на удивление тиха и молчалива, даже цикады не трещали. Один раз, правда, прямо надо мной ухнула какая-то ночная птица, и сердце мое впервые почувствовала тот дикий мистический страх, который испытывает каждый из нас, если вдруг оказывается ночью на старом сельском кладбище. Там впереди, над морем молочного тумана выглядывали, точно айсберги, макушки памятников и могильных крестов. Я стоял, не решаясь подойти к ним, и почти не дышал. Мне казалось, что я слышу, как тени усопших плещутся в этом тумане, как забавляются они в этой отчужденности и заброшенности.
«Нет, наверно, показалось…» - вдруг напряг я слух, окруженный этой загадочной мглой.
Прошло еще немного времени, и я уже снова к ужасу своему услышал, как лопата врезается в землю, и как поднятая земля откидывается куда-то в сторону и рассыпается там, и я понял по глухому звуку, что копающий находится внутри довольно глубокой могилы. Была минута, когда сердце колебалось, но собравшись с мужеством, я все же решил подобраться поближе.
Там в темноте ночи мерцали какие-то свечи, и в озарившемся свете были заметны края раскопанной могилы, и, как поднимается и опускается лопата, выкидывая наружу, как мне показалось, старые истлевшие кости. Мне стало не на шутку страшно. Раскапывать чужие могилы – это преступление. Неужели девушка, пригласившая меня на ночное свидание, – расхитительница могил? Я долго не решался приблизиться к этому месту, наблюдая за жуткой сценой, и вдруг чья-то легкая рука легла мне на плечо.
Помню, как я чуть не вскрикнул, но ладонь другой руки, холодная и влажная, как сама эта ночь, прикрыла мне рот, и когда я оглянулся, то увидел красивые женские глаза, умоляющие меня, чтобы я молчал.
- Что это все значит? – спросил я и сразу осекся…
Передо мной стояла в одной ночнушке Светлана, жена цыгана, во все той же соломенной шляпке. Взволнованная девичья грудь с твердыми то ли от холода, то ли от возбуждения сосками прижалась вдруг ко мне, руки обвили шею, и мне передались невольно частые удары жаждущего любви сердца.
– Хорошо, что ты пришел, - прошептала она, улыбаясь.
- Кто там? – кивнул я в сторону могилы.
- Мой отец… - прошептала девушка. – Его раскапывает Марко..
- Ты пришла на наше свидание с мужем? – испугался я, представляя, как тот в порыве ревности выскакивает из могилы и одним ударом лопатой убивает нас обоих.
- Не волнуйся… Он не знает, что ты здесь… Или ты хотел, чтобы этим черным делом занимался ты сам?
- Нет, но все же… Это противозаконно…
Девушка вдруг успокоила меня приятным поцелуем в щеку, и когда я захотел большего, дразняще отвела от меня свои сладкие губы. Я  смотрел на нее, ничего не понимая, испытывая одновременно и смертельный страх, и настоящее вожделение к этой ночной красавице.
- Ты вчера спас нашу семью от погрома, и я все рассказала своему мужу..
- Все? – испугался я. – Но ничего же еще не было!
- Я не об этом, - тихо хихикнула она. – Ты знаешь, что нет народа более благодарного, чем цыгане? Вчера ты остановил кровопролитие, и мы отблагодарить тебя.
- Но как? Почему вы раскапываете могилу?
- Дело в том, что мой бедный отец злоупотреблял алкоголем, но слышишь, - и она вдруг взяла меня за грудки и ее глаза блеснули в свете вышедшей из-за туч луны, - никогда не был вором! Незадолго до смерти, в пьяном угаре он поведал нам с Марко, что у него есть то, что озолотит нас всех. Это тебе понятно?
Я кивнул, хотя мне было не совсем все понятно.
- Возможно, он подобрал твой телефон, когда попрошайничал на дороге, и припрятал его на черный день. Но мы со всеми этими делами совсем забыли об этом, и спохватились слишком поздно. Сегодня я обыскивала его хату, но ничего, кроме пустых бутылок не нашла. Потом меня осенило. Телефон должен быть в могиле, в потаенном кармане его пиджака. Этот пиджак, более- менее приличный, висел у него всегда в шкафу и его надели ему второпях. Ну не хоронить же его в обносках. Телефон должен быть там… я надеюсь.
Она опять поцеловала меня в щеку. Когда же я инстинктивно потянулся за этими нежными губами, пахнущими абрикосами, то вдруг услышал по близости треск веток…
- Господи, да сколько же Вас здесь? – вздрогнул я от неожиданности и попытался увидеть что-то в ночном тумане.
- Не бойся, это медвежонок. Мы обычно отпускаем его на ночь побегать. Боже, боже, как я рада, что ты пришел… Я не могу больше ждать, как только увидела твой взгляд, я поняла, что не отпущу тебя так просто…
Она взяла мою ладонь и приложила к себе между ног, и я почувствовал сквозь тонкую ткань ночнушки неутолимый жар.
- Света, ты здесь? – тихо вдруг позвал жену цыган.
- Здесь, здесь…. – отдаленно прошептала его жена, извиваясь под моими ласками.
- Я докопался до досок.
- Отлично, Марко… Я пока пройду с Милко прогуляюсь к посадкам….
Цыган не ответил, увлеченный раскопками, а Света, взяв меня за руку, повела куда-то вглубь тумана и я боялся, что в этой темноте она отпустит меня. Мохнатый медвежонок пару раз подбегал к нам и, отряхиваясь от ночной влаги, снова уходил в темноту.
- Не бойся, он тебя не тронет, – успокаивала меня девушка в соломенной шляпе.
Помню, как не совсем отдавал себе отчета, о ком она говорила, то ли о своем муже, то ли о медвежонке.
Помню, как этот прирученный зверь подбежал к нам, тыча в меня своим мокрым носом. Потом он фыркнул и снова ушел в темноту. Мы как раз подошли к раскидистому дереву, и девушка, отпустив мою руку, повернулась ко мне спиной, обнимая его неухватистый ствол.
- Ну же, возьми меня… - прошептала она. – Ты же хочешь меня…
Она была права. Я хотел ее, мои пальцы пахли ее истекающей от желания плоти. Сейчас она стояла ко мне спиной, и мне ничего не стоило, как задрать ей ночнушку.
- Ну что ты медлишь… Я твоя. Возьми.
Влекомый страстью, я, было, уже бросился на нее, но в самый последний момент остановился. Передо мной возник милый образ Кати, и осознание того, что я сейчас сотворю самую большую глупость, поддавшись внезапному животному инстинкту, отрезвило меня.
- Прости, меня жена дома ждет, – сказал я и виновато замолчал.
Она повернулась ко мне.
- Ты ее любишь?
- Да.
 Светлана вдруг громко рассмеялась.
- Чего ты там смеешься? – донесся до нас оклик мужа, и мне вдруг показалось, что ее муж находится очень близко, что он уже выбрался из могилы и пошел за нами следом.
Луна снова ушла за тучи. Нас накрыла темнота, и я слился  с этой спасительной темнотой. Все, что я хотел сейчас, так это поскорее отыскать дорогу к дому, но меня кружило по кладбищу, точно путали черти. Потом за мной кто-то побежал на четырех лапах, и страх еще больше спутал мне разум.
«Наверно, она в обиде на меня спустила медведя!»
Трава под ногами неожиданно сменилась вязкой глиной, и я с ужасом понял, что скольжу куда-то вниз.
Когда я очнулся и открыл глаза, но увидел над собой, точно рассыпанные бриллианты, звезды. Среди этих звезд горела одна очень яркая, и я жмурился от ее света и закрывался ладонью. Потом я попробовал встать и понял, что лежу на дне какого-то оврага, а эта яркая звезда, ослепляющая мой взор, не что иное, как свеча в руках девушки. Ветер романтично играл с ее распущенными волосами и полами ночнушки.
- Ты оступился, - сказала она, прикрывая огонь ладонью. – Но свет твоей любви спас тебя…
Я поднялся, отряхиваясь от мокрой грязи. Видимо, когда я бежал, то соскользнул в ров, выкопанный когда-то для прокладки газовой трубы. Только чудо, что на дне его не было воды, и я не утонул там со своими страстями.
- Марко ничего не нашел, кроме пачки Парламента. Говорит, что кто-то опередил его. Возможно, это сделала старая ведьма. Ее видели на днях с лопатой.
- Сучко? Я придушу я! – вспылил я, пытаясь ухватиться за какой-то куст и подтянуться, но ноги опять скользили в глиняную трясину.
- Ты отважный, - сказала жена цыгана, стоя на краю обрыва и наблюдая за моими тщетными попытками выбраться наверх. Под ее ночнушкой ничего не было. - Я сразу поняла это. Вчера ты спас нас от разгневанной толпы. Я видела твой смелый взгляд через щель забора, чувствовала твою силу. Ты был настоящим воином. Но ты не понимаешь, насколько могут быть опасны эти ущербные люди! – Она с опаской оглянулась по сторонам. – Уже скоро светает. Мне нельзя разговаривать с посторонними мужчинами. Даже касаться их одежды… Я вышла за Марко по безысходности. Тут такая безнадега, если бы ты знал! Нормальных мужичков нет, а Марко справедливый и любит меня. Пошел против своего табора и женился на русской. Мальчик не мой, у него была жена, умерла. Ее забили ногами какие-то нацисты в городе. Вот собственно и вся наша история…
Я снова сделал попытку вылезти из ямы, и на этот раз у меня почти получилось, но куст, за который я схватился, вырвался с корнем.
- Сейчас твою судьбу решат цыганские боги, - услышал я ее голос. - Я кое-что понимаю в этих делах, научилась. Лови!
Девушка взмахнула рукой, и колода карт, точно, опавшие листья закружились надо мной. Я едва успел подхватить одну из них – трефовую даму и показал ее цыганке. По ее бледному лицу пробежался испуг.
- Тебе грозит опасность…- прошептала она. – Я так и знала…
- Конечно, если я сейчас не выберусь отсюда, я просто окоченению… - ухмыльнулся я.
- Пройдись немного по рву, там, у экскаватора, есть пологий выход.
