Письмо 9 - Тихое счастье

Знаешь, меня все чаще посещают мысли о тихом счастье. Представляю, как дождик на крыше завел перекличку с треском поленьев в камине, как уютное тепло от огня нежно ластится, подбираясь поближе. Она подходит тихо, неслышно. Осторожно касается пальцами плеч, мол, не пугайся, я уже здесь, и примостившись на краешек кресла, уютно ложится в мои объятия.

Мы смотрим на пламя, молчим, и тихое счастье, мерно тикает в часах над камином.

Его звали Иван Иванович Шило. Наш военрук, огромный и угловатый как чугунная заготовка. Он учил нас стрелять, разбирать автомат и быть мужиками так, как умел. В его здоровенных руках автомат превращался в игрушку и буквально в секунды рассыпался на части. Затем он ходил в круг стола, качая секундомером, хмурился и гудел паровозом, когда мы, чертыхаясь, не укладывались в нормативы. Первый собравший был «мужиком», остальные – никуда не годились.

В тире стать «мужиком» было проще – выбить 35 из 50. Его пальцы не помещались в коробку, и он нервно рвал ее, а мы ждали, пока выудит твои пять патронов. Огонь по команде, гладкие теплые гильзы в кармане и запах пороха, терпкий, запретный. Гильзы брать запрещалось, но мы воровали, и носили с собой, кожей пальцев впитав этот запах.

Для чего было быть «мужиком», я узнал, когда математичка с военруком поженились. Это ради нее он расстался со службой. Забывая о формулах, взглядом я пожирал на уроках ее пышные формы, представляя на них запах пороха и оружейного масла. Должно быть руки его пахли также.

Они выходили из школы, сторонились друг друга какое-то время, потом она к прижималась к нему, и брусок чугуна таял в теплый кусок пластилина. Взявшись за руки, они шли в свое тихое счастье…

Мысли о тихом счастье. Кажется, старость уже расставляет по кругу ловушки. Глупая, ничего ей не светит. Сдохну раньше, один, где-нибудь под забором...