Сказочник Кузьма лапотник гл. 5

     Близилось к концу жаркое лето. Смолкли протяжные песни голосистых жниц и опустели хлебные пашни. Хоть и тяжек труд крестьянина, зато радостно, когда закрома полны зерном. Наконец, мать-земля вздохнула свободно и попросила небеса омыть её чистым дождиком.
     Все готовились к Яблочному Спасу. Бабы с детьми отскребали столы от жирных пятен, да оттирали тряпкой, смоченной в воде со щёлоком, деревянные полы, у коих они были. Мужики приводили в порядок хозяйские дворы. Старый ненужный скарб рубили на дрова, а железную рухлядь складывали в углу сарая, чтоб отнести местному кузнецу, переплавить на гвозди и вилы.
     Бабка Анисья убралась в своей избушке, подмела сырым веником земляной пол и отправилась к деду Кузьме. Тот в это время сгребал граблями у себя во дворе обрезки лыка и пеньковых очёсок да мелкий мусор, складывая всё в плетёную корзину для растопки дров. На крыльце показалась Груня с тряпкой в руках:
     — Дед Кузьма, я уже вымыла полы.
     — Какая же ты умница. Благодарю за подмогу!
     — Не стоит благодарности, дело-то пустяшное, — весело ответила Груня, выжала тряпку и повесила её сушиться на плетень.
     Девушка легко перепрыгнула через изгородь и оказалась у себя во дворе. Хозяин проводил добрым взглядом быстроногую смуглую помощницу и тепло подумал о друге Семёне, который не забыл прислать к нему внучку. После уборки изба стала просторней и светлей. Бабка Анисья развесила по углам свежие пучки трав, нашёптывая молитву. Горница наполнилась ароматом благолепия, и на лике святой Богоматери появилась едва заметная улыбка. Бабка молча опустилась на скамью возле притихшего Кузьмы и умиротворённо сложила руки на коленях. Они не вели праздных бесед. Да и зачем? Всё давно уж сказано-пересказано.
     — Пожалуй, пойду, Кузьма.
     — Благодарю тебя за заботу, бабка Анисья. Коли что – зови.
     — Да ты давеча крыльцо мне починил, а боле и не нужно ничего.
     — Ну, тогда с наступающим праздником!
     — И тебя, Кузьма, храни Господь.
     Дед проводил её до калитки и направился пружинистым шагом к другу. В руках он нёс узелок, в котором было чистое бельё, берёзовый веник и горшочек со щёлоком, ибо с детства привык мыться только с ним. Так многие делали. Иные же вместо заводского мыла брали овсяную муку пополам с отваром трав ромашки или полыни. Кто-то предпочитал использовать орляк, хвощ иль мыльный корень – всё и не перечислишь.
     Дед Семён затопил уже баню ольховыми дровами и приготовил в ушате взвар из душистых трав с диким мёдом – для крепости духа. Зять Ефим с сыновьями натаскал воды с реки, заполнив доверху две большие кадки, и тут явился дед Кузьма. Все скинули одежду и дружно отправились в парилку. Мужики, кряхтя и охая под ударами берёзового веника, вдыхали жгучий пар от раскалённых добела камней. Затем выбегали из парилки и, зачерпнув ушатом холодную воду из кадки, обливались, восклицая: «Ух-ты!», «Хорошо-то как!». Мальчишки не столько парились, сколько баловались водой, поэтому надолго не задержались. Отец выпроводил их шлепками за дверь.
     После бани, как и полагается, сели чаёвничать. Мать Ефросинья выставила на стол до блеска начищенный речным песком большой пузатый самовар, что с громким свистом обдавал всех клубящимися парами. Баба Дуня заварила ромашковый чай с мятой, а Груня вылила в миску целебный мёд, освещённый в церкви на Медовый Спас. Женская половина семьи сразу направилась в баню, а мужская компания села пить чай с душистым мёдом. Они, как обычно, по семь чашек выпивали, семью потами обливались, семь хворей, кои внутри застряли, вышибали. Ефим, накрыв голову капустным листом для прохладности, сказал расслабленным голосом:
     — А банька-то нынче отменная получилась.
     Дед Кузьма одобрительно кивнул в ответ:
     — Да. Славненько попарились. А я вот так и не построил себе баню.
     В деревне не каждый имел баню, и кто-то мылся «по-чёрному». Бабка Анисья так говорила: «Зачем мне баня, коли в печке вымыться можно». В зеве печи смывала копоть, чтоб сажей не вымазаться, устилала домотканый половичок и ставила две узкие шайки: одну с чистой тёплой водой, другую с травяным взваром и замоченным дубовым веником. Его, маленького Кузьму, усаживала между шаек. Жар обволакивал лёгким паром, причём со всех сторон сразу. Веником не помашешь, а тело растереть в самый раз. Правда, ловкость нужна, чтоб не обжечься. Окончив мыться, он бежал в сарай окачиваться холодной водой из бочки.