Я послушался ее совета и направился, утопая в глине, вдоль отвесных стен, чтобы поскорее вылезти из этого болота. Там меня уже ждала Светлана с бегающим вокруг нее медвежонком.
- Милко, ко мне! – подозвала она медвежонка, и тот, присев, у ее ног, поднял свой испачканный грязью нос в мою сторону. Этот прирученный зверь точно охранял эту хрупкую девушку от моих тайных желаний. Мне и правда опять захотелось поцеловать его хозяйку, и я боролся с сильнейшим соблазном.
- Так о какой опасности ты говорила? – спросил я, не глядя ей в глаза.
- Какая-то казенная женщина преследует тебя.
- Казенная? Это все, что говорят твои карты?
- Она работает на каком-то бюджетном предприятии… Мне сложно сказать, ведь я не чистокровная цыганка. Но я бы на твоем месте остерегалась бы здесь всех особей женского пола…
- Я не верю во всю эту чушь… - усмехнулся я. – Если кто меня и преследует, так это мое наваждение к тебе…
Светлана грустно улыбнулась, и по ее щекам вдруг покатились крупные слезы. Чтобы как-то отвлечься, она потрепала по бурой голове медвежонка.
- Поздно, яхонтовый, поезд ушел…- ее голос дрожал. - Марко узнает, он меня прирежет и тебя заодно. Так что вали отсюда.
Я пошел прочь.
- Постой! – окрикнула она вдруг меня и подошла. – Дай руку.
Я предложил ей свою ладонь, чувствуя, как уже не в силах сопротивляться вновь искушению, но она вместо того, чтобы опять отвести меня к ветвистому дереву, девушка вложила что-то в ладонь и сжала кулак. Уже потом, когда я раскрыл пальцы, то увидел резец.
- Это зуб лошади. Марко случайно нашел его в комьях земли.
- Зачем мне этот зуб?
- Возьми его… Он принесет тебе удачу, а также будет напоминать меня…
Уже начинало светать, когда я вышел на дорогу и пришел в хату. Неслышно я лег рядом со спящей женой..
- Ты пахнешь какими-то горькими травами.. – сквозь сон улыбнулась она.
Я был счастлив, что между мной и цыганкой ничего не произошло, слезы текли по моим глазам …
За окном пошел дождь, но все равно, когда я закрывал глаза и слышал, как капли барабанят по черепице, я видел в тумане ночи очень красивую девушку в одной ночнушке и соломенной шляпке, гуляющую по кладбищу, а рядом с ней наматывал круги ее маленький спутник – бурый медвежонок.
22. Шашлык
Наступил долгожданный день – суббота, когда евреи не работают. Несмотря на ранний час, я уже стоял во дворе и чистил ботинки, поставив одну ногу на пень. Чувствовал я себя превосходно. Мне казалось, что по хутору уже витает запах жареного мяса, и от нетерпения я подгонял своих прихорашивающих перед зеркалом барышень.
- Ну давайте поспешим! И так сойдет для деревни! А то без вас весь шашлык съедят!
На что Катя, уже второй час наводившая макияж перед зеркалом, медленно отвечала мне через приоткрытую форточку:
- Жена известного писателя везде и всегда должна выглядеть безупречно…
Чтобы не раздражаться понапрасну, я полюбоваться новой жердью для винограда, которую я все же довел до ума накануне. Грозди уже наполнялись живительным соком и начинали созревать на солнце. Наконец, на пороге появилась сияющая дочка в нарядном платье и лакированных ботиночках на высоком каблучке, и я даже не узнал ее.
- Боже, как ты повзрослела! Еще лет пять, и упорхнешь, как птичка, замуж, а мы с мамой будем куковать одни…
- Ну, папа, во-первых, я никогда от вас не упорхну. У меня крыльев нет, а во-вторых, куковать вы особо не будете, сразу после моей свадьбы поедете путешествовать по всему миру. Так, по крайней мере, говорит мама.
- Ну, если мама так говорит, значит, оно так и будет.
- Папа опять за свое… - донесся из форточки строгий Катин голос. – Настя, никогда не спеши выходить замуж! Не совершай ошибку своей матери…
Я лишь развел руками, а дочка кокетливо засмеялась и сделала на одной ноге поворот. Ее просторное платье красиво развилось на ветру.
- Папа, чего ты на меня так смотришь? – улыбнулась она мне счастливая.
- Нравишься ты мне… - сказал я.
- А, правда, папа, что ты не отпустишь меня одну на первое свидание?
- Да, - кивнул я, - сяду за соседний столик и прикроюсь газеткой, наблюдая за Вами…
- Это, навряд ли, папа, - засмеялась Настя. – Во-первых, неприлично следить за своей дочкой, особенно на ее первом свидании с мальчиком, а во-вторых, к тому времени ты будешь настолько узнаваемым писателем, что прикрыться от всех газеткой не получится.
В этот момент нашу идиллию разрушили соседи. Причем, как слева, так и справа. Они точно специально ждали нашего выхода.
- И куда это Вы такие нарядные собрались? – крикнула нам через забор Оксана, жена Коли.
Сам ее муж застенчиво стоял в сторонке, весь какой-то пришибленный и примятый, и кормил кур отварной гречкой.
- На шашлык идем, - гордо отозвался я, продолжая чистить обувь.
- Фу, как можно! – возмутилась убежденная вегетарианка. – Есть мясо мертвых животных! И это 21 век! Вы трупоеды несчастные!
- Вот везет дуракам, - тихо вздохнул про себя Коля, сглатывая слюну.
Не успел я возразить его жене, как с другой стороны забора послышался звук чего-то глухо падающего и рассыпающегося по земле.
- Привет! – улыбнулся князь, стряхивая пыль из пустого мешка через рабицу. – Вы огурцы едите лекарственные?
Мы с дочкой с немой досадой увидели разбросанные по земле огромные фиолетовые огурцы. Перед этим нас уже угощали какими-то невкусными ватными яблоками и дали два ведра горького, практически несъедобного абрикоса.
- Перезрели малость, но на вкус ничего еще… - оправдывался сосед. – У меня жена насадила, а сама, как известно, в Израиль умотала, а я тут весь в делах да забыл про них, вот и выросли кабачками.
Я вспомнил, кого он мне напоминает. Ходил как-то во времена моей молодости популярный анекдот. Привожу его каким запомнил, уж если неточно, пусть простит читатель и поправит.
«Приходит как-то голодный мужик в элитный ресторан и спрашивает у официанта, а сколько стоит рюмка водки и огурец. «Ну, - ему официант отвечает, - типа, для вас всего одна копейка». «Одна копейка?» – удивляется мужик и берет, конечно. Потом он вошел во вкус, заказал, севрюжку, фуа-гра и всякого там изысканного вина заморского. И за все с него официант взял опять одну копейку. «Простите, - все же недоумевает уже хорошенько захмелевший и вдоволь насытившийся мужик, -  но я все-таки не понимаю, к чему такая щедрость?» «А все просто, – отвечает официант. – Вон видите свет в крайнем окошке?» - и показывает через дорогу на жилой дом. – «Там директор этого ресторана е.. мою жену, а я е… его ресторан».
Мои воспоминания прервал перекличка соседей слева и справа. У них вообще-то часто бывала такая привычка кричать через наш участок.
- А чего ты огурцами, Володя, разбрасываешься? – крикнул Коля. - И нам дай? Мои куры огурцы любят!
- А чего у Вас не выросли? – крикнули ему в ответ. – Вы  же с нами сажали!
- Выросли, но их воробьи поклевали!
- Надо было тебе чучело поставить!
- Да зачем мне чучело? У меня жена есть!
За такую дерзость Коля сразу схлопотал по шеи.
- Ярославович, ты его не слушай! - засмущалась Оксана. – Ничего мы не садили, кроме чернобыльской крапивы!
- Ладно, и вам «подогрею»! Только мешок верните…
Вот примерно так начиналось наше утро.
- Спасибо, Владимир Ярославович, - поблагодарила моя дочь князя, с трудом подняв под ногами огурище-переросток.
- Помой только, Настя… - приободрил ее князь. – Если увидишь налет фиолетовый, небось. Это от парацетамола и арбидола, срежь его ножичком, а то горчить немного будет. Завтра Вам еще полмешка морковки высыплю, вялая только, я же ее димедролом поливал…
- Так зачем же Вы, Владимир Ярославович, человеческие лекарства на грядках испытывайте? – удивился я.
- А то не понятно…! – посмотрел на меня как на дурака князь. - В станичной аптеке каждую весну у нас акция просроченных лекарств проходит, вот все и набирают пачками. Говорят, что урожай в разы увеличивается, если поливать ими. Вон, Коля-то молчит, а сам целую сумку Виагры прикупил.
- Что? Я? Да что ты брешешь, сосед! – возмутился Коля.
- Это еще какая Виагра! – уперлась боками рассерженная Оксана. – Да ты знаешь, касатик, что в ней кровь марала? Ах, ты кровопийца, живоджер! Я тебе дам Виагру! – и она вцепилась в волоса несчастному мужу и стала таскать его поучительно по двору. Куры закудахтали и разбежались в разные стороны.
- Оксаночка, лапотулечка, умоляю только, перестань на людЯх позорить. Я же не для себя, а для тебя старался!
- Что-то я не заметила, как ты старался!
 - Ладно, пойду я к пчелкам! – присвистнул Владимир Ярославович, глядя на мои Rolix на своей руке. – А, ты Настенька, не робей. Через недельку у меня бахча пойдет. Приходи на поле, выбирай все, что понравится. Вы же арбузы с сиропом от кашля едите?
- Мы только экологически чистое мясо едим… Слышите, как пахнет? – шмыгнул я носом, улавливая мистические эфиры, и стал спешно помогать дочке собирать огурцы.
- Как же я Вам завидую, ребята!  - вздохнул завистливо Владимир Ярославович. – Я бы тоже от шашлычка не отказался! Но дела, пчелки мои меня ждут.
- А мы Вам принесем шампурик, - отозвалась дочка. – Правда, папа?
Ответить я не успел, так как потерял сразу дар речи, когда на пороге хаты появилась моя неотразимая Катя.
- Тебе, подержать, милый? – обратилась она ко мне в играючем настроении.
