Островок рая

Мне позвонила подруга: «К нам едет ревизор». Я рассмеялась. Ревизор  - это её 11- летний внук Савелий, или как звала его прабабушка Соловушка. Не знаю почему, но я люблю этого неординарного мальчишку. А может, я в нем вижу себя в детстве. Мне очень нравится проводить с ним время, общаться. Мы играем в карты, в шахматы. Очень любим лепить из  пластилина. Если это танки, то Курская дуга, пираты, то идем на абордаж. Если роботы, от названия которых у меня язык разворачивается на 360 градусов, тогда у нас звездные войны. Но больше всего мы любим с ним разговаривать. О чем? Да обо всем! О лягушках, о динозаврах, и почему у ящерицы отваливается хвост. И есть ли на других планетах.  Однажды Савелий спросил:
-А что такое Рай? А за что в Аду страдают? Все, что я знала о религии, рассказала.
- Не знаю, Савелий, но мне кажется, что у каждого человека свое представление о Рае и Аде. Но когда я была чуть помладше тебя,  у меня на Украине был островок Рая. Мы приехала на Украину, дед, обнимая меня,  сказал:
-У меня для тебя подарок. Пойдем, покажу. Радостные мысли носились в голове, обгоняя друг друга.
-Что за подарок? Что? Что?. Мое удивление выросло, что мы пошли ни в хату. Прошли огород, сад, речку и вышли на луг. Луг заливает вода, образовались озерки, где весной селились утки, гуси. Журавли, прилетали лебеди.  Лягушка, взгромоздись, как на подмостки,  на пень торчащий из воды. На солнце нежится и дремлет.
-Вот дуреха!- - подумала я. Сейчас наши аисты прилетят, и будет им обед. А вокруг из этих озёрок лежат островки. Мы с дедом подошли к одному из них, на котором бегало белое рогатое существо.
- Вот, Доню, тебе подарок – коза Зойка. От удивленья я упала на мягкие ладони острова. Это белое рогатое кинулось, брыкая ногами ко мне.
-Настоящая! - только смогла прошептать я. С тех пор мы с козой стали «не разлить водой. Я полюбила этот островок, где мы  с козой играли в догонялки. Я научила козу играть в футбол. Но иногда Зойка принимала мячик за что-то съедобное и однажды прокусила его. Коза поняла, почему у меня слезки надели парашюты и готовы были прыгнуть из глаз, подошла ко мне и трется головой, будто просит прощения.
- Ничего, Зойка, - заикаясь, проговорила я – папа обещал кожаный купить. Как-то вечером я сказала бабуле:
-Бабушка, я нашла его.   
-Кого? Вся моя семья, с удивлением посмотрела на меня.
- Ты мне рассказывала, что бывает.… Тут я вспомнила, когда бабуля рассказывала про Рай и Ад, и запретила мне расспрашивать про Бога у папы. Время тогда было другое – мой отец был коммунистом. И папа ругался с бабулей насчет того, что она забивала мою детскую голову ерундой, рассказывая, как выражался отец «небылицы про Бога». Хотя бабушкины рассказы мне нравились.
– Остров любви – весело сказала я, откусывая еще кусок теплого хлеба.
- А еще козы, с которой ты целуешься, а потом садишься за стол, - с сарказмом сказал брат.
- Ну, и что? А нам там с Зойкой хорошо!
- Вот и добре, я рада за тебя, Доню, - сказала бабуля, подливая в стакан Зойкино молоко. Наступило утро. Солнце не успело еще сделать зарядку, и раздвигало шторы из облаков на горизонте. Потом достало малиновое варенье и стало мазать верхушки деревьев, сада, крыши хат, даже гнезда аистов. Еще мои братья сестры нежились в объятьях Морфея. Но солнышко успело намазать и на меня свое варенье, и я встала. Просунув свои босые ноги в тапочки, но дырочка там, где жил большой пальчик правой ноги, так как нашему Полкану нравились мои тапочки, и он с удовольствием пожевал один. Эта дырочка и напомнила мне, что в домашних тапочках на улице не бегают. Сбросив их возле крыльца, я побежала. «Воздух пьяный – нет спасения, с ног сбивает два глотка». Бежала по росе, было ощущение, будто кто-то в мешке нес жемчужины, мешок порвался, и они высыпались на землю. Лягушки врассыпную, кинулись кто куда.  Нет, они не меня испугались, а наших аистов на крыше, которые затрещали клювами, встрепенулись при виде меня, бежавшей по саду. Я всегда думала, про что или про кого они трещат. Наверное, «трещат про лягушек, про солнце. Про листья и серенький мох, как будто в ведёрное донце бросают струёю горох». Аисты знали, куда я бежала. На свой остров, к своей Зойке. Мне очень хорошо было на острове. Набегавшись, я падала в траву. Коза мирно дремала, потряхивала иногда во сне своей куцей бородёнкой. А я, раскинув руки, лежала и смотрела в голубой небосвод. Лежу, гляжу. Над головой дна нет. Только плыл, как на лодке не спеша самолет. Мне вдруг стало его жалко. У него нет козы Зойки, островка, землянички. На острове я нашла кустик, словно бусинки, цветки земляники. Я ухаживала, огородила веточками камыша, поливала водой, когда было сильно жарко. А когда ягодки поспели, мы с козой их съели. А еще у самолета нет друга – певца Соловушки. Я не могла понять, где он живет, то ли в саду на вишне, то камышах, то ли в шелковице возле дороги. Я свистну, а он: «Затопили щемящей волной нашу землю, и душу, и сердце. Рвутся сердца пернатых певцов. Их трепещущий голос чудесен». И о чем он поет? Про Родину, про солнышко, а может ему нравится мой остров.