     Теперь вспоминая, как в детстве мылся «по-чёрному», дед счастливо улыбнулся. За окном быстро сгущались вечерние сумерки. Пора и честь знать, надобно уже домой собираться.
     На следующее утро наступил великий праздник. Работать в этот день не полагалось, ибо Господь открыл небесные врата и пролил на землю святую благодать. Кузьма-лапотник, глянув в лучезарную высь, подумал: «Ну, как не верить пророкам, коль ни единого облачка на небе, лишь синь, слепящая кругом».
     Мимо проехала телега с празднично наряженными людьми, за ней прошагала большая крестьянская семья с узелками. На соседнем крыльце появились дед Семён со своими домочадцами. Внуки держали в руках корзины с плодами, которые баба Дуня собрала, пока роса ещё не легла на них. Дед Кузьма поклонился всей честной компании, и они дружно направились через берёзовый пролесок до ближайшей церкви, что находилась в полутора километрах от их деревни в соседнем селе.
     Стёпка, увидев семью Николаевых на длинной повозке, спросил отца:
     — Батя, а почему мы не поехали, как Николаевы? У нас ведь тоже есть лошадь.
     — Кто в церковь пешком идёт, тот быстрее до Бога дойдёт.
     Стёпка с любопытством поднял вверх голову и, сощурившись, глянул на тронутое золотом светоносное небо:
     — Интересно, а Господь видит, как мы идём в церковь?
     — Конечно, сынок. Потому и называют его Всевидящим.
     — А почему он нас видит, а мы его нет?
     — И хорошо, что не видим, иначе умерли бы от страха перед великой мощью Его. Мы настолько ничтожны и скудны умом, что только и можем преклонятся Ему да просить от греха избавить.
     — Значит, можно грешить?
     — Нет, Стёпка, нельзя.
     — Почему нельзя? Я же помолюсь, и Бог избавит от греха.
     От таких крамольных слов у Ефима брови сошлись на переносице, и мозолистая рука тяжело легла на худое детское  плечо:
     — Какой же ты изворотливый, Стёпка! Кто с умыслом таким начнёт грешить, тот божье наказание строгое понесёт. А кто по незнанию своему грех на душу положит, тому, возможно, он и простится. Уразумел?
     Стёпка виновато склонил голову, а Ивашка, спасая брата от отцовского гнева, спросил:
     — А почему Яблочный Спас называют Преображение Господне?
     Отец, переключив сразу внимание на младшенького, слегка призадумался, вспоминая библейскую историю:
     — Понимаешь, сынок, в этот день Иисус с учениками молился на горе Фавор. И случилось вдруг преображение: лик Христа засиял как солнце, одежда его белее снега стала, с деревьев спелые плоды упали и покатились к стопам Иисуса. И появились перед ними два пророка, и поведали о распятии. Когда исчезли они, Учитель запретил ученикам говорить, что слышали и видели, пока не свершатся пророчества.
     — А те пророчества свершились?
     — Конечно, Ивашка, — вступил в разговор брат Фролка. — Я же читал тебе книжку о распятии Христа. Как он потом воскрес и вознёсся в небеса, завещая всем жить в любви и согласии.
     Баба Дуня печально вздохнула и тихо произнесла:
     — Коли жили бы, как завещал Господь, то рай на земле давно бы наступил. Давеча у церкви слышала я, как Тришка-блаженный сказывал, что Христос, когда вознёсся, то вся правда за ним в небеса потянулась, а кривда средь чёрных камней затаилась. Но правду эту непременно вернёт нам Мать Благодетельница.
     — А кто такая Мать Благодетельница? — спросил, подскочив к ней, любопытный Ивашка.
     — Я и сама не ведаю. Тришка-блаженный говорил, что придёт Великая Мать с силами невиданными. Услышат о том злые вороги и захотят уничтожить её, да не смогут: ни в огне сжечь, ни мечом порубить, ни на кресте распять. Она их в силах испепелить одним лишь взглядом, кто посмеет приблизятся. Узнают о ней попы и захотят привлечь каждый к церкви своей, да так перессорятся, чуть до драки не дойдут. Когда же о Благодетельнице прослышат люди обездоленные да несчастные, то к ней потянутся. Святая Мать с любовью им слёзы утрёт, разума наставит и от немощи избавит. Немые говорить начнут, глухие слышать, слепые видеть, а у кого ноги не ходят, встанут и пойдут.
     Дед Семён, усмехнувшись в седую бороду, не преминул тут же высказаться:
     — Вижу, жена, ты сказками забавляться стала, как мой друг Кузьма.
     — За что купила, Семён, за то и продаю. Ефросинья, да скажи ты отцу, что я правду говорю, ведь рядом стояла и слышала, что Тришка-блаженный давеча всему народу вещал.
     — Матушка, зачем ему верить? Язык-то без костей, вот и плетёт незнамо что.
