БЕДА

             БЕДА.
Ну, вот и всё, весь мир перевернулся.
Он встал на голову, чертя ногами круг.
На всём ходу я будто бы споткнулся,
Большой беды, услыша в двери стук.

Ещё вчера в спокойствии обычном
Я пребывал, считая жизни дни.
Обыденность была такой привычной
И вот теперь хоть плач или стони.

Мне объявили, что болезнь неизлечима
И с ней придётся время доживать.
Судьба, увы, почти неумолима.
Я помню, как скончалась рано мать.

В который раз приходится представить,
Крушенье судна среди северных широт,
Когда на переборки мощно давит
Махиной страшной океанский лёд.

Секундное мгновенье разделяет
Дни прошлые и лучшие года,
И те минуты, где по кубрикам гуляет
Забортная  солёная вода.

И в этом страшном, леденящем плене
Обычно выживет не слабак,
Не тот, кто мерит море по колено,
Не умник, не позёр и не дурак.

Лишь тот, кто стиснув зубы до предела,
Пытается задраить течь в бортах,
Кто в ледяной поток шагает смело
С молитвой о спасении на устах.

Им Николай Угодник помогает.
Сквозь толщи льда, воды, небытия
Он видит, как молитвами блистает
Душа сигналящая, будто бы маяк.

Так может мне помогут все святые?
И защитят меня от боли, мук и бед?
Да вразумят меня слова молитв простые
И я сквозь мрак увижу Божий свет?

Обычной позы жертвы не приемлю.
Я буду биться, сколько хватит сил.
Готов перевернуть Луну и Землю,
Лишь бы Господь гордыню мне простил.

Здесь сила мышц подвержена сомненью,
И сталь в характере не выдаст результат.
Раскаянье, молитву и смиренье
Услышат ангелы и все грехи простят…

27.08.2013.







Лето выдалось не обычным. Весь июнь и начало июля палило солнце, а потом пошли дожди. Но погода не была заунывной, что присуще ненастью: не было мелко моросящей дождевой завесы и нависающих беспросветной серой пеленой туч. В небе нескончаемо плыли рваные стаи громоздких облаков. Они были похожи на огромные горы или айсберги. Их свинцовая тяжесть обильно выделяла дождевые потоки. Однако эти небесные странники не скрывали всей синевы неба. Солнце то и дело ныряло в пучину их нагромождений и иногда, во время ливня, выглядывало из-за края небесных гор. Тогда струи льющейся воды начинали отражать золото его лучей.
Дождь выливался из фиолетовых до чёрноты облаков с короткими перерывами. Шли такие ливни, которые прежде считались редкостью. Вода, падающая с неба, превращала асфальтированные дороги в реки, а пустыри и лужайки – в не просыхающие озёра. Зачастую окрестности оглушались перекатами грома. Блики сверкающих молний, озаряли намокший и потемневший город, делая призрачными его очертания.
Затопив улицы и площади бурными грязными потоками, дождь прерывался также быстро, как и начинался. Умытое ослепительное солнце освобождалось из плена и пронзало лучами пар над лужами, а посветлевшие дали прятали в сизом мареве разноцветные ноги изгибающейся в вышине радуги.
Сейчас был как раз такой момент. Солнце, радуясь возможности светить, блистало. Его свет усиливался, отражаясь от травы, от листьев, от мокрой земли и прошивал жаркими лучами стёкла окон, сушил крыши, слепил глаза. Но всё вокруг жило ожиданием нового напора стихии – очередного потока воды, льющего с небес. Это было схоже с необъяснимым  возбуждением  всего сущего и в то же время с напряжением, царившим в скудной городской природе. В этот промежуток времени даже птицы не щебетали в густых ветвях американских тополей. Горожане, промокшие до нитки, склонив головы, перебегали через лужи в тщетных попытках скрыться от очередного дождевого нашествия где-нибудь под крышей, либо в автомобилях.
Аксёнов Игорь на минутку вышел во двор. Раздвигая грудь, вдохнул свежего сырого воздуха, пропитанного духом мокрой травы, и посмотрел на разноцветный изгиб радуги, перекинувшейся через Волгу. С запада вновь наползали тяжёлые облака. Грохоча перекатами приближающегося грома, они несли что-то тревожное и неизбежное. Игорь отогнал от себя внезапное неприятное чувство и вновь скрылся в приземистом фабричном здании.
Он торопливо шёл по залитой светом галерее, соединяющей участки производства. Раздавшийся звонок мобильного телефона нисколько его не встревожил. За день телефон звонил не один десяток раз. На большом дисплее сенсорной панели пробежала строка с именем жены. На ходу Игорь приложил телефон к уху и как можно приветливей произнёс:
- Привет! Как дела?
Ему ответил непривычно сдержанный, с тонкой примесью слезы, женский голос:
- Ты, можешь говорить?
- Да, да, конечно, говори!
- Ты во сколько будешь дома?
Игорь сразу же внутренне сжался. Он вспомнил, что жена сегодня должна была идти в онкологический диспансер за результатами проверки. Наблюдающий Наталью врач из поликлиники выдал направление на всякий случай. Что-то не понравилось ему в этот раз в результатах исследований. После поездки к морю, в одном из органов образовался узел, который вызвал подозрение.
- Как обычно. А что случилось? Что там с результатами?
- Есть проблемы.
- Что конкретно? Что сказали?
- Не задерживайся сегодня.
- Ну что… – попытался возразить Игорь. Но голос жены прервал его:
- Давай поговорим, как вернёшься.
Телефон отключился. Аксёнов только теперь обратил внимание на то, что он давно уже пробежал освещённую солнцем галерею и стоял в помещении цеха среди шума от работающих станков. Перед ним оператор наносил кромку на панели. Молодой рабочий внимательно посмотрел на Игоря, который, видимо, имел не совсем обычный вид.  Аксёнов отвернулся от любопытного, до неприличия, взгляда и продолжил движение.
«Давно не было беды. – думал Игорь. – Неужели рак? Какая стадия тогда? Что будет дальше?».
Мысль о болезни жены тяжёлой мучительной волной ударила в виски.
Очнулся Аксёнов от слёз, ожегших углы глаз. Ему удалось сдержать эмоцию, вызванную размышлениями о возможных последствиях. Он остановился на этот раз перед прессами. Женщины, работавшие на них, к счастью, не обратили внимания на изменения  во внешнем виде руководителя и продолжали закладку изделий под мембраны.
С трудом сосредотачиваясь, Игорь прогнал через пульсирующий нехорошей новостью мозг весь план  мероприятий на этот день и зашагал в сторону участка окраски.

Наверное, известие о просто подозрении на болезнь, пусть даже тяжёлую и неизлечимую не произвело бы такого впечатления на Аксёнова, если бы не трагедия, случившаяся с его матерью более десяти лет назад.
Мать Игоря умная, сдержанная, с повышенным чувством такта, красивая женщина средних лет однажды, после приёма у врача заявила, что у неё рак. Как оказалось, онкология находилась в завершающей стадии.
Тогда Игорь метался, искал врачей, лекарства, раздавал подарки, взятки. Ежедневно, до позднего вечера организовывал процедуры. Добился консультации у врача с мировым именем… Ничего не помогло. Его горячо любимая мать угасала с каждым днём. Она превратилась в иссохшее, измученное болезнью и тревожным ожиданием существо. Прошло десять месяцев после того, как узнали о болезни, и её не стало.
Игорь помнил об этом с той живостью, с которой помнятся самые яркие впечатления детства. Поэтому известие о болезни жены пронзило его током.
Успокаивая себя тем, что известие может быть ошибкой или Наталья что-либо другое имела в виду, он дотянул до конца рабочего дня.

*******
Ничего другого жена в виду не имела. Подозрение на онкологию. Это стало ясно в тот самый момент, как Игорь перешагнул порог своей квартиры. Через неделю требовалось ложиться в больницу на операцию.
Как всегда, вечером Аксёновы пошли в парк возле дома. Двое сыновей-подростков гоняли по дорожкам, топая по начинающей опадать листве. Им было весело и беззаботно. Детей омрачало только одно обстоятельство – скоро в школу.
Игорь и Наталья сидели в беседке. Наталья тихо глотала слёзы, скрывая это от сыновей иногда появляющихся вблизи. Игорь сидел напротив и говорил не своим, а каким-то чужим голосом. У него в горле стоял ком. Тугой спазм с упрямой периодичностью подкатывал к основанию языка и подолгу не отпускал. От этого тупо ломило в висках и выбивало в глазах не слёзы, а какую-то мокроту, которую Аксёнов пытался не выказывать.
Держаться молодцом ему не удавалось. С редким сглатыванием он медленно говорил:
- По логике, страшного ничего не должно быть. За такое короткое время не может что-то образоваться серьёзное. Это может быть просто ошибка.
- Да я понимаю. – вторила жена, – Может анализы перепутали. Подписали другой фамилией… Знаешь же как бывает?
Тут она затихла и голосом, переходящим в шёпот, произнесла:
- И всё равно я боюсь…
Крупная слеза прокатилась по её щеке.
- Давай будем надеяться на лучшее. – сказал Игорь, большим пальцем руки стирая слезу с лица Натальи, – Учти, пожалуйста, даже если всё подтвердится, ты должна победить болезнь. Чего бы это не стоило. Иначе ты убьёшь нас всех: меня и детей. Мы без тебя не выживем. Ты слышишь?.. Слышишь меня? У нас нет другого выхода. Вся моя жизнь вращается вокруг семьи. Все мои дела и работа – всё для тебя и во имя тебя. Для детей я не имею той значимости, которую имеешь ты. Без тебя – я никто. Жизнь для меня потеряет смысл. Учти, пожалуйста, это.
Игорь обнял жену и горячими губами прижался к её щеке.

