Реки Накъяры часть третья глава сорок вторая

Ремень от арбалета изрядно натер плечо, а мысли о будущем незаметно сменились бестолковым счетом шагов в такт дыхания: раз, два, три — вдох, раз, два — выдох. Гакур остановился. Две серые, утрамбованные колеи дороги по прежнему убегали вдаль, несмотря на окружавшую глухомань. У самых обочин, из под земли торчали подгнившие торцы бревен, видимо это место заливало в половодье. Мысль о бурлящей воде, растолкала смирившуюся жажду. Единственное, как можно было бы прогнать жгучую сухость, это перебить ее чувством более суровым. Гакур стал прокручивать в голове последние слова Миранды пока не задержался на одном, вытеснившим остальные. «Проваливай.» К удивлению, это оскорбление теперь потеряло свою силу. Как можно обидеться на такое? В былые времена Гакур ухмылялся словцам и покрепче. Дурак. Нужно было остаться, взять ее за руку, обнять и успокоить...

В последнюю ночь, когда они ехали с цирком, Инга перебралась в другой фургон, оставив их наедине. Огромные глаза Миранды блестели, ее ресницы почти касались бровей, а влажные, губы шептали его имя. Плененные незнакомым чувством, они доверились ему, точно слепцы проводнику, и оно вывело их сквозь ночь к рассвету.

Теперь он знал, кем она была на самом деле. Ведьмой. Ну и пусть. Это для других, для всего королевства и для пытавшихся ее найти небесных миров. Пусть. Для него она навсегда останется хрупкой девчонкой с будоражащей сердце улыбкой. А если так, то оставлять ее там было недостойным поступком. Ведь она наверняка тоже жалела, что прогнала его. А вдруг нет? Тогда и к дьяволу все.

Оказавшаяся перед ногой кочка разлетелась ошметками. В отчаянии Гакур пнул землю еще раз и побрел дальше.

Впереди послышался скрип — равномерный стон расшатанных колес — Гакур ускорил шаг. За поворотом показалась телега. Пустая. Нагнав лошадь, Гакур понял, что это была та самая телега, на которой уехала в свою деревню спасенная девочка Лани. Он остановил едва бредущую лошадь и осмотрел воз. На присыпанном соломой днище лежали пара тюков и медный котелок, а чуть в поодаль торчал из соломы обух топорика. Место, где сидел возничий, было забрызгано бурым. Гакур провел по самому большому пятну рукой и растер вязкую жидкость между пальцами. Кровь. Рука сама потянулась за кинжалом.

Аукая и выкрикивая имя Лани, Гакур прошелся вдоль обочины. Никого. Вернувшись к телеге, он вытащил и повертел в руке топорик: в последний раз им рубили, что угодно, только не плоть. Ножевая рана оставила бы куда больше крови, скорее возничего, как его там звали, ранили стрелой. Девчонка убежала. Жизнь со Смеррой ее многому научила, так что спрятаться от лиходеев не составило бы ей труда. Может все так и произошло, только… Гакур отрицательно покачал головой. Среди множества открытий и знаний, накопленных за последние дни, наиглавнейшей оставалась способность не верить своим глазам. И действительно, помимо пустой телеги, крови и не запачканного ею топора присутствовало кое-что еще. Невидимое, но такое же осязаемое, как прохлада, исходившая из темноты леса, как тень приближавшейся грозы. Страх. Только в этот раз не было необходимости его укрощать, не было нужды от него прятаться, ибо впервые сердце колотилось от страха за другую жизнь. Миранда была в опасности. Гакур не знал от кого или чего, но к любимой подкрадывалась беда.

Гакур распряг кобылу и, хлопнув ее по крупу, отпустил. Та фыркнула и побрела так медленно, будто по-прежнему тащила обоз. Гакур же пошел в обратную сторону. Быстрее, быстрее, и вот уже замелькали под ногами трещины и кочки. Он бежал.

