Бах-бабах, или кое-что о музыке

Ну, в общем...это...оно так и вышло. Я этого уже ждал. В понедельник мама вошла в комнату и как-то то ли торжественно, то ли смущенно, объявила, что они с дядей Сережей хотят пожениться, если я, конечно, не возражаю. Я не возражал: дядю Сережу я знал давно, он часто к нам приходил, с алгеброй мне помогал, встречал нас с мамой на вокзале, когда мы с полными корзинами яблок ехали из деревни... Но мне захотелось повыёживаться, поэтому я спросил:
 - А если я возражаю, это что-то изменит?
 - Видишь ли, - тут же начала мама (видать, она была готова к этому вопросу), - мы поженимся всё равно, просто позже, когда ты согласишься. Мы будем тебя долго-долго уговаривать и в конце концов уговорим.
 - Ладно уж, - пожал я плечами, - чего время-то тратить на уговоры! Это даже прикольно! У меня будет папа.
 - Да, - кивнула мама, но мне показалось, что она совершенно не уверена в том, что это «прикольно». – Папа и сестра.
Я знал к тому моменту, что у дяди Сережи есть дочка от первой жены, я ее даже видел: она младше меня на три года и ужасно противная. Танька. Её мама уехала куда-то далеко, а её не взяла, поэтому она живёт со своим папой, а со следующего понедельника мы будем жить  вчетвером.
За неделю мы перевезли  вещи к дяде Сереже. Ну, не все, конечно.  Самые нужные. А их оказалось очень много: одежда, книги, мои школьные принадлежности, мамины рабочие бумаги в разноцветных папках,.кое-что из посуды. После работы мама, после школы я. Собирали по коробкам, потом на машине подъезжал дядя Серёжа, и мы ехали к нему домой. Расставляли, раскладывали, снова возвращались, вместе ужинали. Таньку за эту неделю я ни разу не видел. Дядя Сережа сказал: она пока у бабушки.
На последний день мама назначила отгрузку пианино.
Вы думаете, моя мама – пианистка? Вот уж нет. Она самый обыкновенный бухгалтер. Но три года назад ей втемяшилось в голову, что её единственный сын должен заниматься музыкой.
Она отвела меня в музыкальную школу, где у меня обнаружили чуть ли не абсолютный слух. И началась моя «веселая» жизнь: после школы – гаммы, Бах - бабах, «раз-два-три» в темпе вальса, вечно простуженная учительница Ираида Алексеевна.
  Она бухала свою огромную ладонь на мою руку, чтобы показать, как надо играть.  Потом вскакивала со стула и изо всех сил сверху опиралась на мои плечи, даже как-то удобно располагалась на них. Это означало, что рука должна быть тяжелой: именно так, по ее мнению, я должен был давить на клавиши.
Я давил. Она злилась. И постоянно жаловалась моей маме, что я ленивый и бестолковый, хотя и «не без способностей». 
Вначале я пытался убедить маму, что не хочу играть на пианино, потом – смирился с тем, что мне придется закончить музыкальную школу. Хоть как. Лишь бы закончить и никогда в жизни уже потом не подходить  к этому черному ящику.
Когда  мама объявила о близких переменах в нашей жизни, я, признаться, сразу подумал, что теперь-то мне разрешат  бросить музыку: ну, не потащит же она пианино в новый дом?! Ан нет.
Пришли двое мужчин с длинными, широкими ремнями. Продели эти ремни снизу через пианино и с грохотом поволокли его вниз. А оно как будто сопротивлялось: что-то
 клокотало у него внутри, все звуки вперемешку выскакивали наружу. На улице его погрузили в машину и увезли.
Это был воскресный вечер. А назавтра после школы я должен был идти уже по новому адресу, на улицу Виноградова, где жил дядя Серёжа.
В школе я ничего никому не сказал. А что говорить-то? Пока нечего. Только Вовке, другу своему лучшему. И то вкратце. Как говорят: «информативно».