     Все смолкли, избегая споров в столь великий праздник. Вдруг тишину их нарушил чудесный перезвон, радостно несущийся в прозрачной синеве от сверкающих золотых куполов. К церковным воротам со всех сторон стекался народ, неся узелки и корзины с урожаем, где главным плодом считались яблоки. Входя в церковь, прихожане трижды крестились и низко кланялись. Под белыми сводами уже витал яблочный дух, перебивая запах горящих свеч и ладана.
     Священник в праздничной белой рясе начал торжественную службу, а миряне, слушая его, покрывали себя крестным знаменем: кто изредка и степенно, а кто часто и торопливо. Подошёл момент освящения плодов. Народ засуетился, поднимая над головами узлы и корзины. Ивашка с трепетным волнением протянул корзину, подхваченной снизу матерью Ефросиньей, и священник, стряхивая кистью, окропил плоды святой водой.
     После душного тесного помещения приятно было освежиться мелким слепым дождичком, который сверкал на солнце едва заметными алмазными капельками. Дождь прекратился так же внезапно, как и начался, и двойная радуга венчала голубое чистое небо. Её приняли за благословение свыше.
     Дети, весело подпрыгивая, тянули руки, желая прикоснуться к недосягаемому явлению природы, и радостно пели:
     — Ай, да радуга-дуга, поднебесная краса!
       В Яблочный явилась Спас, чтоб порадовать всех нас!
     Можно теперь разговляться. Девушки впервые за лето ели яблоки и загадывали желание, веря, что обязательно сбудется. Слышался громкий смех, звонкий хруст яблок и всюду летели брызги сока. Знакомые поздравляли друг друга с праздником Великого Спасителя и на паперти щедро одаривали нищих плодами, чтоб на следующий год иметь у себя богатый урожай. Затем спешили домой к праздничному столу, на котором обязательно присутствовали яблочные пироги и кисель.
     Бабка Анисья позвала к себе в гости деда Кузьму. По дороге их нагнали скачущие вприпрыжку внуки деда Семёна. Подойдя к её маленькой избушке, ребята замерли у порога и осторожно заглянули в тёмные сени. Как знать, может, прячется кто в густых пучках травы? И не обманулись, навстречу выпорхнул голубь, задев белым крылом взъерошенный чуб Фролки. Подросток отскочил от неожиданности, а бабка Анисья рассмеялась:
     — Чего пугаешься? Радуйся, что птица благословила.
     — Как это благословила? — Удивился мальчик, усаживаясь за стол с пирогами.
     — Любая птица, Фролка, есть божье создание. У кого душа чистая – над тем и кружит. Расскажи, Кузьма, про ту чудесную птицу, что видел в молодости в Яблочный Спас.
     — Отчего ж не рассказать. Тогда мне лет шестнадцать было. Собрались все на берегу реки у ночного костра прощаться с Летом Красным. Провожали мы его песнями славными до самой зореньки ясной. Когда же начало подниматься Солнце, то увидел я в лучах голубку чудесную. Подлетела она и кружит надо мной, а из клюва льётся сияющий дождь благостный. Чувствую, промок весь до нитки, хотя одежда осталась совершенно сухой. И меня такая радость охватила, что душа возвысилась к небесам. Дивная птица исчезла, а я смотрю на людей и понимаю, чудесную голубку никто и не заметил. А жаль.
     Братья, открыв рот, слушали деда, забыв про пироги и мёд душистый. Сорвавшись с места, как по команде, помчались домой. Бабка Анисья лишь руками всплеснула:
     — Ребята, куда же вы? А кто пироги и кисель будет кушать?
     Мальчишкам уж не до того, хочется успеть, проводить Лето Красное да встретить Солнце Ясное. Бросились к отцу с одной лишь просьбой, чтоб разрешил пойти с народом за околицу на всю праздничную ночь, но Ефим живо погасил неуёмное желание настырных сыновей:
     — Рано ещё вам костёр жечь, да песни петь. Подрасти сначала надобно.
     А за околицей вовсю готовились к священному ритуалу, складывая из сухих веток большой костёр. Здесь были крестьяне, которые строго чтили религиозные традиции, и молодёжь, желающая лишь хорошо повеселиться. Дед Кузьма забрался на высокий холм к излюбленному месту возле берёзки, откуда видно было всё как на ладони.
     Широкая река, играя в багровых лучах заката, привольно раскинулась меж зелёных лугов и чёрных пашен. Солнце, прощаясь с народом, медленно уходило за горизонт, блистая золотой короной. Подчиняясь каким-то неведомым силам, ветер стих и смолкли птицы, прекратились разговоры. Преклонив колени, миряне погрузились в безмолвие всеобщей молитвы. На тёмном небосклоне сверкнули первые звёзды и воссиял светлый месяц.
     Парни зажгли костёр, рассеивая тьму благодатной ночи, и по широкому долу раздались звонкие молодые голоса, напевающие святые песнопения. Дарья потащила Алёнку в хоровод, в глазах её озорно отражались брызги яркого пламени. Пожилые крестьяне с почтенными серьёзными лицами жертвенно возлагали спелые колосья и пахучие травы, жаждущему пищи костру:
     — В дар прими, Святой Огонь, колоски и травы!
