Вечерняя улица

     Мои читатели (если у меня есть читатели, в чём я не уверена) могут спросить: почему я пишу про разные пустяки и мелочи, а не про что-нибудь серьёзное?
     Отвечаю: во-первых, потому что я сама несерьёзная и ни о чём серьёзном По-настоящему не знаю; а во-вторых, потому что, мне кажется, Жизнь вообще состоит из всяких пустяков и мелочей, включая в себя не только людей, но и животных,
 и растения, и рыб, и птиц, и насекомых.Кажется мне, что важные люди - политики там, бизнесмены - куда больше зависят от того, существует ли жизнь, чем сама жизнь - от политики и бизнеса... Хотя людям зарабатывать какие-то деньги всё-таки надо, чтобы покупать себе еду и все необходимые вещи... Но вообще-то главная цель у жизни одна - быть! И она пока есть - что, на мой взгляд, хорошо.
     Она была и в моём прошлом; и в том прошлом, когда ещё не было меня, ни даже моих родителей, ни бабушки; когда ещё не было книг про какое бы то ни было прошлое,хоть про древнюю Эладу или древний Египет:  и этих книг не только никто не прочитал, но даже никто ещё и не написал. И не было моего города - того маленького приморского городка, в котором я когда-то жила и от которого теперь осталось одно название. Он теперь совсем на себя не похож. Тем более, не похожа на себя та улица, на которой мы жили, хотя и она сохранила своё название. Увы! Там не осталось не только знакомых мне собак и кошек, но и людей, и домов - дома теперь другие, многоэтажные. А вот деревья остались. Некоторые, какие не вырубили. Зато посадили новые - сосны, в основном; и они уже подросли. Да не подросли - выросли; тени их падают на плитку тротуара, которого когда-то не было, и доходят до асфальта дороги, которого тоже не было... Такие вот дела...
     Вам ещё не скучно? Тогда я продолжу.
     Никакого асфальта и никакой плитки на нашей улице не было. Асфальт был вообще только на Ленина, на Ворошиловской и, конечно, на Луначарской, потому что по Луначарской проходила шоссейная дорога от Новороссийска и дальше - кажется, аж до Сочи. Не знаю, я так далеко по ней в ту сторону не ездила; но некоторые ездили и говорят...
     А нам асфальта не полагалось.  У нас на улице и учреждениё-то никаких не было; только небольшой цементный завод - но далеко, у самых гор. Ещё на нашей улице были красивые каменные заборы домов отдыха с номерными названиями "Четыре-пять" и "Один-два", К "Четыре -пять" относился также пустырь напротив нашего дома. Пустырь называли Соляркой. В этом пустыре было три или четыре корпуса (это такие домики для отдыхающих); памятник Сталину, в шинели, посреди цветочной клумбы; и великолепные заросли держи-дерева. Сталин, как это водится у памятников, куда-то указывал рукой; и был этот жест направлен прямо на нашу Морскую улицу. Даже, скажу больше, прямо на наш дом. Хотя домишко-то, казалось бы, ничем не примечателен - обычный саманный, белёный, с облупившимися голубыми ставнями. Была, правда, в нашем доме веранда и деревянный второй этаж, и наружная лестница с широкой площадкой на этот этаж (под ней складывали порубленные дрова); но это с другой стороны, со двора. А там, со стороны Солярки, Сталин мог видеть только забор и навечно заколоченную, давно не крашенную дверь, которая почему-то называлась "парадной" дверью. А необычного в нашем доме только то, что жил в нём когда-то, говорят, композитор Кобалевский - жзил и был влюблён в соседку из другого двора, в Дору Ильиничну. Молодой был, потому что. Когда-то...

            (продолжение следует)