Я так и застыл, перестав скучивать мешок с арбидольными огурцами веревкой.
- Боюсь, ты запачкаешь руки… - показал я свои фиолетовые ладони.
- Боже, идите быстрей умывайтесь!  Мы же в гости идем…
Стоит объяснить читателям, почему мы все же пошли в гости. Во-первых, в ходе общения с фермерами я хотел больше узнать обо всех этих так непохожих на нас людях и, возможно, понять их. Во-вторых, в здешних местах мы, будучи сторонниками ЗОЖ, буквально изголодались по здоровой пище. Звучит парадоксально. Казалось бы, деревня, сам Бог велел крестьянам выращивать экологическую продукцию. Но нет же! Птицу и скот тоже закармливают комбикормами и сухими смесями из химических препаратов… А с овощами тут, вообще, беда, есть и медведка, совка, колорадский жук... Местные травят все безбожно, чтобы хоть что-то выросло, а с сорняками борются гербицидами. А еще крот одолевает.
Расскажу одну забавную историю, произошедшую в прошлом году и которую мне поведал Владимир Ярославович на нашей первой и последней попойке. Назовем его так: «Как один князь всему хутору картошку «подогрел»». И хотя правдивость этой истории можно подвергнуть сомнению, все же какая-то доля правды в ней, несомненно, есть, так как я лично видел перекопанные траншеи в его огороде. А дело в том, что в последние годы поля хутора атаковали бесчисленные множества каких-то полосатых хомяков или бурундуков, я точно, не знаю. Это такие зверьки размером с крысу, которые в случае опасности встают на задние лапы и боксируют передними. Так что их кошки даже не берут. Кому хочется получать двойной хук слева. А в ловушки они не попадаются, отраву не жрут, умные слишком. Вот эти существа, очевидно, чувствуя полную безнаказанность, перерыли все огороды крестьян, выстроив под хутором наверно целый подземный город.  О наличии разветвленной сети их коммуникаций напоминают глубокие, уходящие в бездну норы, о которые зазевавшиеся коровы до сих пор ноги ломают. Так вот люди сажают каждый год, картофель, картошку, фасоль, а получают с гулькин нос. И вот наш князь решил всех этих вредителей-дарьмоедов извести, когда после посаженного весной мешка картошки осенью получил с полведра горошком. Взял он тогда рассерженный в руку лопату и стал раскапывать подозрительные норы, соединяя их траншеями, тем самым пытаясь обнаружить кладовую этих мутантов-бобров. Сначала над ним все смеялись, но он упорно копал и копал эти противотанковые рвы, будто готовился к эпическому сражению. Пока, наконец, в десяти километрах от своего огорода прямо у леса, что у речки, не нашел их кладовую в несколько тонн картофеля. Судя по всему, это был весь урожай соседних сел и хуторов.  И Владимир Ярославович еще долго возил тележки полные добра к себе на участок, пока не обратил внимания других местных жителей, справедливо потребовавших свою долю. Так Владимир Ярославович весь хутор картошкой и накормил. Это уже потом выяснилось, что он раскопал схрон прятавшихся в этом лесу аж с 1956 года бандеровцев, которые от голода зимой стали жрать друг друга. В итоге единственно уцелевший из них под Рождество, уже почтенный бородатый дед, сдался на милость казакам, и те, приняв его за деда Мороза, пригласили на елку в школу, что в Воробьевке, и там она даже устроился учителем по выживанию.
Стоит сказать, что шли мы в гости к фермерам не с пустыми руками, а с большим калмыцким ананасом, тут такие самые вкусные. Отличное настроение зашкаливало. Хуторяне-жаворонки, встречающиеся нам по дороге, даже останавливались и оглядывались нам вслед, качая завистливо головами. Видно было, что для них наше появление было чем-то вроде сродни со встречей на улицах Лондона представителей английской династии.
Мы старались не обращать на них всех внимание, кому-то неохотно кивали, кому-то махали, руки же я никому демонстративно не подавал, стараясь держать дистанцию. Лишь у ворот мы стряхнули с себя придорожную пыль, поправили те или иные элементы нашего туалета, переглянулись между собой и рассмеялись. Катя в этот день была просто неописуемая красавица, длинное в пол платье, сама шила, под русский сарафан из льна, косы две заплела, каблуки ламбрекены… В общем, с таким грациозным видом можно идти на балл самых расписных красавиц в Кремль. Дочка тоже была в красивом платьице, с такими же косичками, как у жены. Как сейчас помню, ее лакированные, начищенные до блеска ботиночки.
- Ну, милый, что-то не очень хочет твой фермер стать мировой знаменитостью благодаря твоему таланту, - сказала Катя, когда мы полчаса стучались и долбились  в ворота Корявого.
- Видимо, его жена решила самолично взять у него интервью, - проинизировал я, вспомнив ее огромный рот, поглощающий кукурузу…
- Папа, а, может, они еще все спят? Все же суббота, шесть утра… - предположила дочка, держа калмыцкий ананас на вытянутых руках.
Бантик на ее голове чудесно шел к ее платью, и я снова ударил по воротам, что есть силы, точно в набат.  Наконец, ворота открылись, и к нам выбежал какой-то затасканный раб с сочком.
- Хозяева на плантации….
- Как на плантации? Сегодня ж суббота, - даже растерялся я, вытягивая шею, чтобы разглядеть двор.
- Ну и что, что суббота! У нас ЧП! – уточнил он и показал свой сочок. – Саранча разбегается. Все ее ловят.
- Как разбегается?
Но раб уже закрыл ворота, и мы еще минут пятнадцать топтались на месте в ожидания особого приглашения.
- Ну, меня еще так никто не оскорблял! – начинала злиться Катя. – Нас пригласили в гости и не пускают.
- Милая, успокойся. У них происшествие – саранча разбежалась. Сейчас они ее поймают и стол накроют.
- Ага накроют… Что-то шашлыком и не пахнет. Отмазки у них голимые. За лохов нас держат!
- Может ты, папа, время перепутал? – почему-то еще не теряла надежду Настя и вдруг захныкала. - Это во всем Владимир Ярославович виноват! Он все говорил… «Как я вам завидую, как завидую…» Вот и наелись шашлычка…
В конце концов, мы все же решили вернуться домой не солоно хлебавши. Выйдя на дорогу, вдруг дочка взвизгнула и отбросила ананас от себя, точно это был раскаленный утюг.
- Ты чего? – нахмурилась Катя и вдруг сама взвизгнула.
Ананас таял на глазах. Несколько перепрыгнувших через забор фермера особей саранчи, набрасывались на дар калмыцких степей.
- Что происходит, Павлик? – обратилась ко мне жена, будто я был виноват во всем этом
- Смотри как они его жрут… - ахнула Настя. - Видать, понравился…
- Какие ужасные твари… - поморщилась жена. – Фу, бяка! Надеюсь, они не сожрут мое платье из чистого льна.
Катя всегда меня удивляла прозорливостью, и я с ужасом обратил внимание, что декольте ее оголилось еще больше… Там сидела прожорливая саранча и нагло доедала кружевную ленточку. Чтобы не было скандала, я незаметно стряхнул ГМОшного мутанта щелчком пальца, хотя сам заметил, что на моих штанах из такого же материала тоже сидели пришельцы. В этот момент ворота Корявого открылись, и появилась запыхавшаяся хозяйка в сопровождении своего верного раба с сочком.
- Ох, какие вы красивые! – расплылась она в лицемерной улыбке. – Ой, какие нарядные!
Нам пришлось невольно вернуться и объясниться. При встрече Лариска, жена фермера ущипнула мою расстроенную дочку за щечку и начала обнимать меня, будто своего старого любовника. Затем пришла очередь и Кати. Моя жена, которая никогда не любила обниматься с посторонними, вынуждена была терпеть этот жар объятия, бросая в мою сторону сверкающие молнии.
- Вы платья сами шили? Какая молодец!
Затем она приказала своему рабу закрыть за ней ворота и заняться делом.
- Ой, Вы так не вовремя! – объяснила она нам ситуацию. - У нас ЧП случилось ночью. Какая-то зараза сетку прогрызла. Саранча разбегается. Алексей Петрович ее сочками вот такими ловит с ребятами.
Саранча действительно прыгала уже повсюду и даже по синтетическим шортам Ларисы, но не дырявила их, а переключала свое внимание на наши льняные наряды.
- А Вы наверно к Алексею Петровичу хотели по поводу написания его книги что-то сказать?
- Да мы же договаривались… - едва сдержался, так как мне в корне не нравилась построенная ею фраза. - На шашлыке все обсудить… Вот семью привел познакомить…
- Да? А мы совсем и забыли. У нас это бывает. Видите, что происходит? Сегодня одно, завтра другое. Вы звоните заранее, за день…
- Ну что ж, передавайте привет Алексею Петровичу… - нахмурился я, и мы попрощавшись Ларисой, с поникшими головами двинулись в нашу сторону.
Помню, как я шел и не находил себе места, небезосновательно полагая, что, когда Катя обнаружит проеденные дыры на своем платье, то меня точно лишат обязанности исполнять свой супружеский долг на год, а то и на два.
- Ужас тихий… - размахивала она руками. – И к этим людям ты собирался затащить меня в гости! Да они же все прирожденные склеротики, ничего не помнят, что обещали…
Я плелся сзади, следя, чтобы никакая саранча не прыгала на оскорбившуюся супругу.
- Ну чего ты все сзади заходишь? – стала раздражать ее мое странное поведение.
- Накинуться на тебя хочу, - пошутил я.
Но Катя, наступив каблуком в свежий коровяк, чуть от досады не лягнула меня.
- Надо прийти и пеплом помазаться, -  вздохнула дочь. - Глаз у этой тетки какой нехороший.
- Да тут у всех черный глаз, – согласился я. - Вот помню, дождь прошел, а сосед тот, что слева, выходит и спрашивает. «Как вас не затопило-то? Крыша не течет?» А я говорю: «А чего она течет? Она сто лет не течет». А потом смотрю и точно протекает над печкой.. Или, например.. колю дрова… Сосед, что справа, выходит. «Какой у тебя колун клевый», ну и точно ручка ломается или полено в ноге отскакивает, а еще виноград, что который заяц погрыз…
- Папа, это не заяц, а Чубакапра!
