Стен Флемминг Леннарт 2

Квартира в третьем этаже дома с видом на канал, газоны «под линейку», ухоженные дорожки, лодочки у причалов, угольная баржа, превращенная в ресторан, продуктовый Coop. Удобно, по-мещански респектабельно – и чересчур дорого для него теперь. Наследие полной ожиданий зари времен, когда в каждом книжном от Мальмё до Кируна красовался его «Йо-йо» в зелено-желтой обложке, и кто-то вечно просил заехать о чем-то поговорить, а звонки радовали, увеличивая его счет в Handelsbanken, словно дрессированные голуби, приносящие по зернышку хозяину в шляпу.

Идя на поводу у тщеславия, он даже щеголял одно время в безумной паре: канареечный пиджак плюс зеленые брюки-дудки, едва доходящие до щиколоток. На обложке декабрьского Hennes Леннарт смотрелся денди.

Но уже через пару лет сказка кончилась: второй роман Леннарта провалился. Даже нет, не так: чуть всхлипнув, сдулся, обдав автора легким фетором, словно открыли дверцу давно не мытого холодильника. Никакой шумихи – пара бесцветных отзывов и ярлык «отдыхающего писателя», у которого «наметились затруднения, вероятно, связанные с поиском новых форм», «будем с нетерпением ждать возвращения молодой звезды романистики».

Тогда его еще не списали, лишь пожали плечами, ласково дав понять, что нужно работать лучше. Когда именно он упустил момент?

Пройдя мимо плавучего ресторана, Леннарт совершенно расклеился. Заказать в нем рюмку-другую скотча значило остаться без ужина. Завтра сотню евро подкинет колледж. И на этой же неделе оплачивать коммуналку и кредит за новый лэптоп… Леннарт с сожалением посмотрел на обсидиан канала, сожравшего его старый, потертый, привычный «dell» без двух кнопок, который мог бы еще служить и служить, если бы его владелец не был таким растяпой.

Самое разумное было продать квартиру и съехать куда-нибудь на задворки Лангхолмена, обеспечив себя, как минимум, на год, а то и больше. А там, гляди… Но Леннарт цеплялся за это место – единственное свидетельство былого успеха, не считая бесплотной памяти и пары авторских экземпляров «Йо-йо», желание читать и соответственно издавать который улетучилось по какой-то неизвестной причине в один момент. Роман, которым все восхищались, стал вдруг всем безразличен, словно спившаяся актерка. А он-то уже решил почивать на лаврах до конца дней, получая ренту от великого творения молодости… Все равно что получить ни с того ни с сего уведомление о высылке из страны с лишением гражданства и права на апелляцию.

Возможно, обескураженный этим вдруг иссякшим рогом изобилия, он и потускнел, превратившись в литературного горбуна. Во всяком случае, так ему казалось, когда хватало смелости посмотреть в лицо своему отражению в зеркале – к счастью, обычно это происходило в уборной какого-нибудь паба после двух кружек портера, и достаточно было заказать третью, чтобы все быстро вернулось в норму.

Преодолев гравитацию уютной черной дыры «Macallan 12», легкомысленно помещенной в баре плавучего ресторана, он прошел пару кварталов в сторону центра, минул узкий мостик, с которого вечно кто-нибудь кормил уток, и остановился в мизерном мрачном сквере, зажатом между домами с табличками «14» и «17». Где находились их собратья – номера 15 и 16, оставалось городской тайной.

Здесь Леннарт сел на скамейку, глубоко и молча задумавшись.

Звонил его агент, Вермут Прим. Агент хотел получить роман, который был оплачен несколько лет назад. Он был терпелив и настойчив в своем желании. Более первое, чем второе – судя по тому, что автор еще не сидел в тюрьме.

Леннарт почти смирился со своей неспособностью ни к чему, с отсутствием любой перспективы, корме безвестной (и, судя по всему, нищей) старости. Почти обрел равновесие, новый смысл, в котором не маячили фолианты на пыльных полках – Гомер, Алигьери, Толстой, Маркес, Леннарт… Если бы не эти звонки, словно возвращавшие его с обочины на дорогу, по которой он, пусть в хвосте колонны, мог и должен был как-то двигаться.

Перво-наперво, он твердо и в который раз пообещал себе минимум шесть часов в день посвящать писательству, выдавая из-под пера не меньше двух тысяч слов за один присест. Затем поймал себя на мысли о том, что, конечно, собирается начать завтра: сегодняшний день почти выдохся… уже вечер… – и прижег эту уловку как гнойничок. Много раз уже были «завтра» и «уже вечер». Сегодня же и немедленно он начнет писать! А сейчас встанет и пойдет домой, на ходу придумав следующий ход сюжета… Но не смог вспомнить, на чем остановился в прошлый раз – месяц-другой тому, или три-четыре? Кажется, он прервался на начале какого-то путешествия. Но кто и куда отправился, а также – написал он эту главу уже или еще только собирался, Леннарт не представлял. Словно кто-то прошелся по его мыслям, вычистив до волоска ориентиры.

Ступор. Пелена. Немота.