Фиолетовая птица на черном снегу 11

-  Бандиты тут, помогите! -  голос, кажется из домика, молодой голос, звонкий, девичий, вырвался и захлебнулся. А следом за криком из кустов метнулся к домику человек, Чёрт – за ним.

За поясом у человека – меч, в руках – мушкет, на плаще родовой знак Яманочи – три  рисовых колоса. Обернулся человек, мушкет вскинул, выстрелил. Но не тот человек Чёрт, чтоб его вот так из мушкета на скаку достали, успел под грудь коня нырнуть.

Выскочил в седло Чёрт, в руке уже меч блестит. Как и все удальцы в его сотне, держит Чёрт меч по особенному, острием вперед, лезвием плашмя, над головой. Не уйти человеку: догонит-зарубит.

Лихие люди бандиты, смерти не боятся, а некоторые храбростью поделиться могут. Только храбрость без дисциплины – глупость одна. Развернулся бандит, ружье бросил, меч выхватил, стойку принял. Плохая стойка, неуверенная, отметил про себя Хамбэй, а сам, тем временем, знак другим подал – остановиться и спешиться. Мушкет не один может быть, это как раз те бандиты, что Оцую Яманочи похитили. Только вчера привратник толковал, а нынче уже и свидеться привелось.

Летит под Чертом рыжая кобыла его, по прозвищу Палка, широкой грудью воздух разрезает, перепрыгнула через корягу, словно рыжий цвет распластался. Быть смерти-погибели. Смерть-матушка и пришла, только не к тому, к кому ожидалось: откинулся с седла, рухнул мешком, тяжелым, мертвым мешком со своей рыжей кобылы по кличке Палка.

Эх-хо, эй-хо, эх, Гэмба, Мотонари Гэмба по прозвищу Черт-На-Палке! В трех походах успел участвовать к своим двадцати шести, а смерть на охоте догнала. Вот так и бывает в жизни – Будда не выдаст, так свинья подъест.

Бандит тем временем, ружье поднял, в домик забежал, оттуда – сразу выстрел, высверк, едкий дым от пороха дождь присыпал. Куда второй бандит стрелял-то неразбери-поймешь.

Нахмурился старый Хамбэй. Не умирать бандитам смертью быстрой, не будет он их рубить-пластать, суши из них нарезать! Висеть им под перекладиной, своим дерьмом портки-хакама марать! Только бы их выманить, эх, жаль, народу мало!


-  Мы – Яманочи! -  Закричал вдруг один из бандитов, да видать, спохватился, замолк, видно, понял, что разоблачены они. Девушка помогла.

Не стал старый Хамбэй сидеть-дожидаться, пулям лоб попусту подставлять, велел стрелы с трутом приготовить. Вытащил из сумы походной сакэ черного четыре бутылочки, крепкий сакэ, двойной перегонки, без него и охота – не охота. Только бы не сильно домик промок.

Все бутылочки в цель легли, как там и были, следом стрелы впились, загорелся домик, занялась под крышей солома, потек дым в сторону охотников – добрый знак, будет бандитам плохо видно, сколько людей и куда движутся. Поняли всё сразу бандиты, выскочили из домика с противоположной стороны, пальнули еще разок, в дерево над Томоёси попали.

Охотники наши уже тут как тут. Трое бандитов всего, один – девушку волочет за волосы, малый меч у горла держит. Второй на хромого старика с мечом кинулся – видно решил, что противник никудышный. Потерял видно голову со страху. И руку правую с мечом – тоже потерял, упал, скорчился.

Третий и вовсе вскачь пустился, да убёг недалеко, со стрелой в спине рухнул. Панцирь носить надо при такой судьбе воровской. Это его Кэндзабуро достал. А третьим, опасным самым, Томоёси занялся.

Кричит, обезумел совсем бандит, прирежу, хрипит, уже к обрыву над речкой приблизился, толкнул девушку на Томоёси, сам – в сторону, да недалеко ушел. Меч у Томоёси быстр – свалился в реку бандит, кубарем покатился.

Пока трупы в одно место стаскивали, домик, считай, и сгорел весь. Девица – даром, что молода, вместе со всеми тела таскала, помогала. Рыжая кобыла Чёрта так и не далась в руки, так и осталась у тела хозяина.

Обескровленный совсем Черт лежал – широкая рана, обширная, из-под паха, до артерии подмышкой. У бандита со стрелой в спине, сердце навылет пробито оказалось, а второй – сам зарезался, не дождался казни, оставшейся левой рукой.

Третьего так и не нашли. Коней напоить девушка взялась, оценили коники заботу, тереться о плечо девичье начали, а поначалу – вроде шарахались. Вот так и бывает в жизни – ехали за радостью, возвращаться пришлось с печалью.


Скоротечен бой на мечах, как иероглиф начертать, как выдох сделать, как песню спеть. Не всякий уразумеет, не каждый увидит огрехи, не всякому дано мастерство взвесить. Хмурится-качается в седле старик Хамбэй.

Дума в голове вертится-кружится. Не прост, ох не прост был тот боец, которого Томоёси зарубил. Не видел близко этого поединка Хамбэй, всяко-разно в жизни бывает, и великие мастера от глупости, да от чувства превосходства собственного погибали. Да только Черт много больше, чем Томоёси схваток провел, и умения, и силы, и мастерства и выносливости в нем больше было.

Бандит тот Черта конного умудрился зарубить, а сам пеший был. А от спешившегося Томоёси смерть принял. Вот ведь как оно бывает.


Может, пуля Черта все-таки зацепила? То ли совпадение, то ли замысел какой, думать-гадать, только голову себе ломать. Назавтра выслать для расследования людей должен Сакамата. Положено так ему по службе. Там на все вопросы и ответ будет.

Молчит сэнсей, мысли из головы прочь гонит, закатом любуется, коня верного по шее гладит, домой возвращается.