Узник Тампля

Первые солнечные лучи пробились сквозь решетчатое окно, высветив в непроглядном мраке сгорбленную фигуру человека, закованного в цепи. Гуго де Сент прищурился заплывшими глазами, стараясь разглядеть голубой край, который так был похож на небо. Тяжелые оковы холодной болью впивались в запястья; все тело невыносимо болело от пыток, которые ему довелось пережить этой ночью. На секунду, Гуго показалось, что он не выдержит: несколько раз он терял сознание, но после ушата холодной воды снова приходил в себя. Сначала он молил Господа даровать ему силы выдержать страшные пытки, но потом стал просить его о смерти. Боль была настолько сильной, что терпеть было практически невозможно. Однако молитвы Гуго так и не были услышаны. Уже под утро его бросили назад в камеру, словно провинившуюся собаку.

Белая рубаха с красным крестом была изодрана и выпачкана его кровью. Во рту пересохло, жутко хотелось пить. Почему? Почему он оказался здесь? Ведь он никогда не нарушал устав Ордена, был добрым христианином и старался всегда поступать по зову своего сердца. Как же так получилось, что теперь он оказался здесь, сломленный не только физически, но и духовно? На допросе инквизитор спрашивал какую-то чушь: «Отрекался ли ты от Христа?», «Поклонялся ли ты говорящей голове?», «Возлежал ли на одном ложе со своими братом-тамплиером?». Весь этот бред не укладывался в голове! Когда он говорил «нет» или просто отрицательно кивал головой, пытки лишь усиливались. Так и не добившись от него признания, инквизитор сказал «довольно», и его бросили сюда. Иногда он слышал крики, доносившиеся из других комнат. В стонах этих страдальцев ему слышался собственный голос, полный боли и страха.

Почти на ощупь Гуго дотянулся до глиняной миски, где осталось немного воды. Сделав один большой глоток, он осторожно поставил сосуд на место, вытерев с губ последние капли. Наверное, он заснул, потому что когда тяжелая дверь со скрипом отворилась, горизонт уже начал полыхать красными красками.

— Пошли. — Холодно бросил стражник, помогая Гуго подняться.

В полумраке коридора он сумел разглядеть сгорбленную фигуру старика в белом плаще, который сидел на скамейке под факелом. Через какую-то секунду он понял, кто это:

— Магистр Моле! Сэр! — Выкрикнул он.

Фигура старика дернулась, и он посмотрел на Гуго:

— Гуго, мальчик мой! Не поддавайся им! Ты знаешь, что правда за нами и Бог на нашей стороне!

— Заткнулись оба! — Рявкнул стражник, больно ударив Гуго в грудь.

Дальше по коридору они шли в полном молчании. Стражник остановился у одной из дверей, громко в нее постучав. Дождавшись ответа с той стороны, он провел в открывшийся проем Гуго и осторожно затворил за ним дверь. В небольшом помещении без окон было практически пусто: кроме стола, двух стульев, пары факелов и свечей, ничего больше не было. За столом сидел человек в грубой монашеской рясе и деревянным крестом на шее. Измученный Гуго сразу узнал лицо этого человека и его глаза наполнились слезами. Заметив это, монах встал со своего места, подошел к узнику и помог усадить его на стул.

— Ну, будет тебе, Гуго. Успокойся. — Сказал он вроде бы вежливо, однако голос его отдавал холодом.

— Бернар, брат мой. Но как же так?

— Я теперь один из верховных инквизиторов, которые ведут расследование дела тамплиеров. Признаться, я не знал, что ты находишься здесь — в Тампле. Вместе с Великим Магистром. — Он усмехнулся.

— Бернар, как ты мог? Мы же ведь братья! Неужели ты ответственен за все это?

— Скажем так, — он сложил пальцы домиком, — я всего лишь исполняю волю. Король Филипп и Папа Римский, да будут они вечно здравствовать, обвиняют вас в страшных, даже более того — богопротивных грехах. А это, знаешь ли, весьма серьезное обвинение. Особенно когда оно исходит от таких людей. Думаю, ты меня понимаешь?