Место, где он простился с Мирандой, долго искать не пришлось: колея, что осталась от развернувшейся по смежной поляне телеги виднелась издалека. Оттуда Миранда с Ингой продолжили путь в Талукан. Гакур остановился и, упершись руками в колени, перевел дух. Жаждущее влаги горло сипело, нехотя пропуская теплый, игольчатый воздух. Гакур обвел глазами полумесяц колеи. Что-то блеснуло. Вода! Добравшись до лужицы, он припал на колени и зачерпнул. Сквозь мутную жидкость проглядывали ладони — пить можно. Теперь он готов был бежать хоть до заката солнца.

Включилось кронсово чутье: не спеши, осмотрись внимательнее. Росшая ближе к дороге трава стояла на уровне глаз, а другой конец поляны опоясывала череда мертвых и поваленных деревьев. Дальше поднимались холмы. Сухие, безжизненные, они становились естественным продолжением мертвого леса. Чуть вдалеке мятая трава уходила вглубь поляны, будто кто-то проделал брешь. Возможно, зверь, но сегодняшний день не прощал догадок. Гакур пошел по следу, не обращая внимания на хлеставшие по бокам высохшие стебли. Кое-где верхушки травы были ровно срезаны — верный знак рассерженной Инги. Гакур представил, как вслед за разбойницей шагала Миранда, и не сдержав радости ударил кулаком в воздух, и выкрикнул, «Туда!»

Ингины метки вывели к холму, который вблизи оказался не таким уж безжизненным: высокий, густолиственный кустарник опоясывал все подножие, а местами даже торчали стволы осмелившихся пустить корни деревьев.

Кусты зашевелились, верный кинжал сам лег в руку, а арбалет сполз на землю, дабы не мешать. Кустарник продолжал вздрагивать и раскачиваться, покуда наконец не выплюнул человека. Сначала Гакур обрадовался, подумав, что это Киган, — так это напомнило их первую встречу. Но человек оказался чужаком, да еще раза в два тяжелее молодого колдуна — рука сильнее обхватила рукоятку.

— У меня нет ничего, я бедный, — успел сказать человек перед тем, как споткнуться.
— Встань, я не разбойник, не трону, — стараясь не выдавать напряжения, сказал Гакур. Облегчение от того, что толстяк оказался не воинственным, придало сил, даже утолило жажду, вновь начинавшую теребить сознание. — Не видал ли ты двух девушек, одна белобрысая с двумя мечами за спиной, а другая… черненькая в длинном платье.
— Ты никак, молодой господин, немного того, этого. Откуда ж здесь бабам взяться? — человек покосился в сторону, чуть дернув головой, точно хотел обернуться, но передумал. Жест не остался не замеченным кронсом..
— Грибы да ягоды, они, конечно, тут водятся, — продолжил он, — да ведь и зверье тоже.
Толстяк хлопнул себя по шее, прибив комара, выругался и начал расчесывать зудящее место.
 
Яркая вспышка отбросила Гакура назад, словно в грудь ударило тараном.
Открылся один глаз, едва расклеился второй. «Дын-н-н-н» — гудел в голове монастырский колокол. Гакур пошевелил руками — целы, дернул ногами — на месте. Ощупав лицо, убедился, что и там ничего не пропало и не продырявилось. Намокшие пальцы слипались, и Гакур отвел руку, чтобы их рассмотреть. Кровь и еще что-то. Обрывки человеческих внутренностей.

Он не раз видел смерть. К одним злодейка являлась, срубая несчастным голову, к другим — протыкая тело, к третьем же — в виде кристального порошка, подсыпанного в вино. Но такой конец Гакур видел впервые.

От толстяка почти ничего не осталось. По кругу от того места, где только что сидел и чесал свою лоснящуюся шею человек, висели на кустах маленькие лоскутки плоти, а залитая кровью земля походила на двор скотобойни. Какая бы дьявольская сила ни разорвала этого беднягу на части, она неминуемо сделала бы то же самое с Гакуром, будь на то ее воля. Противостоять такому чародейству бесполезно да и нечем.

