Прогресс технологий против любви полов

 Источник жизни и высшая ценность духа
Жизнь как пламя. Ей все время нужен новый материал. Способность размножаться, воспроизводить себе подобные существа взамен сгоревших при обмене веществ. Она  является основным признаком отличия живого от неживого. Примитивные организмы могут производить идентичное потомство простым делением  (бинарное, множественное, фрагментацией, спорами, почкованием – клонированием), у высших обязательно взаимодействие разных по наследственным и морфофизиологическим  характеристикам особей. У них образуется пол, благодаря чему генетические изменения из обусловленных случайными мутациями, превращаются  в постоянный механизм  отбора полезных свойств, "встроенный" в эволюцию биоты. Возникновение полового деления  и есть граница между низшей и высшей формами жизни на Земле. Это  была подлинно сексуальная революция. В рамках развития  и совершенствования живого она по своему  значению сравнима с появлением органических существ вообще.
Половая стратегия жизни предполагает, что субстратное разделение особей сопровождается обратной  тягой к единству, влечением к образованию нового целого и тем самым восстановлению онтологической тождественности вида. Поляризованность субстрата компенсируется энергией соединения. Кроме наследственных биологических выгод возникновение полов увеличивает эффективность взаимодействия с внешней средой. Оно целесообразно поведенчески, когда к особи предъявляются противонаправленные требования: быть спокойной, например,  при рождении и воспитании потомства или быть агрессивной, продолжая защищать свою территорию; охотиться ради собственного выживания или кормить детенышей; быть ориентированной вовне или вовнутрь.  Одновременное действие по разным векторам или всех по одному дисфункционально, сужает возможности видового прогресса. Деление, возникновение двоицы (полов) решает эту задачу,  дает  более адекватную структуру ответа на вызов  сталкивающихся друг с другом сил и обстоятельств. Разделение  функций "по полам" первый шаг к сложности, одновременно овладения ею  и получению эмерджентного  выигрыша. На этот путь тем или иным образом встали все высшие существа. Диалектика пола является выражением общего нарастания сложности развития живого. В мифах и философии древних она обычно распространялась на мироздание в целом.  Соединение и разделение, любовь и вражда рассматриваются как силы, пронизывающие любое сущее. Космос живой, имеет края и  полюсы, а значит «пол», в силу чего он  намаг/н/ичен, напряжен и  представляется  как Активная  Мировая Душа, Абсолютный Дух, БОГ.
Возникновение человеческого духа  настолько связано с полом, что наряду с объяснением этого события божественным Актом или совместным трудом, в  некоторых теориях  его предлагают считать результатом противоречия между влечением и социальностью. Табуирование инстинктов, особенно такого фундаментального как половой, рождает воображение, а потом мысли. Во всяком случае,  признано, что первобытная культура, протокультура пронизана сексуальностью, вращается вокруг гениталий. Половые отношения лежат в основе  матриархата. Мать – материя,  основа; женщина – генщина, родящая, наследующая,  когда вся жизнь (пока не знали отцов и   не  начали указывать: вот-ец, вотец, вотчина, отчина), организовывалась вокруг рождения и воспитания потомства. Хотя значение физической силы и агрессивности на охоте, в удовлетворении инстинктов и  борьбе с враждебными племенами было выше,  чем когда-либо (мужчина, мускина, мускул, му/ышца, сила, энергия), структура  социальных отношений  определялась родством и кровью, по  материнской линии. Лишь с появлением возможности производить больше, чем сразу съедали, то есть накопления, а потом  собственности и классов  (да простят мне этот "марксизм" представители новой идеологической конъюнктуры) возникают семья и патриархат. Семья (семя)  по  своей сути всегда патриархальна и полноценно, а не вырожденно существует до тех пор, пока и насколько патриархальна, эти  институты рождались и исчезают вместе. Возникновение семьи было первым поражением почти еще природной сексуальности от культуры. Отныне семья – "ячейка общества". Сексуальность  перестает быть непосредственной и спонтанной, она не  просто структурируется, а целенаправленно, потребностями новых социально-экономических форм жизни регулируется. Регламентирующее вторжение культуры в свободу секса порождает лицемерие   (желания, которые трудно скрыть, например, запрещаемые в своем племени, т.е. инцестуальные, приходится закрывать  набедренными повязками, превратившимися  потом в одежду) и… любовь, предпосылки к ней.  А также стыд, совесть, понятие вины, греха,  прочие моральные формы сознания. Если в происхождении сознания в целом  из напряжения между желаниями и запретами можно сомневаться, то в отношении морали и любви это кажется бесспорным.
Становление индивида как личности шло рука об руку с  процессом его выделения из рода, а потом  и общины. Между родом и  личностью образуется  разрыв, который  в ходе истории расширяется. Его можно считать выражением драмы взаимодействия природы и культуры. Их противоречие разрешалось прежде всего через изменение места половых отношений в обществе, способов реализации "основного инстинкта". На стороне рода – телесность, потребности продолжения  природно-биологического существования человека, радость, которую он получает от их удовлетворения, на стороне  личности – сознание, хотя вначале еще "родовое", связанное  с  овладением внешней природой, ее использованием ради облегчения жизни, удовлетворения   от достигаемых целей. Воздвигаемые перед непосредственной чувственностью препятствия, ее "преследование" вплоть  до подавления, вели  к усложнению и сублимации  переживаний, их возгонке в более тонкое состояние. Но как  бы это соотношение родового и индивидуального  ни менялось, закон сохранения человека в качестве  особого биологического  вида ставил ему границы: поддерживать взаимное влечение полов, служа тем самым источником продолжения жизни.
Считается, что  связывать с половым влечением  различные виды   любви:   привязанность, дружбу, симпатию, милосердие, любовь к Богу (как делал З.Фрейд), – значит вульгаризовать проблему. Вряд ли, однако, будет убедительнее эту связь совершенно разрывать. Да, стороны здесь полярны.   От: "никакой любви нет"  (в лучшем случае она   "ловушка для воспроизводства вида", в которую, подразумевается,   умный человек не попадет,   до:   "любовь – божественная (космическая) сила", к которой секс не имеет отношения. Подобная  полярность факт, но она континуальна.  Исключая, ее стороны   предполагают друг друга. Это не две разные субстанции, хотя бы и в единстве, а одна, хотя  в разных состояниях. Родовая идентичность человека  обусловлена сохранением континууальности как таковой. Потеряв способность к любви, он не возвратится в животное и даже в варвара, а утратив интерес к сексу, он не станет ангелом и даже святым. Это  будет трансформация в какое-то иное качество, которая сейчас практически начинается.  Пока же надо напомнить  о высочайшей ценности любви, до сих пор   признававшейся человечеством. Как впрочем и секса, ибо мы договорились, различая корни и вершину дерева,  их не разделять, не распиливать  (чтобы не наломать дров).      