Оставшиеся до операции дни проходили тревожно. На работе у Игоря дела шли не очень хорошо, если не сказать хуже… На предприятие он устроился недавно. Для него произошла кардинальная смена профессионального направления. Новое производство требовало усиленного внимания и изучения не только деталей, но и основ всех процессов. Трудности были во всём. Пора было уже подтвердить свой профессиональный уровень, но всё как-то не получалось – затягивала рутина. Появились замечания к его работе, а он не прошёл ещё и половины своего испытательного срока.
Видимо тяжёлая ситуация дома наложила негативный внешний отпечаток на нового начальника производства, что не осталось незамеченным для владельца фабрики. А, может быть, сработал принцип: «Пришла беда – открывай ворота». Как бы там ни было, но накануне госпитализации Натальи в кабинет к Аксёнову вошёл владелец и с посеревшим от неприятного напряжения и скверности момента лицом, сообщил Игорю, что он не нуждается больше в его услугах.
Объяснять Игорь ничего не стал. Свои семейные дела и проблемы он старался не оглашать никому: ни родственникам, ни друзьям, а уж тем более коллегам по работе. Он попрощался и вышел из здания фабрики.
Только покинув производственную территорию с её шумом, путаными коридорами и галереями Аксёнов понял, что осилить напряжённый рабочий график вместе с заботами по излечению жены он не смог бы. Он и так срывался с работы за эти дни для поездок в онкодиспансер. Встречался с медперсоналом, хлопотал о хирургах, о палате, раздавал конфеты, шоколадки. Над всем этим довлело неудобство от неполного и некачественного исполнения своих рабочих функций. Именно сейчас, покидая фабрику, на которой успел проработать два месяца, Аксёнов почувствовал, как камень свалился с его души. Теперь на какой-то период времени не надо было вскакивать ни свет - ни заря и мчаться через весь большой город к началу рабочей смены; пытаться осилить новое направление деятельности, наряду с выполнением производственных планов, подбором персонала, обеспечением работы в выходные дни и много чего ещё.
Напряжённый рабочий график занимал много сил и времени. Однако сама по себе работа и её важность ни в какое сравнение не шли с той значимостью, которую имело для Игоря здоровье жены. Поэтому судьба, принявшая такой оборот по отношению к карьере, даже помогла Аксёнову, тем, что не заставила его принимать решение об увольнении с работы или объяснять руководству причины своего частого отсутствия на рабочем месте. Одним словом, случилось так, как случилось.


*******
Весь день перед госпитализацией Наталья занималась хозяйственными делами по дому. Старалась сделать их впрок, понимая, что Игорь в домашних делах далеко не «ас».
Детей решено было отправить к бабушке на дачу, до самого первого сентября.
Пока жена хлопотала по хозяйству Игорь, выполнив какое-нибудь отдельное поручение супруги, усаживался в кресло и наблюдал за ней. Всё в её руках спорилось, всё получалось. Наведённый детьми бардак за мгновение превращался в порядок. Стоя среди гор глаженного и не глаженого белья, Наталья успевала следить за варкой на кухне, за работой стиральной машины, за ещё сохнущим бельём. Аксёнов, глядя на эту виртуозность в домашних делах, не подвластную ему, думал, что у человека с такой энергией не должно быть каких-то серьёзных заболеваний.
«Это просто не логично, противоестественно. Как может человек, ничего не чувствуя: ни болей, ни слабости или головокружений, подвергаться смертельному недугу? А может она чувствует и ей очень тяжело? Может быть ей плохо, дурно и всё, что она делает, всё через силу? Про свои боли не говорит, что бы не расстраивать никого? Не-ет… Это не возможно. В лице, в движениях, в поведении ничего не изменилось. Это всё же какое-то недоразумение. Болезнь если и есть, то в самом изначальном состоянии…».
Но тут Игорь вспомнил свою мать. У неё всё было в порядке пока не сообщили о страшном. Это потом стало известно, что у неё долго держалась температура, были боли. И всё это она скрывала от родных, надеясь на то, что всё пройдёт. Ничего не прошло. Произошла трагедия… Теперь о матери только грустные воспоминания. 
Её смерть была тяжёлой утратой, наиболее тяжёлой из всех, которые произошли в жизни Аксёнова. И всё же, болезненная острота переживаний притупилась под грузом прошедших лет. В его жизни единственно любимыми близкими людьми стали только жена и двое сыновей.
Мысль о потере Натальи впервые посетила Игоря. Он даже не ожидал, что наступившее с приходом этой мысли его душевное состояние может быть таким тягостным и беспросветным. Его натура, привыкшая решать все жизненные сложности путём активных действий, в настоящий момент не могла чем-либо проявить себя. Поэтому Аксёнов сидел, наблюдая за женой с чувством какой-то обречённости. Он не знал, что делать сейчас. Если бы ему сказали, что для решения проблемы необходимо сделать то …, либо другое, он, конечно же, сразу бросился бы исполнять. При этом его не пугало отсутствие реальных возможностей для получения нужных результатов. Жизненный опыт Аксёнова был наполнен примерами успеха даже в очень непростых условиях, когда, казалось бы, достижение намеченной цели является нереальной мечтой. В нём жила убеждённость, что само движение рождает алгоритм преодоления преград на пути к цели. Главным правилом при этом было – не сидеть на месте. Да и в случае неудачи осознание того, что было сделано всё возможное для разрешения проблемы, смягчало воздействие разочарования. Но никаких идей для изменения сложившейся ситуации, даже при сильном умственном напряжении, в голову не приходило. Приходила только усталость, вялость и бессилие.
В этом мучительном состоянии прошло время до начала операции.


*******
Ложиться в стационар – это как совершить поездку в какой-либо другой город: схожие сборы, толкание в приёмном покое, как на вокзале, расставание с близкими… И, как это не грустно, бывает что навсегда.
Приёмный покой онкологического стационара, напоминает перрон, где провожают людей в армию. Кто убывает к месту несения службы куда-то в столичный округ, а кто-то туда, где идёт война, с той лишь разницей, что отъезжают не молодые, полные сил и энергии парни, а люди более старшего возраста и наполовину женщины. В том и другом случае не факт, что все вернутся назад. Есть и ещё одно отличие: при поступлении в онкологию: нет торжественности и провожающих меньше. Да ещё у провожающих почти всегда отсутствует оптимизм в глазах. На их лицах, как штампом пропечатана тягостная озабоченность.
Аксёновы, выстояв очередь в несколько кабинетов, наконец-то завершили все бюрократические процедуры, и Игорь проводил жену в палату. Следуя советам медперсонала, во время оформления он сам старался не слушать разговоров больных и ограждал супругу от негатива, исходящего от пациентов, ожидающих приёма. Однако те обрывки информации, содержащейся в коридорных беседах и наблюдение за больными, почему-то наоборот, придали Игорю небольшой заряд оптимизма. Его оценка состояния людей с явными признаками тяжёлой болезни, давала возможность надежды на сравнительно лучший, чем у них исход. Ведь внешних признаков болезни у Натальи не было совсем. Её выдержанность и здесь проявила себя. Ровный взгляд огромных серо-голубых глаз не выдавал внутреннего переживания. Поэтому на фоне всего происходящего она действительно выглядела, как на проводах куда-то в краткосрочную поездку.
И всё же, когда Аксёнову пришло время уходить, Наталья, прощаясь, обняла мужа, и по её лицу заскользили крупные жемчужины слёз. Она плакала очень тихо, без всхлипов и без изменения мимики. Просто текли слёзы, оставляя на щеках сверкающие полоски и застилая блеск красивых глаз.
Игорь в очередной раз осознал, что наступает тяжёлый момент. Никакие потуги к самоуспокоению не приносили результата.