       Искрой божьей сердце тронь, душу озаряя!
     Ароматный дым, поднимаясь ввысь, уносил все прошлые обиды, боль и страхи. Лишь смолкли хвалебные песни, как исчез румянец священного Огня. Насытившись дарами, костёр устало закрыл глазки-угольки белым пеплом. Девушки побежали гурьбой к берегу отдавать свои веночки звёздам, купающимся в реке. Дарья смело кидает, Алёнка осторожно опускает, шепча вослед:
     — Ты плыви, веночек мой, по дорожке лунной               
       За счастливою судьбой, что Господь дарует.
     Остальные девушки, смеясь и толкаясь, одна за другой бросали красивые венки в серебристые воды. Веночек Груни неуклюже выпал из рук и с шумом плюхнулся, скрываясь под волной. Но вскоре вынырнул и зацепился за корягу, сопротивляясь течению. Затем плавно развернулся и уплыл за ясным месяцем, исчезая в далёкой неизвестности.
     Настал долгожданный момент – таинство рождения нового Светила. Сначала серое небо прорезалось вспыхнувшими рыжими лучами, затем над дальней поверхностью земли показался огненный шар в златом ореоле. Цветы дружно раскрыли лепестки и повернулись головками к восходу. Защебетали птицы и Кормилица-земля со слезами радости, что выступили чистой росой, приготовилась встречать Солнце.
     Увидев ясные лучи, дед Кузьма замер в ожидании чудесной голубки. Увы, лишь былые воспоминания тешили его. Печаль и радость сплелись воедино, и сердце нежно трепетало от смешанных чувств. Знать, жив у него внутри тот священный дождь, пролившийся когда-то на голову.
     Крестьяне, молитвенно сложив руки на груди, смотрели с подобострастием на зарождающийся день. Затем дружно поднялись с колен и протянули ладони к чистому свету, приглашая освятить их родное жилище:
     — Здравствуй, Солнце – свет наш, батюшка!
       Загляни в мой дом, пожалуйста.
       Защити от злого ворога, от беды лихой и голода.
     Люди довольные и с сияющими лицами расходились по домам, уверовав, что Господь не оставит без защиты и жизнь продолжится, как и прежде: от весны к весне, от урожая к урожаю.
     Кузьма-лапотник подошёл к своей избе, а молодёжь его ждёт уже. А где ещё им собираться? Здесь всё время интересно. Девушки бросились угощать деда. Из рук юных красавиц и пироги вкуснее, и яблочки сочнее, и квас ядрёнее. Застолья нет, а все сыты да веселы. Белобрысый Никитка, красуясь в новой косоворотке с красным кушаком, вышитым заботливыми руками сестрёнки, крутится возле Груни. То яблочко предложит, то леденцы в бумажном кулёчке, но девушка упорно отказывалась от сладких гостинцев:
     — Никитка, ну что пристал, как банный лист!
     Юноша сконфужено улыбнулся и, чтоб скрыть смущение, обратился к деду:
     — Дед Кузьма, а ты нам сказку поведаешь нынче?
     — Отчего не поведать. Эй, ребята, кто спать не хочет, подходи!
     Все сбежались на зов, как птицы на корм. Кто пошустрее – на завалинке возле сказочника место занял, кто поскромней – сел на лавку у плетня, а кто порядком подустал, прыгая у костра, разлёгся на зелёную травку, упершись подбородком в кулаки. Дед вдохнул полной грудью утренний воздух, пахнувший горькой полынью да сладкими яблоками, глянул на розовощёкую Груню и повёл тихо сказ, который предназначался несчастному Никитке, а может, и не только ему.

                Сказка «Мысли»
 
     Крестьянин Афанасий был молод и красив, но девушки сторонились его, считая неудачником. За примером далеко и ходить не надо. Давеча посеял на пашне семена, а они почти не дали всходов. Поставил силки на дичь, а окромя воробья не поймал ничего. Отправился с соседом рыбу ловить, у того ловится, у него же нет. Так и не нажил в дом ни козы, ни овцы, ни даже курицы.
     Как-то по осени решил Афанасий в погожее светлое утро поохотиться. Идёт по дремучему лесу и слышит, как жёлтые листья под ногами шуршат, нашёптывая о любви тропинке, ветер-озорник игриво косы берёзке теребит, а красавец ясень нежно липку обнимает. Смотрит крестьянин и невольно думает: «А я так и живу один, словно пень сухой, без любви и ласки». Вдруг впереди мелькнула девушка с длинной чёрной косой. Афанасий не придал этому значения, мало ли кто по лесу ходит. Может, бруснику собирает. Эта ягода как раз в соку. Но почему у неё короба нет и без подружек?
