Александр Македонский. Погибший замысел. Глава 60

      Глава 60

      Из Гедрозии Александр вывел шесть тысяч человек. Если из тридцати тысяч, вышедших с ним в поход, вычесть отставших купцов, испугавшихся и отступивших перед песками маркитантов и прочих штатских, оставленных на строительстве Александрии Оритской и размещённых в приморских гарнизонах воинов, царь Азии потерял более трёх четвертей возглавляемого им контингента. Было ли это провалом? На первый взгляд — да, но всё познаётся в сравнении. Выживших и дошедших до обжитых мест было неизмеримо больше, чем уцелевших с Киром и Семирамидой, бесконечно больше выжженных дотла экспедиционных корпусов британцев в землях по соседству две тысячи лет спустя; не преуспел и Наполеон, при бегстве из России потерявший четыре пятых своей армии и погубивший бы ею всю, если бы не сердобольные русские души, спасавшие своих поверженных врагов. К тому же войска ещё оставались с шедшим по горам Арахозии Кратером, с плывшим вдоль южного берега бывшей империи Ахеменидов Неархом, да и что было грустить о более чем двадцати тысячах принявших смерть в раскалённых песках, если это было лишь двумя третями от числа воинов, поставляемых одной Бактрией?

      Владыки прошлого и властители будущего были посрамлены — Александр мог чувствовать себя богом. И он чувствовал себя им.



      В Пуре отдыхали две недели, далее армии предстоял гораздо более лёгкий переход в Карманию, именно там Александр решил перейти от благодарственных молитв и торжественных жертвоприношений к казням — тех, которые не справились со снабжением, и просто распоясавшихся в отсутствие сына Зевса.

      Жалобы на самоуправство, притеснение и бесчинства сыпались Александру сотнями. Яд востока поразил македонян: назначенные царём на значимые должности превратились в деспотов и несколько лет, пользуясь безнаказанностью, множили беззакония. Хищения и мздоимство, вымогательства и насилие, откровенный грабёж и хитроумные комбинации, пострадавшие храмы и осквернённые гробницы… Там ни за что посадили в темницу, там высекли плетьми за вымышленные проступки, того сгноили в угоду давшему взятку сопернику, того разорили в то время, когда соседа реквизиции не коснулись, ту обесчестили, ту продали в рабство…

      По велению Александра в Карманию прибыли Клеандр, Ситалк, Геракон и Агафон — убийцы Пармениона. Возможно, они были уверены в том, что царь Азии вечно будет испытывать благодарность к так хорошо исполнившим его заказ на убийство старого полководца, но сына Зевса питали совершенно иные чувства. За пять лет, прошедших после печальной памяти событий в Экбатанах, злодеяния квартета стратегов превысили все мыслимые пределы. Пять тысяч пехотинцев и тысяча конных — пополнение, приведённое Клеандром, убийцам не помогло: Александр в ярости расхаживал перед вытянувшимися в струнку провинившимися и швырял в их лица пергаменты с жалобами:

      — Что вы себе вообразили? Командующий одрисскими аконтистами, ведущий пехотинцев, иларх наёмной конницы, поставщик гипаспистов* для этерии! — Александр, вне себя от гнева, выкидывал руку с указательным пальцем поочерёдно, в сторону каждого обвиняемого.

------------------------------
      * Одрисское царство — фракийское государство, существовавшее на территории Болгарии с 475 года до н. э. по 46 год н. э.
        Аконтист — копьеметатель.
        Одно из ранних наименований гипаспистов — «щитоносцы этеров», весь корпус гипаспистов первоначально был сформирован из пеших оруженосцев (щитоносцев) царских спутников-этеров.
------------------------------