- Да одна фигня… Скоро такие чупакапры все погрызут, - раздавил я под ногами пару таких насекомых.
Недалеко от нас вдруг затрещало и свалилось небольшое деревце…За ним упало и другое, чуть побольше.
-  Милый, ну их всех на… – вдруг сказала мне жена, не особо стесняясь в выражениях, - поехали завтра в Испанию, а и я увидел на глазах ее слезы.
Мне было больно смотреть на нее.
- Хорошо милая… Завтра так завтра
- Ноги моей больше не будет в этом проклятом месте! – топнула ногой Катя, а прилипший к ее каблуку коровяк так и влачился за ней.
За нами уже упали несколько деревьев, и мы побежали, спасаясь от катастрофы.
- Хорошо, что они не размножаются… - заметил я, иначе весь лес сожрут и за людей примутся.
Не успели мы добежать до дому, как услышали топот копыт. Это скакали казаки с шашками наголо. Очевидно их вызвали на подмогу. Среди них был тот усатый, который подарил нам шашку. Он узнал меня и Настю и притормозил коня, когда его товарищи поскакали дальше…
- А москвичи…
- Здравствуйте, - поздоровалась с ним дочка.
- Ну как моя шашка?
- Отлично.
- Научилась ее махать?
- Да.
- Умница – девочка, сейчас как раз пригодится! - И он на наших глазах взмахнул шашкой и рассек подпрыгнувшую перед ним саранчу. - В округе ЧП – нашествие дьявола…Нас вызвали! Всеобщая мобилизация населения, – и он поскакал догонять своих товарищей.
- Да поели шашлычков…… - вздохнула дочка  и побежала за шашкой в хату.
- Нам хотя бы свою территорию отбить… - раздавил я одну наглую саранчу ногой, но другая все же увернулась и вцепилась в мысок моего ботинка.
В этот момент мы с женой услышали жалобный визг. По улице к нам неслась собачонка с оторванной веревкой. За ней прыгали несколько особей саранчи, и она стряхивала их на лету, теряя клочки своей шерсти.
- Так это собачонка Ножика! Видать, саранча верёвку перегрызла, - догадался я.
- Ее сейчас сожрет эта нечесть… - закрыла глаза от страха Катя, а я уже смело бросился на помощь к собаке.
Стоит сказать, что это было опрометчиво с моей стороны. Облако насекомых чуть не сбило меня с ног, и если бы не подоспевшая вовремя Настя, не знаю точно, чем могло все это кончиться. Дачка в два-три приема разогнала ненасытных тварей, и те отступили, падая под ее ударами. К сожалению, деревянная шашка сломалась, и нам пришлось добивать ГМО-мутантов подошвами ботинок.
- Папа, давай подарим ее князю. Он такой расстроенный из-за Дины….  -  присела на колени Настя, попыталась приласкать несчастную собачонку.
- Хорошо, только сначала в порядок приведем, отмоем, откормим, расчешем, чтоб никто потом не признал.
Жучка, точно понимая русский язык, стала лизать дочери руки и вилять радостно хвостиком.
23. Стрелка с фермером или разоблачение Чупакапры
- Осенью в два часа утра Вам подходит?
- А какой осенью, какого года?
Через неделю после нашествия саранчи я проснулся от душераздирающего кудахтанья. Когда я выскочил из хаты, чтобы подробнее узнать в чем же дело, то заметил необыкновенное природное явление – снег в июле. Он был повсюду, кружился над деревьями, застревал в рабице, покрывал землю и крышу белым пуховым одеялом, и только потом я понял, что над огородами разлетается настоящий птичий пух. Как оказалось, действия происходили на участке соседей слева, а виновником переполоха был напившийся в хлам Коля, который бегал за своими зажиревшими курами с топором и махал им. Ранее лелеянная хозяевами птица искренне не понимала такой внезапной немилости.
- Последняя осталась… - с какой-то кровожадностью крикнул мне Коля, весь обрызганный кровью.
У него реально было лицо маньяка.
- Да что случилось? – недоумевал я.
- Танька сучка карантин объявила на хуторе – птичий грипп мол у нее, эпидемия на Чукотке, будет ходить с понятыми по хатам и всех кур прививать, одна курица – сто рублей, а я не для того своих кур выращиваю, чтобы в них муть вкалывали да еще за мои деньги…
- А как же Оксана? Она что говорит?
- Да ничего она больше не говорит… - как-то загадочно усмехнулся Коля и стал подзывать «Цыпа-цыпа-цыпа-цыпа» ходящую вдоль рабицы курицу, но язык у него явно заплетался, в голосе чувствовалась маниакальная настойчивость. Так что курица поспешила скрыться в зарослях крапивы.
- Ах ты какая…. В прятки со мной играть… Ну-ну.. – и куриный маньяк бросился с криками в крапиву.
Что было дальше, мне сложно объяснить словами, так как крапива в здешних местах ох уж колючая, а Коля никогда не был похож на мазохиста. Потом я увидел еще более страшную картину. В саду вегетарианцев всегда росла большая ранняя груша, и часть урожая даже падала к нам на участок. Мы даже успели закрыть несколько банок компота. Так вот, к этой самой груше, точно пойманная дикими туземцами, была обмотана веревками Оксана. Во рту у нее был кляп в виде мужского носка. Она недовольно мотала головой и сверкала гневно глазами, наблюдая, как ее муж расправляется с ее любимыми курами. Чтобы не попадать под этот убийственный взгляд, я сделал вид, что не заметил ее, и вернулся в хату с чувством глубокого удовлетворения.
- Что-то ты весь в перьях… – заметила Катя краем глаза, работая за швейной машинкой. Она как раз приделывала заплатку на своем льняном платье, попорченной голодной саранчой.
- Это я уже собираюсь на небо… - уронил я небрежно и плюхнулся на кровать.
Настроение было подавленное. Сегодня ночью у меня была назначена стрелка с фермером-рэкетиром. Не помню, говорил я вам, мой дорогой читатель,  что к нам на днях к дому заезжал фермер и вместо извинений, что прокатил с шашлыками и попортил наряд моей жены, стал орать и ругаться, что мы мол якобы распространяем слухи о том, у что у него невкусные кузнечики. Потом, получив аргументированный ответ, что мы такие слухи распространять не может априори, так как насекомых не едим, Корявый обвинил меня в том, что это якобы я пробрался ночью к нему на плантацию и разрезал сетку в вольере, тем самым допустив несанкционированный выгул саранчи. В доказательство он показывал мне мою же книжку «Спорим, ты чпокнешься!», которую он нашел якобы на месте преступления. Я лишь разводил руками и выражал возмущение: «Да мало ли, кто читает меня!», хотя был в глубине души приятно польщен растущей своей популярностью даже среди этих невежественных людей. «Интересно, кто это мог подкинуть ее?» - думал я.
- Эта Чупакапра прогрызла твою сетку… - уверял я. – Она у нас тоже виноград попортила, а у соседа улья раздуюасила…
- Ты мне мозги не пудри, писатель! – бычился Корявый. – За базар придется ответить…
До угроз, правда, дело не доходило, но мне пришлось с ним еще долго объясняться. В общем, мы ругались и ругались, пока он не показал мне свой огромный кулак.
- Все писатель, ты попал! Встречаемся в полночь на мосту, биться будем до последней капли крови. Если ты не трус, конечно.
- Хорошо, - сказал я ему спокойно. – Когда именно?
- В субботу!
- Это когда евреи не работают?
- Вот именно! – ухмыльнулся он.
Вечером того же дня я сидел во дворе, овеянный мрачными мыслями. Передо мной стоял таз с мыльной водой, в который я окунал собачонку Ножика, блохастую до невозможности. Эта собачонка жутко скулила и пыталась тяпнуть меня за палец, и я даже хотел утопить ее, свалив все на несчастный случай. Но дочка была рядом и под ее бдительным контролем я продолжал процедуру реинкарнации, то есть перевоплощения обычной шавки в породистого пуделька. Дочка уже приготовила по тому случаю мамины бигуди, и я решил воспользоваться оставшимся временем, чтобы успеть сказать ей хоть какое отцовское напутствие перед тем, как отправиться на стрелку с бандитом. Но мысли путались в голове, и ничего путного не приходило в голову. Помогла мне, как не странно Катя. Она через форточку все время пилила меня, чтобы я бросил эту дурацкую затею прийти ночью на мост и биться с бугаем, не отличающимся большим интеллектом.
- Извини, дорогая… Но я не могу отказаться. Я мужчина, и это своего рода дуэль, и я принял вызов.
Почему-то в эти моменты я сравнивал себя с Пушкиным или Лермонтовым, защищающих свою честь, и такое сравнение мне явно импонировало.
- Вот-вот, и посмотри, чем все это закончилось! – угадывала жена мои мысли. – Ты хочешь, чтобы я стала вдовой и одна поехала на Канары?
- Папа, правда, давай ты никуда не пойдешь, - уговаривала меня также Настя. – Да, забей на него. Даже, князь говорит, что эта дорога идет в пропасть…
- Никогда не слушай тех, кто скажет, что твоя дорога ведет в пропасть… - отбрыкивался я.
- Иногда к людям, утверждающим, что дорога ведет в пропасть, надо прислушиваться, - настаивала супруга. – Владимир Ярославович тебе плохого не пожелает…
- Папочка, не ходи…- обняла меня доченька. – А…Ты нам нужен живым и невредимым…Все эти дуэли для великих людей плохо заканчиваются.
- И все же я пойду! – вздохнул я. - В конце концов, я то же не мальчик и в морду дать могу.
- Тогда хотя бы в полицию заявить… - предложила Катя в форточку.
Работающая швейная машинка чертовски действовала мне на нервы и мешала сосредоточиться. И я все время удивлялся, как Катя все так хорошо слышит, несмотря на всю эту адскую вокруг стрекотню.
- Да, что полиция? Она только по факту обнаружения трупа приезжает, - ухмыльнулся я.
- Все, милый...– завершила она очередную строчку. – С этой минуты ты мой заложник, и без меня ни шагу, понял?