     Обернулась она, улыбнулась и засеменила дальше. Замелькал алым флагом меж деревьев сарафан, и неведомая сила потянула его за незнакомкой. Девушка медленно идёт, он же быстро шагает, но как не пытался догнать, расстояние оставалось неизменным. «И зачем я увязался за ней?» – с досадой подумал и повернул обратно, а кругом ни одного знакомого деревца. Справа терновник в паутине, слева густой осинник, впереди трухлявые пни из-под ёлок выглядывают, да змеиная тропа лежит, поросшая ржавым мхом.
     Побрёл по ней, ломая сухие ветки под ногами, ища хоть какую-то зацепку, чтоб к дому выйти. Меж деревьев блеснул просвет. Обрадовался: знать, деревня там или проезжая дорога? Да напрасно: ибо вышел к топкому болоту с чахлыми берёзками. Мысли одна хуже другой замелькали: «Угораздило же попасть в такую глухомань. Не успеешь оглянуться, как наступит время бесовское. Примется Кикимора стращать, да Леший за пятки хватать, а Водяной в топь болотную тащить. Ох, убираться надобно и поскорее, пока не сгинул в этом чёртовом логове».
     Да, не тут-то было! Ноги точно свинцом налились, так во сне иногда бывает: хочешь бежать, а сил нет. Кругом же тишина мёртвая, слышно, как змеи ползают по сырому мху. Над головой бесшумно пролетел серый филин. Уселся, выпучив глаза, на корявую ветку скособоченной ёлки и заухал глухим басом, словно мужик сердитый:
     — Ууух… ууух… ууух…
     Его уханье страшным эхом пронеслось по болоту. У Афанасия мурашки побежали по спине, а под мышками большими каплями пот собрался. В ответ же филину большая сова отозвалась громким хохотом, точно баба голосистая: 
     — Ха-ха-ха... Ха-ха-ха… Ха-ха-ха!
     А крестьянину не до шуток, принял пронзительный смех её за кровную обиду:
     — Что, сова, потешаешься? Вижу, тебе вольготно здесь, а мне что прикажешь в этом гнилом болоте делать?
     Сова же продолжает по-прежнему смехом заливаться. Тогда воздел он руки к небу и крикнул с отчаянием:
     — Ну почему мне так не везёт?! Мать святая, не уж-то никакого нет спасения?
     В ответ сова хохочет, да уходящее солнце длинными щупальцами рисует уродливые тени. Холодные сумерки безжалостно сгущались. Афанасий опустился на сухое поваленное бревно, обросшее грибами-поганками. Обхватил руками голову и приготовился к худшему. Вдруг слышит стук копыт, оглянулся, а рядом каурая лошадь топчется. Откуда силы взялись! Вскочил на неё и помчался, дорог не замечая. Вскоре остановилась лошадь у чистого источника.
     Крестьянин спрыгнул на землю и жадно припал к воде, а как напился, поднял голову и несказанно удивился. Вместо глухой тёмной ночи сиял полдень яркими лучами, цвели деревья и щебетали птицы. Несмотря на осеннее время, здесь благоухала весна, а на том месте, где только что была лошадь, появилась знакомая красавица. «Неужто лошадь в девицу обернулась?» – удивился он и спросил её, однако, совсем не то, что подумал:
     — Скажи, красавица, как величать тебя?
     — Дева Мокоша.
     — Глазам не верю. Неужели, передо мной явилась сама Дева Мокоша?
     — Я всегда прихожу к тем, кто зовёт меня.
     Начал Афанасий мучительно вспоминать, когда же её звал. Так и не вспомнив, продолжил разговор:
     — Ежели ты утверждаешь, что Мокоша, покажи тогда мне свои чудеса.
     — Раз словам моим не веришь, то так и быть, смотри.
     «Ну, – думает Афанасий, – сейчас в лошадь превратится. Для неё это ничего не стоит». Но вопреки ожиданиям, она указала рукой на мелкие замшелые камни, что лежали на сырой земле, и повелела:
     — Возьми из них любой камушек да ударь по нему ребром ладони.
     Крестьянин взял небольшой крепкий камень и ударил по твердыне. Тот раскололся пополам, точно снежный комочек, а из середины его выпорхнула крохотная птичка Королёк и, радостно чирикая, мгновенно скрылась в вышине.
     — А теперь Афанасий сложи обе половинки.
     Сложил половинки и тот вновь стал целым камнем. Подивился внезапному чуду, но принял за ловкий трюк. Тогда Мокоша вознесла правую руку и солнце пропало, а с ним и дневной свет. Подняла левую руку – на месте, где блистало солнце, появилась голубая луна и на тёмном небосклоне высыпались сияющие звёзды. Крестьянин невольно воскликнул:
     — Эх, вот бы так и жизнь моя изменилась по велению одной руки!
     — Что же, и это возможно, коли сделаешь, как я скажу.
     От такого предложения жутковато стало, да терять всё равно нечего. И они заключили договор, скрепив с обеих сторон крепким словом-обещанием. Дева вознесла над его головой свою правую ладонь, и повелела:
     — Афанасий, закрой глаза и сделай глубокий вдох.