О ценности любви пора именно напоминать. Вряд ли   в техническую, поставившую под вопрос  все природное, эпоху и  после возникновения гендерной идеологии, о ней можно сказать что-либо лучше, чем прежде. Мифы и великие философские учения Древнего Востока,  Камасутра и притчи царя Соломона воспевают любовь как главное в жизни человека. Ею пропитана почва, на которой выросла и европейская культура. "Omniumproceditexamore" (Все происходит от любви) – утверждали римляне. Или христианство: "Бог есть любовь", Евангелие  (Благая весть) – это весть о любви Бога к людям. Соответственно, основной заповедью их жизни должна быть  любовь к Богу и своему ближнему. Люби и  делай  что хочешь,   формулирует суть христианской морали Августин Блаженный. Как смысл бытия, как синоним счастья  любовь  рассматривалась в эпоху Возрождения и в Новое время. Не только духовная, на что делало упор христианство, но и телесная. "Доставшиеся нам несколько глотков волшебного напитка любви, – говорил Гете, искупают все тяготы жизни". Пол, страсть, любовь – это солнце, вокруг которого вращается человеческая жизнь, они во взлетах творческого вдохновения и страданиях, святости и неврозах – в литературе, живописи, остальных формах искусства. "All you need is love" (Все,  в чем Вы нуждаетесь – это любовь) дает совет нашим современникам, пожалуй, последний выдающийся представитель гуманизма Э. Фромм. Признание абсолютной ценности любви можно найти не только в высокой, но и массовой, молодежной культуре, хотя все больше в какой-то печальной, пугающей тональности.
Послушай, что я скажу,
Тебе не стоит жить.
Послушай, что я скажу,
Ты разучился любить.
Голубую сетку вен порви скорей.
Послушай, что я скажу,
Себя убей!
Эти  и подобные  настроения стали распространяться  после, как считается, великого торжества пола, происшедшего во 2-ой половине  ХХ века в передовых странах Запада, когда в результате распространения сексуальности  "вширь и вглубь", перед людьми открылись невиданные,  небывалые   возможности удовлетворения всех чувственных  влечений и духовных желаний.

Парасексуальная революция: пейзаж после  битвы.
Существо событий, которые принято называть сексуальной революцией, состоит в том, что эротико-физиологическое удовольствие, всегда  являвшееся средством, "приманкой" для продолжения рода, отрывается от своей основы и приобретает  самостоятельное значение. Становится самоцелью. Репродуктивная функция взаимодействия полов вытесняется рекреационно-гедонистической. Тем самым пол, сексуальность в их природно-биологическом смысле   отменяются. Органы размножения наличествуют, но "недействительны", вернее, действительны, но очень редко. Как аномия, когда, например, «просчитались». С точки зрения задачи продолжения рода образуется как бы тело без пола. А вообще, без "как бы". По определению Всемирной Организации Здравоохранения (ВОЗ) "сексуальность – это способность рождения, продолжения рода". Оно совпадает с тысячелетними представлениями человечества о половой любви как причине жизни. На поддержание её такого предназначения  были направлены и социальные регуляторы. Иные формы использования сексуальной энергии – внебрачные или внесемейные связи, проституция, порнография, нарциссизм, онанизм, гомосексуализм и т.п. рассматривались как отклонения от природы вещей и патология. Они осуждались обычаем, моралью и религией, преследовались юридически. Вплоть до предания смерти.
Отныне подобному отношению положен конец. Все эти аномии и патологии  возводятся в норму. Не за  них осуждают и преследуют, а  преследуют и осуждают того,  кто против них. Открытые либеральные  общества провозглашают терпимость к любым способам сексуального удовлетворения, если они осуществляются по соглашению сторон и не причиняют вреда другим индивидуумам. Сексуальность  больше  не связывается с продолжением рода. Обычное интимное взаимодействие мужчины и женщины, даже если они вне семьи и с предохранением от нежелательных последствий, называется теперь "традиционным сексом". Иметь пол, действовать в соответствии с представлениями о ролевых функциях того или иного пола («быть мужчиной», «вести себя как женщина»),  тем более,  жить семьей  – это традиция. То есть секс стал тем,  что когда-то возникнув, не подкрепляется потребностями настоящего времени и существует по инерции.   Что касается главной функции половых отношений –  рождения детей, да еще в семье – эти, на фоне общего уровня сексуальной жизни чрезвычайно редкие акты, приобретают статус даже не традиции, а пережитков прошлого, на смену которым  разрабатываются  более прогрессивные, биотехногенные  способы воспроизводства человека. Точнее, уже постчеловека.  Которые, собственно говоря, и задают, «заказывают» тенденции разложения  естественных форм продолжения жизни.
В связи с утратой полом своей сущностной природной роли, происшедшую сексуальную революцию правильнее называть контрсексуальной. Во второй половине ХХ века началась и длится до сих  пор, все больше набирая силу Сексуальная контрреволюция. Оценивая же ее не с биологических или  морально-религиозных позиций, а по социальному содержанию и в то же время,   отдавая отчет в эволюционном значении возведения в норму побочных рекреационно-гедонистических форм эксплуатации сексуальной энергии, данный феномен может быть целесообразнее   характеризовать мягче, реалистичнее – как парасексуализм. Сексуальная (контр)революция – это парасексуальная революция.
В более конкретном рассмотрении содержания новой сексуальности мы позволим себе опереться на итоговую статью одного из самых известных в России  ее  идеологов и апологетов И.С. Кона  «Человеческие сексуальности на рубеже веков» //Вопросы философии 2000 № 8). Ее можно считать началом идейного переноса  сексуальной революции   на российскую почву, а также  образцом обстоятельного и в то же время  чисто эмпирического подхода к социально-антропологическим процессам. В ней представлен своего рода идеальный тип либерального сознания, озабоченного свободой индивидуума и совершенно не принимающего и не понимающего связи его судьбы  с судьбой рода, перспективами человечества какцелого. А те, кто эту связь видят, о ней  задумываются и, не дай  бог, не согласны с необходимостью "полной сексуальной реализации личности" предстают как традиционалисты, фундаменталисты и консерваторы. Противники всего нового и прогрессивного. Помеха цивилизации, «противящиеся воле истории».