- Да, это я давно понял, когда еще женился на тебе, с первого дня…
- Папочка, прости меня. Это я виновата, – захныкала вдруг дочь.- Мама, не ругайся с папочкой. Он у нас один.
- Вот именно один! И поэтому будет сидеть дома под домашним арестом! Никуда его не отпустим, за папой посматривай в оба глаза, чтобы он никаких глупостей не наделал…- давала указания Катя.
- Ну, вы раньше времени меня хороните! Так нельзя, - пытался воспрянуть духом я. - Надо быть оптимистами. Вот случай недавно был здесь на хуторе. Оптимиста хоронили, так его потом три раза откапывали.
- Значит, так. Ты сиди дома, а я сама сегодня съезжу к этому Ренату! – вышла на порог жена с ключами от машины. – Он участковой и должен пресекать эти варварские разборки. У нас не 90-е на дворе. Мы при Путине живем!
- Только не это! - вскочил я с места и закрыл ей путь. Собачонка в моих руках заскулила. - Потом весь хутор будет считать, что я за твою юбку прячусь. И первым из них, кто это обвинит меня в этом, будет твой любезный Владимир Ярославович. Давай, я лучше к Даниле съезжу, посоветуюсь, что делать…Дай ключи!
После недолгих, как всегда у нас в семье,  пререканий мне удалось убедить жену отпустить меня в Воробьевку за благословением.  Дочку я с собой не взял, посчитав, что все это вообще не женское дело, пусть лучше борщ варят.
- Я б тебе помог. Враг моего врага мой враг, - выслушал меня внимательно мой приятель, когда я приехал к нему и рассказал, что у меня стрелка с фермером. – Но куда ж я со сломанной рукой, да и вера мне запрещает меч поднимать… Вот тебе мой совет – когда приедешь на мост, выбери место, откуда мягче падать…
Таким ответом я явно был очень расстроен, потому что ожидал, честно говоря, большего. В частности, за плечами отца Даниила была огромная сила казаков и он мог сплотить их при правильной организацию на борьбу со всеми вражескими элементами в этом районе. Но по каким-то причинам он трусил и юлил, и мне даже захотелось от досады выдернуть ему из бороды клок волос.
Опять на моих глазах пришла прихожанка и у меня даже сложилась впечатление, что они с отцом играют в садо-мазу, так как попой она крутила изрядно и даже мне захотелось по ней шлепнуть. Но всегда прыткий Данила опередил меня и стукнул ее легонько своим гипсом. Но в этот момент в Божий храм зашла одна, вполне симпатичная прихожанка, и отец Даниил переключил на нее все свое внимание.
- Вы что, батюшка, побойтесь Бога! – возмутилась она, когда священник попробовал отдубасить ее виляющий зад гипсом. – У меня муж есть!
- Муж на то и муж, что объелся груш, - приговаривал тот.
- Я ему это передам. Он Вас за бороду оттаскает!
- Ох-ох-ох… Учитесь смирению, дети мои. Не забывайте заповедь: «Кто ударит тебя по правой ягодице, обрати к нему и левую». – Потом он еще хитро подмигнул мне и добавил уже шепотом. - А кто захочет снять с тебя лифчик, отдай ему и трусы…
Полночь близилась. Помню, как разбудило меня мерцание луны за окном…. Казалось, она звала меня. Где-то там, на каменном мосту через реку, ждал меня мой противник и про себя посмеивался, обвиняя в трусости и необязательности. Нужно было что-то делать, но мои барышни, обеспокоенные моим желанием все же сходить на битву с этим гориллой, предусмотрели все и каждое мое неверное движение бдели так рьяно, что я просто не имел никакой возможности сбежать от них незамеченным. Во-первых, в «предбаннике» хаты почесывалась на коврике беспокойная Жучка, которая тотчас начинала лаять, когда кто-то подходил к двери. Во-вторых, жена забрала меня к себе в постель и не отпускала, одаряя впервые за все время летнего отпуска интимными ласками. Конечно, это было полное блаженство, и я даже был в глубине души благодарен Корявому. «Неужели, - думал я тогда, - для того, чтобы вновь сблизиться с Катей, достаточно было дать ей на мгновенье почувствовать, что она может потерять меня навсегда?»
Под действием сладких чар я заснул довольный и счастливый, обнимая супругу и благодаря всех своих ненавистников за такой чудесный подарок… Но вот лунный свет озарил нашу горницу, и я, набросив на все тот же тулуп в одних трусах, осторожно на цыпочках пошел в «предбанник», якобы по нужде. Стоит сказать, что сама туалетная комната – бывший чулан у нас находилась налево, а выход из хаты направо. Так что я особо не нарушал взятое на себя обязательство перед своими барышнями не делать никаких попыток к побегу.
- Жучка, это я…зайчик мой…. – пошептал я, пытаясь успокоить псину за дверью.
Та все же тявкнула, словно доказывая при этом, что из нее получится хороший сторож, и я не стал больше искушать судьбу, справедливо опасаясь, что Катя тоже проснется и всыплет мне по первое число. Мой умоляющий взор обратился к небу, точнее, к маленькому лазу на крышу. Когда-то давно к нему была приставлена лестница и прежние жильцы сушили там лук и чеснок. Подставив под ноги табуретку, я ловко взобрался на крышу и увидел, как лунный свет прочерчивает силуэт чердачной дверцы на улицу. Прокравшись к ней в облаке вековой пыли, едва сдерживая кашель и чих, я без труда отворил ее. Высота была небольшая, не более двух с половиной метра, и я, точно ночной вор, спрыгнул на землю и с замиранием сердца прислушался. Слава богу, все прошло гладко. Разве что пару раз, но скорее во сне тявкнула Жучка да летучая мышь чуть не врезалась в меня, приняв за упитанного мотылька. Выждав немного, я решил продолжить действовать по ранее намеченному плану, а именно двигаться к мосту как можно быстрее и незаметнее. Но не успел я миновать куст винограда и прокрасться к воротам, то услышал дыхание в спину, и первая мысль, которая пришла в голову, была такой, что я сейчас стану невольной жертвой Чупакапры. Но, слава Богу, ею оказалась моя дочка.
- Ты куда? – зашептал я, заметив ее тень во дворе. – А ну ка марш домой!
- Нет, пап, я с тобой… - твердо решила она. – У меня святая вода есть. – И она показала мне полтора литровую бутылку.
- Домой! – настаивал я, хотя понимал, что все это бесполезно.
- Мама просила присмотреть за тобой, и я ей обещала. И что лучше для тебя, если я все же сейчас закричу, и она проснется, или присмотрю за тобой, как и обещала, чтобы ничего худого с тобой не случилось.
- Хорошо, ты только стой в сторонке, а если что беги за подмогой…- смирился я.
- За какой подмогой-то, папа?
- А верно… просто беги…
Примерно через полчаса, изрядно по дороге замерзнув, мы подошли к мосту.
- Ну, где этот черт? – выругался я, оглядываясь. – Мы ж договаривались, в полночь, в субботу…
- А, может, папа, - простучала зубами Настя, - он имел ввиду, что полночь субботы – это не конец пятницы, а начало воскресенья?
- Я думаю, ничего он не имел в виду, - вздохнул я, закутываясь в тулуп, который был так короток, что мои руки оголялись из-под рукавов по самые локти. – Прокатил, как всегда со своими обещаниями.  Ладно, пойдем домой, а то превратимся в две сосульки…
В этот момент нас ослепили огни фар, и когда приблизившаяся машина, поравнявшись с нами, остановилась, из нее вышел участковый Ренат Ибрагимович. Он поздоровался с нами.
- А я все думаю, кто тут на мосту стоит? – почему-то обрадовался он нам, точно поймал с поличным.
- А мы на рыбалку пришли, - ответила за меня дочка. – Только удочки забыли.
– У нас рыбалка ночью запрещена, - ухмыльнулся участковый. - В прошлом году одного рыбака чуть сом не утащил, сам лично спасал… Так что Вы тут делаете?
- Мы-то, – задумался я, переглядываясь с дочкой, - воздухом дышим, хотел показать Насте полнолуние. Где мы там, в Москве, такую красоту увидим?
- Это верно… У нас все как на красивой картинке.. и звезды, и луна…Я сам, ребята, признаюсь честно, Ваш земляк. Из Владимира.
- Как? – удивился я. – А что же Вы делаете здесь среди этих … - тут я не мог подобрать более точного слова-определения местных жителей, но вовремя остановился, так как бровь полицейского изогнулась в дугу.
- У нас часто на работе пертурбации бывают, - ухмыльнулся он, начиная сам зябнуть на холодном ветру, так как был в одной белой рубашечке. – Одного моего однокашника вообще в Арктику послали за полярными медведями следить. Писал недавно, что они все время собираются в кучу и требуют рыбу, а это же несанкционированный митинг, да и рыба сейчас только по квотам раздается… Ладно, не буду Вам мешать созерцать природу… или все же подвести?
Но мы вежливо отказались, и полицейский поехал дальше. Ели честно, я  с какой-то тоской смотрел ему вслед, так как встреча в безлюдном неприветливом месте с представителем власти всегда как-то обнадеживает.
- Ну что, дочь, и мы пойдем… – вздохнул я. – Больше я на эти стрелки с местными ходить не буду!
- Ты слышишь? – вдруг навострила ухо дочка. – Кажется, кто-то идет со стороны Воробьевки.
И действительно, из темноты ночи на свет фонарей к нам кто-то шел, бойко орудуя ногами.
- Смотри, зеленый платок! – взвизгнула от неожиданности Настя, когда бабушка буквально вышла на нас.
Сучко вначале не смутила наша встреча. Может быть, она нас не узнала, может быть, увлекшись дорогой, смотрела все время себе под ноги.
- Это же она, папа! – прошептала Настя, аж трясясь от переполнявшего душу волнения.