     Зажмурившись, он вдохнул полной грудью как можно больше воздуха и провалился в бездну. Летел и кричал от страха:
     — А-а-а-а-а-а-а!
     Ураганный воздух мощно сжимал тело, отчего он быстро уменьшался в размерах, и став с рисовое зёрнышко, оказался в материнском лоне. В утробе хоть и темно, но уютно и покойно. Долго наслаждаться не пришлось: рожденье наступило и свет полился отовсюду. Младенец, обласканный матерью, пил сладкое молоко из большой её груди и рос ни по дням, а по минутам.
     Когда же дух окреп и тело возмужало, какая-то неведомая сила подхватила молодца и вознесла к созвездиям. Вселенский мрак не пугал, скорее поражал таинственной глубиной. Купаясь в звёздной пыли, кружил по млечному пути, не замечая, час прошёл или век. Любуясь сверху красотой родной земли, услышал зов Мокоши. Эх, как не хочется разлучаться с небесным миром, но договор есть договор. На прежнем месте с солнечной улыбкой его встречала Дева:
     — Афанасий, тебя и не узнать! Плечи стали как у льва и мощь обрёл слона, да скорость быстрого оленя. Самое время идти вон к той горе, что скрыта облаками! Когда достигнешь её вершины, судьба твоя в корне изменится, но помни: даны лишь три попытки.
     — Да мне и одной попытки хватит!
     Крестьянин, опьянённый могучей силой, быстрее ветра помчался к величественной горе. Земля дрожала от ног его, точно слон бежал со скоростью оленя. Афанасий, ликуя, кричал победоносно:
     — Гора, встречай отважного героя! Тебя я мигом одолею!
     Но дерзкого крестьянина недобро встретила гора. Деревья хлестали ветками по плечам и мощный ветер с ног валил, а горные орлы, распластав большие крылья, пронзительно кричали, закрывая собой тропинку. Но наш герой не обращал внимания на них. Отводя руками сучья, ломал их с хрустом, а ногами раскидывал птиц по сторонам. Так двигался упорно он наверх, пока не натолкнулся на гладкий каменный валун, причем такой огромный, что не обойти и не перепрыгнуть. С досады пнул ногой и взвыл от жгучей боли. Над головой раздался звонкий голос:
     — Ты что мой камень-то пинаешь?
     На развесистом дубе черешчатом, качаясь на зелёных ветках, показалась забавная маленькая обезьянка. Крестьянин не раз уж слышал о таких лохматых зверушках, а вот видеть не доводилось. Она соскочила с ветки на валун и давай с хохотом прыгать на нём да корчить смешные рожицы.
     — Обезьянка, чему радуешься?
     — О, мой герой, я радуюсь, что ты не можешь сдвинуть этот валун, а мне лишь стоит ударить хвостом и он исчезнет.
     — Так ударь.
     — Я-то ударю, а ты возьмёшь меня с собой?
     — Отчего не взять, с попутчиком дорога вдвойне короче.
     Обезьянка ударила хвостом по валуну и путь оказался свободным. Она тут же ловко вскочила на правое плечо крестьянина и вместе с ним отправилась к вершине. Вскоре им встретился хрустальный дворец. За прозрачными стенами танцевали люди и на троне сидел король. У входа стоят лакеи и, распахнув зеркальные двери, в зал приглашают. Афанасий с обезьянкой только вошёл, как музыка смолкла и вельможа объявил:
     — Его величество приветствует всех, кто прибыл во дворец. На этом праздничном балу единственная наследница короля выберет из вас достойного себе жениха.
     Афанасий глянул на своё отражение в зеркальных дверях и, убедившись в своей неотразимости, окинул взглядом присутствующих. Здесь не было равного по красоте его и силе. Обезьянка шепнула:
     — О, мой герой! Без всяких сомнений, она выберет тебя.
     Дверь открылась и навстречу молодой публике засеменила принцесс. В руках её благоухал цветочный венок. Все замерли, стараясь предугадать: кто станет тем счастливым избранником? Лишь наш герой не сомневался, предвкушая победу. Юная прелестница приблизилась к нему и громко рассмеялась. Затем подошла к другому гостю и венчала его венком. Грянула музыка и пара весело закружилась в танце.
     Крестьянин был сконфужен:
     — Обезьянка, почему отвергнут я, да ещё осмеян?
     — О, мой герой, она просто не знает толк в мужской красоте.
     Афанасий в гневе направился к зеркальному выходу О, ужас! Вместо прежнего красивого лица он увидел в отражении гримасу обезьяны. Крестьянин накинулся на свою спутницу:
     — Обезьянка, это твои проделки!?
     — Я тут не причём.
     — Тогда откуда взялась на мне эта отвратительная рожа?
     — Всё очень просто. Когда уверовал ты в превосходство над людьми, то сразу приобрел гримасу обезьяны с довольною ухмылкой.
     — А не ты ли мне внушала, как я хорош, и дочь короля выберет меня?