Вовка, видимо, не определился с тем, хорошо это все или плохо: сам он жил в очень полной и очень многолюдной семье (родители, бабушка  и два брата – старший и младший) и то уставал от родных и близких, то скучал по ним, так что не знал, сочувствовать мне или радоваться. Он ограничился коротким: «Ага. Ну.» - и тема была исчерпана.
После школы я поехал к дяде Сереже. В смысле – в нашу новую, общую квартиру. Дверь мне открыла Танька.
-Привет, - сказал я, втискиваясь в прихожую.
- Привет, - ответила она с полным ртом (она вообще часто что-нибудь жевала).  -  Заходи.
И я глупо ответил:
- Спасибо.
Маму должен был забрать с работы дядя Сережа, и только тогда приехать домой, так что пока мы были одни.
- Мой папа сказал, вы тут будете с нами жить, - сообщила Танька.
Я молчал.
- А чО у вас столько вещей? – продолжала беседу Танька. – Ужас как много.
- Разве? – не выдержал я.  – Смотри. Это вот мои учебники. Это мамины книги. 
- У тети Светы столько косметики! – недовольным тоном сказала Танька. – Всю папину полку заняли!
 Я растерялся, потому что в первый миг даже не понял, что тетя Света – это моя мама! Ее вообще никто не называл Светой: только Ланой, или полным именем, или по отчеству. Бабушка называла Светлашкой, а дядя Сережа – Светиком. А уж тетей она всяко не была ни для кого. О чем я Таньке и сообщил.
- Ну и чО? – ответила она. – Моя бабушка сказала, что будет ее называть Светой, а я должна называть тетей Светой, вот. – И, не дожидаясь моего ответа, она подошла к пианино:
- Это чО? – спросила она.
- Будто не видишь, - сказал я раздраженно, - пианино.
- Зачем?
- Играть.
- Тетя Света, что ли, играть будет?
-Нет, - ответил я, стараясь, чтобы это прозвучало вежливо.
- А кто?
Надо было, конечно, ответить «конь в пальто»: глядишь, и нашли бы общий язык, а потом и пианино как-нибудь выжили, за ненадобностью, но Бог его знает, что на меня нашло.
Я посмотрел на Таньку сверху вниз, распрямил плечи и сказал:
 - Я.
И тут же поднял крышку.
Танька уставилась на черно-белые перламутровые клавиши. Потом осторожно нажала на одну, на другую, на третью.. А потом положила на клавиатуру ладонь и прижала ее к клавишам. Пианино отозвалось гулким разноголосым эхом.
В двери щелкнул замок.
- Папа! – обрадовалась Танька и побежала в прихожую. Я вышел тоже.
- Привет, - весело поздоровался дядя Сережа и протянул мне руку. Я ее пожал.
Мама выглядела немного растерянной.
 - Здравствуйте, дети, - сказала она. 
Наклонилась и поцеловала Таньку, потом привычно чмокнула в щеку меня. Танька повисла на дяде Сереже, мама протянула мне сумку, которую я потащил в кухню. Началась суета: «сыр в холодильник положи, пожалуйста», «поставь кастрюлю с водой на газ», «вытряхни в мусорное ведро».
Танька стояла тут же, молча, и следила за «тетей Светой», которая распоряжалась в их с папой кухне. Именно это было написано у нее на лице. 
Мама почувствовала это напряжение и обратилась ко мне:
- Сыграй нам что-нибудь, сынок.
Час от часу не легче! Но сказать «нет» я не смог. Я просто почувствовал, что сейчас мы с мамой плывем в лодке вместе и нужно быть во всем заодно.
Я пошел в комнату. Сел за пианино. Открыл ноты.
Тягомотный Иоганн Себастьянович Бах ехидно улыбался всеми своими белозубыми пассажами, а к завтрашнему уроку я не выучил еще ни одного такта.
Привычно отбарабанив свой незамысловатый репертуар, я облегченно вздохнул (решив сказать учительнице, что выучу в следующий раз) и увидел перед собой Танькины глаза. Они пылали ненавистью.
- Ты чО? Так теперь и будешь каждый день, да? - прошипела она. – Каждый день? Приперлись сюда с пианиной, еще и тренькать тут будешь!
И прежде чем я успел открыть рот, она вылила на клавиши пузырек жидкого канцелярского клея.