     Итак, что мы имеем в активе идеолога парасексуализма: "Нормализация гомосексуальности –  первый случай индивидуально-групповых ценностей, не укладывающихся в прокрустово ложе  полового диморфизма, гендерной биполярности и репродуктивной модели сексуальности. Постепенно такого же признания добиваются и другие сексуальные меньшинства (транссексуалы, трансвеститы, садомазохисты и др.  Существеннный сдвиг в сексуальных установках конца ХХ в. – нормализация аутоэротизма и мастурбации. Мастурбационная тревожность и чувство вины по этому поводу, отравлявшая жизнь бесчисленным поколениям мужчин и женщин, постепенно отходят в прошлое…Исключительно важной формой сексуального удовлетворения становится виртуальный секс, особенно для людей, которым по тем или иным причинам трудно реализовать  свои эротические желания лицом к лицу… Меняются функции коммерческого секса (проституции). Чтобы понять это,  нужно изучать и типологизировать не только и не столько  сексработниц и учреждения сексуального обслуживания, сколько их клиентов".  Остаются, правда, некоторые недоразумения с педофилами, так как они "вызывают  сильную эмоциональную реакцию со стороны общества, которую консервативные силы часто используют для разжигания истерии в средствах информации. В спорах на эти темы зачастую непонятно идет ли речь о защите детей от сексуальных посягательств со стороны взрослых или их собственной пробуждающейся сексуальности".
Несмотря на подчеркнуто объективистский стиль, текст явно напрашивается на восклицательные  знаки  –  негодования (у традиционалистов и консерваторов) или ликования (у прогрессоров и либералов),  которые читатель, в зависимости от  убеждений, может поставить сам.
"Консервативные силы", отвергая  плюралистический секс, обычно апеллируют  к нравственности и Богу. Но для техногенного человека с его преимущественно сциентистско-атеистическим сознанием, это слова, к которым он относится  безразлично или с пустым почтением. Ему нужны теоретические аргументы. Консерватизм не должен быть "тупым",  опирающимся единственно на догмы практического разума.  Теперь табу  нуждаются в обосновании, по крайней мере,  в знании последствий их разрушения.  В знании  итогов  торжества «прав человека» как индивида для судьбы его рода, нашего дальнейшего бытия в мире. Какова объективная роль и на-значение «прав человека» для  истории  человечества. То есть в "метафизике", в философско-культурологической интерпретации. Сопротивление «смерти полов» должно  развертываться  в идеологию.
Почему надо осуждать проституцию, искренне недоумевают духовные рыночники: обыкновенная коммерческая сделка взрослых самостоятельных людей, для которой по гигиеническим соображениям надо бы предоставлять особые помещения,  да и налоги собирать. Но в том-то и дело, что необыкновенная.  Уже В.В. Розанов  в «Опавших листьях» пытался объяснить таким людям " на их языке" (без морали), что на продажную любовь  "нужно смотреть как на выделку "фальшивой монеты", подрывающей "кредит государства". Ибо она, все эти  "лупанары" и переполняющие улицы ночью шляющиеся проститутки  – "подрывают кредит семьи", "опровергают семью", делают  "ненужным (осязательно и прямо) брак". Ну, а уж "брак" и "семья"   не менее важны для нации, чем фиск и казна".  Поэтому бессмысленно одновременно ратовать за укрепление семьи, повышение рождаемости, воспевать высокие чувства и поощрять, пропагандировать "коммерческий секс". Плюрализмом здесь может обманываться тот, кто смотрит на мир не выше уровня расположения  органов   для осуществления этой коммерции.
Аналогично с остальными  пунктами сексуального прейскуранта. Второй ход мысли заставляет признать, что любовь в пределах одного пола есть несомненное проявление кризиса человеческого рода, его распада,  ибо если потреблять означает разделять и истреблять,  то продолжение бытия  любого феномена  предполагает необходимость сохранения его единства и целостности.  Взаимодействие и любовь, которые ничего не порождают,  с точки зрения судьбы родового человека являются паразитическими. Третий ход мысли показывает, что мастурбация и виртуальный секс, контакты по смартфону вместо непосредственного общения, замыкая индивида в его собственной скорлупе, служат  разложению остальных живых связей между людьми, в том числе  даже внутри одного пола. Дело идет к тому, что никто никому будет не нужен  – к аутосексуализму,  который  есть абсурд по определению.  Считать все эти технические приспособления  способом преодоления одиночества то же самое как верить, что принесенная алкоголику утренняя бутылка водки   решает проблему его выздоровления. И т.д. и т.п.
Не надо быть большим философом  для понимания, что вместе с технологизацией  интимных отношений идут   процессы потери людьми собственной идентичности, в конечном счете, этапы их самоотрицания. Гибельные  для  человеческой формы бытия, лишающие ее перспективы.    Достаточно быть просто самостоятельным,   не зашоренно мыслящим человеком. Хотя это,  как видно по реакции на происходящее разложение сексуальности,  самое сложное. Начинаешь сомневаться в сапиентности человека вообще. Что за «sapiens», если его носитель не хочет замечать очевидного, от имени учености топит все в неопределенных бессмысленных рассуждениях о «свободе» и как пятилетний ребенок   лжет себе на каждом шагу. Хотя бы лгал другим, но это было бы слишком  ответственно и по-взрослому.
Все неприятности традиционалистов и консерваторов проистекают от того, что они видят  дальше своего носа и мыслят  масштабами человечества, "в принципе", в то время как либералы и прогрессисты счастливо избавились от того и другого. Категорический императив Канта: "Поступай так, чтобы максима твоей воли могла стать правилом всеобщего законодательства" часто отождествляют с так называемым золотым правилом морали: "Поступай так, как ты хочешь, чтобы поступали по отношению к тебе". Между тем они различны до противоположности. Категорический императив предполагает оценку собственного поведения  не в свете выгоды и эквивалентного обмена, а в свете судьбы целого, к которому  ты принадлежишь. Это тоталицизм. Его логика: я отвечаю за всех.  Такова логика традиционализма. В сексуальном плане она запрещает все, что не ведет и не служит, тем более вредит сохранению идентичности человека, его бытия. Когда же говорят: да, я живу так, что если все остальные последуют за мной, то людской род прекратится, но я знаю, что они этого не сделают", то аборты, онанизм, гомосексуализм и т. п. могут практиковаться без всякого чувства вины. Это утилитаризм, ориентация на индивидуальную самореализацию. Его логика: "каждый отвечает за себя". Такова логика  либерализма.
Парасексуализм  паразитирует на сексуальности традиционалистов или не всегда последователен (позволяет себе консервативные отступления, вплоть до требования для себя самими не сделанных детей; какой цинизм и  наглость!).  Традиционалисты и консерваторы  также могут быть непоследовательными, особенно  в мыслях, но они хотя бы понимают значение своего поведения и чувствуют ответственность за него. Вопреки пропагандистской схеме они, а не защитники "свобод" воплощают общечеловеческие ценности. Очевидно, что с точки зрения перспектив человечества, парасексуализм не может претендовать на норму. Он всегда должен оставаться нарушением. Да и с точки зрения  собственной судьбы: паразит, погубивший хозяина, погибает  вслед за ним.