Чувство тревоги усилилось, когда он приехал домой. Было не уютно. Сумрачное пространство квартиры ежесекундно напоминало – он остался дома один.
Находиться в четырёх стенах, когда никакие дела впрок не идут, было невозможно. Аксёнов вышел из дома и направился в парк. Но и там тягостное чувство одиночества не прошло. Светило закатное солнце, которое вовсе не грело. После дождей было промозгло и холодно. Вокруг гуляли люди, и от их равнодушных беззаботных лиц Игорю стало ещё тяжелее. На фоне размеренной жизни обывателей он был одинок. Ему казалось, что все смотрят на него с подозрением, как будто изучая угрюмого и одинокого мужчину, непонятно что делающего в общественном месте для отдыха.
«Конечно, чепуха! – думал Аксёнов, –  Но, всё равно, кажется.»
Так он выдержал чуть более получаса. Наконец, набрал с мобильного номер жены и, кратко переговорив, получил согласие на встречу. Нужен кефир, нужен сок и прочее. В общем, причина для вечернего свидания нашлась.
После посещения больницы стало легче, и уснул в этот вечер Игорь легко. Без запомнившихся сновидений он проспал до позднего утра. Осознание сложившейся ситуации, которая была в реальном мире, во сне таяло, уходило на задний план. А вот утро обожгло его возвратом реалий с их переживаниями. Пробуждение принесло острую боль в голове.
Операцию назначили на следующий день. Сегодня был день подготовки. Поэтому без особой затяжки по времени Аксёнов рванул по магазинам, исполняя наказы Натальи. В обед он был уже в больнице.
До вызова жены из палаты ему хотелось поговорить с начальником отделения, которая была одновременно и лечащим врачом. Но врач всё не появлялся, и Игорь решил разговор перенести «на потом», когда увидится с Натальей и успеет проводить её обратно в палату. Однако появилась жена, а вслед за ней по коридору быстрым шагом прошла маленького роста женщина с умным, жёстким взглядом карих глаз. Её твёрдая походка и манера в движениях, напомнила Игорю военную выправку. Наталья шепнула ему, что это и есть начальник отделения.
Через некоторое время Аксёнов обратился к уже возвращающейся назад начальнице с просьбой о разговоре. Властный взгляд снизу вверх отбил у него охоту набиваться на конфиденциальный разговор без свидетелей в её кабинете. В мыслях он сразу же прозвал доктора «полковником».
«Полковник» чётким голосом коротко спросила:
- Что вы хотите?
Далее, понимая, кто стоит перед ней, хозяйским жестом указала на лавку для посетителей и чётко произнесла:
-  Прошу!
Гордо держа осанку и подбородок, она села напротив Аксёнова и Натальи и, не меняя интонации, продолжала:
- Говорить о чём-то конкретно пока рано. Всё покажет операция. Даже если исход будет неудачным, возможности современной медицины и наши процедуры, вполне могут оказаться действенными и привести к положительному результату.
Видимо, в глазах Игоря было столько немой надежды, что внезапно «полковник» изменила свой властный тон:
- Пока не расстраивайтесь… Не загоняйте себя раньше времени. Не накручивайте лишнего. Сходите в церковь. Свечку поставьте. – и опять добавила, - Всё будет ясно после операции.
Начальник отделения-«полковник» твёрдым шагом прошла через коридор и скрылась за дверью кабинета.
«Легко сказать: не накручивайте. – подумал про себя Аксёнов, – А если места себе не находишь? Мыслить о чём-либо другом не можешь? Накручиваю, конечно! Но пусть мне будет хуже  сейчас, чем я успокоенный встречу плохую весть. Так хоть готов к ней, а неожиданно тяжёлые известия могут просто убить».
Расставшись с Натальей до вечера, Игорь сел в свой кроссовер и, сам того не замечая, проехал перекрёсток, где обычно поворачивал к дому, напрямую. Он остановил машину возле церкви «Всех святых».
В иконной лавке сидел молодой мужчина с модными художественными татуировками на руках и шее, более похожий на «парня из нашего двора». Игорь спросил продававшего свечи и принимавшего требы:
- Скажите, пожалуйста, что нужно сделать для исцеления близких?
Не очень смиренного вида молодой человек, неожиданно вежливым  и доброжелательным голосом ответил:
- Закажите «Сорокоуст». Можете Николаю Чудотворцу службу заказать; Пантелеймону Целителю; нашему святому Андрею Симбирскому Блаженному… Очень сильная молитва. Можно Богородице-Скоропослушнице…
Ещё некоторое время перечислялись все возможные молитвы и церковные обряды, способные помочь при болезнях, но Аксёнов не внял излишнюю информацию. Её было слишком много, и она пестрела непривычными названиями. Он только знал, что в этой церкви, находятся мощи святого Андрея Симбирского Блаженного.
От кого-то ранее Игорь слышал, что святой может помочь. Но кому он помог, и при каких обстоятельствах и даже от кого он об этом слышал, уже не помнилось.
Заказав «Сорокоуст», молебны Пантелеймону Целителю и Симбирскому святому, Аксёнов вошёл в храм.
Дневные службы уже закончились. В тишине и светлом уюте деревянной церкви служки проводили уборку. Под сводами центрального купола несколько женщин стояли лицом к алтарю, к раке с мощами святого и крестились, отрешённо глядя в только что вымытые полы.
Игорь поставил купленные свечи в подсвечники, встал перед аналоем и закрыл глаза.
Сначала он просто стоял, произнося про себя единственную известную ему молитву. От переживаний последних дней в усталой голове роилась мешанина всевозможных мыслей. Мысли переплетались, цеплялись одна за другую, не давая проявить себя и чётко выразиться в уме. От этого молитва у Аксёнова получилась какая-то неживая. Не та, какую он думал изложить под куполом церкви. Ему очень хотелось отключиться от всего лишнего, всего того, что не давало правильно сформулировать просьбу. Наконец, путём приложенных усилий, слова сложились в те предложения, с которыми он смог обратиться к Всевышнему.
«Господи, прошу Тебя, помоги мне. Не откажи мне в моей просьбе. Для Тебя нет ничего невозможного. Сжалься надо мной, исцели рабу твою Наталью, от болезни. Спасибо тебе, что ты наградил меня грешника женой, которой я не мог бы себе сам пожелать. Но прошу Тебя, не отбирай её у меня. Не оставь меня без жены, а моих детей без матери. Пожалуйста, прости меня грешного и излечи Наталью. Я надеюсь только на Тебя и только от Тебя жду спасения.»
Остановившись в мыслях, Игорь оценил всё то, что адресовал Богу и далее произнёс уже словами, которые, как он знал, произносятся при молитвах: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.»
Уже возле раки с мощами святого, где свечи полыхали даже тогда, когда прекращалось богослужение, Аксёнов отметил, что часть лишних мыслей из головы улетучилась.
Мощи лежали под стеклом укрытые тёмно-зелёным покрывалом. Игорь наклонился, поцеловал прозрачное перекрытие, как это делали другие, и опять произнёс просьбу, уже обращённую к Святому Блаженному Андрею.
 Спускаясь с помоста, на котором стояла рака, Игорь заметил синюю канцелярскую папку, положенную перед мощами возле подсвечника. Это оказался Акафист святому. Пользуясь отсутствием посетителей церкви, желающих прочесть напечатанные молитвы, он раскрыл папку и принялся коверкать слова  в церковнославянских предложениях. Занятие оказалось долгим и трудным. Аксёнову не понравилось чтение. Вникая в суть непривычно изложенного текста, он не успевал за расшифровкой написанного, а уж тем более не мог постичь полного смысла Акафиста. Каким-то отдалённым чувством он понимал, что такое прочтение не даст результата. Ему думалось, что, наверное, зря читают молитвы на языке, на котором никто не говорит. Но тут же сам себя одёрнул: «Чего это я со своим уставом, лезу не к себе? Меня никто не принуждает… Да и, наверное, грех это».
  Он ещё некоторое время постоял около раки. Посмотрел, как от огня плавиться, поставленная им свеча и вышел из церкви.
    
Вечернее посещение больницы порадовало Игоря тем, что Наталья ожидала его у входа в больничный корпус.
- Ты знаешь, я решила съездить домой. Здесь нет душа, а после операции предстоит долго валяться на постели. Я уже сейчас выгляжу не очень хорошо, а потом буду вообще непонятно на кого похожа.
«Вот женщины. – подумал про себя Аксёнов, – Тут места себе не находишь, себя не помнишь, а у них… переживаний не меньше, но внешний вид прежде всего». Но вслух произнёс:
- Конечно, поехали. Дома побываем.
         
После душа Наталья сидела перед телевизором. При этом её взгляд не реагировал на меняющееся изображение. Игорь понимал, что жене не хорошо. Она вся была в ожидании. Поэтому он сидел в соседнем кресле и старался не быть излишне назойливым. Телевизор  был просто частью интерьера, привычным фоном. Аксёновы сидели перед ним, не придавая значения смыслу телепередачи. Каждый думал и переживал о своём, но в итоге об одном и том же. Если представить, что кто-то в этот миг выключил телевизор, то оба, наверное, возмутились бы, но это было бы возмущением против вторжения в их мысли, против отвлечения от какого-то важного дела. Игорь в пространстве полутёмной комнаты, глядя вполоборота на Наталью, увидел, как свет, льющийся от экрана, осветил блестящую дорожку на её щеке. Жена плакала. Плакала тихо, как бы для себя. Она вообще никогда не делала что-то напоказ. Но вот именно это Аксёнову давалось тяжелее всего. Если бы она плакала навзрыд, то он успокаивал бы её. При этом осознание себя, как наиболее сильной стороны давало бы ему утешение, как какому-то спасителю или ответственному за жизни и здоровье других в тяжёлой ситуации. Наталья была внутренне сильнее, во всяком случае, в этот момент. Игорь же чувствовал себя просто слабаком. Он не видел выхода из происходящего. Всё что он мог сделать, это принять какие-то меры после полученных результатов по итогам операции. Но операция будет только завтра и её надо как-то пережить. Он осознавал, что сегодня ночью Наталья долго не уснёт. И уснёт ли вообще? Про себя он как-то не думал, но догадывался, что его сон будет тревожным. Сейчас же Аксёнов, глядя на жену, лицо которой блестело от слёз, подыскивал слова утешения. В голову ничего умного не лезло. Он просто подошёл, опустился перед ней на колени. Стоя на коленях, обнял её сидящую и тихо произнёс:
- Пожалуйста, не плачь. Всё будет хорошо… Всё будет хорошо!
- Да-да, конечно. – срывающимся от слёз голосом, ответила она.
Так, в полном молчании, они пробыли ещё какое-то время. Казалось, Наталья успокоилась, уткнувшись в плечо мужа. Но Игорю подумалось, что он здесь не причём. Жена просто пожалела его и поэтому перестала плакать, сделала вид, что успокоилась. Ему самому хотелось зареветь от бессилья и страха перед будущим. Но он всё время сдерживался:
«Если уж мужик взвоет, чего тогда женщине делать? Какое уж тут утешение? Ладно, хоть плакать перестала».
Слёз жены Игорь не переносил. Она всегда плакала тихо и очень трогательно. Не привлекая чьего-либо внимания, отворачиваясь в этих случаях куда-нибудь в сторону. Переживала все неприятности в себе. Это и нравилось Игорю и убивало его. Это был символ сильной и независимой личности, и туда его не запускали. Так же как не запускают настоящие женщины в свои секреты мужчин. Именно поэтому они становятся уважаемыми и любимыми.

Позже, во время прощания у дверей больничного корпуса, Игорь опять увидел полные слёз глаза жены. Тихая неназойливая печаль резанула по сердцу.
- Когда у вас начинается время сна? – спросил он у Натальи.
- В десять часов.
- Я позвоню тебе перед сном. Хорошо?
- Я буду ждать.
- Завтра утром можно будет звонить?
- Тут обход больных с утра. А на операцию забирают где-то ближе к одиннадцати часам. Поэтому вряд ли удастся поговорить. Когда заберут в операционную, телефона при мне не будет.
- Я всё равно попробую, может, успеем пообщаться.

