Кривое зеркало

Медиумический рассказ, записанный при помощи "яснослышания".


Сегодня выдался худосочный день. Всю ночь не спалось, а днём жара, выгорело всё. Цветы на подоконнике завяли, я попросил убрать: полить или выкинуть совсем – я был не в себе. А получилось вот что: я проигрался вчистую. Игрок так себе и вдруг намерился поставить крупную сумму. Сижу и думаю, как себе помочь. Да, не сказал о главном: отец не жаловал меня и мой долг остался за мной, помощи ждать не приходилось. И так, я один на всём белом свете буду решать как заплатить долг, а в картах это серьёзно – не простят.
Вечером пришёл друг, похвалился выигрышем в пять раз меньшим, чем я должен, посоветовал не унывать и ушёл. «Пропьёт или проиграет», - подумал я и вознамерился лечь спать: бессонная ночь давала о себе знать. Ночь была не из лёгких: ворочался, снились кошмары, кричал, ругался, во сне бил слуг. Проснулся, утра ещё не было, едва брезжил рассвет, но различимы были две тени у изголовья. Я их заметил сразу, не испугался, а стал вспоминать: где я видел одного из них? Пока незнакомец не окликнул меня:
  - Вставай. Что разлёгся барином? Не время шутки шутить, пойдём.
  - Никуда с вами не пойду, - с огорошенным видом объявил я, - я дома у себя, встаю, когда хочу.
  - Ну, ладно, мы пошли, больше не проси помочь.
  - Постойте!
Я резво вскочил с постели, сразу вспомнилось вчерашнее клятвенное заверение, что обязательно перестану играть, если заплачу сам свой злополучный долг. Они пришли мне помочь или я сумасброд и брежу наяву.
  - Идём! Я готов.
Мы вышли из дома, все ещё спали. На крыльце мурлыкал кот, завидев меня, значит, всё наяву. Было прохладно, за ночь всё остыло, но солнце взойдёт, и жара вернётся. Вернусь ли я?
  - Что вы от меня хотите?
  - А что хочешь ты? Мы за тобой пришли по просьбе твоей, и матушка просит.
Этого я не ожидал.
  - А матушку, зачем приплели? – я сердился.
Мать умерла давно. В далёком детстве отец сказал: «Всё, мамы больше нет с нами». Я не плакал: матери не помнил. Где она была? Наверно болела, отец не рассказывал, я не спрашивал. Сейчас она просит за меня. Отец воспитывал меня стоиком, не баловал: деньги не ссуживал больше назначенного, остальное добывал сам – служил.
Мы прошли две улицы, было пустынно, где-то цокали копыта, но всадников видно не было: наверное, на соседней улице есть движение.
  - Всё, пришли.
Я узнал особняк: он принадлежал матери. Потом отец искренне признался, что проиграл его и ещё поместье, на которое я рассчитывал в юности. Теперь это принадлежало другому господину, которого я знать не хотел. От матери ничего не осталось: хоть какая бы брошь – нет.
Всё здесь было незнакомо: лица на портретах были растресканы от времени, краски будто поблёкли; невыразительные, лишь одно смотрело на меня пристально.
  - Кто это? – я невольно задал вопрос.
  - Твой отец, - с усмешкой сказал незнакомец, - не узнал?
Я присмотрелся. Нет ничего, отдалённо напоминающее моё отражение в зеркале.
  - Не узнал.
  - Теперь посмотри.
Мальчик в синей рубашке, опершись на оленёнка, стоял, смотрел на зрителя. Глаза как у меня – синие.
  - Это я?
  - Твой отец: кто же?
  - Краски не поблекли, а там... – я показал на портрет мужчины, - будто лет двести портрету.
Незнакомец расхохотался.
  - Ты ещё не знаешь, - злые глаза незнакомца говорили: я не должен доверять.
Я промолчал, ждал, что будут говорить мои сопровождающие.
  - Пойдём, не успеем, если будем стоять, - второй явно спешил.
  - Успеем, это не долго. Что, молодец, - он обратился ко мне с привычной уже усмешкой, - будем торопиться?
  - Чем быстрей закончим, тем лучше для меня.
  - Что ж, проходи, - он выставил вперёд ногу, чтобы придержать дверь, я прошёл.
Ничего нет, в комнате пусто. Занавешенные зеркала говорили – умер человек, но больше ничего не напоминало о смерти. В окна лился свет, по-утренне ласково – всё наяву, я осознавал.