Глаза наткнулись на чудом уцелевший арбалет, Гакур облегченно вздохнул: какой никакой, а отпор можно было дать. Кинжал отбросило невесть куда, и искать его не было времени. Гакур закинул на плечо арбалет, поправил колчан с единственной стрелой, и, цепляясь за кустарник, побрел туда, куда хотела обернуться голова толстяка, до того, как ее отделил от плеч дьявольский взрыв.

 Остался позади первый холм. Едва волоча ноги и задыхаясь, Гакур миновал еще одну сопку. Дневной свет внезапно померк, отчего торчавшие из земли серые валуны мгновенно почернели. Гакур посмотрел вверх: в далекой прошлой жизни, до встречи с Ветром, увиденное бы поразило его, но сейчас, сейчас все казалось естественным, а при наличии Кигана — легко растолкованным. Небо затянули тяжелые тучи, висевшие так низко, что вершина холма, на который взбирался Гакур, терялась в серой пелене.

Рванул громовой раскат.

Чуть вдалеке на склоне темнело пятнышко, по форме и цвету явно выделявшееся среди каменных залысин. Пятнышком оказался обрезок от платья Миранды, неровно откромсанный ножом. Гакур прильнул к ткани и вновь пожалел, что когда-то не согласился стать оборотнем: сейчас бы среди щекочущей нос пыли и горечи полевых трав он смог бы уловить ее запах, сравнимый разве что с ароматом спелого яблока. Сложив лоскут, Гакур сунул его за пазуху и продолжил карабкаться вверх.

Перед ним предстало невероятное зрелище: высоко в небе, окутанное прозрачной дымкой, висело что-то огромное, мерцающее огнями. Быть может, так выглядел бы королевский дворец, описания которого Гакур не раз слышал но никогда сам не видел. Он сноровисто зарядил арбалет единственной стрелой и отбросил за ненадобностью колчан.

— Ты идешь не в ту сторону, — послышалось справа.
Заряженный арбалет мгновенно развернулся на голос. Никого. Раздался хриплый смех, в котором не без труда угадывалось если не предсмертное, то тяжкое состояние хохотавшего. В нескольких шагах, прислонившись к серому валуну, лежал Ветер.

Гакур приблизился:
— Где Миранда?

Сколько раз он представлял себе их схватку, подбирал нужные слова, готовил роковой выпад кинжалом, но все это оказалось бесполезным: такой встречи, его воображение не готовило.

Ветер застонал. Одна рука его лежала на животе, обугленная култышка заменяла вторую, срезанную у самого плеча. Косой шрам, так часто снившийся Гакуру скрывала засохшая кровь, а вместо надменной ухмылки, губы перекосила боль.
— Ну, давай, — сказал Ветер, — я бы предпочел кинжал вместо стрелы, уж исполни последнее желание, как никак я тебя в люди вывел. В люди, ха-ха… вывел.

 Попытка засмеяться перешла в тягучий стон, почти мычание.
— Где Миранда? — повторил Гакур.
Стоны Ветра заглушил не то лязг, не то визг, донесшийся из-за разрушенной стены, там, где в небе висел сверкающий дворец.
— Похоже сферу запустили, Накъяра улетит, — сказал Ветер и кивнул в сторону мерцавших огней.

Гакур присел на корточки и тронул Ветра за плечо:
— Я не собираюсь тебя убивать, помоги мне ее спасти, ты можешь, я знаю. Вот, ты же это искал, бери.
С этими словами, Гакур достал книгу и протянул. Рука Ветра, прикрывавшая живот соскользнула, оголив рану, но оторваться от земли уже не смогла, лишь дрогнула. Гакур положил книгу рядом. Пальцы колдуна тут же задвигались по обложке, будто пытались читать на ощупь. Ветер прикрыл глаза:
— Тебе, как всегда повезло, тебе страшно везет с того дня, как мы встретились, ты не заметил? Недооценил я тебя, гном. До смерти недооценил.
Он вновь зашелся хриплым смехом, повторяя последние слова.