После прощания Игорь проехал к церкви. Он твёрдо решил завтра идти в храм и отстоять все службы и молебны, пока жена будет на операции. Другого выхода он просто не видел. Тихие переживания Натальи окончательно добили его. Всё что он мог сделать в этой ситуации – это только ждать и молиться. Сидеть просто перед телевизором или в парке, да неважно где сидеть в то время, когда супруга будет под скальпелем, он бы точно не смог.
Вот и церковь с куполами, отражающими вечерний закат. Время было поздним, и храм был уже закрыт. На табличке, висящей на красивой кованой решётке церковных ворот, Аксёнов прочитал расписание всех служб и запомнил время начала завтрашней литургии.
Он знал, что перед тем как идти в церковь надо поститься. Только тут вспомнилось: всё это время, пока Наталья лежала в больнице, он практически ничего не ел. С утра большая чашка растворимого кофе с бутербродом и больше ничего. Сразу же неудержимо захотелось есть. Ведь жене он сказал, что не очень голоден, когда она была дома и по привычке хотела его накормить чем-нибудь привычным и вкусным. Легко перекусить они, конечно, успели, но вкуса еды и чувства насыщения или голода Аксёнов не уловил. Все мысли были в завтрашнем дне.
Домой идти не хотелось. Хотя и было уже поздно. На город опустился вечер. Его мягкий сине-лиловый плащ накрыл улицы и дворы. Далеко на западе край этого покрывала ещё немного отгибался, пропуская отблески уходящего дня. Однако в городских дворах светлой полоски над горизонтом не было видно. Её загораживали дома и деревья. Дождя в этот день не было, и земля успела просохнуть. Воздух освободился от промозглой сырости и утратил чрезмерную свежесть. Поздний август благоухал атмосферой, наполненной ароматом вянущей листвы и трав, присущей этому времени года.
Поставив машину на стоянку, Игорь медленно шёл через двор, вдыхая воздух уходящего лета. Он видел, как прекрасен мир вокруг, как хорош наступивший вечер. В то же время тревожное сознание порождало равнодушие и безразличие ко всему окружающему. Все мысли были о жене и о том, что ей предстоит завтра перенести. В успехе операции Аксёнов не сомневался. Наталья – это сильная и волевая натура. Его страшили результаты анализов после операции. Мысли об этом выжигали всё внутри. Собственные нервы представлялись Аксёнову в виде перетянутых струн, готовых оборваться в любую минуту. Едва он представлял себе плохой результат, как земля уходила из-под ног. Всё переворачивалось и становилось нереальным.
«Только молиться, больше ничего. – вертелась мысль в голове Игоря, – Ну есть же случаи невероятных излечений. Излечивают как-то священники всевозможных больных… Кого-то иконы исцеляют или мощи святых. Да и кто-то сам, просто верит в излечение и силой мысли помогает выздоровлению. Нельзя опускать руки, нельзя поддаваться панике. Всё равно выход есть, не может не быть».
Тут же Аксёнов подумал:
«А чего же я прогуливаюсь? Надо читать молитвы, прямо сейчас… Но как читать? Где их взять? Всё время одну молитву что ли талдычить? Наверное, надо знать какие-то особые молитвы. – тут же осёкся и укорил себя, – Вот неграмотный, а интернет на что? Там точно есть православные сайты. Во всяком случае, тексты необходимых молитв можно найти».
Он ускорил шаг.
Войдя в квартиру, где ещё совсем недавно была жена, Игорь первым делом включил компьютер. Через несколько минут уже рылся в различных сайтах, вчитывался во всевозможные тексты статей и форумов. Информация скользила через мозг быстро. В голове задерживались только те факты и тексты, которые были необходимы. Во всяком случае, те, которые, по мнению Игоря, могли бы помочь. Сколько часов он провёл за этим занятием, не помнилось, но время пролетело не заметно.
Его внезапно отвлёк телефонный звонок. Только тут он опомнился. Было десять часов. Он обещал позвонить жене и вот не заметил течение времени. Теперь ему звонила Наталья.
- Привет, Наташа. Ты меня извини, я чего-то время не заметил.
- Ну и ладно. Ничего страшного…
- Как ты себя чувствуешь? Плохо тебе, да?
В ответ голос Натальи задрожал и стал не узнаваемым от тех рыданий, которые сотрясали её где-то в другой части города, в больнице, рядом с тяжело больными и неизлечимыми людьми. Она, конечно же, не билась в истерике, не падала в обморок и не привлекала к себе чьего-то внимания. Просто слёзы душили её. Ей нужно было обычное человеческое сочувствие, которое она могла получить исключительно от близкого человека.
Аксёнов, как мог, успокаивал жену. Его зациклило на фразе: «Всё будет хорошо». Он произносил её как заклинание, хотя и в разных интерпретациях, иногда разными словами. Но мысль о хорошем исходе вдалбливал не столько жене, сколько самому себе. При этом ему было нестерпимо жалко Наталью. Она же в полном одиночестве стояла в коридоре хирургического отделения, опираясь локтями в подоконник. Открытое окно, запуская в коридор больницы городской шум, позволяло скрыть суть и ноты телефонного разговора от других пациентов и от медперсонала. Разгорячённое влажное лицо женщины сушил тёплый вечерний воздух. За окном, далеко за домами, на фоне тёмного неба, освещённые прожектором, виднелись купола церкви «Всех Святых».
Разговор супругов продолжался долго, насколько это позволило время.
Однако всему есть предел. Аксёнов пообещал позвонить завтра в промежутке между временем врачебного обхода пациентов и до момента начала операции. На этом их поздняя беседа закончилась.
Подавленное состояние жены усугубило и без того напряжённое состояние Игоря. Он чувствовал, знал, что Наталья так просто паниковать не будет. Ему подумалось, что состояние супруги всё же болезненное.
«Ей очень плохо. Это факт. Хорошо если это просто переживания. А если у переживаний есть основания? Например, в виде болей или просто немощного, угнетённого состояния вследствие влияния болезни.»
Он тут же прогнал нехорошую мысль.
«Действительно, начинаю накручивать. В общем, так: болезнь есть и это объективная реальность. Всё! – так Аксёнов расставил сам для себя все точки над «i», – Просто так в больницу не попадёшь. Скорее получится наоборот: болеешь, а тебя откажутся лечить. Значит надо думать, как лечиться. Опять же, способов лечения никто не знает, даже врачи. Поэтому только молиться».
Молиться… Игорь не знал, как это делается. Он решил делать так, как это делали другие, например, в кино или в церкви. В общем-то, ему было это вовсе не важно. Теперь он точно понимал, что это тот единственный способ, которым он сможет помочь своей любимой женщине.
Он стоял на коленях перед иконами Девы Марии, одна из которых принадлежала его покойной матери, другая икона Богородицы, принадлежала жене. Этой иконой её благословили родители перед замужеством. Тут же стояли две венчальных иконы его и Натальи.  Рядом на книжной полке, завёрнутый в прозрачную плёнку, стоял образ Николая Чудотворца. Он был куплен в Турции, где как-то отдыхали Аксёновы всем семейством. Там  им пришлось побывать на экскурсии в древнем храме, где в начале эры читал свои проповеди Ликийский епископ Николай, ставший в последствии святым. Иконы продавались в церковной лавке рядом с музеем. Образ чудотворца, в общем-то, приобрели на память, но он был освящённым, и как утверждал продавец, написан в одном из греческих монастырей.
Однако Игорь никакого внимания не обращал на строгие лики на иконах. Ему было не до этого. Он просто знал, что молиться надо перед образами. От неграмотности в такой тонкой и непонятной сфере решил читать все молитвы, которые нашёл в интернете и распечатал на домашнем принтере.
Церковнославянское письмо не давалось. Аксёнов с трудом проворачивал язык на отдельных фразах. Вникал в каждое слово, в каждый оборот. Если молитвы, акафисты, икосы не осознавались, не проходили через мозг, как логично изложенный текст, то он перечитывал их заново. Так им были прочитаны Акафисты Пантелеймону Целителю, Богородице-Троеручице, Богородице-Скоропослушнице, Богородице-Всецарице, Богородице-Целительнице. Перед Аксёновым сейчас стояла только одна задача: дочитать всё, что приносит исцеление. Дочитать без возмущения и всевозможного ропота на сложившееся обстоятельство.
Колени ничего не чувствовали. Они просто стали деревянными, как два полена.  В секундные перерывы между молитвами Игорь изредка елозил ими по полу на несколько сантиметров то влево, то вправо. Его неудержимо толкало к дальнейшему чтению осознание того, что это единственный путь, ведущий к исцелению. Он готов был читать, не вставая с колен хоть всю ночь и более, но достичь результата. Эта мысль не давала ему успокоения не на секунду. Продолжая вчитываться в сложные для его понимания тексты, Аксёнов втискивал их смысл в мозг, что не всегда удавалось. Некоторые предложения он не мог осилить ввиду абсолютного не знания церковного языка и не соответствия словосочетаний доступной ему логике. И всё же продолжал и продолжал читать. По мере того, как объём прочитанного возрастал, тексты стали даваться гораздо легче и проще, однако количество страниц, которые ещё предстояло прочесть и осознать, было велико. Колени были не живые. Но Игорь решил для себя:
«Не одолею молитв – ничего не выйдет.»
Чтение продолжалось уже не один час. Сколько оно заняло времени, Аксёнов не представлял. Даже не смотрел на часы. Бесчувственные ноги иногда подворачивались и тогда, что бы не упасть Игорь опирался рукой в пол, но опять поднимался и продолжал читать. Молитвы перемежались борьбой с обессилевшей плотью. Требовалась передышка, но Аксёнов не останавливался. Он боялся остановиться. Для него чтение всех молитв было сейчас делом жизни и смерти.
Неожиданное ощущение чего-то лёгкого и свершившегося над ним вдруг накрыло Игоря. Он читал Акафист «Богородице. Утоли моя печали». Это было неожиданным. Лёгкость на душе внезапно охватила Аксёнова и оттеснила нехорошие и тяжкие переживания. Успокоение мягко объяло тело, плечи расслабленно опустились. Голову покинуло излишнее напряжение, и появились силы для дальнейшего чтения. Колени по-прежнему ничего не чувствовали, однако появилась возможность перенести их одеревенелость, боль и усталость. Но главным было то, что переживания смягчились.
«Что это?» – Аксёнов как бы очнулся от исступления владевшего им. Что-то защекотало щёки. По ним горячей струёй текли слёзы. Он не заметил до этого, как глаза переполнились слезами и вот, набухнув, перекатились через нижние веки и сползли по лицу.

Все молитвы были прочитаны глубокой ночью. Игорь некоторое время не мог подняться с колен. Коленные суставы ничего не чувствовали, и ноги не могли разогнуться. Когда же Аксёнов добрался до дивана, то смог только сбросить рубашку. Дальше ничего не помнил.
Снилось Игорю не понятно что. Недавние проблемы с работой, как застарелый нарыв в голове. Во сне он изредка решал какие-то производственные проблемы. О чём-то разговаривал с недавними коллегами. Большей частью всё же возникали видения детей, жены, врачей. Тягостный калейдоскоп сновидений менялся от одного к другому в непонятных связях и нереальных событиях.
Вот перед Игорем стоит жена в своей домашней одежде и, скорее всего, что-то готовит на кухне. Они разговаривают. Нет, они о чём-то думают… Но странно, их мысли понятны друг другу. Губы не шевелятся, рты не раскрываются. Любая попытка открыть рот и произнести слово, невероятно тяжела. Общаться мыслями легко и просто. Вдруг Наталья поворачивает к мужу обиженное лицо с глазами полными слёз и неожиданно твёрдым тоном произносит:
- Знаешь что?! Я наверное …
Тут же непреодолимая мощная сила подхватывает Аксёнова и, как на подъёмнике или на небывало скоростном лифте, несёт вверх. Сила подъёма так ощутима, что сдавило шейные позвонки. Он мысленно успевает закричать:
- Что?!
Ему показалось, что он уже проснулся, но из той шахты, со дна которой он только что взлетел, из глубин сна донёсся голос:
- … умру! 
Это звучало громко, резало по ушам. Но это последнее, страшное слово было произнесено голосом, который Наталье не принадлежал. Этот голос скорее был мужским.
Сердце молотилось, как после быстрого бега.
- Нет! Нет! Нет! – кричал проснувшийся Игорь.
В очередной раз его накрыла волна отчаяния и безнадёги. Он сел на диване, на котором только что спал. Обхватил голову руками, уткнув локти в колени.
«Неужели это произойдёт? Что тогда делать? Это невыносимые муки. Я не смогу жить без неё. А дети? Что будет с детьми? Для них пока весь мир – это мать. Они это ещё не осознают, но это так. Для них это будет тяжелейшая трагедия.»
На своей жизни Аксёнов мысленно поставил крест. Почему-то подумалось о том, сколько ему предстоит прожить без жены, если произойдёт самое худшее.
«Придётся растить детей в одиночестве. Какой-то абсурд. Всё должно быть наоборот. И в этом случае придётся жить ради детей. Но жить без жены не хочется.»
Тут Аксёнов поймал себя на мысли, что жить ему уже сейчас не хочется.
«Не-ет, всё хватит! Сумасшествие какое-то… Пока ничего не произошло. Буду биться! Что меня держит? Что? Да ничего! Я всё что могу, сделаю. Ничто меня не остановит!»
Игорю представилось, что теперь он просто на войне. Кто победит? Обстоятельства его или он обстоятельства? Ради победы он был готов на всё.
«Умереть успеем. Надо победить…»
Усталость постепенно сморила его, и он повалился на бок.

