Правда и фантазии о Великом Крае Глава 34

Правда и фантазии о Великом Крае Глава 34.
Фоку из Ачинского заключения выпустили; это стоило больших денег.
В середине августа Фока вернулся в Березовку. Мясная торговля свернулась до минимума. Закупив в соседних деревнях в последний раз с десяток коров, Фока с Димой пригнали их в город.
Изменения произошли и в учебе. Из гимназии Диму перевели в высшее начальное училище. Он опять стал учиться вместе с Витей и Шуриком. Учиться в высшем начальном стало гораздо труднее.
В отличие от гимназии иностранные языки в нем не изучались. Зато математика и физика были весьма сложны.
С наступлением зимы фронт стал все ближе приближаться к Ачинску. Натиск Красной Армии на колчаковские части и бегущие с ними контрреволюционные буржуазные, чиновнические и другие привилегированные классы возрастал с каждым днем.
Вал отступающих белых особенно большим и безалаберным стал в декабре. Вместе с белогвардейщиной бежала буржуазия и прочая контра с Верхнего Поволжья, Урала и Западной Сибири. Вся эта растерявшаяся орда не могла разместиться ни по железной дороге, ни по транссибирскому тракту. Нарастающее паническое бегство происходило сплошным потоком шириною в пятьдесят-семьдесят километров.
Заснеженная земля была изборождена колеями ухабистых посеревших дорог.
И в городах, и в деревнях то и дело слышалось:
- Лошадей!  Лошадей!
- Сена! Овса!
- Пустите переночевать!
- Нет ли продуктов у вас?
- Дайте хлеба, яиц, молока!
Кто просил, а кто просто приказывал и отбирал.

Массовый исход 1919 года в Сибири.
Вместе с гражданскими беженцами то на той, то на другой подводе проезжали и отдельные офицеры. Дима с Шуриком видели, как из закрытой кибитки вылезал большеусый генерал в бекеше. Он был не такой уже старый. Невольно думалось:  «А где же, ваше Превосходительство, ваше доблестное войско?».
Рухнула, раскалывалась вдребезги былая опора и белого царя и буржуазии.
Отступающие и бегущие занесли в чистоплотные сибирские семьи грязь, вшей, антисанитарию, а с ними тиф и другие инфекционные болезни.
Еще недавно холеная и внешне культурная публика опустилась, стала показывать то заискивание, то грубость и нервозность,  апатию, то болезненность, то ухарство над слабыми. Среди беженцев были и приторно галантные интеллигенты, и бесшабашные гуляки.
Некоторые из них в ожидании подвод, предавшись Бахусу, пили, гуляли и распевали:
Прощайте други!
Я уезжаю.
Кому я должен,
Я все прощаю.
Ах, шарабан мой –
Широки сани!
А я мальчишка из-под Казани.
Вспоминали фешенебельные рестораны, кабаре, Вертинского:
Ваши пальцы пахнут ладаном
И в груди твоей печаль.
Ничего тебе не надобно
И прошедшего не жаль…
Или:
Что за ветер в степи молдаванской!
Ах, гудит под ногами земля.
И легко мне с душою цыганской
Кочевать, никого не любя…
Конечно, среди беженцев были и неплохие люди. Они понимали вздорность и прошлого, и этого вертепного бегства. Однако, куда и зачем они едут, они и сами не представляли. Какое-то чувство стадности гнало их дальше и дальше. Ну и, конечно, страх.


К концу декабря беженцев становилось все меньше. За ними шли остатки редеющей колчаковской армии. Белогвардейщина и организационно и морально агонизировала. За нею оставались  полуопустошенные города и  деревни. Кони же перевелись совсем. По  улицам бродили лишь бездомные загнанные клячи.
В Ачинске в промежуточное время после ухода остатков беженцев и белогвардейского гарнизона была введена самоохрана. Фока был мобилизован отступающими  везти  какой-то багаж на обоих семейных лошадях. У  хозяев свирепствовал тиф. Выделен в армию самообороны от дома был выделен Дима, которому было 14 лет. Ему дали винтовку без патронов, с которой он ходил до полуночи.
В канун 1920 года ранним утром со стороны Чулыма раздалось: «Тра-та-та-та!»…
Трещал пулемет. Раздавались отдельные ружейные выстрелы.
5 Армия триумфальным ходом очищала Советскую Сибирь от врагов.  Большинство участников этой победы было уничтожено во время репрессий тридцатых годов.
Ачинск колчаковцы сдали без боя. Это говорило о моральном разложении в армии. Как в жизни, если человек расслабляется, все валится из рук. Жизнь – есть усилие. Нельзя допускать уныния; уныние – большой грех. А вожди белого движения позволили себе впасть в депрессию, заливая свое горе алкоголем. Эта историческая парадигма, к сожалению, повторяется в жизни многих людей, менее известных, чем Колчак или Деникин.
Под руководством Политотдела 5 Армии и Сибревкома  РКБ /б/  началось возрождение города к нормальной жизни.
Дима с Витей и Шуриком бродили по улицам, читали объявления и плакаты, смотрели на проходящие части Красной Армии.
Население призывалось к наведению общественного порядка. В первую очередь предлагалось осуществить тщательную санитарную обработку. Дезинфекционная станция при городской больнице, прозванная народом вошебойкой, работала непрерывно днем и ночью. Были приняты все меры к пресечению инфекционных болезней. Тиф, среди населения, стал несколько спадать.
Вместе со всеми колчаковскими «законами» аннулировались и старые денежные знаки. Вместо обесцененных колчаковских, керенских и царских денежных знаков, в обращение вошли новые, советские деньги.
Открылись магазины, лавки, кино, библиотека.
Начались занятия в учебных заведениях.
Дней через десять вернулся Фока.
Багаж господ он довез почти до Красноярска, но кони превратились в никуда негодных кляч. Линия фронта опередила отступающих, и Фока обратно добрался поездом. Он похудел, осунулся, еще больше оброс бородой.
Изгнав белогвардейцев из многих районов Енисейской губернии, в Ачинск на соединение с частями Красной Армии прибыли партизаны щетинкинцы.  Сам Петр Ефимович Щетинкин со своими приближенными несколько дней квартировал у Фоки.
Среди его соратников был и Трофим из Корниловки. По сути, это были анархисты. Поэтому неизбежно было возникновение противостояния с большевиками.
В городе делать больше было нечего. Последняя материальная база с аннулированием старых денег пропала. Семья Фоки решила переехать в Алтат. Задерживала только мать. Она заболела сыпным тифом.
Через месяц приехал один из братьев Фоки. Отдельных лошадей мужики сумели спасти на своих дальних заимках.
Через неделю все были готовы к отъезду в родное село. Лиза оставалась у тети Кати  заканчивать свои учительские курсы, а в Алтате ждали Василий и Ута.
Наступило время для Димы прощаться с закадычными друзьями, Витей и Шуриком. Дороги их расходились. Семья Фоки уезжала в Алтат, а семья Вити собиралась в Минусинский уезд. Лишь Шурик оставался в Ачинске. В то время многие из городов уезжали в деревни.
Прямым зимним путем через тайгу и Викентеьевку на двух подводах со всем имуществом семья Фоки поднималась на хребтовую гору Арги. Ачинск остался позади. Впереди была новая сельская жизнь.
Порошила небольшая пурга. Покачивались вершины зеленого ельника. Вдали, за снежной пеленой, стояли могучие сосны.