-  Ты с ума сошла, что ли? – закричал я, вскочив со стула и нависая над ней.
Она взвизгнула. Из кухни прибежали мама с дядей Сережей. Сначала немножко поругали Таньку. А потом взялись за меня.
Дядя Сережа сказал мне, что мужчина в принципе не имеет права повышать голос на женщину, как бы она ни была виновата. А мама... я не понял, за что она-то меня отчитывала. Мне показалось: за компанию. Ну да, она же теперь не только моя мама, но и дяди Сережина жена, вот и должна его во всем поддерживать.
Потом она взяла тряпку и стала вытирать клавиши. Наверное, она прикасалась к ним очень нежно, потому что они не издали ни звука. Аккуратно закрыла крышку и молча ушла на кухню.
На следующий день, придя домой, я обнаружил на крышке пианино табуретку, ножками вверх. Снял, открыл... вся клавиатура ровным слоем была покрыта рисовой кашей: ее на завтрак сварила мама. А Танька, значит, выгребла остатки из кастрюли и нашла им применение.
Каша была густая, и, когда я коснулся клавиши, под пальцем стало скользко.
Танька сидела у стола и делала вид, что читает учебник.  Краем глаза она следила за мной.
Я принес тряпку и стал вытирать клавиши. Крупинки попали между ними, и достать их оказалось почти невозможно.
Хлопнула дверь.
 - Привет! – закричал дядя Сережа, и Танька метнулась в прихожую.
Через минуту они все трое вместе с мамой вошли в комнату.
Я ничего не собирался рассказывать, но ведь и так было ясно, что история повторилась.
Дядя Сережа взял Таньку за руку и увел на кухню: воспитывать. Мама обняла меня.
- Сынок, - сказала она, - тебе трудно, но надо потерпеть. Она ведь совсем другая. И ею в общем-то никто не занимался. Она привыкнет, и мы привыкнем, и всем станет легче.
Я молчал. И мама молчала. И пианино молчало. И его стало как-то особенно жаль. Уж оно-то всяко ни в чем не виновато...
Через пару дней дядя Сережа сказал мне:
 - Слушай, давай продадим пианино. Ты ведь все равно на нем не очень-то и играешь. Только место занимает. А тут и Татьяна успокоится, и место освободим. Купим вам лыжное снаряжение, поедем зимой в горы, я вас кататься научу.
Странно, но я не обрадовался. А ведь еще пару недель назад просто мечтал об этом.
Целый день я размышлял: нет, не над дяди Сережиными словами. А о том, что я не рад.
 - Так бывает, - авторитетно заявил Вовка, выслушав меня. – Вот сколько раз было: хочу чего-нибудь, прошу, а родители говорят: потом. А когда покупают, мне уже не надо. Перехотел, понимаешь?
Нет, я не понимал. Чего я перехотел-то? Перехотел не заниматься музыкой? Ерунда какая-то.

На следующий день, оттерев клавиши от акварельной краски( Танька, видимо, решила не повторяться, да и кашу в тот день не варили), я стал играть. С каким-то остервенением. Может, хотел позлить Таньку: дескать, я все равно играть буду, можешь не стараться. Из щелей между клавишами все еще выскакивали крупинки той самой каши. Я поспешно смахивал их пальцами или краем ладони и продолжал играть. И даже не заметил, как мама и дядя Сережа тихо вошли в комнату и остановились в дверях.
В конце недели Ираида Алексеевна позвонила маме и похвалила меня. Нет, хвалить она не умела, а просто сказала, что «с некоторых пор все не так ужасно». Но такое одобрение из ее уст было равносильно победе на музыкальном конкурсе. Кстати, я его вскоре тоже выиграл.   


Рецензии
Спасибо, Людмила -- это особенно интересно, когда жизнь переплетается с музыкой. Похоже, что этот рассказ был частью чьей-то реальной жизни. С уваженинем, Андрей.

Андрей Зотов 2   07.10.2020 00:00     Заявить о нарушении
Андрей,спасибо.

Людмила Свирская   24.10.2020 00:35   Заявить о нарушении
На это произведение написано 6 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.