Критикуя  эмпирическую сексологию за эгоизм и беззаботность в отношении антропосоциальных последствий сексуальной революции, мы должны признать, что И.С. Кон, наряду с безусловным одобрением ее достижений проявлял и некоторую обеспокоенность. На ясном небе парасексуализма есть два облака: 1) Огорчает как всегда Россия, где "идея систематического сексуального просвещения молодежи заблокирована совместными усилиями коммунистов, церковников и коррумпированных СМИ при активной финансовой поддержке американских фундаменталистов из так называемого движения  ProLife".  И почему-то: 2) "Снятие  и ослабление многих  культурных запретов делает сексуальную жизнь более будничной и прозаической, подверженной манипулированию со стороны масс-медиа. Массовой сексуальной проблемой в конце ХХ в. стали скука и отсутствие сексуального желания – люди имеют все социальные и физиологические предпосылки для занятия сексом, но их просто не тянет к нему".
В самом деле, почему? Тем более, что в подтверждение последнего, рокового  для всех предыдущих рассуждений вывода, дается ссылка  на результаты  конкретных социологических исследований: по национальному опросу 1992 г. в Финляндии не испытывали сексуального желания до 20% мужчин и до 55% женщин. В Петербурге в 1996 г. отсутствие или редкость сексуального удовольствия признали 5% мужчин и 36% женщин (опять эта российская отсталость!). С тех пор (не)много воды утекло. Новых опросов мы не знаем, а может быть,  их не афишируют, но по отдельным сообщениям ясно, что  дело пошло дальше и в том же направлении разрушения потребности людей друг в друге, подготовке почвы для замены рождения биотехническим производством.  Семьи уничтожаются посредством ювенальной юстиции, исходя из принципа «идеальной семьи»: если семья  «не благополучна», проблемная и не может создать ребенку всех  необходимых условий для комфорта, который определяется «извне», его надо из нее забирать. Т.е. семья должна быть  разрушена. Никакие ценности родственных чувств, привязанности, часто сложной и противоречивой,  любви, которая, как известно,  существует «не по хорошу мил, а по милу хорош», не учитываются. По такой    же логике можно действовать,  где и когда угодно. Если  ученик  не отличник, вообще –  проблемный, его надо лишать права на школьное образование;  если фирма не показывает наивысших результатов, ее надо банкротить; если  человек не ведет себя согласно государственным стандартам, его надо изымать из общества,  сажать, например,   в тюрьму;   а если не идеально его здоровье, он плохо о нем заботится, курит и не покупает лекарства, то лучше убивать. И.т.д.
Больше того. Хотя наш автор работал на передовых рубежах сексологии, он упустил, просмотрел,  что уже в то время среди нового поколения его коллег и интеллектуально-культурной элиты мира начала распространяться  идея отказа от секса вообще. Писатель Вик. Ерофеев идет дальше: "Если Ницше говорил, что Бог умер, то, наконец, можно сказать, что умер  дедушка Фрейд. Сексуальные муки, так свойственные ХХ веку заканчиваются. Мы вступаем в постсексуальное время. Если раньше было: ресторан, дискотека, секс, то  теперь: секс, дискотека, ресторан. Из фирменного блюда секс превращается  в прелюдию. Когда  говорят слово "наслаждение", это уже не так непосредственно связано с сексом. Нас ждут новые танцы и моды, соответствующие этой ментальности. А секс  из доминирующего фактора, который определял наши сны и желания, станет просто одной из многих потребностей организма".
Это  не собственное открытие пиар-модного писателя. В постмодернистской литературе после объявления о конце всего, в том числе себя, стали  говорить  о "нулевом уровне сексуальности", "сексе без секреции и тела" и все громче звучит "реквием по сексуальности", что частично объяснимо пресыщенностью определенного слоя лиц, их суетным желанием эпатировать публику. С  другой стороны, именно к такому результату ведет практика парасексуализма. Вслед за смертью традиционного  секса умирает и лишенный  природного смысла интерес к другому человеку. В любых ситуациях. Двигаются рядом как размагнитившиеся куски железа.  Это называется "бесконтактная цивилизация". Самым главным препятствием  для любви  является отсутствие препятствий, говорили когда-то французы. Свобода реализации всех половых желаний ведет к измельчению и опошлению чувств,  к их инфляции. Дело дошло до  "fastlove" (быстрой любви) как  "fastfood" (быстрого питания), установки бракоразводных автоматов (в течение 10 мин) и "медицинского секса". Пропагандируются особые позы для лечения простатита, почек, желудка и других внутренних органов. С целью укрепления иммунитета рекомендуется выделять "дни мастурбации"  (больше его нечем укрепить; Куда смотрит Тот, кто "есть Любовь":  хотя бы их громом убило). Подавляемые культом эгоизма, оттесняемые на задний план денежно-карьерными целями, окруженные все более  искусственным бытом, половые отношения теряют привлекательность, перестают быть ценностью. Психика притупляется и "организм не требует". Наступает своего рода сексуальная энтропия, запрос на компенсацию которой принимают незаконнные и узаконенные  биопсихостимуляторы.
Любовь как духовное состояние в подобной среде становится  анахронизмом. Вспоминать о ней почти неприлично. Ее обесценивание было критериальным  признаком победы  постмодернизма, точнее, посткультуры. "Постмодернизм, – писал Б. Парамонов, как один из его первых переносчиков  на российскую почву,  – это ирония искушенного человека, который понимает, что секс важнее сублимации".   Как видим, автор  удачно избежал парадокса лжеца, не произнеся отрицаемого слова. Сейчас, лишив всякого содержания, его беспощадно треплет масскультура, а в элитарных слоях оно жестко табуировано. Как сами любовные переживания. "Заниматься любовью" иногда все-таки нужно, полезно, но влюбиться  – значит попасть в "эмоциональное рабство", что уже глупо.
 Сначала  любовь  превратилась в «очищенный от предрассудков» секс, а теперь секс превращается в очищенную от предрассудков пара, транс, поли, а фактически контрсексуальность. И если  привлекает,  то в патологической форме гомосексуальности, педофилии, инцеста и т.д. Это все,  если воспользоваться оценкой  этих процессов Ж. Бодрияром, проявление аутосексуализма, когда  влечение направлено не на партнера, а на себя.   Общее духовное опустошение, эмоциональное выгорание, эгоизм и десоциализация  как результат либерально-буржуазно-технологического вектора развития цивилизации – вот причина их распространения и популярности, даже моды на них. Это «предмостье», пред-шествие, «гости из будущего», когда  любви и естественного секса просто не будет. Зомби ведь не любят, тем более роботообразные и «бессмертные» (роботы). А они на марше, их жаждут, к этому состоянию стремятся.  Отсюда такое   отношение к любви, еще недавно  высшей ценности духа и сексу как ее основе: патология возводится в норму, считается прогрессивной  и объявляется «правом человека», почти основным, а кто его не практикует, сопротивляется, тех подвергают отстракизму, объявляя носителями «фобий» и реакционерами. Ситуация в  традиционной культуре – невероятная, непроизносимая, немыслимая. Если в начале ХХ века кризис любви усматривали в ее сведении к сексуальности и эротизму, то особенность начала ХХI века в том, что сводить становится больше не к чему, кроме как к разложению.  Нечего сублимировать – таков итог парасексуальной революции, среди тех, кто ею захвачен, на территориях, по которым она прокатилась.