      — Воины жалуются на то, что их кормят впроголодь и секут за малейшую провинность, а жалованья они не видят месяцами! Вы заставляете вольных жителей гнуть на вас спину, словно они ваши рабы! Они строят для вас дворцы, а наиболее состоятельные откупаются от тяжкого труда золотом! Вы лезете грязными лапами в государственную казну и берёте взятки направо и налево! При вашем въезде в город все в ужасе закрывают окна и прячутся в погреба! По вашему заказу умыкают смазливых мальчиков и непорочных девиц, а вы их бесчестите, а потом продаёте на невольничьем рынке! Вы разоряете храмы и раскапываете древние могилы! Вы погрязли в пьянстве и в бесчинствах! А ваше главное преступление — то, что всё это вы делали, будучи совершенно уверенными в том, что я никогда не вернусь с востока. Вы сочли меня убитым, сгнившим в индийских болотах, изжарившимся в гедрозийских песках и возомнили себя верховными владыками! Ну что ж, вы не верили в то, что я вернусь, — теперь вам придётся в этом убедиться!

      Убийц Пармениона казнили. Пять лет назад по приказу Александра они лишили жизни старого полководца, ни в чём не повинного и преданного царю, — по злой иронии судьбы теперь смерть настигла их от того же, за кого они эту смерть вершили…

      Действуя и говоря так, Александр, по своему обыкновению, скрывал некоторые нюансы: двое из четвёрки казнённых принадлежали к клану выходцев из Элимиотиды* — вечной внутримакедонской оппозиции Аргеадам.

------------------------------
      * Элимиотида или Элимея (Eliomitis, Elimeia) — в древности местность по верхнему и среднему течению реки Галиакмона (ныне Быстрица в Македонии), заселенная эпириотским племенем элимеев, которое легко подчинил себе Александр.
------------------------------

      Александр не мог знать, насколько окрепнет в его отсутствие глухое сопротивление македонской знати, не разделявшей его чаяний и не испытывавшей к нему любви, и царь Азии, как обычно, косил головы в упреждение и пресечение возможности мятежа в будущем. Антипатр его тоже очень раздражал, но добраться до него Александр пока не мог.

      В Кармании к вернувшемуся в центр империи владыке подошёл и Кратер — с третьей частью войска, со слонами и с Орданом в цепях — тем самым, поднявшим восстание в Дрангиане и провозгласившим себя царём ариаспов. Самозванца тоже расчленили, аккуратно отделив мечом голову от туловища.

      Но ни казни, ни торжественные процессии в честь счастливого возвращения самодержца из похода не могли утишить беспокойство Александра. Здоровье его после тяжелейших ранений и изнуряющего похода было окончательно подорвано маршем по Гедрозии, выжившие в пустыне, как полагал главнокомандующий, тоже мало на что годились: и их мощь, и дух были безвозвратно утрачены. Империя готова была запылать, в ней всё шире разгонялись центробежные силы — это ещё можно было попытаться усмирить в будущем, а вот в настоящем известий о флоте, отправившемся из Патталы с Неархом, всё не было и не было. Александр терзался: не потонут ли корабли в неизведанных морях? — кто знает, какие шторма их могут разметать! Нашли ли моряки склады на берегу, не разворовали ли провиант местные, хватило ли воды и провизии флотилии? — ведь Александр, и сам испытывавший острую нужду, оставлял ресурсы в обрез! Пять тысяч человек, семьсот кораблей, осадные машины, лошади…

      — Им помогут боги: они же вернули тебе Кратера — Неарха тем более должны, — Гефестион не допускал сомнений.

      — Да сбудутся твои слова…

      — Верь, мой Александр!

      В ожидании Неарха Александр решил доскональнее разобраться в ситуации, сложившейся в империи в его долгое отсутствие, он призвал к себе сатрапов близлежащих областей, потребовал от них подробных отчётов и стал раздумывать о том, как же македоняне — те, которым он верил, которым поручил самое ответственное, — могли так распоясаться. Было очевидно, что казнённые Клеандр, Ситалк, Геракон и Агафон действовали не в одиночку. Для того, чтобы удовлетворить их непомерные запросы, нужны были сообщники — и не один. Эти сподручные должны были находиться в подчинённом положении и, конечно же, кормиться тем, что оставалось от алчности и распутства возомнивших себя царьками, — гнев Александра обратился на вооружённые отряды, сколоченные ушедшими на тот свет при своих персонах.