     — О, мой герой, я лишь озвучила твои мысли.
     Крестьянин не стал напрасно спорить и угрюмо отправился дальше. Ох, как не хотелось ему жить таким уродом, но как вернуть прежнее лицо, он не знал. Наверх вела крутая узкая тропа. Нещадно палило солнце и оттого подъём казался ещё тяжелее. Ноги подкашивались от усталости, а глаза застилал пот. Спутница же, восседая на его плече, помахивала хвостом, а как только приблизились к вершине, воскликнула:
     — О мой герой, ты видишь трон золотой и на нём алмазную корону?
     — Да!
     — Когда наденешь эту корону, то станешь властелином мира.
     Афанасий обрадовался и устремился по отвесной тропке с удвоенной силой. Обезьянка куда-то скрылась. Да и зачем она, когда рядом трон с сияющей короной. Но стоило ему протянуть руку, как пелена застелила глаза. Сверкнула молния и буря разразилась со шквальным ливнем. Неистовым потоком сбило его с ног и унесло к подножию горы.
     Поднялся крестьянин с сырой земли жутко расстроенный: «Сколько сил и времени потратил я, взбираясь, а скатился в одно мгновение». Успокоившись, уже без ложной спеси и громких возмущений начал восхождение. Гора сжалилась над ним. Деревья не били по плечам и ветер поутих, орлы лишь молча наблюдали, сидя на толстых ветках могучих деревьев. Вскоре перед ним возник всё тот же каменный валун. Оглядываясь вокруг, он крикнул:
     — Эй, обезьянка, где ты?
     Закачались широкие лапы дуба черешчатого. Среди густой листвы появилась смешная знакомая мордочка:
     — Чего звал?
     — Обезьянка, пожалуйста, ударь хвостом по камню.
     — Я-то ударю, а ты возьмёшь меня с собой?
     — А у меня есть выбор?
     — Конечно, есть. Или назад возвращайся, или со мной отправляйся.
     — Увы, мне назад путь заказан, я лучше с тобой пойду.
     — Как пожелаешь, мой герой!
     Обезьянка ударила хвостом по валуну и путь освободился, потом ловко вскочила на крепкое крестьянское плечо, и они вместе продолжили путь. Вскоре увидели высокий терем резной, а на крыльце стоит краса – ниже пояса коса. Девица с улыбкой нежной и с поклоном учтивым зайти приглашает:
     — Добро пожаловать, славный молодец. Небось, умаялся в дороге? Отдохни у меня в теремочке. Отведай медочку, разносолы всякие, да пироги сладкие.
     Такое приветствие Афанасий слышал разве что от родной матушки. Сердце его сразу растаяло, требуя ласки и покоя, как не согласиться. Краса нежно за руку брала, за собой вела, за стол сажала, медком и яствами угощала, сладкими речами ублажала:
     — Сокол ты мой ненаглядный, сколько ночей я не спала, всё ждала тебя. Оставайся жить в палатах моих просторных. Будешь почивать на перинах пуховых, еду кушать вкусную, одежду носить наилучшую. И что не прикажешь, всё с радостью исполню.
     Обезьянка шепчет:
     — Кто же откажется от жизни такой.
     — Да, — продолжил мысль крестьянин, — хорошо жить в своё удовольствие как барин. Только и делай, что ешь, пей да приказывай.
     А девица в спаленку повела. Золочёная кровать дивными птицами расписана, шелковые подушки чудными цветами расшиты, перины из лебяжьего пуха высоко взбиты и лёгкий полог до самого пола свисает, чтоб комарики не беспокоили. Лёг наш герой, утопая в перинах, и забылся крепким сном. Когда же проснулся, чует, ослабел его дух молодецкий. Осмотрелся, а он в золотой клетке лежит. Час проспал в ней или год, неизвестно. Обезьянка рядом скачет да забавные рожи корчит.
     — Обезьянка, почему я в клетке оказался?
     — Ты же сам хотел ничего не делать, вкусно есть, сладко спать.
     — Признавайся, лучше, это твои проделки?!
     — Нет, мой герой. Это твои мечты, так что живи в клетке и радуйся.
     Откуда сразу и сила взялась, напрягся крестьянин в гневе и со всей слоновой мощью разогнул золотые прутья. Вылез на свободу и отправился дальше. На спутницу и не смотрит, а та на плече сидит, и беззаботно хвостом помахивает. Когда добрались до вершины, обезьянка вновь исчезла. Да и зачем она, коли шаг всего да заветной цели. Потянулся к короне, но глаза пыль залепила, ибо налетел ураганный смерч, закрутил его волчком и как пёрышко сбросил к подножию горы.
     Афанасий поднялся с земли, вновь поражаясь мгновенному спуску. Поглядел на величественную неприступную гору и с должным уважением изрёк:
     — О, всемогущая Гора, не думал я, что так сложно одолеть тебя! Хорошо, что у меня есть ещё одна попытка. Попробую взойти в последний раз, а там – будь что будет.