Бабушка ускорила шаг, обогнала нас и снова ушла в темноту дороги. Луна в этот миг зашла за тучи, и все погрузилось по тьму. Где-то за холмами тоскливо завыли волки. До сих пор не понимаю, почему в той щепетильной ситуации мы вместо того, чтобы окликнуть ее, молча последовали за ней, точно пытаясь догнать ее.. Но ее легкие ноги в пластмассовых тапках, казалось, совсем не касались асфальта. Мы, едва поспевая, местами даже переходи на бег.  Наконец, она услышала за собой топанье наших ног и, не оглядываясь, тоже побежала. Все это выглядело довольно комично… Бегущая впереди бабушка, ночь, луна, и я с дочкой, преследующие ее, точно дичь, по пятам.
- Постойте, подождите! – наконец догадался я вымолвить слово.
Но бабушка продолжала бежать, словно профессиональная бегунья на дальней дистанции…
- Отдайте наш телефон! – закричала ей вслед дочка.
- Отстаньте, окаянные! У Леньки ищите!
- Мы Леньку уже осматривали! – выронил я на бегу, уже чувствуя отдышку.
Эти слова еще больше напугали ее, и она дала самого стрекоча, точно ускоренная ракета…
- Отстаньте от меня, черти! Не брала я Ваш телефон!
- Почему же тогда Вы от нас бежите?
- Да потому что Вы за мной бежите…
- Да, остановитесь же!
- Отстаньте же от меня. Вот прицепились, окаянные…
- Вас все равно поймают! Мы знаем, что Вы Чупакапра!
- Ничего не видела, ничего не знаю…
- У Вас нет алиби. Вас видели на кладбище с лопатой!
- Ну и что? Я всегда там хожу, коренья лопуха выкапываю…
- Да, остановитесь же Вы .. Давайте спокойно поговорим…
- Мне не о чем с вами разговаривать…
Вот примерно такие выкрики раздавались в темноте ночи и служили между бегущими своеобразными ориентирами в пространстве. И когда вдруг я услышал шелест сухих листьев, то сразу смекнул, что бабка свернула в кукурузное поле, надеясь срезать расстояние до хутора или затеряться в нем.
 - Папа, она уходит…- крикнула впереди меня бегущая дочка. – Заходи слева…
- Да и хрен с ней! – остановился я, чтобы сделать хоть какую-нибудь передышку.
Во время бега я так согрелся, что скинул тулуп, оставшись  одних семейных трусах.
- Так нельзя. У нее наш смартфон…
- Это недоказуемо! – уже оправдывался я, тяжело дыша.
Да, я готов был идти на стрелку с бандитом и подраться с ним, но ночной бег на длинную дистанцию никогда не входил в мои план.
- Найдем ее поутру на хуторе, - предложил я, но дочь, точно молодая борзая собак,  так и рвалась в погоню.
- Уйдет, папа. Уйдет! Потом не найдем же…
Мы сделали несколько шагов в сторону поля, взявшись за руки, чтобы не заблудиться, как кто-то отчетливо хихикнул перед нами. От этого хихиканья кровь застыла в наших жилах.
- Ты слышал, папа.
- Хитрый ход.. – сказал я не совсем уверенно. - Она пугает нас Чупакапрой.
В это время шелест сухих листьев усилился, и мы поняли, что кто-то не отдаляется от нас стремительно, как прежде, а, наоборот, приближается. Нервы натянулись до предела. В этих высоких зарослях мы были более уязвимы, чем на открытом пространстве.
- Иди на дорогу, Настя! – скомандовал я, вставая в боксерскую стойку и преграждая путь угрозе. – Я давно хочу поквитаться за виноград.
- А, может, все же собака… - все еще не двигалась с места дочь и не нашла ничего лучшего, как громко хлопнуть в ладоши, надеясь, что резкий звук отпугнет ее…
- Беги домой! Спасайся! – приказал я, всматриваясь в темноту.
- Нет, папа! Я тебя не оставлю!- упорствовала Настя. - Фигушки!
Нечто уже было от нас  совсем близко и устрашающе заухало.
- Ой, мамочки! – взвизгнула дочка, потянув меня назад, и я вдруг услышал, как в ее руке плещется святая вода.
– А ну-ка дай сюда святую воду.
Нет, уважаемый читатель, в самый последний момент я не решил обратиться к оккультным знаниям. Просто в голову пришла спасительная идея атаковать врага на расстоянии. И хотя бутылочка была пластиковая, но она была полна воды и представляла собой увесистое оружие самообороны. Поэтому я, не раздумывая, зашвырнул бутылку в пугающий нас шелест листвы. Удар был глухой, и кто-то тяжело заохал, заваливаясь на землю…
- Кажется, я попал в нее….Беги на дорогу, лови попутку… - прошептал я дочке, а сам сделал шаг в темноту.
Конечно, всякий нормальный человек на моем месте предпочел бы унести поскорей ноги, воспользовавшись временной недееспособностью противника, но будучи писателем гуманного толка, который всегда и везде в своих книжках заставляет главных героев проявлять милосердие к павшим врагам, я старался, прежде всего, сам быть для читателей непоколебимым примером. Вот почему я остался и наощупь быстро нашел то, что искал на земле.
- Папа, ты с ума сошел! Зачем ты ее взял на руки! – испугалась Настя, заметив, как я приближаюсь к ней с какой-то странной ношей. – Она может укусить тебя!
- Это навряд ли… - успокаивал я то ли ее, то ли себя. - Удар пришелся в голову. Она в глубокой отключке.
Если честно, я сам тогда точно не знал, что я несу. Поднял что-то костлявое и легкое на руки, нужно было идти к мосту на свет, чтобы разглядеть все это получше. Там, на дороге дочка уже ловила попутку, махая напрасно руками, но машин пока никаких не было.
- А ты еще говорил, что святая вода не поможет… - взволновано говорила она.
В этот момент показались яркие фары приближающегося авто со стороны Воробьевки. Казалось, она неслась на всех порах.
- Машина, аккуратно!
- Тормози! Тормози!
Послышался резкий звук тормозов, машина прошла мимо нас по инерции, а потом дала задний ход.
- Какая радость! – воскликнул я, узнав в полутьме спутанную с крестом бороду. - Ты как раз вовремя. Мы поймали Чупакапру!
Отец Даниил снисходительно посмотрел на нас, потом на то, что я нес на руках.
- Я и не знал, приятель, что так на тебя действует пыльца местной конопли…- ухмыльнулся он.
В свете фар его машины мы все разглядели нашу Чупакапру…Никогда бы не подумал, даже в самом страшном кошмаре, что буду держать на руках ….. Машку, помощницу почтальонши. Она только начинала приходить в себя, открыла глаза и, наверно, тоже испугалась. На лбу у нее выступала большая шишка от удара бутылкой. Мы оба закричали от осознания нелепой сцены, и, если бы не отец Даниил, попытавшийся подхватить эту вредную девку из моих ослабевших рук, то она бы сразу шмякнулась на асфальт. Но Бог милостив, видимо, к Чупакапрам. Правда, ненадолго. То ли от досады, что ее все же поймали, то ли и вовсе по своей волчьей натуре, наша Чупакапра лягнула ногой по гипсу, так что уронил ее не я, а отец Даниил.
- Ну, зачем так, Машуль! – застонал от боли священник. – Только рука срослась…
Девушка сидела на асфальте, растирая кровоточащую коленку.
- Как же тебя угораздило ночью людей честных стращать, – присел я к ней, пытаясь оказать первую помощь.
Рядом на обочине рос подорожник, и несколько листьев были приложены к ссадинам.
- Ходить можешь?
Она кивнула, понимая, что ее разоблачили и деваться ей некуда.  Я помог ей встать. Впервые, пожалуй, я испытывал к этой девушке жалость и даже хотел порекомендовать ей хорошего косметолога, чтобы он удалил на ее носу бородавку.
- Ну, все… Не плачь!  Я не хотел в тебя бутылкой швыряться… Но ты сама пойми. Ночь, нервы на пределе, была б граната и гранату кинул.
- Лучше бы гранату… - прошептала она. – Как теперь я на глаза людям показываться буду…
- Не бойся! Мы никому не расскажем, но и ты обещай нам, что все эти страшилки и пакости на хуторе прекратятся. Владимир Ярославович пчел из Германии аж заказывал, а ты им дома порушила… И виноград жалко….
- Виноград еще отрастет… - усмехнулась Машка, вытирая слезы.
- Кто ж тебя надоумил Чупакапрой прикидываться? – спросил я, качая головой.
Машка посмотрела на отца Даниила…Тот почесал нервно свою бороду.
- Ладно, давайте вас всех развезу по домам… - вздохнул он.
- Данила, ты…? - догадался я. – Это ты ее надоумил? Как ты мог! Я чуть со страху дуба не дал…
- Ну, этого я и добивался, если честно… - оправдывался священник. - Ты же сам хотел впечатлений на новую книгу.. Ну а какие у нас впечатления в этой дыре? Так скукотища одна… Вот я и решил тебя разыграть. Знал, что ты здесь фермера будешь ждать….Ну не обижайся, а….?
Я ничего не ответил. Мы все молча сели в его машину. Машка расположилась на первом пассажирском сиденье и все время хныкала.
- Да не реви ты, дура, а то эпитимью наложу! – приказал отец Даниил.
- Вам легко говорить, отец Даниил. Вам по башке бутылкой не били …
- Ничего, до свадьбы заживет, - приговаривал я. – Бутылка-то пластиковая, не стеклянная ж… Лучше расскажи, как ты пасеку у Владимира Ярославовича  разбомбила…
- Да что ты! Я пчел с детства боюсь, это не я! – оправдывалась Маша. – Я только Вас попугать
- Ну и ну. А, может, еще скажешь, что козу свою ты не сама загрызла?
- Да как можно клеветать на честную женщину! – возмутилась Чупакапра-Машка. – Козу, всем известно, цыгане погрызли, но мы с ними сейчас в расчете. Я двух новых козочек уже купила.
- А кто устроил же экологическую катастрофу с саранчой Корявого? – не особо я верил Машке. - Кто выпустил мутантов?
- Да уж точно не мы! – заступился за свою сообщницу отец Даниил. – У фермера пять мужиков с ружьями по периметру стоят.
- Это верно. Я что дура-камикадзе туда лезть… - кивнула Машка. – И гусят не я порешила… Но виноград дело моих рук. Уж больно ты меня достал, москаль, не удержалась на пакость… Прости.