      Начались дознание, допросы и пытки, вскрывались новые обстоятельства, всплывали новые подробности — и стало ясно, что военные подразделения ни сатрапам, ни прочим, назначаемым на сколько-нибудь значимые должности, придавать нельзя. Александр расформировал вооружённые отряды, то есть сделал прямо противоположное тому, с чего начинал своё шествие через всю Азию, и по окончании процесса казнил шестьсот человек.

      Македоняне, сначала приветствовавшие казнь убийц Пармениона, считавшие, что подлые преступники не сберегли свои головы по заслугам, пришли в ужас от того, что теперь царь Азии проходится по рядовым. А в Александра и вправду словно вселился демон: если раньше он убивал врагов, то ныне, словно в продолжение испытанного в пустыне Гедрозии, стал губить собственных воинов.

      Александр казнил шестьсот человек — разумеется, среди них было много невиновных, попавших под слепую ярость царя незаслуженно, но у сына Зевса не было выхода: бесчинствовать без оглядки на возвращение владыки империи, служить мнившим себя полноправными властителями было недопустимо. Александр сносил головы всем, кого подозревал, без конца повторял, что их главное преступление — неверие в то, что он когда-либо вернётся из похода, но продолжал держать в уме ослабление клана из Элимиотиды и истребление примкнувших к нему — уже без различия, что именно преследовали единомышленники и какими возможностями располагали.



      Гефестион, созерцая лившуюся кровь, пребывал в состоянии глухой апатии, овладевшей им ещё в Пуре. Он не понимал, что делает любимый. Три года Александр носился по Бактрии и по Согдиане — и это привело к тому, что в восточных сатрапиях взбунтовались даже не местные, а оставленные царём за этими самыми коренными следить. Два года было потрачено на Индию, но в ней не было пройдено и десятой части, она отпала сразу же после того, как Александр ушёл из Патталы. Кратер усмирил арахозцев, схватил Ордана в Дрангиане, а что там происходит сейчас? — не очередной ли бунт, о котором Александру станет известно только через месяц? Бо;льшая часть Малой Азии превратилась в гнездо раздора: сатрап Фригии Калас безуспешно боролся против пафлагонцев, ему нанесли тяжёлое поражение вифинцы, ведомые своим династом* Басом, власть Александра в Каппадокии обрывалась у реки Галис и была скорее номинальной; в Гризиуре, в долине Ириса, Ариараф восседал хозяином гор и самостоятельным правителем; Антигон воевал с ликийцами, занявшими обширную равнину между Каппадокией и Фригией; катонийцы остались свободными; миенцы, граничившие с лидянами, не подчинялись. Ещё только предстояло погибнуть при попытке штурма писидийских крепостей Ларанда и Изора сатрапу Балакру…

------------------------------
      * Династ (от «властелин») — по древнему понятию, например, у Геродота, этим словом обозначались небольшие властители в негреческих землях. Однако Аристотель употребляет это слово для обозначения особой формы государственного правления —разнузданной олигархии.
        Вифиния – независимое государство на севере Малой Азии, далее перечисляются сатрапии, исторические области, территориальные образования в Малой Азии, их правители и жители, города,  укрепления и местная география.
------------------------------

Ручаться можно было только за узкую полоску побережья, но жившие там греки не являлись македонянами и, возможно, как и афиняне, держали камень за пазухой. В Египте слишком независимо вёл себя тамошний сатрап Клеомен. Было также понятно, что распущенные Александром вооружённые формирования при сатрапах и стратегах оружия не сдадут, потому что ничем, кроме выбивания денег — поборами или грабежами, заниматься не могут — и наводнят дороги империи, благо они длинны и развернуться есть где. Наёмникам, большей частью случайным людям, не было никакого дела до интересов и благополучия государства. Уже грозно бродившей стране такое украшение было ни к чему, а искоренить разползшихся по бескрайним просторам грабителей, выкорчевать эти сорняки, которые имеют скверную привычку обрастать любителями лёгкой поживы, будет чрезвычайно трудно. Александр правил империей как мог, но мог он немногое, ещё не пришло время тех римских полководцев, которые будут и прекрасными воинами, и мудрыми политиками одновременно.