Ге(й)ндеризм  как социальное конструирование  одномерного человека
Эрозия фундамента жизни, ведущая  к возникновению мира  без любви и страстей, без святых и героев, мира озабоченных   автоматов  или самодовольных  потребителей-гедонистов,  не результат чьей-то злой воли, а следствие  нарастания абиотических  тенденций в развитии цивилизации, подавления природы культурой и техникой. Природы внешней, что выражается  в экологическом кризисе, и внутренней, человеческой телесности, что ведет к кризису антропологическому. Сначала  культурой как совокупностью норм и  целей, которая форм/ир/овала естество, организуя и сублимируя его, а потом  культурой как технологией, которая его деформ/ир/ует, загоняет "в подполье", превращая в материал для искусственного. Отказавшись от слова «любовь», постмодернистский   дискурс  избегает  и слова природа,  используя  эвфемизмы и отрицательные определения.  Например, "unmade" (готовое, не  сделанное).  Наконец, очередь "лишения имен" дошла до пола. В литературе по социальной проблематике его вытесняет "гендер". В последней   переписи населения  наглядно обнаружилось  отставание практики от теории: все еще спрашивали пол, вместо того, чтобы интересоваться сексуальными ориентациями.  Говоря более кратко, гендером или, более точно, ге(й)ндером, а может и педофилией (американская психиатрическая ассоциация признала ее одной из сексуальных ориентаций,  т.е. нормой). Извольте ждать теперь следующей переписи. Зато  с надеждой, что узаконят, например, и инфантофилию.
Исчезновение понятия «пол»  не просто замена термина. Возникло новое понятие, сначала  не очень понятное, потому что,  претендуя на теоретический статус, оно скорее  выражало  "настроение", духовную потребность части человеческого сообщества, прежде всего женской, избавиться от социальных последствий принадлежности  к своему полу. А он с трудом отпускает. Отсюда противоречивость, двусмысленность, многосмысленность гендера. Сопротивляются факты, история, методология. Как радикальный выход в феминизме было провозглашено  право на "женскую науку", на гендерный подход ко всему. Тогда открывается возможность  писать что  хочется, что помогает изживать комплексы. Это разрешается идеологией постмодернизма, переквалифицирующей теоретическую деятельность  в литературу, то есть придающей ей статус самовыражения. Думается, что рассмотрение гендера в контексте  кризиса сексуальности, не отрицая  психологической обусловленности подобного мировоззрения, позволяет более глубоко понять его объективный смысл.**
В гендере связанные с полом особенности  поведения и сознания людей перестают объясняться их анатомо-физиологическими характеристиками. Они считаются социально-культурными. Получается, что можно быть женщиной по полу, но мужчиной по гендеру и наоборот.  Гендер как бы сканирует ценностные  аспекты полов: "мужское" и "женское", структурируя социум через отнесенность его  членов к идеальному типу того или иного пола,  а не по эмпирической телесности. Движущей силой  гендерного структурирования стало  движение женщин за равные права с мужчинами, а когда они были достигнуты, за равенство  фактического положения, "одинаковость" с ними во всех сферах жизни. Его (ее) до сих пор нет, что  объясняется сохранением господствующих в обществе  "стереотипов". Стереотип – универсальное слово,  causa sui  (причина самого себя), своеобразная порождающая субстанция, определяющая социальные роли и смысл гендера. "Мужская цивилизация", тысячи лет патриархата, семья – самые упорные стереотипы человеческой истории, не позволившие  женщинам проявить себя  в том же качестве, что и мужчинам. До сих пор главные  сферы деятельности: управление, финансы, высокие технологии, фундаментальная наука заняты преимущественно мужчинами. Они политики, банкиры, изобретатели, летчики, хакеры и т.д. Откуда возобладали и почему продолжают господствовать эти стереотипы, остается загадкой.
Традиционный, "догендерный" ответ на нее состоит в том,   что характер любой деятельности  связан со средствами и материалом, применительно к людям с заложенными в них наклонностями и способностями, с "генами" - возможностями, которые культура эксплуатирует, развивает и оформляет. Отсюда следует, что будучи разными по анатомической конституции мужчина и женщина занимают разное положение в силу особенностей своей природы, физической силы, типа реакции, темперамента и интеллекта. Особенно наглядно это проявляется, например, в спорте. Оно будет сохраняться, пока эти особенности существуют, пока есть половой диморфизм. Культурные стереотипы не случайны, они коренятся  в биосоциальной сущности человека. Но в таком случае бороться за  всеобщее равенство "когда мужчины  и женщины примерно  в одном количестве будут выполнять одинаковую работу и занимать равные должности"  – значит вступить в противоречие с естественными различиями людей, с их неравенством. Это трудно, как корчевать дерево. Его легче пилить, особенно  если ближе к вершине.
Гендерная идеология опирается на утверждение, что никакой природы у человека нет. Тело и его органы не имеют функционального значения. Его сущность чисто социальна, исторична и, в конечном счете, может конструироваться. При этом нередко апеллируют к марксистскому тезису о  человеке как "ансамбле  отношений". В советской философии подобная трактовка человеческой сущности длилась целую эпоху, обслуживая задачу "создания нового человека",  путем целенаправленного воспитания. "У нас в Советском Союзе  люди не рождаются. Они делаются", – говорил Т. Д. Лысенко. Опираясь на   представление  о возможности преобразования   природы   не только мертвой, но и живой, так как никакой неизменной наследственности  у растительных и животных видов нет, лысенкоизм считал, что  в соответствии с потребностями общества можно  перевоспитывать («переконструировать») и людей. Преодоление этого социологического  редукционизма потребовало огромных усилий, обращения за помощью к естествознанию, биологии и генетике. Наконец, положение, что человек существо биосоциальное стало общепризнанным,  после  чего все начали удивляться, как можно было поддаться идеологическому наваждению отрицания очевидного. Но оказывается, если очень хочется, то можно. В гендерных «исследованиях» его воспроизводят с большим энтузиазмом3.  В нашей стране  уроки и память о перипетиях становления советской  философской антропологии являются, по-видимому,  одной из причин  их нынешнего "отставания". До сих пор полностью не усвоены  эти политкорректные глупости, как хотелось бы феминистками и  интеллигентным  людям с вторично-либеральным  сознанием.   Принять лозунг "Женщиной не рождаются. Женщиной становятся" (Симона де Бовуар) значило вновь возвратиться к тому, от чего только что освободились. Распространению гендерного подхода препятствует все еще не разрушенная  довольно высокая методологическая культура классического философствования, не позволяющая  принимать за действительное объяснение социальных процессов ссылку  на роли и стереотипы. Да и просто здравый смысл, не позволяющий считать, что у мужчин и женщин есть разные органы, одни рожают, другие нет   и  женщины поднимают на 20 кг меньше мужчин или мужчины видят в шахматах и других мыслительных ситуациях на два хода дальше – кем-то сконструированный стереотип.