Гакур молчал. Нахлынуло странное чувство, обратное всем тем, что должен был испытывать человек, глядя на падшего врага. Жалость. Имей он при себе какое-нибудь зелье Кигана, такое, что смогло бы залечить тяжелые раны, то не задумываясь, отдал бы Ветру. Где-то неподалеку бродила смерть. Удушливый, доселе неведомый ноздрям запах гари подтверждал ее близость, и выжженная поляна была ее почетным ковром.

— Я помогу тебе. Только делай, как я говорю и не задавай вопросов. Мы уже опоздали.
Гакур кивнул.
— Оторви обложку.
Взяв книжный блок одной рукой, и заложив обе половинки обложки назад, Гакур дернул.
— Положи обложку, внутренней стороной ко мне, остальное можешь выбросить.
Пальцы Ветра вновь забегали.
— Как только появятся огни, бросишь вон туда, да не сильно.
Через несколько мгновений, корешок действительно замерцал огоньками. Гакур отбросил обложку в сторону, всего на несколько шагов. Там, где она упала, воздух над землей колыхнулся, и тут же в нем образовалась дыра, овальная, точно раскрывшийся рот огромной рыбы.

— Портал, — сказал Ветер,— Так я хотел забрать Накъяру. Домой. Эти… эти дураки никогда бы ее на корабле не доставили. Она бы их всех там, и себя тоже… Думают сферой ее сдержать, идиоты.
Он продолжил на непонятном языке, обращаясь к распахнутой в воздухе дыре. Голос его сорвался, он закашлялся, и обратился к Гакуру:
— Ступай и закрой. Просто сложи обе половинки.

Гакур подошел к дыре. Вблизи она напоминала обыкновенный дверной проем, разве что округлый. Едва Гакур оказался в шаге от него, как проем осветился и затрещал сотней цикад. По ту сторону виднелся лес, обыкновенные стволы деревьев. А вот заросли под ними… В их гуще горели огоньки. Растение, напоминающее папоротник, светилось голубым, будто каждый листик был облеплен светлячками. Что-то похожее на камыш мерцало зеленой верхушкой. В следующий миг, пригнув его к земле, на камыш присела птица, величиною с ладонь. Едва сложив крылья, она тут же ринулась вниз и исчезла. Камыш распрямился, но уже без птицы. Вглядевшись стало ясно, что камышом был язык зарывшегося животного, часть клыкастой морды едва торчала из под земли.
Гакур присел на корточки и, подложив ладони под обе части обложки, захлопнул ее. Треск цикад, и проход исчезли. Вернувшись, он протянул обложку-проход Ветру, но тот отрицательно покачал головой:
— Слушай внимательно. Во первых, никто никогда не должен это найти. Во вторых, я вижу, что ты хочешь спасти Накъяру любой ценой. Это хорошо, ибо заплатишь дорого.

Хрипя и кашляя, останавливаясь, чтобы сплюнуть кровь, Ветер объяснил. Когда он закончил, серые глаза его закрылись. Сказанное было настолько невероятным, что если бы не проход в другой мир, увиденный воочию, то Гакур подумал бы, что слушал бредни предсмертной горячки.
— Почему ты не можешь переселиться в другое тело? Ведь ты же сказал, что Смерра не была твоим хранителем? — Спросил Гакур.
— Поверни меня на спину, лицом к югу, вот так... Дотяну до восхода Кемик’арут’цино. Южная Звезда на канджейском. Накъяра знает.
— Ветер...
— Узнав рождения секрет, ты проживешь еще сто лет. — Он закашлялся, — Все начинается с красной точки, и ею же заканчивается. Во сне или наяву. Прощай, гном.
Гакур взял омытую кровью ладонь и слегка сжал:
— Прощай.
Рука Ветра скользнула на землю и больше не шелохнулась, оставив не прикрытой смертельную рану. Неизвестно, сыскала ли душа чародея другое тело, но это искалеченное и обмякшее у ног Гакура, она покинула.