- Бог простит, - вздохнул я задумчиво, и машина тронулась.  За исключением пару фраз, мы почти всю дорогу молчали. Сначала отвезли пострадавшую девушку до дома.
- Лед на лоб из холодильника наложи…- крикнул ей на прощание отец Даниил. – И завтра ко мне на исповедь…
Потом пришла и наша очередь. Но когда мы проезжали мимо остановки, то заметили тень странного гуся, пытающего перейти дорогу. Отец Даниил едва успел затормозить, и птица метнулась назад, куда-то в темноту.
- Папа, или я сплю, или мне показалось! – прошептала Настя. – Ну не ходят же гуси в платках.
Я оглянулся и, действительно, заметил нечто необычное. Какой-то шутник, очевидно, повязал голову птицы зеленоватым платком.
- Странно, гусь ночью да еще в платке…- сказал я вслух и с укором посмотрел на отца Данила, но тот был бледен от страха и даже позабыл убрать руку с пупка, не завершив крестное знамение…
- Я тут не причем…. Честно, честно! Кажется, мы видели настоящую Чупакапру…
24. Как нас все провожали домой
В последнее утро перед отъездом мы все высыпались, но я все же, одолеваемый сильным влечением, попробовал тихо растормошить жену.
- Что-то мы как на ладони, милый… - услышал я ее сонный голос. – Закрой, пожалуйста, ставни.
- Нет, пусть отрыты! – ленился я, позевывая. - Никто не заглянет, если он не интеллигент, конечно.
В этот момент мы все взвизгнули от неожиданности.
- Милый, я, конечно, знала, что ты колдун, но не настолько… - прошептала Катя, прячась под одеяло.
- Папа, что случилось? – проснулась наша любимая доченька. – Опять Чупакапра?
В этот момент в приоткрытую форточку кто-то пытался упорно протиснуть огромный арбуз. Тот угрожающе трещал, намереваясь лопнуть.
- Я Вас все кричу, охрип даже. Думал, уж угорели, - пыжился князь, явно выламывая нашу оконную раму…-  У меня бахча созрела на сиропе! Горло хорошо дерет…
И я едва ухватил эту лекарственную ягоду.
- Спасибо, Владимир Ярославович…
- Это Вам в дорогу… В Москве таких сладких арбузов не найдете… Да, кстати? Может, задержитесь на пару дней?
В этот момент мы услышали, какие-то хлопки на улице и шум толпы.
- А что случилось? – показалась из-под одеяла Катя.
- Ну как что? – ухмыльнулся князь, медленно смакуя секунды, что он знает больше, чем мы. – Мужичок-дурачок проставляется. У него лотерейный билет выиграл, представляете.
- Вот уж верно говорят: «Везет дурачкам»…. – заметила супруга. – Но это не по нашу честь. Мы уезжаем. У нас уже отель на Канарах забронирован.
- Ну, я так и знал, что не откажетесь… - улыбнулся князь. – Нам больше достанется. Поговаривают, что весь выигрыш обещали торжественно разделить на всех хуторян.
- Да ну? Неужели такое возможно в наше время? – не поверил я, все еще не зная, куда деть арбуз.
- Возможно! – довольно кивнул Владимир Ярославович. – Может, правда, я  не так выразился. Все средства перечисляются отцу Даниилу, будем храм обновлять общими усилиями, золотые купола ставить. По этому поводу даже крестный ход проходит, слышите, как петарды рвутся? Заодно и вас все дружно проводим.
Мы спешно стали собираться в дорогу, так как хотели, если честно, уехать ни с кем не попрощавшись, справедливо опасаясь черного сглаза в дорогу. Но времени, как всегда, не хватило, и наш спешный отъезд был замечен приближающимся народом. Я никогда прежде не видывал такого большого скопления людей в этих местах. Людскому потоку, казалось, не было конца и края, и он терялся за поворотом. Тут были не только хуторяне, но и жители соседних сел. Все обнимались, целовались, говорили друг другу теплые слова при встрече. Кто-то играл на гармошке, кто-то дудел на свирели, благочинно пели военные песни казаки. Возглавлял процессию отец Даниил, несший впереди большой крест на высокой палке.
- Посмотрите на этих святых мучеников! – указал он на нас, осеняя себя крестным знаменем. На его глазах выступили слезы, голос задрожал. – Эти люди перетерпели за Вас, мои дорогие соплеменники, пострадали от Вашего невежества и все же, не стали держать на Вас зла! Павлик, Павлюша… Катенька, Настя…- и бородатый священник, передав крест, другому хорунжию, бросился в наши объятия.
Я уже закрыл ворота, все мои уже сидели в заведенной машине. Нас провожали сначала соседи слева, снабдившие нас в дорогу превосходной копченной курятиной, и подошедший позже Владимир Ярославович, которому я передал ключи от хаты и нашу собачонку-пуделька Жучку. Князь кстати был несказанно рад нашему подарку и обещал хорошо заботиться о ней и даже не сажать на цепь в будку.
- Ну, полно, полно, Данила… - почувствовал я дружескую, в гипсе руку на своем плече и согнулся под ее тяжестью. - Если будешь в Москве, заходи в гости…
- Да какие гости, Паша… Теперь дел невпроворот! Такой бюджет осваивать надо. Мы хотим еще колокольню на десять метров поднять, чтобы саму столицу видно было!
Затем он на радостях полез обниматься и с моей женой, вытащив ее из машины.
- Запомните их, запомните! – кричал он в неистовстве, показывая на нас своим многочисленным сторонникам. – Эти люди терпели и претерпели, и Вы должны учиться у них смирению и кротости... Вот перед Вами стоит великий русский писатель, явление мирового уровня, а вы обругали его, обворовали, так сказать, плюнули в душу, - и он снова бросился ко мне с обниманием. – Но он стерпел и  разливает любовь к вам на страницах своей новую книги… Читайте этой осенью…- тут он перешел на шепот. - Как назовешь, бро, сие творенье?
Я замялся под гневными взглядами жены… Дело в том, что мы как раз спорили об оригинальном названии моей новой книги и не могли прийти к консенсусу. Название должно было отвечать общему моему стилю эротичности и юмора.
 - «Все бабушки со смартфоном делают это», - прошептал я неуверенно.
- «Новая дырка в старом платье» - высказалась Катя довольно категорично.
- Папа, напиши про Чупакапру! - внесла и свою лепту Настя.
Отец Даниил выслушал наши мнению и торжественно объявил толпе свое решение.
- Словами ребенка глаголет истина. Читайте новое творение нашего брата «Папа, напиши про Чупакапру!» Иначе я всех вас предам анафеме!
Тут начались еще более шумные народные гуляния. Гармошки, балалайки, дудочки. Казаки показывали мастер-класс фланкировки под песню «Ойся-не-ойся». Особенно нашему отъезду радовались помощница почтальонши Машка да вечно лазящая по округе со шприцом Танька. Они, не стесняясь, в обнимку, лихо отплясывали что-то наподобие местного джайва, высокого задирая ноги в пластиковых тапках. Зеваки смотрели на шоу, не закрывая рта. Приехал и станичный председатель. Его черная «Волга» остановилась на обочине, и казаки торжественно преподнесли ему Икону Божьей Матери, сделанную из бисера. Все это его сильно растрогало, и он торжественно обещал провести газ уже к этой зиме, несмотря на значительное недофинансирование из бюджета. Потом он также направился ко мне, чтобы попрощаться.
- Что же Вы так скоро уезжаете? – опечалился он. – Я как узнал, что наши места почтил своим вниманием такой известный человек, как Вы, захотел с Вами лично встретиться и попросить Вас о содействии. У нас, как Вы заметили, нет моря…
- Да, моря у вас нет… - подтвердила Катя.
- Вот-вот. Зато тут за огородами в низинке можно его выкопать.
- Выкопать в низинке? Тут у нас за огородами? – переспросила моя супруга и обратилась ко мне. - Какая интересная идея, Павлик. О, если бы тут у нас было море, я бы ездила сюда каждый год, и на фиг мне нужны Канары!
- Вот-вот! – обрадовался неожиданной поддержке председатель. – Женщина всегда права. У нее интуиция есть, давайте прислушаемся к ней. Да и зачем ездить сюда каждый год? Можно у нас на ПМЖ остаться. Нам в школы учителя нужны, а в детские сады воспитатели. В общем, проект искусственного моря лежит у меня в кабинете, администрация края заинтересована в развитии всего региона, осталось найти только соинвесторов…
- Да делов-то!!! Выкопаю я Вам море! – кивнул я. – Вот сейчас книгу новую издам про Чупакапру Вашу и сразу приступлю к копке…
Все окружавшие нас люди засмеялись. Только бабушка с крысиными конфетками беспокоилась…
- А если акулы кул таскать начнут? Как их тлавить-то. Конфеточки ведь тают.
- Бабуля, какие куры? – отвечали ей.- Будешь на пляже вареной кукурузой торговать, и не «Бандюэлью» всякой, а исконно советским сортом – «достоинство Сталина».
Такая перспектива очень понравилась бабушке, и она на радостях под гармонь сплясала гопака, вспомнив молодость. Мы хлопали в ладоши и даже немного задержались на народных гуляниях.
- Вот и договорились! – пожал председатель мне руку на прощание и сунул в карман свою визитную карточку. – Очень надеемся я Ваше содействие. Звоните и днем, и ночью. Всегда буду рад слышать Вас.
Затем он легкими перебежками прошмыгнул между гуляющими, и его черная «Волга» быстро ретировалась.
- Ты что и вправду собираешься рыть здесь море? – спросила меня жена.
- Конечно, я же слово дал! – и меня поцеловали в щечку.
Странное дело, но уезжать нам не хотелось. Веселье было в самом разгаре. Правда, не обошелся праздник без эксцессов. Со стороны поля вдруг повалил густой черный дым, и все всполошились, ожидая пожара. Ветер как раз дул в нашу сторону. Но заслышав грохот приближающейся техники, все облегченно вздохнули.
- Ножик, Ножик! – закричали люди, когда на улицу выехал дребезжащий трактор. – Смотрите, это Ножик!
Оказалось, что парень недавно устроился на работу в колхоз мотористом и стал на стезю честного человека.