Но "желание – отец мысли". В настоящее время обе трактовки половой структуры общества: "естественная" и "гендерная" существуют параллельно. Первая представляет отношения, связанные с продолжением жизни людей, она опирается на здравый смысл и пока еще превалирующую практику, является традиционной, вторая является выражением тенденции постмодернизма и парасексуализма,  с переходом в трансмодернизм/транссексуализм и  которые стимулируются  нарастанием искусственности  человеческого бытия. Ее нельзя объяснить  внешним навязыванием, считая  неким "теоретическим гербалайфом". Различие социальных ролей мужчин и женщин длится эпохи, равно всей  археологической и  писаной истории, но именно в ХХ веке оно стало казаться,  прежде всего,  женщинам, ненормальным – изначальной абсолютной ошибкой. Потому что  в техногенном мире создание существ резко обесценилось в сравнении с созданием вещей и веществ. Значение рождения, воспитания, обеспечения быта этих многочисленных в каждой семье работников, воинов, детей и стариков, да и все, что связано с природой, телесностью, душой человека умаляется, предстает чем-то второстепенным. Жизнь трансформируется в жизнедеятельность, а потом просто в деятельность. Овнешняется. Функционализируется. Технологизируется.  Раньше в центре сознания был Дом, общее бытие семьи, откуда уходили на время, чтобы его защищать или в него что-то принести, добыть. Теперь  дом нужен для подготовки к работе и отдыха. Это "тыл" человека, его быт, остановка для ремонта. А многие обходятся без тыла, не укореняясь  нигде. Городские кочевники, номады, карьерно-психологические бомжи. Их родина и семья  – чековая книжка, бумажная или виртуальная.
Оглянувшись с новых, так резко изменившихся позиций, женщины оскорблены  "малозначительностью" ролей, которые сыграли в истории. Отсюда  попытки ее пересмотра, переписывания, вплоть до "политкорректной" фальсификации Библии. Богослужебные книги переписываются на потребу сексуальным меньшинствам и феминист(к)ам. «Священницам».  С другой стороны, продолжая исполнять прежние роли,  они  не могут самореализоваться в  современных условиях. Семей больших нет, необходимость в труде по воспитанию детей и дому резко сократилась. Складывается амбивалентная ситуация: пол хочется сохранить женский, даже, компенсируя   прежнее, видящееся в новом свете как вопиющая несправедливость,  положение, возвысить его, а роли исполнять ценностно-мужские. По полу считаться женщиной, по гендеру стать мужчиной, "не хуже его", «почти как»  –  руководителем, футболистом, математиком, капиталистом.  Язык теряет слова женского рода, образующие его суффиксы и частицы выходят из употребления: работница становится работником, продавцом, учителем, студентка студентом, феминистки хотят, чтобы их называли феминистами. Или наоборот: чтобы мужчины говорили на «женском языке» и садились в туалетах наподобие  женщин,  не оскорбляя  их невозможностью симитировать позу: «писать стоя». Даже неустранимые природные различия полов воспринимаются  болезненно, как результат социально-культурной дискриминации, "сексизма", чуть  ли не заговора. Типичный пример страданий одной из ученых феминисток: "Окружающая социальная реальность  конструирует  гендерное неравенство  во всех, казалось бы мелочах жизни. Э. Гофман провел исследование  фотографий, он рассматривал физические размеры запечатленных на них мужчин и женщин, отражения их позиций в ситуации, окружающую обстановку. И на всех фотографиях почти каждая пара демонстрирует  разницу в росте  именно в пользу мужчин. Женщин всегда изображают в более низких позициях, либо стоящих сзади мужчин. В социальных отношениях между полами биологический диморфизм уже предусматривает возможность изображения  привычного превосходства  мужчин над женщинами в статусе с помощью многозначительной  разницы в комплекции и росте…" .
Рост и многозначительные детали комплекции, помимо языка могут компенсироваться  однополой одеждой –"unisex", общими туалетами и душевыми, лозунгами и рекламой, которые формировали  бы  "sexсознание наоборот",   но это не решает задачу гендерной унификации на всю глубину. Свою часть пути должны пройти мужчины. С неохотой, со скрипом, но они тоже расстаются с половой акцентуацией. Конечно, не столько "из вежливости" или под влиянием патологических массмедиа, сколько потому, что как когда-то женские, так теперь мужские качества для успешного функционирования общественного производства  перестают иметь принципиальное значение. Субъектность  человека умаляется вплоть до его "смерти" – вопрос,  обсуждаемый в постмодернизме как основной. Человек превращается в человеческий фактор. Различия людей в  силе и росте  перед лицом башенного крана, в  ширине шага перед автомобилем, расчет на 2 хода   дальше в сравнении с компьютером теряют значение. Техника – вот великий уравнитель всех природно-биологических неравенств.  Если традиционная культура подчеркивала, закрепляла и использовала половой диморфизм, то становясь технологией, она его  размывает, обесценивает. Что и прово(ду)цирует  «теории» социальной природы  и сконструированности полов как этап перехода к сконструированности человека как такового. К   конструктивисткой  парадигме сущего вообще: ничего не было; все сконструировано. Кем? Богом! А кто сконструировал Его? Молчание. Ибо если Он всегда был, то это уже не конструкт.
Движение человечества по пути  стандартизации требует выравнивания, "обрезания лишнего"  прежде всего у  его мужской части. У женщин еще есть надэмпирическая цель для усилий – догнать, наконец-то, мужчину, воспроизвести  функционально, стать его симулякром.  Перед мужчиной ее нет: зачем бежать, если ни зачем не угнаться. Эта тупиковая для человека как родового существа ситуация  проникает в его подсознание. Нет целей, нет и мотивации, которая составляет половину способностей. Антропологический кризис, "разброд и шатания" по  закону  полового  отбора переживают прежде всего мужчины, по крайней мере  те, кто не поменял "гендер", не стал ге(й)ндером или не переселился в иной, виртуальный мир.  На смену  интересу к высоким целям  и метафизическим утопиям пришла идеология приспособления к высоким  саморазвивающимся технологиям. Человеческому фактору в них половое измерение мешает, как мешают национальные, возрастные, семейные,  да и другие техногенно не нормализованные личностные особенности.