      Плавание Неарха тем временем подходило к концу. Конечно, не всё шло благополучно: приходилось терпеть и лишения, и поломки, на несколько недель мореплавателей задержали разбушевавшиеся поздней осенью штормовые ветры. При остановке у берегов надо было вступать в стычки с местными жителями, подолгу разыскивать вехи, оставленные Александром, указывавшие на склады с едой и с пресной водой, на вырытые колодцы. Скудость запасов сильно ограничила рацион, моряков до смерти напугали огромные чудовища, извергающие фонтаны воды, и всё же путешествие на фоне сухопутной экспедиции оказалось лёгкой прогулкой.

      Неарх шёл по морю почти что параллельно Александру, шествовавшему из Пуры в Карманию, запаздывая в своём плавании на несколько недель от хода царя и наконец бросил якорь в устье реки Ананис, у селения Гармозий*.

------------------------------
      * Совр. город Бандар, в устье реки Минаб.
------------------------------

      На сотни бросающих якорь кораблей, приплывших из неведомых стран, собрались посмотреть все, от мала до велика. Критянин расспросил с удивлением и восхищением созерцавших огромную флотилию, где же сейчас находится царь, — оказалось, что не очень далеко: в нескольких днях пути от Океана, в Сальмунте*.

------------------------------
      * Сальмунт — совр. Хану, в 120 км от Ормузского пролива.
------------------------------

      Неарх послал местного правителя известить Александра о прибытии флота и, немного передохнув, отправился в путь с Архием и ещё с пятью моряками.

      Поспешивший к царю сатрап, самого флота не видевший, путано рассказал лишь о том, что мореплаватель скоро прибудет. Шло время, Неарх не показывался. Сын Зевса извёлся и даже посадил сатрапа под замок, и тут встреча наконец произошла. Ободранный, потемневший дочерна и измученный адмирал предстал пред царские очи с такими же измочаленными и измотанными спутниками — Александр бросился ему на шею:

      — Неарх! Слава богам, они сохранили тебя!

      Критянин обнял македонянина, царь расплакался.

      — Ну-ну! Всё хорошо, — успокаивал Неарх судорожно вцепившегося в его плечи Александра. — И впечатлений полно, я тебе всё расскажу, записи мы тоже делали — прочитаешь на досуге.

      — Неарх! — Царь поднял глаза на смуглое лицо, слёзы струились по щекам Александра. — Как же я рад, что ты вернулся! И судовые дневники остались…

      — Да ты словно траур надел!

      — Всё же… пять тысяч людей, семьсот кораблей…

      — Двадцать!

      — Двадцать? — изумился Александр. — Двадцать?! А остальные?

      — Остальные в порядке.

      — А люди? Люди?!

      — Да всё в порядке. Что с тобой? — удивился Неарх.

      Оказалось, Александр вспомнил, что ему самому пришлось претерпеть в пустыне Гедрозии, и уверился в том, что экспедицию Неарха подстерегли такие же бедствия, незавидный вид адмирала только убедил его в мрачном подозрении ещё больше — и Александр думал, что представший перед его глазами флотоводец с жалкой кучкой сопровождавших — всё, что осталось от флотилии. Когда же царь наконец понял, что и люди, и корабли целы, радость его взметнулась до неба, ликовал он не меньше, чем после самых славных побед в своей жизни.

      — Боги! Боги! — только и твердил Александр. — Вы спасены, корабли спасены, люди целы — какое счастье!



      Гефестиона, отъехавшего по текущим делам, известие о прибытии Неарха застало в самом начале пути. Мчавшийся вдогонку паж что есть силы махал свободной от поводьев рукой:

      — Неарх! Неарх вернулся!

      Сын Аминтора плюнул на службу, развернул коня и устремился навстречу другу любезному.