Ранним утром Аксёнов был уже в церкви. До начала службы он решил всё же напомнить Наталье о себе. Она просила не звонить с утра, поэтому он отправил ей СМС-сообщение с текстом: «Всё будет хорошо!». Он рассчитывал, что жена, увидев сообщение, найдёт возможность позвонить сама. Однако звонка всё не было.
 Купив свечи, Аксёнов одну из них поставил к иконе с изображением всех святых. В подсвечнике под центральным куполом храма стояла вторая его свеча. Её Игорь постарался поставить в ячейку, наиболее близко расположенную к иконе Иисуса Христа. Третья свеча загорелась перед мощами Симбирского святого Андрея.

Неожиданным было то, что день оказался праздничным. Отмечалось Успение Пресвятой Богородицы. Соответственно и служба была праздничная. Игорь стоял в середине храма, но ближе к мощам святого. Суть читаемых молитв в литургии он практически не понимал. Всё произносилось и пелось быстро, поэтому Аксёнов не успевал расшифровать смысл, а если и успевал, то не воспринимал последующих слов.
Наконец, он принялся просить Бога об исцелении супруги своими словами.
На душе было не хорошо. Жена не отвечала на СМС, а наваждение прошлой ночи не выходило из головы. Ему представлялось, как Наталья в это время сидит на больничной койке, в напряжённом ожидании операции. Игорю было бы куда проще самому пережить десятки операций, чем переживать за состояние своих родных, а тем более за любимого человека.
Находясь в состоянии тягостной задумчивости, которая межевалась с обращениями к Богу, Аксёнов стал замечать, что его свеча, поставленная к мощам Симбирского Блаженного Андрея постепенно стала склоняться. Сначала немного и еле заметно. Но прошло какое-то время, и изгиб свечи стал явным. Вот восковой столбец просто изогнулся. Всё круче и круче его изгиб… Наконец свеча приобрела форму вопросительного знака. Пламя какое-то время горело не сверху, а снизу тела свечки. Вот и оно погасло, улитое воском. Полный подсвечник огоньков жарко полыхал перед мощами, и только его свеча изогнулась в странную фигуру и потухла, практически в самом начале литургии. Женщина-церковная служительница, очищая подсвечник от огарков и налипшего воска, простым и привычным движением сняла безобразно согнутую свечу и бросила в ведро с отходами.
Игорь, передёрнулся от неприятного ощущения. Ему это показалось нехорошим знаком. Но тут он вспомнил свой сон и те обещания, что сам себе дал:
«Наверное, это не правильно, но я ещё раз попробую. Биться, так биться.»
Выскочив во двор церкви, Игорь на ходу набрал номер телефона жены. Никто не отвечал. Это добавляло тревоги в истерзанной душе. Он отключил вызов, когда подошёл к окошку церковной лавки. Там купил ещё одну свечу и вошёл в храм. Устанавливая в подсвечник восковой столбец, Аксёнов мысленно обращался к святому, просил о помощи:
«Андрей Симбирский Блаженный, прошу тебя, помоги мне грешному. Помоги в выздоровлении моей жены. Прошу тебя. Я, наверное, грешник, каких мало. Но вся моя жизнь, заключается в моей семье, а моя семья – это, прежде всего, моя жена. Помоги ей в исцелении, этим ты и меня и детей моих спасёшь. Я буду молиться Богу и тебе, сколько у меня будет сил. Прошу тебя, помоги мне.»
На этот раз Игорь встал очень близко к мощам святого, в двух шагах от подсвечника. Пытаясь вникнуть в смысл читаемых под сводами храма молитв, он продолжал произносить про себя слова-просьбы, обращённые к Богу, к Богородице, к Ангелам и к Святому. Находясь в каком-то оцепенении, всё твердил и твердил просьбу вперемешку с известными ему словами из текста молитв.
Когда Аксёнов таким необычным образом молился, повинно свесив голову, он смотрел на иконы или в пол перед собой. В очередной раз, поднимая глаза, коснулся взглядом раки с мощами. По его телу пробежала ознобистая дрожь. Он не поверил своим глазам. Недавно поставленная им свеча согнулась в подобие вопросительного знака, и язычок пламени снизу оплавлял тело свечи в том месте, где образовалась дуга. Остальные свечи в подсвечнике горели, потрескивая языками огоньков, венчающих ровные столбцы из воска.
«Ну уж нет, буду ставить свечи пока идёт служба! – мысленно взбунтовался Игорь, – Если бы это касалось только меня, то я принял бы любое отношение к себе. Если виноват, буду отвечать. При чём тут Наталья и её здоровье?... Всё равно буду молиться.»
Понимая, что его могут осудить прихожане или служащие церкви он всё же подошёл к подсвечнику и руками разогнул размякшую свечу, придавая ей устойчивое положение. Расплавленный воск не держался, а пламя других свечей обжигало руки. Игорь терпел ожоги, сколько мог. Иногда, утратив терпение, он отдёргивал опалённую ладонь и вновь перехватывал оседающую свечу, ожидая пока она не остынет. Выровняв, как мог восковой столбик, он стал протискиваться к выходу сквозь массу людей, наполнивших храм.
Во дворе Аксёнов в очередной раз позвонил жене. Его звонок был длительным и настойчивым. Телефон Натальи не был отключен. Наконец в трубке раздался голос. Но это был голос чужой женщины.
- Ало! Кто это? Что случилось? Где Наталья? – почти прокричал в трубку Игорь.
- Наташа на операции. Это говорит её соседка по палате. Телефон остался у неё на койке.
- Скажите, а когда её отправили на операцию?
- Да ещё девяти не было. Почти два часа прошло. Должны уже скоро привезти. Позвоните попозже, хотя вряд ли она сможет говорить после наркоза…
- Спасибо вам, что ответили. Я буду звонить. Очень вас прошу, поднимите трубку жены и ответьте на звонок.
- Хорошо…
Поблагодарив женщину, Игорь купил очередную свечку и вернулся в храм.
На подсвечнике полусогнутая, с тяжёлыми потёками стояла свеча, которую Аксёнову удалось выправить путём нелёгких усилий. Тяжко и угарно, но она продолжала гореть. Игорь мысленно перевёл дух и поставил рядом новую свечу, которая загорелась ровно и красиво. Предыдущая, по мере выгорания, выпрямилась и только излишне бугристые восковые потёки напоминали о её прежней странной форме.
 Аксёнов отстоял всю службу. Дождался, когда догорели свечи, приложился к иконам, к выложенной рядом с аналоем плащанице Божьей Матери и вышел из церкви.
Его гнало вперёд ожидание результата операции. На сегодня он сделал всё, что смог. Теперь дело было за врачами и за Натальей.