  - Вот посмотри, - второй заговорил со мной, беря инициативу на себя, - вот трон, - усмешка не сходила с лица первого незнакомца, но второй был серьёзен.
  - Здесь ничего нет, - заявил я категорично.
  - А теперь?
Он раздвинул шторы над зеркалами, я увидел отражение чьего-то зала. Люди толпились, над умершим читали молитву, слов было не разобрать, только гудение и возгласы, похожие на крики и всплеск гортанного: «Ох!» Было жутко. Люди не видели нас, я смотрел во все глаза. Теперь наша комната стала наполняться речами этих людей. Все говорили, соглашаясь друг с другом: «Да-да, умер, болел…» Покойник лежал, будто ссутулился или воздух стал сжиматься. Потом потух экран, всё исчезло.
  - Запомнил? Теперь иди. Больше ничего не надо. Иди.
Я развернулся, прошёл через коридор к выходу и вышел, не оглядываясь. Шёл, воздух наполнялся свежестью, вдруг я оказался под колёсами какой-то тройки. «Откуда?» - промелькнуло в мозгу, и я остался без чувств.
  - Как ты?
Надо мной склонилась мать, я знал, что это она.
  - Хорошо, только голова болит.
Она посмотрела ласково, обняла мою голову.
  - Пройдёт.
Я очнулся в палате, меня привезли в больницу в бесчувственном состоянии и ждали моего возвращения.
  - Ну вот, наконец, - доктор облегчённо вздохнул, - вернулся, жив. А мы уж думали… - доктор договаривать не стал.
  - Что со мной? – я плохо соображал, сознание возвращалась медленно, лишь отрывки воспоминаний.
Доктор понимал, что со мной, но успокоительно наложил запрет на разговоры:
  - Потом, а пока спите.
Он ушёл, а я как провалился: снова сны, беспокойные видения. Запомнил лишь одно, отец наставлял: «Проснись, мальчик, просыпайся». Я спал, был без сознания и только слышу: «Вставай, мой мальчик, просыпайся».
Три дня без сознания и неделю во сне как в бреду: просыпался и «исчезал». Слова, слова – слышал только слова: «Не вставай, лежи», «Всё будет хорошо, сынок», «Вставай, проснись, пора, сын, не уходи». Наконец, будто вынырнул из круга, открытыми глазами смотрю и начинаю видеть. Лица возникают внезапно – отец, доктор – я узнал сразу, ещё и ещё… Нет, теперь не исчезну, вижу всё ясно. Отец держит меня за руку и не верит – я здесь.
  - Ну вот, я верил.
Доктор взял мою руку, пощупал пульс и кивнул отцу.
  - Потом поговорим, спи.
  - Я выспался.
Мучительная улыбка на моём лице насмешила отца: он то ли плакал, то ли смеялся.
Уже дома мне представилась вся картина, произошедшая со мной в то утро. Шаг за шагом восстанавливались события, предшествующие моему тяжкому падению под колёса тройки.
Не было никакой тройки, дома матери и тех двоих не было тоже. Было убийство. Меня убили, но посчитали мертвым, и ушли, прихватив шкатулку с деньгами, не добивали – я выжил. Я не мог вспомнить, как я проиграл деньги, сейчас вспомнил – сон, это был сон.
  - Ты проиграл, - отец заверил, - я оплатил долг, больше не смей, слышишь?
  - Ты проиграл дом матери, - я говорил с укоризной.
Отец смотрел на меня.
  - Я твой отец, не он.
Я терялся в догадках.
  - Значит, ты помнишь, что со мной было?
  - Тот мертвец тебе не отец. Мать решилась на это, ушла, я не простил. Ты не помнил её лица: видел её портрет и не узнал. Я не хотел тебя посвящать. Я не играл, но видеть не хотел её измученную, светлую по-своему, ведь она тебя любила, и продал дом со всем имуществом, а деньги спрятал от тебя. Ты можешь их взять, они твои.
  - А дом? Он пуст, там нет хозяина, он умер.
  - Он умер, завещал своему сыну состояние: поверишь?
  - Я не поверил, ты мой отец.
Я вспомнил мальчика в синей рубашке, я был похож на него как две капли воды, но отцу не сказал.
  - Я сделал твой портрет, я рисую хорошо, ты знаешь. Могу тебе показать. Его доставят, увидишь.
Отец читал мои мысли. Я умер.