      Свидевшись, наконец, с адмиралом, хилиарх, как и Александр, повис у флотоводца на плечах и оросил его слезами.

      — Неарх! Уж и не чаял! Мы все тут извелись!

      — Шторма задержали. Пришлось пережидать. Ну будет, будет! Сговорились вы, что ли, с Александром, меня утопить в рыданиях? — шутливо запротестовал Неарх. — Навалился, вон царь на мне тоже полчаса вис.

      — Как же я рад тебя видеть!

      Неарх отстранился от Гефестиона и, держа его за плечи, внимательно посмотрел в глаза.

      — Что, возвращение выдалось тяжёлым? — Увидев, как помрачнело лицо сына Аминтора, флотоводец продолжил допытываться: — Не всё ладно в нашем царстве?

      Гефестион помотал головой:

      — Завтра, завтра, всё завтра. Сейчас — отдыхать.

      — Точно, в ближайшую ночь за твою верность Александр может не опасаться, но завтра… — Неарх погрозил хилиарху пальцем. — Берегись, начну наступление с утра пораньше.

      — Начинай! — Гефестион прильнул к критянину. — Где он, кстати? Заведомо преданный…

      — Пошёл лично об обеде распорядиться.



      Торжеству Александра не было предела. Кратер, Леоннат, Неарх и Гефестион были увенчаны золотыми венками, пиры в их честь и в ознаменование успеха (хотя насчёт него можно было поспорить) и завершения десятилетнего похода кругом Азии задавались грандиозные, вина текли рекой, здравицы в честь знаменитых полководцев не смолкали, как и праздничные гимны и дифирамбы в их честь.



      Хорошенько отдохнув, Неарх вернулся к кораблям. Путь флотилии лежал теперь по Персидскому заливу, вдоль берегов Сузианы до устья Тигра, Гефестиона с основной частью войска и с обозами Александр отправил берегом Кармании в Персиду, сам тоже отбыл в центр империи — наводить порядок, ибо в царстве действительно многое было далеко не безоблачно. Многие сатрапы поплатились за это головой: был казнён Бариакс, в недавнем прошлом «царь» персов и мидян, — его привёл Атропат, вместе с сыном Оксартом закончил свои дни на плахе Абулит — «за худое управление Сузами», ответили своей жизнью за смерть воинов в пустыне Гедрозии не обеспечившие должного снабжения. Не избежала печальная участь и Орсина, сменившего на посту сатрапа Персиды умершего Фрасаорта, хотя встречу Александру вступивший в должность подготовил со всею пышностью, с многочисленными подношенияи и заверениями в преданности до гроба. Прегрешения за бедным Орсином, конечно, водились, но налоги в казну он платил исправно, сатрапией управлял сносно и смерти не заслуживал. Перс не учёл одного: в отсутствие Гефестиона крутившийся близ Александра Багой снова набрал силу и был глубоко уязвлён тем, что хозяин, встретивший гостей дорогими подарками, совершенно позабыл о евнухе. Фаворит разгневался и жужжал в уши повелителю, громоздя на Орсина одно преступление за другим, так настырно и так долго, что Александр уверился в неблагонадёжности сатрапа и обвинил его в разграблении гробницы Кира и в прочих неблаговидных деяниях, не озаботясь тем, что возведённое фаворитом на сатрапа сначала не худо было и проверить. А, может быть, и знал, что проступки невелики, но посмевшему обойти подарком и уважением прелестного Багоя спускать подобное пренебрежение не стал. Орсин был умерщвлён — евнухом самолично — и на прощание бросил Александру:

      — Знал, что империей правили женщины, но правителя-евнуха увидел в первый раз.



      Гефестион, завершивший переброску войска, соединился с любимым и не преминул устроить ему разнос:

      — Зачем ты казнил Орсина?

      — Я тебе удивляюсь! — Александр попытался разыграть недоумение и пожал плечами. — Ты никогда не любил персов.