*******

Ожидание – это тягостное состояние. Это не ожидание праздника, которое приносит положительные эмоции, не ожидание приезда близких и любимых из далёкой и долгой отлучки. Это ожидание момента, который предопределит дальнейшую судьбу. Это болезнь. Бессонные ночи и стук сердца… громкий стук, такой, что кажется, будто его слышат все, кто находится рядом. Сердце гонит в бешеном ритме кровь. Кровь бьётся в виски упругими волнами, не даёт уснуть. Сна нет, есть забытьё. Увлекаясь течением мысли, вдруг ныряешь в какой-то другой мир. Мысли начинают обретать реальные очертания и образы. И будто бы пришёл спасительный сон. Вот оно облегчение. Но пульсация крови в груди и в висках выталкивает из состояния оцепенения. Мысль становится тяжкой, невыносимой. Образы, которые окружали только что, превращаются в тягостные раздумья, теряют свою объёмность, превращаясь как бы в обычный двухмерный рисунок. Но сны – это для ночи. Сейчас день. Хочется забыться и уснуть, чтобы отвлечься от реалий. Но если забудешься, значит, упустишь важное, которое может произойти в любую секунду, тогда не достигнешь желаемого результата. Поэтому никаких снов.
Игорь ходил по больничному коридору взад-вперёд. Он ждал врача, начальника хирургического отделения. Соседка жены по палате ответила на звонок и сообщила, что Наталью привезли из операционной. Жена находилась пока ещё под действием наркоза, в бессознательном состоянии. Это придавало горьких нот ожиданию Аксёнова. Он бесконечно продолжал двигаться от стены к стене. Его ноги после ночной молитвы и церковной службы устали, но сидеть на одном месте он не мог. Скорее он не замечал усталости. Все мысли были о жене, о детях и о том, что им делать, если у супруги подтвердиться онкологическое заболевание. Где-то в душе он уже смирился с болезнью. Теперь его больше всего интересовало, как можно от неё избавиться, хотя бы заглушить, насколько позволит её развитие.
Допустить мысль о серьёзном развитии болезни ему позволили события прошлой ночи с её жутким сном. Воспоминания о сновидении, которое граничило с какой-то явью, передёргивало Игоря. Он и прежде видел очень реальные картины во сне. Но так, чтобы был слышен голос после пробуждения… Это было впервые.
Негативных эмоций добавили свечи в церкви. Если бы их скручивание в момент горения произошло в обычный день, когда не стоит вопрос о здоровье и о самой жизни, а свечу ставят в благодарение, в память, да просто для профилактики, когда чувствуют себя причастным к православной этике, то на это Игорь, наверняка, не обратил бы внимания. А сейчас Аксёнов был насторожен. Так, наверное, воспринимает окружающее попавшее в беду животное. Игорь улавливал любые изменения, происходящие вокруг него: чувствовал настроение людей, оценивал их взгляды. Даже движение воздуха, казалось, имело смысл. Он не случайно затеял эту беготню в церкви, когда несколько раз ставил свечу. Что-то подсказывало ему, что так надо. Когда скрутилась и стала тухнуть вторая свеча, Игорь воспринял это, как неприятие его усилий в молитве. Да! Возможно, со стороны это кажется бредом. Ну, согнулась свеча – воск растаял от жаркой погоды. (В этот день как раз светило солнце, было очень тепло.) Но его свеча была единственной среди множества других, которая приняла невиданную форму: завернулась петлёй и погасла. Может быть, такое и бывает, но Игорь подобного не видел. Так повторялось дважды. Он не допускал того, что именно ему продают какие-то бракованные свечи. Успокоение настало, когда третья свеча загорелась ровно, как и положено церковному атрибуту, выразителю душевной потребности человека. Что-то в этот миг подсказало Игорю, что его услышали.
Аксёнов продолжал вышагивать от стены к стене, как одержимый. Он хотел видеть Наталью и боялся войти в палату, опасаясь тяжёлого зрелища. Сейчас он ей вряд ли будет полезен. Раздумывая о происшедшем, он цеплялся взглядом в лица, проходящих по коридору пациентов, медсестёр, врачей. Почему-то ему думалось, что они все знают результаты операции и не говорят. Так было с его покойной матерью, когда многие пациенты знали о тяжёлом состоянии соседей по палатам и отделению и сочувственно смотрели на родственников. Но нет, все проходящие смотрели на него без эмоционального всплеска.
«Я, наверное, точно брежу! Всякая чушь уже в голову лезет. Откуда им знать результаты? Даже если и знают, то откуда знают, что я муж Натальи? Да и вообще, кому какое дело? Это не как прежде, когда переживательно относились не только к соседям, но и к жителям соседней улицы, которых едва знали в лицо. В настоящее время, если тебя беда не касается, то уже счастье. И никому нет никакого дела до состояния других людей. Может быть, это и правильно. В тяжёлые минуты излишняя сострадательность иногда только усугубляет положение. Важнее реальная помощь, а сопереживание, это только для совсем отчаявшихся. Я ещё пока не отчаялся. Мне ещё нужно всё выяснить…»
Мысли Аксёнова прервало появление в конце коридора врача. Женщина с выправкой и видом полковника, узнала Игоря и сразу же подошла к нему.
- Присаживайтесь. – хозяйским тоном сказала она, указав на лавки для посетителей, стоящие в углу коридора.
Игорь сел. Вслед за ним, на банкетку напротив присела и врач. Аксёнов вопросительно посмотрел в глаза хирургу.
- Железу пришлось удалить полностью…
- Почему?
- Она полностью поражена… Ну! Ну! Тихо, тихо…
Правая рука женщины твёрдо упёрлась в левое плечо Игоря, который с приглушенным стоном качнулся в сторону. Он не падал. Просто, забывшись, от внутреннего напряжения и душевной боли стал раскачиваться из стороны в сторону.
- Успокойтесь! – продолжила начальник отделения. – Ещё не всё известно, необходимо дождаться результата анализа… Хотя я и работаю тридцать лет. На мой взгляд это очевидно… Но и я могу ошибаться.
- Скажите, какая стадия? Третья или четвёртая?
- Не могу сказать, анализ всё покажет.
- Много поражено? Перешло на другие органы?
- Ну,… скажем так,… удалилось всё. Визуально ничего не видно. Схема лечения, стадия и всё остальное только после результата анализов.
- Когда будет известно?...
- Максимально пять дней, но, я думаю, будет пораньше, ещё до выходных.
Игорь, от тяжкого известия, почувствовал ком в горле и усилившуюся ломоту в голове. До боли сжимая пальцы, провёл ладонью по лицу, начиная со лба и заканчивая подбородком. При этом вдавил нос в плоскость щёк.
- Скажите, а как прошла операция? Тяжело? Каково состояние жены.
- Ну, с этим проблем нет. Вы что, ещё не были у неё?
- Нет, не был.
- Так, идёмте! Кто у вас за ней будет смотреть? Первую ночь нужна сиделка и желательно женщина.
- Я понимаю. Мы договорились с вашим персоналом.
- Да, это лучший вариант. Вот, пожалуйста.
Женщина-полковник толкнула дверь палаты и впустила Аксёнова перед собой. После вошла сама и задав, несколько вопросов лежащей Наталье, которая еле заметно кивала ей с закрытыми глазами, ушла. Вслед за ней вышла из палаты и соседка-пациентка. Игорь стоял над женой и тут уже сдержать слёзы в глазах не мог. Не было сил.
Наталья с бледным лицом лежала на спине. Её волосы были размётаны по подушке. На груди были закреплены шприцы, наполовину заполненные кровью. Из-под перевязки торчали трубки, прикреплённые к шприцам. Сухие губы жены иногда шевелились. Видимо, прооперированной хотелось пить. Пить же, во избежание тошноты, не разрешалось. Пока ещё действовал наркоз.
Игорь стоял возле больничной койки и не мог найти места, где бы он мог присесть. Наклонился над женой и попытался с ней заговорить вполголоса:
- Наташа. Наташа. Как ты себя чувствуешь?
В ответ Наталья тяжко помотала головой, перекатывая затылком по подушке. Стало понятно, что сейчас ей очень плохо. Говорить же она совсем не могла.
От увиденного Игорю стало тяжелее, чем прежде. Ещё вчера жена казалась практически здоровой и вот… катастрофа. Известие о подтверждении опасного диагноза, со слов специалиста, проводившего операцию, и это тяжёлое послеоперационное состояние, усталость, эмоциональное переживание, давило на общее состояние. Аксёнов сидел на краю кровати, глядя в любимое исстрадавшееся лицо, и постоянно тёр веки. Слёзы безудержно наворачивались на глаза. Пока в помещении никого не было, он решил их не сдерживать, иначе они задушили бы его.
Когда появилась соседка жены по палате, Игорь, гундя в рассопливевший нос, поблагодарил молодую женщину, помянув общение по телефону, извинился за беспокойство и вышел.

Он ехал по городу. Просто ехал. Ожидание продолжалось…
Снова ожидание. Ожидание окончательного врачебного вердикта. Здесь опять всё зависело не от него. Где лечиться? Как лечиться? Чем лечиться? Всё это было не понятно и ему не досягаемо. Ехать домой, значит замкнуться в четырёх стенах и подвергнуться убийственному унынию. Игорь знал, что, находясь дома, он будет мучиться бездействием. Отсутствие движения разрывало изнутри. Вся сущность Аксёнова требовала каких-то спасительных деяний, мыслей, порывов. В общем, всего того, что может привести к результату, пусть даже к самому не значительному, но к результату. Поэтому он просто колесил по городу. Под солнцезащитными очками он прятал раскрасневшиеся глаза, которые иногда приходилось вытирать. Слеза вышибалась при воспоминании о Наталье, лежащей сейчас в послеоперационном состоянии.
В какой-то момент Аксёнов подумал.
«Побыл в церкви один раз и всё?
Да нет никаких других возможностей к спасению! Что толку мотаться на машине по улицам – бензин жечь. Всё же и так ясно. От врачей чуда не жди, только от Господа Бога. Только он поможет.»
Внедорожник остановился около Германовской церкви. Игорь вышел из машины и почувствовал, как стало тепло на улице. Было просто жарко. Он вошёл под старинные своды храма, который не так давно был возвращён в ведение Епархии. Долгое время здание церкви использовалось, как областной архив. Внутри было прохладно и успокаивающе. В огромном зале посетителей не было.
Аксёнов подошёл к церковной лавке, расположенной внутри, купил свечки и хотел уже отойти к иконам, как вдруг увидел в лавке иконку «Богородицы-Всецарицы.»  Ещё прошлым вечером, подбирая материал для чтения лечебных молитв, Игорь обратил внимание на особо выделенное значение этой иконы. «Богородица-Всецарица» противостоит колдовству и ворожбе и излечивает больных раком. А онкологические заболевания, как там было сказано, схожи по своей сути с колдовством, так как природа их разнообразна и не поддаётся окончательному пониманию.
- Я возьму вот эту икону. – обратился Игорь к женщине с умильным выражением лица под платком, у которой только что покупал свечи, – Скажите, а в храме есть такая икона?
- Нет, но вы можете заказать молебен Всецарице.
- Да, конечно! Сколько это стоит?
От иконной лавки Аксёнов прошёл вдоль всех стен и колонн, на которых висели образа. Ему попалось на глаза несколько икон, которым он молился ночью. Он долго вглядывался в изображение святых и Богородицы и мысленно просил о выздоровлении. Говорил от себя, как мог. Из головы никак не уходила невыносимая тоска, навеянная событиями дня. Воспоминание о жене, лежащей со свежей раной и кровавыми бинтами, кромсали сознание.
«Вот она. – увидел Игорь изображение «Богородицы. Утоли моя печали.». Он подошёл к большому образу и поцеловал его, – Спасибо за утешение. Я даже представить не мог, что такое может быть. Спасибо».
В этот раз, после приложения к иконе, явного облегчения не было. Да Аксёнов и не ждал его. Не волшебная же палочка. Тем не менее, мокрота из глаз ушла. И это уже было положительно.

Не хотелось Игорю идти домой, но избежать этого не возможно.
Он вошёл в квартиру, закрыл за собой дверь и полусумрак жилья поглотил его. Свалившись на диван, какое-то время смотрел в потолок. События последних суток щёлкали в усталом мозгу, как слайды на экране. Они, то накладывались одно на другое, то исчезали, на миг освобождая серое поле для роящихся мыслей. Постепенно всё пережитое сцепилось в неразделимое, тёмное и тяжёлой плотной волной обрушилось на Игоря.
Он вскочил как ошпаренный и, сначала сидя на диване, а затем стоя на полу на коленях, обхватил руками голову и истошно кричал:
- За что?! За что?! За что?! Господи, за что?! Забери меня! Я не могу, не могу это перенести! Это невозможно! Нет!
Аксёнова била истерика. В этом была какая-то страшная неудержимая сила. Бешено колотясь в её припадке, он не в силах был остановиться. Не обращая внимания на слёзы, на свой крик, на положение тела, он метался по квартире, как дикий зверь, загнанный в клетку. Игорь не помнил, что творилось им в этот момент. Пружина из стальных колец несчастья и переживаний, которую он долго сжимал в себе, распрямлялась, круша нормы и рамки приличия, переламывая те силы, которые позволяют держать в руках человеческие страсти.
Тяжёлый выброс негативной энергии завершился рыданием, сотрясавшим всё тело. Игорь сидел на диване, давя ладонями щёки и виски.
«Как же это перенести? – думал он, – Нет сил к успокоению. Не осталось силы. Где её взять?»
Он уронил свою спину на лежак и закрыл лицо ладонями. Его ещё трясло, но в голове, спрятанной под жёстким обхватом пальцев, начинали подниматься и оживать мысли:
«Хватит паники. Не поможет. Время ещё есть. Ждать, когда назначат курс лечения – значит терять его. Сейчас только одно – молиться.»
На то, чтобы молиться немедленно пока не хватало сил. Порыв эмоций вывел Аксёнова из равновесия, поэтому он с усилием пытался собраться и распланировать свои дальнейшие действия. В голове постепенно заработал механизм аналитики всего произошедшего.
Вообще-то, Игорь был очень суеверным, ровно настолько, насколько  наблюдательным. Чёрная кошка, перебежавшая дорогу пугала его. Конечно, так было не всегда. Давно, ещё в те дни, когда болела мать, он трижды прошёл по дороге, которую пересекли большие чёрные кошки. За день до смерти матери под колёса его машины попала собака. Тогда Аксёнов не придал этим мелким событиям значения. И только позже, длинными, бессонными ночами, переживая кончину родного ему человека, глядя в тёмный потолок, он анализировал всё, что было связано с этим. Вспомнились и мелочи, предшествовавшие этой трагедии. Специально о плохих приметах Игорь не думал. Он думал прежде всего о причинах безвременного ухода самого близкого ему человека, оценивал часть своей вины. Главным для него было понять, всё ли он смог, всё ли успел сделать для спасения матери. Что можно было бы сделать ещё, а он не сделал? Тут и всплыли в голове эти неприятные аналогии с плохой приметой при появлении чёрных котов. Он слышал прежде о том, что чёрная кошка не причина неприятностей, она предупреждает об их приближении. С тех пор Аксёнов панически боялся появления этого существа чёрной масти. Наталья недоумевала от проявления такого невежества супруга. Её это не то чтобы раздражало, но давало повод для колких замечаний.
Если они шли по дороге, и её перебегала чёрная кошка, Игорь немедленно разворачивал всё семейство, и они выбирали другой путь. Если же ехали на машине, а впереди дорогу пересекла кошка, то автомобиль останавливался и тогда ожидалась другая машина, которая проезжала этот участок дороги, и уже за ней проезжал Аксёнов. Со стороны это походило на сумасбродство. Однако Игорь предпочитал не рисковать. Он не думал лично о себе. В этот момент он думал только о здоровье и жизни родных и близких.
Как-то, во время поездки на отдых в Турцию, он опаздывал в аэропорт, где его уже ожидали жена и дети. При чём регистрацию они уже прошли, а Аксёнов, всё метался в поиске удобной стоянки для автомашины. И тут, прямо под колёса легковушки метнулось чёрное пятно. Это была кошка. Её Игорь заметил ещё при приближении, но она просто стояла возле бордюрного камня, не выдавая своих намерений на пересечение проезжей части. И вот бросилась, почти под колёса. Резко взяв в сторону к обочине, Игорь затормозил. За ним промчались несколько автомашин одновременно. Он запомнил, что одна из них была «скорая помощь».
Позже, добравшись благополучно до аэропорта, Аксёнов сумел зарегистрироваться только на место, расположенное в хвосте лайнера. При взлёте самолёт тряхнуло так, что часть пассажиров хвостового отсека вскрикнули, а Игорь испытал неприятнейшее ощущение подъёма своего сиденья до уровня головы, при чём это было гораздо чувствительней, чем быстрый подъём или спуск на самых резвых качелях. Вдобавок, толчок аэробуса сопровождался крайне жутким треском фюзеляжа. В последствии, вспоминая этот случай, Аксёнов думал, что экипаж лайнера за время полётов такое испытывает, наверное, неоднократно, а вот для пассажиров это стало чрезмерно щекотливым испытанием. Слава Богу, жена и дети сидели в первом ряду переднего салона и не в полной мере испытали неприятность от треска обшивки. Так или иначе, он был доволен, что кошка не смогла пересечь дорогу именно ему.
Игорь и сам не очень верил в то, что, изменив маршрут при встрече с чёрными кошками, он сможет как-то повлиять на дальнейшие события. Но поскольку чего-то другого предпринять не мог, то продолжал это делать всегда с непреодолимым упорством.
Сейчас Аксёнову вспомнилось, как накануне, перед походом Натальи на осмотр в поликлинику, они тёмным вечером возвращались домой. Около дома из темноты вынырнул чёрный кот и чуть ли не пробежал им по ногам. Игорь в своей обычной манере предложил обойти это место, но Наталья, уставшая за день, возмутилась и в неприсущей ей резкой форме выпалила:
- Да плевать на эту кошку, я первая пройду. Идём.
Аксёнов не успел возразить, как жена уже перешагнула через незримую линию, по которой только что пробежал кот.
Вспоминая это, Игорь подумал, что он, видимо, действительно прав, и кошки под ноги бросаются не зря. Однако того случая уже не исправить.
«Что может быть не так ещё? Это всё не то… Это предупреждение о грядущих проблемах. Но проблемы это что? Судьба? Если судьба, то ничего не изменишь. Меня это не устраивает. Такая судьба убьёт всю мою семью. А если этого можно избежать? Говорят же что есть всякие понятия в виде порчи, сглаза, ну… колдовства какого-нибудь… Не знаю кому это надо? Но вдруг!»
Память Аксёнова выдала ещё один эпизод. Давно уже ему довелось прочесть книгу автора, который, как понял Игорь, являлся целителем или экстрасенсом. Тот утверждал, что все наши болезни и неудачи от наших же грехов. То есть, человек согрешив, наносит повреждение своей энергетической оболочке или полю, создающему защиту от внешних негативных воздействий.
Чем могла нагрешить Наталья? Все её интересы ограничивались семьёй и детьми. Она всё время находилась в каких-то домашних делах и заботах. О том, что она что-то совершила такое… Аксёнов не мог даже представить. Скорее, он способен нагрешить какими-нибудь своими взаимоотношениями на работе.
«Может, обидел кого? Может, вознёсся перед кем-то, вызвал зависть? Ну уж точно, не убивал, не воровал, сам не завидовал. Возможно, обманывал? Это может быть, но по работе. В простаках, будучи руководителем, не походишь. Да нет! Всё не то… Сколько греховодников вокруг, да ещё каких. Некоторые и работягу-то за человека не считают. Так… принимают за второй сорт… – Игорь осёкся в мыслях, - Ну вот, осуждение! Есть что отмаливать. Раз так думаю, значит, выше других себя ставлю. Слишком высокого мнения о себе. Гордыня!»
Один из руководителей Аксёнова, хорошо разбиравшийся в вопросах религии, как-то сказал ему, что тяжелее всего бороться с гордыней. С этим Игорь был согласен. Не раз ловил себя в самовосхвалении и превосходстве над другими, чаще всего над мнением других.
У Натальи таких пороков он не замечал. Она всегда вела себя выдержанно, с уважением к другим. Игорь поражался тому, как она переносила его не очень уравновешенный характер.
Дальнейший поток мыслей не позволил Аксёнову выявить каких-то ещё пороков в их семействе.
«Раз просишь о чём-то, – думал Игорь, – значит, с себя и начинай. Чего про грехи других рассуждать. Свои грехи замолить надо. Тогда, может быть, и услышат там на верху. Не прощёному грешнику никто помогать не будет.»

До вечернего посещения больницы Аксёнов успел заехать в церковь всех святых и поставил свечу к мощам Симбирского Святого Андрея. Он некоторое время стоял под сводами храма и наблюдал за трепещущим огоньком. Ему всё казалось, что свеча опять изгибается и тухнет. Но нет, маленькое пламя горело ровно, без потрескивания. Игорь успокоившись, произнёс молитву, и вышел.

В палате Наталья встретила его внимательным, но уставшим от страдания взглядом. Она лежала не вставая. Говорила мало и совсем негромко.
- Ну, что там у меня?
- Да нормально всё. – попытался натянуть улыбку на челюсти Игорь.
- Что сказали?
- Результатов пока нет.
- Что удалили? Всё?
Наталья так спрашивала, потому что изначально планировалось удалить только сам узел с частью железы. И если будет необходимо, что станет ясно в ходе операционного вмешательства, то удалят весь орган.
- Да. – коротко ответил Аксёнов.
Ему не хотелось говорить об этом, но врать было бы не справедливо. Жена всё равно узнает многое от врача и его успокоительное враньё сейчас, может обернуться неприятностями на следующий, не менее тяжёлый день. Обнадёжить на время человека, успокоить его лживыми словами – это значит обречь на неожиданные страдания после.
- Ну ничего, – продолжил Игорь, – всё прошло удачно. Я в интернете перечитал  различные форумы, где общаются люди с такими же проблемами, как у тебя. Как бы, все общаются без паники. И таких людей очень много. Спрашивают друг у друга, какие-то особенности, интересуются подробностями. Причём, люди в основном молодые. Так что, ничего страшного пока не произошло.
Наталья перевела усталый взгляд в потолок. Было видно, что она углубилась в себя, туда, где происходило переживание. Там шла борьба реалий с отчаянием. Это продолжалось не долго. Жена быстро справилась с подтвердившимся фактом своей болезни. В этом ей можно было позавидовать. Всё в этой жизни она воспринимала от реалий: «Раз что-то случилось, значит так должно быть. Надо это принять и жить с этим дальше.» Только как жить? Это уже был вопрос другого уровня.
Сейчас же Наталье было не до этого. Утомление не давало углубиться в проблему и вызывало равнодушие, некое безразличие к будущему. Кровоточила свежая операционная рана. Состояние после наркоза не позволяло думать о чём-то другом. Необходимо было подняться на ноги, а уж после намечать план действий по возможному исправлению сложившегося положения.
- Наташа, я тебе икону принёс. Прочитал про неё, что она лечит ту болезнь, которую мы опасаемся.
Наталья негромко ответила:
- Положи её на тумбочку.
- Я там распечатал текст необходимых молитв. – продолжил Аксёнов, – Ты, если сможешь, почитай. Хуже не будет.
Он поднялся и аккуратно поставил купленную икону «Богородицы-Всецарицы» на тумбу, стоящую в изголовье, прислонив её к маленькой вазочке. Рядом положил листы с распечатанными молитвами.
Ещё какое-то время, он сидел на краю больничной кровати. Изредка спрашивал о состоянии, об ощущениях. При этом получал стандартные ответы. Жена умела переносить неприятности и боль стойко, в себе. Излишняя назойливость в разговорах могла бы помешать ей справляться с плохим самочувствием. Аксёнов это осознавал и с лишними, пустыми вопросами не лез.
Несколько раз в палату заглядывала нянечка, которую наняли в качестве сиделки. Игорь понимал, что надо бы уходить, но оставлять жену в беспомощном состоянии ему не хотелось. Ещё больше его страшило остаться одному в квартире, где он чувствовал себя, как в тюрьме.
Находиться же долгое время в женской палате, пусть даже на двоих человек, было верхом неприличия. Поэтому Аксёнов помассировал Наталье затёкшую шею,  нестерпимо нывшую от длительного и неправильного положения головы во время операции, после чего ушёл.