Сначала нужно было разыскать Ингу. Ветер говорил, что та осталась жива, и наверняка рыскала где-то рядом, пытаясь освободить Миранду.
Добравшись до разрушенной стены, Гакур осторожно выглянул сквозь единственную дыру-окошко. Над землей висело нечто похожее на короб, под которым мерцала та самая сфера, с заключенной в ней Мирандой, а рядом стоял и сам похититель. Хотелось бросить арбалет и ринуться туда, прыгнуть, как Фарон, вцепиться в горло злодею, и рвать, рвать, рвать. Гакур так бы и сделал, не узнав от Ветра единственного верного пути спасти любимую.

Сзади на плечо легла чья-то рука. Гакур хотел было ударить незнакомца локтем и отпрыгнуть, но не смог: вторая рука цепко ухватила за грудь, бойко развернула и прижала к стене.
— Сокол, родненький, как же ты нас отыскал? Зяблика в ту клетку заперли, а этого гада убить невозможно. Ветер пытался помочь, но кажется его ухлопали. Он что-то хотел мне сказать, ты знаешь, он оказывается не такой...
— Знаю — перебил Гакур. — Молчи и слушай.
Он пересказал слова Ветра.
— Не может быть,— голос Инги сорвался.
Гакур наклонил голову и закинул вперед закрывающие шею волосы:
— Смотри.
— Как же так, Сокол, как же…
Впервые черты ее лица показались женственными. Исчез снисходительный прищур, а губы, по обычаю прикусаны то в одном уголке, то в другом, оказывается имели форму. И, что самое невероятное, в глазах мерцали слезы.

— Мое тело принадлежало охотнику, — сказал Гакур. — Как ты уже видела, одному из лучших. Когда-то он приблизился к горящему шару. Ветер это знал, и хотел держать меня поближе, чтобы их выследить. Умру я, и тогда умрет похититель Миранды. Не поминай лихом.

Инга обняла и поцеловала его в щеку. Мокрое пятно тут же охладело под внезапным дуновением, и Гакур вспомнил прикосновение губ Миранды — нежнее, осторожнее, трогательнее, каждый раз будто в первый.

Туго натянулась тетива, и над ложем арбалета показалась голова стоявшего у шара человека, казавшаяся не больше куриного яйца. Мысль о дальнем расстоянии предательски сползла в руку, но та не дрогнула. Вдох. Выдох. Выстрел. Бросив арбалет в сторону, Гакур ринулся вперед. Показалась Миранда. Окруженная голубой дымкой, она сидела неподвижно, но, едва завидев его, принялась колотить по стенам шара кулаками. Гакур обернулся: Инга стояла наготове.

— Родной мой, только не прикасайся к этому свету, он убьет тебя, слышишь, убьет, — запричитала Миранда. Ее голос был чистым и звонким, точно и не разделяла их смертельная стена, о которой все рассказал Ветер.
Гакур, молча обошел шар. За его спиной легла пропасть.
— Я не хотела с тобой расставаться, — уже кричала Миранда.

Гакур не сводил с нее глаз: из под наскоро обрезанного платья торчали перепачканные в земле колени. И хотя ее волосы изменили цвет, осыпав плечи и грудь растрепанными, красными локонами, а ее глаза горели алыми зрачками ночного хищника, это была она. Его хрупкая, испуганная девчонка, нуждавшаяся в его защите. Миранда прислонила обе руки к прозрачным стенам шара так что стали видны линии на ее ладонях. «Я тебя люблю, — сказала она.» Гакур хотел ответить, но застрявший в горле ком сбил дыхание, угрожая превратиться в неуместный всхлип. Этого нельзя было допустить, она не должна была слышать его дрожащий голос и сбивчивые слова. Нельзя показывать слабость. Пусть оставшийся сгусток воли передастся ей.