- Держи, начальник, подарочек! – высунулся он из кабины и подбросил мне на этот раз что-то черное. – Как и обещал …
Я еще не успел поймать его подарочек, как узнал в летящем предмете черный смартфон Nokia.
- Нашел! – заорала толпа.
- Ножик нашел пропавший телефон писателя! – послышались восторженные голоса.
- Папа, это же мамин смартфон! – воскликнула Настя. – Точь-в-точь он. Мама, мама! Твой смартфон нашелся!
Я еще не верил своим глазам, рассматривая подарок под шумные аплодисменты. Затем толпа, окружавших нас людей, на минуту затихла, очевидно, требуя от меня слов благодарностей и опровержения того, что я о них плохого думал. Но у меня не было слов, чтобы не разрыдаться от переполнявших меня чувств. В горле стоял комок, и я только поклонился всем в пояс.
- Как же ты его нашел? – кто-то спросил тракториста.
- В ломбарде наткнулся у Любки и выкупил, - ответил тот, отмахиваясь от лишних вопросов.
- Ну-ну, где же ты деньги взял?
- Как где? Аванс получил… - буркнул он и его трактор снова поехал на поле, где полным ходом шла уборка урожая.
Мы ему даже помахать вслед позабыли. Осчастливленные, мы тоже сели в машину, но мне опять не дали тронуться. Отец Даниил снова преградил путь и упал на капот. Кажется, он на радостях перебрал лишнего. Мне пришлось снова выйти из машины и попробовать его под благовидным предлогом передать казакам. Но он так обнял меня и расцеловал, что мне стало немного стыдно, что я не могу так ответить ему взаимностью.
В этот момент к нам подошел участковый. Он едва пробрался сквозь толпу народа.
- Здравствуйте, уважаемый… - обратился он ко мне, деловито прокашливаясь и поправляя фуражку.
Пьяный священник ответил за меня, стиснув его также в своих железных объятиях и пытаясь защекотать бородой.
- Здравствуйте и прощайте, Ренат Ибрагимович…
Полицейский немного сконфузился от такой по отношению к нему фамильярности, но не растерялся и быстро принял официальное выражение лица.
- Отец Даниил, за подобное приставание к представителю власти в США разрешен расстрел на месте.
- Ну, мы не в Америке!
- И, слава Богу! А то бы расстрелял, как Гапона. Снова Даниил Сергеевич несанкционированный митинг организовываете…
- Ну, какой он несанкционированный? – удивился поп. – Об этом было заранее заявлено Вашему председателю…
- Заявлено сто человек, а пришло в разы больше.
- Да я ж сам откуда знал, что все присоединятся. Выходили то от церкви поутру одной казачьей сотней, - оправдывался отец Даниил, снова делая попытку расцеловать Рената Ибрагимовича.
- Данилыч, ну отойди от человека, дай сказать ему слово… - заступились за участкового хуторяне.
- От всего нашего района, - начал немного примятый Ренат Ибрагимович, обращаясь ко мне, - то бишь от меня лично я уполномочен торжественно вручить Вам грамоту за разоблачение Чупакапры… Уж как она меня достала, если Вы знаете, столько дел незавершенных висело, а тут все разом и объяснилось…. И население довольно, и наш отдел вздохнул свободно…
- Так мы ж ее не разоблачали! Тут явная ошибка! – возразил я. – Откуда такие сведения?
- Слухами земля полнится. Вот заявление о Вас в полицию поступило, чистосердечное признание, так сказать. – и он протянул мне сложенный в четыре раза тетрадный листок. – Ознакомьтесь, пожалуйста.
Вот, что там было написано довольно корявым подчерком. Я приведу Вам, дорогой читатель, лишь отрывки из этого заявления, врезавшиеся мне тогда в память.
«Участковому хутора от Машки-почтальонши. Ренатик, прошу тебя принять все возможные полицейские меры к известному столичному писателю и т.д. и т.п., который временно проживает у нас с семьей по адресу и т.д. и т.п.. В полночь, такого-то числа я, притворившись Чупакапрой, пряталась одна в поле кукурузы, недалеко от моста, что каменный у Воробьевки, и выжидала кого-нить, чтобы спросить дорогу. Но никого долго не было, и я чуть не околела от холода. Потом я увидела этого москального кренделя в одних семейниках и громко захихикала, за что и получила удар бутылкой в лоб, тем самым лишившись ненадолго сознания. После чего у меня до сих пор шишка на лбу и бородавка на носу отвалилась. Медицинское освидетельствование фельдшером Танькой прилагается…Целую, обнимаю, заходь, если что…»
На моих глазах заявление было порвано.
- Ну, Вы не волнуйтесь, уважаемый, я с этой Чупакапрой провел уже профилактическую беседу. Вон она видите, как пляшет. У нас свадьба с ней через месяц.
- О, поздравляю…- одновременно и обрадовался, и удивился я. – Наконец она нашла достойного мужчину.
- В общем, мы Вас приглашаем… Будете свидетелем. Я на днях повестку Вам пришлю по почте. Так что не отвертитесь.
- Непременно будем…
- И это еще не все!
Ренат Ибрагимович, едва отбившись от пытающегося лобызать его отца Даниила, с видом искусного фокусника  вытащил из кармана зеленый платок. Все ахнули.
- Это Вам на память от бабушки, которую Вы все искали…
- Как же Сучко его отдала? – удивился я.
Участковый гордо ухмыльнулся.
- Пришлось применить доисторические методы пыток…
- Как? Разве это законно?
- Ну что вы… я шучу… – улыбнулся Ренат. – Просто решил подарить от себя. У нас в станице магазин платков этих есть.
- А что же с фермером и его кузнечиками? – спросил я, принимая подарок и передавая его жене.
- Фермера ждут полный запрет заниматься сельским хозяйством в течение десяти лет и большие административные штрафы за разрушение антигмошного законодательства. Тут еще экологи приехали, ущерб подсчитывают. Также информирую Вас, что никого больше  не потревожат зеленые помидоры. Последняя партия изъята и вчера уничтожена добровольцами хутора. Всех же любителей собачьего мяса депортировали за нарушение миграционного законодательства.
Мы пожали друг другу руки, и он откланялся. Уже садясь в машину, я вдруг поймал знакомый взгляд серых глаз. Это была Светлана. Она молча улыбалась мне, поглаживая по голове своего пасынка. Тот стоял босиком и ел мороженое. Я даже хотел подойти к ней и попрощаться, но посчитал это не совсем уместным. Катя у меня хоть и не особо ревнивая женщина, но начались бы излишние расспросы и недомолвки. Тем более, все наше внимание отвлекло другое не менее грандиозное событие, а именно возвращение блудной жены из святых мест.
- Твою дивизию! – выругался вдруг Владимир Ярославович, когда его в бок толкнул Коля со словами «Смотри, кажись, твоя идет». И, действительно, с остановки с двумя чемоданами шла к нам какая-то очень модная мадам в кошерной одежде и абсолютно лысая. По округлому лоснящемуся лицу было видно, что она прекрасно провела отпуск и совсем не голодала.
- Ну что ж ты меня не встречаешь, Володенька? – еще издали закричала она стушевавшемуся князю. - Али не признал? Это я, твоя киса вернулась…
Владимир Ярославович до того растерялся, что не знал, что чесать сперва сначала, затылок или причинное место в штанах, поэтому решил чесаться везде по телу.
Мы оставили их, а сами поспешили двинуться из хутора. Наш «Порш» гудел, призывая, чтобы толпа расступалась, и отец Даниил даже выделил нам несколько конных казаков, так сказать, в роли почетного караула. При виде последних, люди становились более сговорчивыми и быстрее сбегали с дороги. Потом, когда путь стал совсем свободным, я придал немного газу для вежливости, но всадники не отставали, продолжая махать нам вслед деревянными шашками. Мы гудели в ответ, набирая скорость, но скоро двести никогда не устающих лошадиных сил под капотом дали о себе знать… И когда очертания этих причудливых мест скрылись за поворотом, жена тихо спросила, положив мне примирительно руку на колено, набрался ли я вдохновения и как идет сотворение моей новой книги.
- История что-то пока не получается смешной, - признался я. - Грустно, пока, на сердце.
- Это потому что, папа, мы только что уехали… Всегда грустно, когда уезжаешь… Может быть, в Москве полегчает… - предположила Настя, все еще оборачиваясь назад в надежде, что какой-нибудь лихой казак все еще выскочит из-за поворота.
- Если у меня будет выбор, написать смешную историю для всех, но не смешную для тебя, - сказал я, любуясь красивым профилем жена, - или написать историю, несмешную для всех, но смешную только для тебя, я выберу последний вариант.
Катя мило улыбнулась. Ее взгляд внимательно смотрел на дорогу.
- Обожаю слушать твою улыбку … - признался я и стал шептать ласковые непристойности в ее ушко.
От этого она еще больше улыбалась, пока не засмеялась.
- Все жду не дождусь, когда мы приедем домой…
- Нет, милый, когда мы прилетим на Канары.. – поправила она меня… - и тогда….
- Берем на две недели или на три?  – обреченно вздохнул я, собираясь заказать по найденному смартфону авиабилеты в Испанию.
Пробегая беглым взглядом по внутренним записям, я вдруг заподозрил что-то неладное. Во-первых, все прежние контакты мои были стерты, а только был вбит два контакта с местными номерами «Дрова» и «Баба Зина – заговор бородавок». 
Невольно нахмурившись, я стал пролистывать в меню галерею жены, очень надеясь найти ее последнюю фотоссесию на пляже Плайя дель Медано, о которой она так все время печалилась. Но вместо этого, увидел тяп-ляпистые фотографии каких-то почтовых ящиков на заборах, среди которых признал и свой. Очевидно, кто-то упражнялся с камерой смартфона и фоткал, все что сначала приходило в голову…
«Не беда, сделаем новые снимки… Сейчас закажу билеты, только вот на какое число, двух недель наверно не хватит…» - подумал я, совсем не держа зла на Машку. Та наверно еще распоясывала под гармошку со своей неразлей-подругой Танькой.
-  Так как ты хочешь? – спросил я жену, немного отвлекшись…
- Сзади… - услышал ее ироничный ответ.