Ослабление телесно-духовных различий между полами, дошедшее до конструирования социальной парасексуальности является фундаментальным признаком становления "одномерного человека". Об этой угрозе впервые заговорил идеолог   сексуальной революции и кумир молодежи 60-х годов ХХ века Г. Маркузе. Он и его последователи полагали, что одномерное общество  сексуальной революцией может быть "взорвано", разомкнуто. Ирония истории привела к обратному результату. Без изменения структуры социальных отношений и  при глобальной технологизации  всего и вся одномерность проникает в последние  интимные пласты человеческого бытия. В мозг и даже «органы». В характер их функционирования с все учащающимися попытками  субстратного изменения в зависимости от социально сконструированной  патологии  сознания.  Если перестают иметь значение столь первостепенные и наглядно выражаемые  телесные, поведенческие и  духовные различия по полу, то какие свойства личности еще значимы?  Все становятся одинаковыми  и взаимозаменяемыми  как гвозди в ящике. 
Отрыв сознания от телесности, а затем и утрата сексуальной идентичности – это настоящее торжество One-DimensionalMan. Агония личности.  Его завершением будет  появление "человека без свойств", функциональная  модель которого проигрывается в Сети, где  от личности остается "разговор", чье авторство с трудом обнаруживается в стилистике получаемых и отправляемых текстов. Захотев узнать о субъекте  разговора что-то больше, надо прилагать специальные усилия,  выходящие за рамки  виртуальной реальности. Отпадает не только пол, но и ценностно сконструированный гендер. "Борьба за штаны"   заканчивается тем, что неизвестно на кого их одевать. От так удручающего  феминисток проявлявшегося в течение всей истории человечества  господства  мужчин (по числу гениев и идиотов, святых и преступников, самозабвенных любовников и бесчувственных чурбанов  – у них больше амплитуда колебаний) остается лишь характерный для программистов и хакеров более высокий  IQ.  По другим телесно-духовным параметрам, по жизненным возможностям и социальным способностям они заметно уступают обычным людям. В предметном мире  до  такого  лишения человека его свойств дело пока не дошло, «традиция  продолжения жизни» пока сохраняется.  Но из-за нежелания  смотреть правде в глаза может дойти быстрее, чем заложено в самих объективных процессах. Или медленнее, если мы будем давать им адекватную оценку, борясь за сохранение этой традиции. 

 Биотехническое конструирование трансчеловека.
В «старых» традиционных обществах история сексуальности  состояла в изменении отношений между полами, форм их разделенности и соединения. Разные культуры по-разному определяли, когда, как и с кем нужно вступать в сексуальные связи, но само зачатие и рождение потомства оставалось естественным. Искусственное вмешательство в основном выражалось в том, чтобы "принять  роды". В техническом мире появилась возможность  влиять на субстрат сексуальности, ее анатомию. "Тело не судьба" – вот девиз,  свидетельствующий о принципиально новом  уровне достигнутой людьми свободы. Если не судьба тело, то не судьба и пол. Адам может стать Евой, Ева превратиться в Адама.  С божественным творением творят что угодно.  Смена пола есть как бы предметная реализация  гендерных теорий, их технологическое обеспечение.  Об этом можно сказать и наоборот: биотехнические возможности смены пола стимулируют гендерную  транссексуальную идеологию. Вкупе с более ранней практикой предотвращения зачатия, а если оно не удалось, уничтожения ребенка, "внешним" осеменением, доращиванием недоношенного плода, выращиванием его  invitro (в пробирке), пренатальным определением пола и т.п.  –  все это означает, что человек взял, наконец, половые органы в свои руки. Он больше не намерен мириться с их естественным функционированием. Размножение должно быть полностью подвластно голове, сознанию и регулироваться: от технологии первой любви (сексуальное воспитание) до технологий получения конечного результата.
И все-таки это не полная технологизация жизненного цикла рождения человека. Действительная перспектива преодоления его анатомо-физиологической природы открывается  при отказе от сексуальности как таковой. При переходе на другой способ продолжения себя. Достижения биотехнологии привели к тому, что  размножение может осуществляться бесполо, путем клонирования.  Этот способ типичен для низших форм жизни, прежде всего растений – вегетативно, побегами, черенками, когда наследственные свойства  не распределяются по потомкам, в неизменном виде передаются их следующему поколению. Биотехнологи  овладевают таким механизмом применительно к животным, в том числе млекопитающим, к которым принадлежит человек.  Эксперименты по выращиванию отдельных органов, "стволовых клеток" ведутся открыто, в отношении целостного человека полуоткрыто, учитывая, что в большинстве стран приняты приостанавливающие их законы. Общественное мнение  расколото на сторонников и противников бесполового размножения, но   уровень понимания и обсуждения этих проблем ниже всякой  критики. (Еще недавно были противники клонирования  любых живых существ, потом они сдались и противились клонированию млекопитающих, сейчас они сдались и (не) защищают последний бастион – человека).
Гениальным провозвестником  нового направления развития человечества был Н. Федоров. Он сознательно и без маскировки объявил природу  "нашим общим врагом". Пропагандисты его идей обычно делают акцент на том, что у него отвергается смерть. Он всех воскрешает.  Однако жизнь и смерть две стороны одной медали и обе укоренены в сексуальности. Половое размножение, признавал Н.Федоров, это гигантская сила, на которой стоит вся природа: возможно это и есть "сердцевина ее". Половой раскол, половое соперничество, смена поколений служили самым действенным средством  развития человеческого рода. Но  "должно наступить время, когда  сознание и действие заменят рождение" . На место стыда и похоти к другому полу придет деятельность по "воскрешению отцов" – воссозданию умерших. Поскольку все живущие в конце концов умрут, а новые не рождаются, то возникает странный мир:   ожившие мертвые, которые будут существовать вечно. Рай?