Уже вдалеке показался выросший из воздуха человек, и от каменной стены отделилась тень Инги. Все было готово. Гакур тронул пояс за спиной: переплет на месте. Он протянул вперед обе руки, так чтобы пальцы коснулись места, где с обратной стороны шара прильнули ладони Миранды.

Шаг.

Чудовищная сила рванула его назад. Земля разошлась.
Мир стремительно потемнел, но, перед тем как совсем погрузиться во мглу, вспыхнул голубой дымкой, в которой мелькнула дорогая сердцу улыбка. Крыльями раскинулись в стороны руки, отчаянно пытаясь удержать над пропастью тело¬-камень. Затрепетала под натиском бешеного ветра одежда, но все это Гакур уже не чувствовал.

Обломки шара, что ударили о дно кареты, теперь сыпались сверху, оставляя ранки на шее. Миранда не обращала внимания, порезы мгновенно затягивались, не успевая брызнуть кровью. Кинувшись к пропасти, она желала только одного: спасти Гакура, вытянуть его, вырвать, отобрать у смерти. Ведь случилось уже однажды такое чудо, случилось! Она упала на живот и тут же принялась хватать руками воздух. Зубчатые выступы опоясывали скалу и убегали в глубину, туда, где все еще дымилась упавшая ранее небесная карета. Из груди вырвался крик, ставший воем, протяжным, жутким. Через мгновение, ему отозвался гул, но не эхом пропасти, нет, звук пришел издалека, из-за моря, оттуда, где ждало Владычицу ее королевство, ее владение, ее дом.

Над головой по-прежнему висела тень железной птицы. Ах да, надо бы наконец покончить и с ней. Миранда встала и пошла к человеку, целехонькому и без стрелы в горле. Невдалеке от него шевелилась на земле Инга. Живая. Видимо взрыв шара сбил ее с ног и оглушил. В руках человек держал большой лучемет, тот самый, стрелявший красными лучами. Человек что-то сказал, но Миранда не сбавила шага.
Яркая красная вспышка резанула по глазам. Ярость, повсюду ярость. Ею была пропитана земля, на которую вновь упала Миранда, яростью был воздух жгущий ноздри и от ярости билось сердце.
Она поднялась. Внутри бушевал ураган, то и дело подкатываясь к горлу и падая в руки, утяжеляя их: «Отпусти меня, отпусти.»

Едва повернувшись, Миранда направила руку в сторону железной птицы и раскрыла ладонь. Из кончика каждого пальца вырвалось по красному лучу. Слившись воедино, они стали продолжением руки.
Луч пронзил железную птицу. Она накренилась, вдоль со всех сторон побежали молнии. Ослепительные вспышки сопровождались раскатами грома. Рокот перерос в металлический дрязг. Корабль накренился набок, и сорвался в пропасть.

Содрогнулась земля.

Человек отбросил в сторону лучемет. В его глазах, кажется, впервые появился блеск.
— Невероятно! — воскликнул он.
— А то, — прохрипела стоявшая за его спиной Инга и, обхватив рукоятку обеими руками, взмахнула мечом снизу вверх. Тело человека рухнуло, будто держалось на веревке, которую подрезали.
Воздух наполнялся едким дымом, горевшей где-то внизу железной птицы.

Новый человек не появился.

На лице Инги не было ни радости, ни горести. Под ушами блестели ручейки засыхавшей крови, а глаза смотрели куда-то вдаль, по другую сторону пропасти. Миранда забрала меч, вытерла окровавленный клинок о свое платье, заложила в ножны, и взяла подругу за руку.
— Пойдем, — сказал она.

У берега моря наверняка стояла какая-нибудь рыбацкая деревня.


                *** КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ ***