ДНД. Спирт. 1984

                ДНД.


    Плотный лысый начальник штаба ДНД проводит инструктаж и разнарядку: «Так. Трое товарищей и три боевых подруги пойдут в рейд на проспект Ленина, пятеро в «пятый дом», а ещё трое на Кузнечную улицу.
   Во время беседы с временно подчинёнными с треском распахнулась дверь и в штаб ворвалась растрёпанная девица с криком: «Меня изнасиловали!»
Сразу послышались вопросы: «Где? Когда? Сколько?»
Добровольные народные дружинники повскакали с мест
И были уже готовы ринуться в бой на защиту поруганной девичьей чести.

   - Да это друг моего парня. Я с ним договаривался, чтобы он не в меня…А он обманул. Что ж теперь делать-то?
- Постой. Погоди, так всё у вас по согласию, что ли, было?
- Ну да, конечно, а как же иначе?
- Да как же ты смогла такое сотворить, милая? И разлюбезный твой как сумел? Это ж прямо как у чукчей или тунгусов. А парень твой рядом, что ли, стоял?
- Да нет. Мы в кустики зашли. А он рядом ждал.
- Почему же ты сразу уступила приятелю своего милого? Как же дружок твой сердечный позволил такое себе и тебе?
- Но ведь он друг ему? Разве жалко?
  Тишина. Отвисшие челюсти мужиков. Выпученные глаза.
После разборки с девкой руководитель ДНД  обратился к членам дружины: « Так, ребята и девчата, скоренько движемся по маршрутам на объекты.

   На сей раз мне «повезло». Я в составе рейдовой группы отправился в знаменитый «пятый дом». Пресловутый, но не слишком славный «пятый дом» по улице Октябрьской города Кострова.
Огромное пятиэтажное строение с большими окнами и полукруглыми балконами по углам было воздвигнуто в тридцатые годы века двадцатого.

   Комплекс из двух больших корпусов с «фабрикой-кухней», детским садом, прачечной, парикмахерской и прочими бытовыми удобствами и услугами тех времён планировался как огромное социалистическое общежитие, своего рода фаланстер, «дом-коммуна», о коих мечтали Фурье и Сен-Симон.
Возможно, в начале тридцатых годов людям, приехавшим на стройки социализма из окрестных деревень, комнатки в «каменном» доме с общими кухнями и санузлом на десятки человек, казались если не пределом жилищного совершенства, то его достаточным уровнем.

   Именно о таком доме пел Владимир Высоцкий, вспоминая послевоенное детство:
«Все жили вровень, скромно так.
Система коридорная.
На тридцать восемь комнаток
Всего одна уборная.»
Пролетели годы и прошли десятилетия со времён постройки циклопического дома. Жильцов начали расселять вначале в тесноватые, но зато отдельные «хрущёвки» с совмещённым санузлом, а затем в относительно благоустроенные «брежневки», целые кварталы коих выросли на окраинах города.

   А сам «пятый дом» постепенно становился прибежищем мелкой шпаны. В длинных коридорах кое-где зацветали «малины», возникали притоны.
В одном из полукруглых угловых «равелинов» жёлтого «домины» был даже организован опорный пункт милиции.
И не случайно. То и дело в местной газете «Призыв к труду» появлялась информация о том, что в «пятом доме» ограблены командировочные, поддавшиеся на женские приманки.

   Итак, одним из неизменных маршрутов добровольной народной дружины был рейд в «пятый дом».
Вот и сегодня я с Колей Посошковым, спокойным увальнем лет сорока и ещё тремя невольными «искателями приключений» тронулись в путь до «пятого домика».
Большая дверь подъезда неласково скрипнула пружиной и отворилась под усилием рабочей руки.

   Длинные полутёмные коридоры. Полы, окрашенные тёмной охрой. Винтовые лестницы в угловых «башнях».
В одной из комнатёнок на донельзя засаленном, а когда-то светло-зелёном диване не просто лежит, а валяется в доску пьяный мужичок.
Рядом, за круглым столом, не покрытом ни скатертью, ни даже клеёнкой, сидит чуть меньше поддатый парень  уже испитым, худым и морщинистым по стариковски лицом.

    В углу комнаты чернеет умывальник. Да, он именно чернеет, поскольку покрыт застарелой грязью.
Соседка, заглядывая в комнату, громко нашёптывает «бойцам дружины»: «Они всю ночь лопали, пели, плясали. Девки голые по коридору шастали…»
- Хм, голые девки, неплохо бы здесь гульнуть вечерком – вдруг заскочила в мою голову  шальная мыслишка, и я не поспешил её изгнать.
На обратном пути у него сложились стихи.

        «Пятый дом»

Что же вы? Что же вы? Что же вы?
Где ваша память и боль?
Зло, что давно уничтожено,
Вас позвало за собой.

Слёзы и кровь отольются вам
В пули безжалостный лёт.
Где ж ты сейчас, Революция?
Что же ты смотришь, народ?

Сгинь, пропади, наваждение.
Вера в людей, вывози.
Это ж свиней наслаждение –
Смачно купаться в грязи.

Можно ли разве жить с язвою?
Нет! Это ясно давно.
Грязное, грязное, грязное
Город мой смоет пятно.