— Но Орден невиновен, Бернар! Выдвинутые обвинения — наглая и гнусная ложь! Я прослужил здесь больше двадцати лет! И за все время не заметил таких проступков, которые бы так подло нарушали законы Бога и королевства. Ты же знаешь меня, своего родного брата! Мы выросли вместе! Разве мог бы ты подумать, что я буду служить в ордене, который позволяет себе такое?

Глаза Бернара немного смягчились. Глядя на измученного брата, его синяки и ссадины, запекшуюся кровь и спутанные волосы, он почувствовал в груди острую боль. Однако прошла она быстро.

— Ты ведь помнишь, как отец хотел, чтобы один из нас стал членом Ордена? Как он радовался, когда мне это удалось? Ведь он сам, с увечьем правой ноги, не мог осуществить эту мечту. Он и назвал меня так же, как звали первого магистра — Гуго. Неужели для тебя это ничего не значит?!

— Дорогой брат, я прекрасно понимаю те чувства, которые одолевают твой разум и душу. Но что я могу? Есть показания ваших же братьев, которые утверждали, что данные случаи имели место быть. И богохульство, и мужеложство, и другая богопротивная ересь. Как прикажешь быть с этим? — Бернар вперил в брата недоуменный взгляд, словно и сам поверил в свои слова. Хотя глубоко в душе знал, что это не так.

— Клевета и ложь. — Выплюнул Гуго. — В каждом ордене можно найти предателей, которые за деньги и привилегии сознаются, что их собственная мать поклоняется нечистому. Таким людям верить нельзя.

Повисла мучительная пауза. Казалось, что два родных человека в один момент стали друг другу чужими людьми. Наконец, Бернар сказал:

— Как оно было на самом деле, Гуго, ведает только Всевышний, но призвать его в качестве свидетеля на суд мы не можем. Однако в моей власти тебе помочь. — Он протянул ему листок и положил рядом перо. — Нужно только, чтобы ты признался. Тогда весь этот ужас закончится в одночасье. Только твоя подпись и сегодня до заката ты будешь свободен. Даю слово.

Гуго с презрением пробежал глазами по словам на бумаге, после чего скомкал ее и бросил в угол.

— Значит, ты предлагаешь мне предать себя, своих братьев и свою веру? Наплевать на память отца и все то, что было дорого мне за эти двадцать лет? Как же так, Бернар? Когда ты стал таким?

Его брат ничего не ответил и лишь покачал головой. Встав из-за стола, он отвернулся к стене и едва слышно промолвил:

— Я сделал все, что мог, брат. Прости меня, если сможешь.

Через минуту в комнату вошел стражник, забрав едва держащегося на ногах Гуго с собой. Последнее, что запомнил Бернар — глаза брата. Полные ненависти, разочарования и отчаяния. Еще никогда в жизни на него так никто не смотрел.

Следующие несколько месяцев Гуго провел в своей камере, хотя ему показалось, что прошли годы. Инквизиция его больше не беспокоила, только стражник носил ему хлеб и воду. Потом был суд, где ему зачитали все обвинения и за отсутствием раскаяния приговорили к смертной казни через сожжение на костре.

К месту казни их везли на повозке по улицам Парижа втроем — Жак де Моле, Гийом де Шарнэ и он, Гуго де Сент. Толпа забрасывала их едой и камнями, выкрикивая оскорбления, но казалось трое узников и не слышали всего этого. Мысленно они смирились со своей участью и уже приготовились к смерти.

Сквозь языки обжигающего пламени Гуго слышал выкрики де Моле, проклинающего Папу и короля Филиппа, чувствовал запах костра и собственной горелой плоти. Когда боль достигла своего пика, небеса перед ним распахнулись. Он увидел своего отца, мать и двух младших сестер, умерших от лихорадки еще в детстве. Гуго протянул к ним руку и в этот момент тяжесть и боль всего мира куда-то ушла. Наконец-то ему стало легко.