По-видимому, во избежание того, чтобы  воссозданные существа не мучились половыми проблемами,  Н.Федоров нигде не пишет о воскрешении женщин. Субъективно, это конечно "сексизм" в его предельном выражении. Но если посмотреть на подобные гипотезы с высоты  нынешнего состояния техники, то видно,  что дело не в "отцах", религиозном воскресении или плохом отношении к женщинам.  Новые существа вообще не будут живыми, хотя будут разумными. Предполагается, что они перейдут на автотрофное питание, то есть на потребление неорганической энергии – солнца,  химических реакций, электричества.   Следовательно, у них нет системы пищеварения, не нужен рот, живот. А поскольку они   не рожают, у них нет и органов размножения. Напрягать воображение,  каким тогда будет облик человека не стоит. Его не будет вовсе.  Это ликвидация тела и функциональная трактовка жизни, а фактически разума на новой, не биологической  субстратной основе: "кремний против  водно-углеродного шовинизма".  В эпоху,  когда компьютерные роботы с AI  стали реальностью и стремительно совершенствуются, можно смело утверждать, что Великий Технократ предвосхитил их возникновение. Он первый, по крайней мере в русской культуре, "проектировщик" и идеолог  Постчеловека как искусственного субъекта.  И отныне, со вступлением человечества в техно-информационную стадию развития, судьба пола и любви  зависит от возможностей взаимодействия живых естественных людей и биосферы как среды их обитания, с искусственным разумом и ноосферой как средой его функционирования.
Доводов в пользу замены сексуальности клонированием, если не хотеть замены самого  GenusHomo чем-то другим, фактически нет. Разумеется,  кроме "необходимости дальнейшего развития биотехнологии". На вопрос, обязательно  ли человеку развивать то, что его "снимает", ответа не дается. Уверяют, что это принесет некие блага, позволит, например, "сохранить наследственность выдающихся людей" (идеал евгеники) или "поможет бесплодным парам". Потом, правда, признается, что из-за изменения среды бытования клон все равно не будет воспроизведением "родителя". Взятый от гения он вполне может вырасти  наркоманом или бандитом. То есть возникнет новое существо, только полученное на биотехническом предприятии. Так что страхи по поводу тиражирования стандартных  индивидов (единственная проблема, которую обычно видят в клонировании журналисты и обыватели) преувеличены, хотя генетическое разнообразие человечества действительно сужается.  Его, однако,  можно искусственно культивировать с помощью той же биотехнологии. И… теряются всякие представления об идентичности человека. Это манипулирование без границ. Что касается "помощи семьям", то клон нельзя считать чьим-то ребенком,  который по определению есть следствие  (р-****ок) половых отношений. Это скорее однояйцевый близнец одного из супругов, совершенно чужой другому. Да и зачем клонированным существам – в следующем поколении – создавать семьи и быть супругами? Гибельность  этих проектов по реализации утопии О. Хаксли «Прекрасный новый мир» очевидна, никакой прямой потребностью подобного воспроизводства человеческого рода они не вызваны, население Земли растет вполне естественным путем, но прогресс…. А мы его заложники и жертвы. 
  Умеренные техницисты, например известный генетик Б.В. Конюхов,  готовы признать, что наука не должна быть неприкасаемым идолом, которому надо приносить любые жертвы. С людьми следует поступать осторожнее, так как  "методически или  технически   клонирование взрослых млекопитающих разработано еще недостаточно, чтобы можно было уже сейчас ставить вопрос о клонировании человека. Для этого необходимо расширить круг исследований …".  Как видим, в необходимости   (закономерности!) работ по бесполому  размножению людей сомнений нет, предполагается основательность  подготовки. Признается наличие вненаучных  препятствий, с которым следует   считаться: "этические проблемы", "нет соответствующей правовой базы", "возражают  религии". В заключение осторожные сторонники клонирования обычно высказывают умиротворяющие  всех, даже противников утешения и обещания: давайте  успокоимся, мораторий соблюдается, эксперименты не затрагивают целостного человека, а "если начнем", то нескоро, с учетом нравственных  соображений, не массово и т.п.
Поражает, с какой легкостью люди, считающие себя способными к ответственному мышлению, политики, интеллектуалы, так называемая элита соглашаются  с аргументами в духе "еще не", "только попробуем" или перекладывают  проблему клонирования на плечи приверженцев религии и специалистов     по этике.        Как будто она не касается каждого. Как будто надо иметь семь пядей во лбу для понимания, что в любом деле важен принцип, роковая черта, начало.  Когда их преступают, и "процесс пошел", все остальное дело времени, о чем  мы уже вели речь при оценке последствий введения в норму парасексуализма. Относительно клонирования это нагляднее  и к категорическому императиву  Канта можно не прибегать. Достаточно вспомнить, что вора судят не за кражу, а за  воровство. Не за ее факт – укравший может тут же  возместить ущерб, а за подрыв основ социальности. Его наказывают за то, что он нарушил принцип: не укради. С точки зрения сохранения  антропологической идентичности людей в случае с клонированием спорить собственно не о чем: бесполое размножение  означает отмену самого принципа жизни,  разрушение ее фундамента, "лишение кредита"  специфического для человека способа его существования, после чего с неизбежностью обрушиваются любые отношения близости и наступает буквальная атомизация общества. Утрата  источника взаимного влечения не только к другому полу, но и к своему, к любому живому,  означает подрыв эмоциональной сферы  личности, на чем держится ее нравственная и эстетическая жизнь, не говоря о любви, что в свою очередь  приведет к выхолащиванию творческих начал мышления. Это вызов сущности человека, его природе и идентичности. Его уничтожение.  Даже как undead и зомби. Тоже, что стрелять по ногам, их верхней части и собираться идти жить дальше. Не выйдет. Работы по клонированию должно быть запрещены как ядерное, химическое и биологическое оружие. Как смертельная угроза людям, притом не отдельным индивидам, хотя в массе, а всему их роду на Земле. А для поддержания   способности людей к продолжению рода естественным путем,  надо сохранять любовь.  Нужна экология пола.
И все-таки кастрация и  клонирование как угроза жизни людей не последнее  достижение  науки  на пути отрицания их телесной природы. Это только биороботизация, субстратно закрепляющая  распространение функционально одномерных людей, опредмечивание положения, когда парасексуальная практика теряет связь  с собственной исходной базой. Паразит теперь может жить без хозяина. Но, естественно, недолго. На смену социогендерным конструктам отказа от сексуальности и биотехническому конструированию  способов бесполового размножения, разрабатываются  способы  отказа от размножения человека вообще. Другими словами, от биологического человека как такового. От жизни как носителя разума и переходу к переступающим через жизнь  формам его функционирования. К разуму без жизни и смерти, на полностью искусственной,  "изобретенной" основе в виде систем с искусственным интеллектом.
И здесь мы вступаем в эпоху трансмодерна и сферу трансгуманизма, полностью погружаясь  в «бытие под знаком транс». Общая причина «легкости», с какой люди отправляют в небытие свою культуру, социум, пол,   самое жизнь – детерминация будущим. Именно «оттуда»    идет заказ  на снятие-демонтаж-деконструкцию-деструкцию  нашей, собственно человеческой  реальности. Бес/постчеловечный прогресс! Который бедное человечество встречает с без(д)умной радостью, вместо того, чтобы опасаться и регулировать.