      — Правильно! Я их не люблю — и поэтому оцениваю трезво. Орсин никогда не давал тебе повода усомниться в своей благонадёжности, он никогда не задерживал сбор налогов и всегда с ним справлялся, он хорошо платил и хорошо правил, жалобы на него не поступали, поборами он не занимался.

      — Он мог быть причастен к разграблению могилы Кира.

      — Кто тебе сбрехнул эту побасёнку? Он из знатной и очень обеспеченной семьи — ему что, нужна была кучка золота из захоронения? Того, кого ты уже посрамил… Он Ахеменид — он бы до воровства не опустился. С этой гробницей вообще дело неясное, маги тоже ни в чём не сознались. Вполне возможно, что в разграблении виновны совершенно посторонние лица. Я уже говорил тебе, ещё раз скажу: ты убиваешь друзей и одариваешь врагов. О чём ты думаешь? Ты бы лучше Пора в Индии придушил, а ты ему земель нарезал. И чем всё это закончилось? Стоило тебе уйти — и он на тебя наплевал.

      Губы Александра сжались в твёрдую складку, глаза потемнели.

      — Пор за это заплатит. Я завоюю Аравию, мы выйдем в Океан, оставим Египет справа, обойдём его, войдём в Срединное море с запада, через Геракловы столпы, покорим Иберию, Карфаген и Рим, а потом я вернусь в Индию — тоже по воде.

      Но Гефестион не собирался оставлять раздражавшую его тему:

      — Так зачем ты так поступил с Орсином?

      — Он меня оскорбил.

      — Тебя? — с усмешкой выделил местоимение сын Аминтора.

      — Или моих подданных — это одно и то же.

      — Ну да, вот мы и добрались до сути! Он назвал твоего уёбка шлюхой — и ошибся, потому что этот ушлёпок не шлюха, а проститутка.

      — Багой меня любит.

      — А он всех любит. Он и Дария любил. Да нет, Орсин был прав: действительно, не проститутка, а шлюха. Первая хотя бы честно признаётся, что деньги берёт за услуги, а шлюха всех обчищает под соусом великой любви. Значит, дело было так: Орсин тебя великолепно принял, ты благосклонно на него взирал и собирался продлевать его полномочия, но он не догадался прилюдно восхититься бубенчиками на жопе Багоя и её удивительной вертлявостью, да ещё назвал вещи своими собственными именами — тогда твой обкорнанный стал тебе в оба уха дуть, как он тебя любит, а Орсин его за это оскорбляет. И додул. Так дело было, верно?

      Вопрос Гефестиона Александр предпочёл проигнорировать:

      — Я назначил на место Орсина Певкеста. Он спас меня, когда мы рубились с маллами, он изучил персидский язык и с удовольствием одевается в мидийский костюм.

      — Два последних утверждения для меня не добродетели, а Певкесту, если ты очень захотел, можно было бы и другую хорошую должность найти. Нет, это неслыханно! — Гефестион опять вернулся к прежней теме, его злость и не думала проходить. — Убить хорошего слугу по наветам евнуха, да ещё позволить сделать это ему самому! Я не зря подозревал, что у этой бесхуёвки в планах распоряжаться по своему произволу твоими устами. Так и вышло. Азиатская срака командует сыном Зевса — тьфу, непотребство! — хилиарх, с ожесточением сплюнув, закончил разбор своим любимым словечком.

      — Гефа, успокойся же! — Александр попробовал разрядить обстановку. — В истории навсегда останется совсем другое: что сын Зевса сдался только один раз, когда увидел бёдра Гефестиона.

      — Льсти, льсти! — раздражение сына Аминтора не проходило. — Всё твоё войско было в моём распоряжении — надо было мне бунт поднять, засадить тебя в темницу, а на дереве перед её зарешёченным окном вздёрнуть твоего евнуха.

      — Почему же ты этого не сделал?

      — Потому что ты болван! — глупо огрызнулся Гефестион. — Что встал? Не пыхти мне в шею — не поможет.

