Любимые сказки этого города
Ты так же удивленно рассматриваешь меня, ища отметины возраста. Но я сделан не из теплой, поддатливой древесины, нагретой на солнце, пахнущей смолами и специями из трюма судна, которая грубеет от ветра или лаково блестит на солнце. Мой материал другой, мягкое и непрочное, слишком недолговечное человеческое тело, такое чуткое и такое страшно смертное, что я пытаюсь не думать об этом каждую минуту осознания своей обреченности. А внутри этого непрочного у меня всесильное, равнодушное, бессмертное то, что сочится через кожу и способно прикоснуться к тебе так, что ты вздрогнешь как от электрического, прерывисто вздохнешь совсем как человек. Внутри то, что способно почувствовать тебя и твою инакость. То, что умеет с тобой взаимодействовать, соприкасаясь с внутренним твоим огнем, иссушающим наружнюю деревянную оболочку и восхищаясь, ужасаться тому, как ты раскаляешься, начиная истекать древесными соками.
Мой отец был краснодеревщиком, может поэтому я умею работать с этим материалом, и мне так легко в руку ложаться отдельные твои детали. Откуда же у этой женщины - города был бы настоящий ребенок, правда? Она тебя явно принесла в подоле выкупив у заезжих гонцов удачи и смерти под черными парусами. Выменяла на бутылку рома или на сундук золота с нетронутой принцессой в придачу, как знать, сколько ты стоил до того, как вырос, стал покрыт росписями татуировок и так жадно лег в мои ладони, привыкшие к соприкосновению с древесиной и с немыслимым.
На этой неделе зарядили дожди, а ты приехал к матери которой самой сколько? Пара тысяч лет? Негоже такую женщину расстраивать, поэтому ты послушно сидишь дома, в просторных холодных комнатах, валяешься в этих ласковых прохладных, кружевных, старомодных постелях в тусклом освещении из за приоткрытых ставней высоких балконных дверей, шлешь мне фото своих бесконечных ног и стояка под плотными белыми трусами, влажными в одном месте. Деревянный мальчик, юноша полный сока жизни, такой неприлично эротичный в дорогой одежде, едва деражащейся на твоем прекрасном теле, никогда его не закрывающая полностью, а лежащая только как покров на драгоценностях слишком вульгарно манящих, что бы ото всех их скрывать. Я бы и сам тебя поснимал на фоне этих стен с потретыми фресками и лопнувшими пузырями вздувшейся от плесени штукатурки. Я прекрасно знаю, что тебя можно одеть во что угодно, ты согласен на все: женское белье, одежду эпохи ренессанса, сапоги на высоких каблуках, армейскую форму, пошлейшую в своей запертости одежду священника. Ничто не сможет прикрыть твой магнетизм, этот тяжелый, жадный взгляд и мощь растущего ясеня. Я бы точно мог на тебе повесится, будь скандинавским божеством. Но я не он, черт его знает, кто я и почему тут мои часы идут назад, рядом с тобой, и сердце бъется в обратном направлении. Кто бы мне сказал, что я буду спать с итальянцем. Хотя откуда у деревянного мальчика национальность, да?
Свидетельство о публикации №219102101220