     С великою опаской и осторожностью крестьянин начал восхождение проторенной тропинкой, не ведая, что в этот раз его ждёт. Странно, но деревья сами отводили ветки от него, а ветер в спину дул, подталкивая наверх. Вот каменный валун, а на нём сидит всё та же смешная обезьянка. Ударила хвостом и путь освободился. Чудеса, да и только!
     — Обезьянка, благодарю за услугу! Прыгай на плечо.
     — А зачем? Ты и без меня легко управишься.
     Отправился дальше один. На пути встретил убогую избушку-развалюшку. Под её рваной крышей ветер гуляет, и кособокая дверь скрипит, вот-вот с петель слетит. На завалинке старушка греется на солнышке. Увидев молодца, зашамкала беззубым ртом:
     — Мил человек, помоги. Старая я и немощна. Ноги не ходят, глаза не видят. Не в силах даже печь истопить да кашу сварить.
     Хотел ответить, что недосуг ему всякой ерундой заниматься, да осёкся, испугавшись дурных мыслей. Разыскал топор в сенцах, нарубил хворост и печь затопил. Взял пустое ведро, пошёл к ручью воды набрать и увидел отражение своё. А лицо его прежним стало, да ещё красивее. Обрадовался, но не бросил начатые дела. Кашу сварил, старушку накормил, хотел уйти, да зацепился кафтаном за ручку кособокой двери. Догадался, что избу поправить надобно. Крышу перекрыл, дверь починил и даже крыльцо укрепил.
     — Сынок, какое сердце у тебя доброе. Возьми в подарок мою птицу Королёк, не смотри, что крохотная, любого жаворонка перепоёт и на твои вопросы ответит.
     Афанасий поблагодарил старушку и дальше отправился. Впереди Королёк летит да о любви поёт. Достиг вершины, и мир раскрылся ему во всей своей красе:
     — Королёк, почему я раньше здесь не видел красоту и величия земли и неба?
     — Оттого и не видел, что окромя себя ничего вокруг не замечал. А сейчас пришло тебе время и на трон златой взглянуть.
     Вспомнив жуткие падения с горы, крестьянин осторожно приблизился к трону, что скрыт за белым облачком. На нём восседала Царица в сверкающей короне, но видно лишь половина лица. Рядом золотая прялка с серебряной куделью, и колесо крутится, жужжа, словно пчёлы в улье. Она ловко вытягивала из кудели витиеватые пряди, свивая тончайшие нити. Пригляделся крестьянин и глазам не поверил:
     — О, прекрасная Мокоша! Прими мои нижайшие поклоны!
     А Дева и бровью не повела, тогда Афанасий обратился к птице:
     — Скажи, Королёк, почему Мокоша не отвечает на моё приветствие?
     — Оттого и не отвечает, что находится в безмолвии – не видит, не слышит, но ведает обо всём вокруг. Когда появляются у людей мысли злые да тёмные, тогда Дева посылает ветры буйные и тучи грозные. Как только их мысли становятся добрыми, то ветры стихают и облака плывут светлые, а ежели молиться они начинают, то небо от облаков очищается и в солнечных лучах купается.
     — Скажи, Королёк, а часто ли Мокоша приходит сюда?
     — Она никогда не покидает этого трона.
     — Почему же давеча я не видел её на этом троне?
     — Всё оттого, что из-за жажды власти и почёта, ты видел лишь корону.
     — Значит, Мокоша здесь вечно сидит! Тогда с кем я заключил договор? 
     — С ней и заключил. Ибо в одно и то же время она находится везде, оттого и зовут её вездесущей.
     — А почему Дева прядёт?
     — Она не прядёт, а свивает человеческие судьбы, наматывая на колесо времени. Ежели рвётся нить, то соединяет узелком и суждено тогда любимым снова встретиться. Бывает, концы путаются или нити не связываются, тогда люди живут одинокими, но пусть тебя это не волнует. Ты выполнил договор и теперь можешь закрыть глаза.
     Афанасий закрыл глаза, а когда открыл, оказался в родной деревне. С этого дня жизнь его по другому руслу потекла. Посадил семена – взошли все до зёрнышка. Пошёл на охоту, принёс богатую добычу. Отправился рыбу ловить – улов на зависть всем. А главное, силу имел такую, что дуб с корнями мог вырвать из земли, но не хвастался.
      Замелькали яркие сарафаны возле дома, это девушки пытались обратить на себя внимание завидного жениха. А тот искал не красоту внешнюю, а доброту сердечную. Как нашёл – сразу женился. Вроде не красавица, а глаз не оторвёшь. Жена по хозяйству хлопочет и детишек растит, а муж в поле работает да в доме ей помочь старается:
     — Душа моя, что сделать тебе надобно?
     Она же ласково отвечает:
     — Свет очей моих, сначала отдохни да отведай мою трапезу, что с любовью готовила, а потом уж и за дело берись.
     Вот так и живут до сих пор в любви и согласии.