- О чем поешь, милый мой, соловушка?! – кричу я ему.
«Мы с тобою у реки,
Только ты да я.
Собираем васильки,
Милая моя в волосах твоих цветы…
Только ты да я.
Весело смеешься ты,
Милая моя.
Никого, кругом лишь лес,
Только ты да я.
Слышен речки тихий плеск,
Милая моя.
Солнце пусть твой свой совершит,
Только ты да я.
Отдохнем в лесной тиши,
Милая моя.
Отдохнем – пойдем домой,
Только ты да я.
Мы счастливые с тобой,
Милая моя!»
А еще на острове я любила наблюдать, как божьи коровки устраивали бега по ладошке. «У коровок божьих, кофточки в горошек». Попроси – полетят прямо из ладошек! А сколько было тут жуков. Тот, как желудь, этот, как орех. А это вообще – с рогами, как у оленя.
Некоторые были похожи на дирижеров «из-под плотных темных пиджаков, светлых крыльев, легкие сорочки». А бабочек целая эскадрилья. Когда я играла в солдатиков, они заменяли мне самолеты. Или садились на рога Зойки, или на мою голову, видимо приняли меня за большой одуванчик.  Я боялась пошевелиться. А бабочка, словно говорила: «Вот сейчас подышу, сверкну, расправлю крылья, и улечу». Наш островок, будто щекой прижимался к небольшому озерку. Как-то я задремала на животе у Зойки, после вкусного бабушкиного борща. Вздрогнула от звука, что кто-то бил ладошкой по воде. Раздвинула камыши, я увидела журавлей. Они танцевали гопак! Журавли хлопали крыльями по воде и в капельках воды, появлялась веселая радуга, уплывали, то приближаясь друг другу, то вышли на берег и похлопали друг друга крыльями. Я засмеялась. Журавли взметнулись вверх.
- Ух, ты, Зойка! – радостно смеялась я.
- Журавушки! Им тоже понравился наш Рай! Я думала, что их спугнула, и они не прилетят больше. Но они прилетели уже вчетвером.
Лето прошло, словно взмах крыла моих журавушек! Я прощалась с Зойкой.
- Вот тебе мячик, не грызи!
Коза будто поняла меня, закивала головой «Ме-ме». Я обняла козу. Вдруг из камышей взметнулась вверх стрела. Я вздрогнула и упала ничком в траву и закрыла глаза. Коза забегала вокруг меня, то ли издавая песню, то ли смех на своем козлином языке.
- Курлы-курлы! – раздалось надо мной. Вырвавшись из ласковых рук матушки – острова, я увидела, как наши журавли кружатся над нашим Раем. Они махали нам с Зойкой крыльями, потом поднялись клином и улетели. Я все поняла, - до свидания, журавушки! – махала я им рукой.
Спасибо за лето! Спасибо за остров! Спасибо за Рай!
Савелий все сидел, слушал меня, не перебивая. Я закончила свой рассказ.
- Знаешь, теть Свет, чего не хватало тебе на этом острове?
- Что?
- Меня! Я же Соловушка!
Савелий уехал, я уже забыла про наш разговор. Вечером я смотрела в окно, как солнце сдавало свой пост вечеру, который потихоньку натягивал на поселок одеяло из фиолетово- золотистых лоскутков туч. Хлопнули с солнцем по ладошкам, пожелали друг другу спокойной ночи. Солнце подмигнуло мне и прошептало: «До завтра!» и улеглось за трубы котельной. Вдруг раздался телефонный звонок.
- Тетя Света, я понял, что такое Рай! Рай – это мама, папа, Света, бабушка, дедушка, моя Аня. Это где тебе и всем хорошо. Где хочется петь, смеяться, бегать наперегонки с ветром. И никто не болеет! Спокойной ночи, тетя Света! Я люблю тебя! Спокойной ночи, Соловушка!