      Но Александр не собирался отказываться от своего излюбленного занятия и, подышав в родную плоть, стал покрывать её поцелуями, перемежая их оправданиями:

      — Всё равно всем персам веры нет. Мм… Всё равно я их везде заменяю македонянами. Умм… И я знаю самого достойного. Ох… Я подписал приказ, с сегодняшнего дня ты Великий визирь.

      — За стадий азиатчиной несёт, — критически оценил новоназначенный вступление в должность. — Что это ещё за звание?

      — Этого ещё никогда не было! — торжествующе заявил сын Зевса. — Это значит, что ты официально второе лицо в государстве, первое после меня, мой заместитель с полномочиями, простирающимися по всей империи, кроме того, ты хилиарх, гиппарх*, у тебя элитная тысяча, дворцовая печать и…

------------------------------
      * Гиппарх — начальник конницы у древних греков.
------------------------------

      — И то, что я второй Александр, я давно знал, — оборвал любимого своенравный визирь. — Не думай, что я тебе за дворцовую печать так сразу всё и прощу. — И Гефестион поднялся с места, довольно невежливо отстранив царя. — Пойду оповещу Неарха, он наверняка об этом не слышал. — Сын Аминтора нарочито сладко потянулся. — Как же я без него скучал! Как хорошо, что он наконец прошёл этот Персидский залив!


      Гефестион действительно отправился к критянину, заставив Александра закусить губу, но и у флотоводца разговор весёлым не вышел.

      По лицу критянина гуляли ураганы и бури. Увидев, что адмирал сидит мрачнее тучи, Аминторид поприветствовал его вопросом:

      — У тебя на лице штормит или я ошибся?

      — Как бы не заштормило Эгейское море перед носом Гарпала! — сквозь зубы процедил Неарх.

      — Что? — не понял Великий визирь.

      — Да вон то! — критянин кивнул на лист пергамента. — Наш казначей мне письмо прислал. Он на дороге в Афины. Захватил из казны пять тысяч талантов, собрал шесть тысяч наёмников — и драпанул. Такую империю Александр скроил: перейди Геллеспонт — и сиди спокойно в Греции. Когда ещё сын Зевса туда выберется!

      — Какого Аида! — выругался Гефестион. — В Афины, где Демосфен только и ждёт, кого обчистить! Что, у Гарпала недостача большая образовалась?

      — Да нет! — Неарх махнул рукой. — Деньги тут десятое дело. Пять тысяч талантов по сравнению с десятками тысяч, которые он оставил…

      — Но это всё равно огромная тяжесть…

      — Гарпал даже хищением это не считает, написал, что взятые им деньги — вполне умеренная плата за великолепное обеспечение кампании в Индии. Да и правда, — вздохнул Неарх, — всё, что от него зависело, он выполнил неукоснительно. Тут другое. После смерти Кена, после казни Клеандра и Ситалка Александр мог и до нашего казначея добраться: Гарпал ведь тоже из Элимиотиды.

      — Ах да, — Гефестион прозрел, но тут же усомнился: — Ты думаешь, что Александр позволил бы себе расправиться с тем, кто разделил с ним изгнание? — он же с нами был после свадьбы Филиппа!

      — А! — Неарх скривил губы. — Соображения дружбы у Александра давно не в почёте.

      — Твоя правда… — Аминторид сел рядом с флотоводцем и обнял его за плечи. — Скучаешь?

      — Даже не знаю, — честно признался критянин. — И злость берёт, и жалко, и что-то вспоминается… Он в гетерах себе не отказывал, самых шикарных из Афин выписывал и дворцы им здесь выстраивал, а, с другой стороны, у него и выхода не было. Растрата всё-таки была, Александру всё равно бы доложили, наш сын Зевса про первый побег обязательно бы вспомнил, да ещё это землячество…

      — И всё же… — задумчиво протянул Гефестион. — С такими деньгами под охраной наёмников — они же его и убьют.

      Неарх снова махнул рукой.

      — Его и так, и так убьют. Может быть, ему доставит большее удовольствие быть убитым не рукой Александра…

      Продолжение выложено.


Рецензии