         

   Новый год надвинулся медленно, верно и незаметно. Андрей Битюгов был в армии, но зато вернулся со службы Андрей Осипов, такой же худющий, как и приходил.
31 декабря. Дома в два часа дня выпили вьетнамской рисовой водки, от которой у многих советских русский мужиков болела поутру голова.
Пошли вечером гулять по городу и не просто шататься, а искать девушек для приятной беседы за столом и танцев.

   Ох уж, эти девушки, девицы, девчонки, девки, «гёрлы», чувихи и так далее. Где найти, отыскать их в 160-ти тысячном русском городе?
Я вспомнил про свою подругу детства Ольгу Егорову, работницу библиотеки всё того же профкома завода имени Берёзова.
Прошли один дом, затем другой. Вроде бы вот в этом пятиэтажном доме с надписью, она и живёт.
На десятилетия выложено красным по белому  большими цифрами чёткая надпись «Триста лет».
В подъездах таблички со списками жильцов. Егоровы нигде не значатся.
На другой стороне улицы стоят жёлтые двухэтажные домики «самозастроя».
Оштукатуренные стены, квартиры тёплые, с деревянными перекрытиями.

  Дверь на звук звонка открывает крепкий молодой мужик.
- Нет, такая здесь не проживает. Но вы ищите, парни, обязательно найдёте, сегодня ведь Новый Год. Всё, что загадано, должно непременно сбыться.
А может быть, в новопостроенной девятиэтажной хоромине обитает дорогая брюнетка, с которой когда-то вместе копались в маленьком огородике детства.
Дом ещё не сдан. Солдаты азиаты и кавказцы отдыхают по казармам, наигрывая на зурне и дутаре. Может быть, там звучит и древний дудук.
На улице заиграла метель. Друзья вернулись домой. На кухне у меня торопливо «раздавили» «бомбу», то есть бутылку из толстого зелёного стекла объёмом 0.8 литра.
О, эта молдавская «Изабелла» восьмидесятых годов, Никогда, ни до, ни после вкуснее этого вина я уже не пробовал.
Нежное, ароматное, какое-то бархатистое на вкус. Словно сама мясистая ароматная мякоть переливается на языке.

   «Оприходовав» бутылку, друзья отправились на улицу Социалистическую. По пути увязались за двумя девчонками. Стали говорить что-то ни о чём. Девушки, посмеиваясь над незадачливыми ухажёрами, вошли в подъезд  девятиэтажного дома-башни.
Это был первый высотный дом, построенный в Кострове в начале семидесятых годов. В детстве я с дворовыми друзьями ходили в этот дом кататься на лифте. Эта невинная забава была бедствием для жильцов дома, вынужденных даже прибегать к помощи милиции, дабы выдворить непрошеных гостей.
Девицы подошли к двери, обитой лакированной рейкой.
Перед тем как позвонить, они решили «отшить» приятелей.
- Ну, вот что, ребята, повеселились и будет. Идите по домам, мы сейчас к сыну Данилы Петровича Козорезова идём. Знаете такого?
Сына Козорезова я не знал, зато видел и слышал как начальник производства орал на испытателей, допустивших какую-то ошибку: «Вы что творите, а? Я вас так закопаю, ни одна собака не найдёт!»
Сынок, очевидно, был просто сынком и не имел такой или подобной власти как партийный папаша.
Пока я вспоминал Козорезова, особи женского пола вильнули крутыми крупами и скрылись в гостеприимном дверном проёме.

- Во, козлы, всё себе забрали эти «Козлодоевы» с партбилетами. И деньги и девок! – возмутился я вслед им.
- Да ладно, Федь, успокойся! Не всё потеряно. Дальше надо трогаться. Только куда?
- А давай в «пятый дом» завалимся. Там, говорят, шмар навалом.
- Ну пошли.
   По пути на заснеженной торжественным снегом костровской улице разговорились с мужчиной и женщиной. Мужик оказался бывшим «зэком».
Зашли к ним в гости. Выпили с ними ещё по стакану зелёного как…змей, самогона. Закусили чёрным хлебом с огурцом. Уже с новыми знакомыми пошли в «пятый дом». Придя в дом-коммуну, стали петь песни под гитару на лестничной площадке. Однако никто не вышел.  Огромный дом был, как ни странно, тих и пуст.

   В четыре часа утра я вернулся домой. Андрею Осипову по пути стало плохо, и я с сочувствием смотрел на то, как друга выворачивало у троллейбусной остановки.
Стало легче.  Возле родной школы бывшие одноклассники, а теперь застольники расстались.
Вот и распахнулась  перед молодым гулякой тяжеленная деревянная дверь. Скорей в туалет, скорей!

   Выходя из маленькой тёплой каморки, я потерял сознание и рухнул, приложившись затылком о фанерную подставку для обуви, стоящую в прихожей.
Очнулся  от громкого журчания воды.
- Что это со мной? Где я? – подумал, видя яркий свет лампочки, висящей на перекрученном проводе под обитой фанерой и окрашенном белилами потолке.
В поле  зрения оказались и ржавый бачок и полугнилые трубы в уборной.

- Федька, ах ты, паршивец, где ж ты так набрался, а? Думала ли я, тебя на свет пуская, что ты таким пьянчугой станешь! – причитала мама, перевязывая  голову непутёвого сына.