Погода установилась. Не взирая на длинные и прохладные ночи, влага из воздуха, прогретого тёплым солнцем уходящего лета, исчезла совсем. Вечера были мягкими и приятными. На вечерних улицах и во дворах находилось множество людей, большей частью молодёжь. Юноши и девушки прогуливались, беседуя о чём-то понятном только им. Иногда молодые люди прятались среди кустов и зелени, где обнимались, влюблено глядя в глаза друг другу. Для них весь мир был полон радости и новизны ощущений. Как приятны любовные переживания в юношеском возрасте и трепетность отношений. Кажется, что вот оно счастье. Пришло и уже никуда не уйдёт, будет вечно сопутствовать в жизни. Вся жизнь будет только такой: восторженной и необыкновенной, как первая любовь. В это время никто не думает о смерти, потому что для молодых смерть это миф, легенда о других. Взрослый мир – это мир людей, которые живут в вечных заботах, безрадостных переживаниях и заняты неинтересным трудом. Молодёжь же живёт по другим законам, феерическим и безрассудным.
Так жил когда-то и Игорь. Ему приятны были воспоминания юности. Это было удивительное время. Тогда не думалось об отсутствии каких-то материальных благ и о недостатке чего-то. Всё, что было необходимо, давали родители, а чего хотелось, но не было, переживалось легко и просто. Ведь впереди была целая жизнь с бесконечным запасом времени. Сколько ещё предстояло постигнуть, освоить, заработать, приобрести. Отчаянию не было места. Каждый день нёс в себе веселье и счастливую беззаботность.
Совсем недавно молодой человек по имени Игорь и девушка по имени Наташа встречались, гуляли, веселились, радовались самым обычным вещам так же, как эта молодёжь, которую видел Игорь, возвращаясь домой. Пятнадцати проведённых вместе с женой лет он не заметил. Они пролетели в труде, заботах и в то же время в радости. И вот внезапно впереди образовалась тень какого-то жизненного финала. Того, о чём прежде не думалось. Это было и неожиданным и невыносимо тяжёлым.
«Мы же не старики. – думал Игорь, – мы только начинаем жить. И что же?… Уже всё?»
Он с сожалением о прошедшем посмотрел на влюблённые пары и ускорил шаг.

На подходе к дому, раздалась телефонная трель. Звонил один из сыновей. Детей и тёщу, у которой они находились, интересовал только один вопрос: что с Натальей? Говорить о тяжёлом диагнозе Игорь не стал. Достаточно было того, что он переживает эту беду. И что отвечать он пока тоже не знал, поэтому отговорился, сославшись на неведение и бессознательное состояние жены. С трудом скрывая своё убитое состояние, Аксёнов попытался шутить и напомнил детям о скором начале учебного года. Голоса сыновей при упоминании о школе, конечно же, сникли. Они так привыкли к летнему отдыху и беспечности, что одно упоминание об учёбе их ввергало в унылое состояние. Приближалось время ранних подъёмов, уроков, дополнительных занятий, тренировок в секциях и прочего. Тяжело ребяческому сознанию усвоить, что жизнь не может состоять из одних праздников. В то же время Игорю их было откровенно жаль. Все свои обязанности по учёбе дети исполняли в полной мере. Их старанию можно было завидовать, а усталости от учебного процесса откровенно сопереживать. Настоящее же положение в их семье, возникшее в связи с болезнью Натальи, заставляло Аксёнова проникнуться неимоверно глубоким сочувствием к сыновьям. Им в этом возрасте, как воздух нужны родители и в первую очередь  мать. Только мать сможет дать правильные основы воспитания, наделить детей теплотой и лаской, которую не заменит ни один другой человек. Вероятность того, что дети могут остаться без матери, придавала убийственной горечи к тяжести сложившейся ситуации. Как можно ласковей поговорив с сыновьями, Игорь отключился и вошёл в подъезд.

Опять пустое пространство квартиры. Пустота в душе. Полнейшее отчаяние где-то рядом. Оно ходит вдоль границы той сущности, которое бережёт душу. Небольшая слабина и вот уже отчаяние своими жёсткими пальцами, схожими с обрезками толстых стальных тросов, берёт за горло, не даёт дышать, заставляет паниковать и совершать безумство. Игорь чувствует его. Он понимает, что отчаяние близко: его тяжёлое дыхание не даёт сосредоточиться, забирает силы и делает слабым тело и разум.
Включенный телевизор мелькает обрывками изображения и звуков, которые не воспринимает зрение и слух. Полнейшая пустота.
«Так с ума можно сойти».
Аксёнов щёлкает пультом, не понимая, что нужно ему сейчас видеть в этом цветастом говорливом ящике.
«Всё, больше не могу».
Он выключает телевизор, подходит к окну и долго смотрит в темноту за ним. Там шелестит листва огромных старых тополей. Сквозь неё пробиваются лучи уличного освещения и шумят колёса проезжающих машин. Отчаяние не уходит, оно ждёт своего часа, ждёт слабости, чтобы разбить защиту и овладеть обессилевшей душой, сделать её равнодушной и покорной. В сознании Игоря по-прежнему рисуется беспомощное, бессознательное тело жены с промокшими от крови бинтами.
«Как сейчас она? Ей, наверное, невыносимо плохо. Скорее всего, спать будет тяжело. Действие наркоза снижается с одновременным приходом боли.
Да что же это такое?! Как помочь? Не возможно же взять часть этой боли на себя. Если только в знак солидарности себя замучить каким-нибудь истязанием. Всё, всё, всё-о-о… Опять бред какой-то. Так, а время? Сколько времени сейчас?».
Игорь взял телефон и посмотрел на таймер. Время было почти десять вечера. Он несколько секунд колебался и, наконец, набрал номер жены. На вызов ответили практически сразу.
- Как ты? – произнёс Аксёнов.
- Да ничего. – еле слышно прошептала Наталья.
- Тебе плохо?
- Ничего, терпимо. Я не могу громко говорить. Позвони, пожалуйста, маме, успокой её.
- Что ей сказать? Правду или что-то придумать?
- Не знаю. Скажи, что пока ничего не понятно, результатов нет.
- Ладно, что-нибудь придумаю. Они мне уже звонили, спрашивали. Я сказал, что ничего пока не знаю.
- Ты позвони сейчас, мне сложно говорить.
- Может завтра. Уже поздно.
- Я думаю, что они ещё не спят, позвони сейчас.
- Хорошо…
Игорь, задал ещё несколько несущественных вопросов, после чего отключился.
Не медля по времени исполнил просьбу Натальи, ещё раз позвонил тёще и детям. Сообщил о том, что операция прошла успешно, но всего остального не сказал, сославшись на отсутствие результатов.
Короткий разговор с супругой, хоть как-то успокоил его. В её голосе не было тоски. Там присутствовало обычное желание: быстрее пережить сложившиеся обстоятельства и жить дальше. Жить так, как будет возможным. Это полагание на судьбу, отдавало долей оптимизма, поэтому и действовало успокоительно.
Аксёнов ощутил в себе силы к дальнейшему сопротивлению. Караулящее слабость души отчаяние ушло. Он взял в руки приобретённый в церкви молитвослов и встал на колени перед иконами.

*******
Дни тянулись один за другим. Обещанные результаты анализов по-прежнему не были готовы.
Наталья уже на следующий день поднялась и начала ходить. Это обстоятельство благотворно повлияло на Игоря. Видеть жену, пусть в болезненном, но в ходячем состоянии было более приемлемым, чем то, что он видел сразу после операции.
Врач при встрече с Аксёновым, успокоила его, пообещав получить результаты проверки в понедельник.
- Такое бывает. Видите как. Надеялись получить до конца недели, но пока почему-то не готово. Теперь только в понедельник.
Осанистой походкой, с гордо распрямлённой спиной, она скрылась за дверью своего кабинета.
Игорь неожиданно для самого себя смирился с тем, что жене придётся проходить длительные курсы лечения и с необходимостью ехать в Москву, где будут проводиться процедуры. У него возникла не то чтобы уверенность в излечении, но какое-то спокойствие за будущее.
Нет, он, конечно, понимал, что впереди будут трудности. Возможно, даже гораздо более сложные, чем сейчас. И всё же, что-то подсказывало ему о возможности надежды на лучший исход, придавало уверенности. Почему-то верилось, что он и Наталья справятся с возникшими проблемами. Ему не хотелось себе признаваться в этом, он боялся сглазить, но это жило в нём без его согласия.

Оставшиеся до понедельника дни он был занят сбором детей в школу. Собрать вроде бы собрал, но как-то не очень щеголевато и по-праздничному, как это делала Наталья. Критично подходя к своим усилиям по глажке рубашек, брюк, покупке цветов Игорь видел то не проглаженный рукав, то цветы ему казались какими-то непраздничными. Но, сделал, как мог… Как уж получилось.
В школу Игорь шёл посередине, между сыновьями. Ему было приятно, что дети выросли такими терпеливыми и послушными. Они же осознавали, что случилась какая-то серьёзная неприятность. Воспринять в полной мере произошедшее мальчишки, естественно, не могли, ввиду малого возраста и отсутствия полной информированности. Но вели себя очень тактично, с лишними расспросами не лезли. Одним словом, понимали и ждали разъяснений от взрослых: скажут, когда будет возможность.
Это своеобразное проявление детского сочувствия очень трогательно отражалось в душе Аксёнова. Шагая по аллее сквера, к расположенной не так далеко гимназии, он иногда прижимал к себе за плечи сыновей. Чувство душевной близости и отцовской любви переполняли Игоря. Он переживал за своих ребят. Ему было страшно за их будущее.
«Не дай Бог, остаться в таком возрасте без материнской ласки и внимания.» – думал он. От этих мыслей становилось очень горько, и Аксёнов всё чаще и сильнее прижимал к себе мальчишеские плечи.
После торжественной линейки к Игорю подошла классный руководитель старшего сына, поздоровалась и мягким участливым голосом спросила:
- У вас что-то случилось?
- Нет, всё в порядке. Почему вы так решили? – с благодарственной нотой ответил Аксёнов.
- Не совсем обычно видеть одного папу, провожающего детей в школу первого сентября. – изучающе глядя прямо в глаза, классный руководитель продолжила, –  У Натальи Сергеевны всё в порядке?.
- Нет, нет, всё в порядке… Так уж получилось, что супруга не смогла сегодня проводить нас в школу. – отвечал Игорь, а сам думал:
«Видно на лбу у меня написана озабоченность. Не могу скрывать своих эмоций. Самая нехорошая моя черта. А, может, парней своих собрал просто – по-мужски. Женщины, наверное, сразу видят все недостатки».

Аксёновы не стали задерживаться для обычного фотографирования с друзьями-одноклассниками. Хотя сложившаяся традиция требовала того. Школьники после длительной трёхмесячной разлуки запечатлевали себя загорелых и взрослеющих. Но в этот раз сыновья как-то организованно, чего раньше за ними не наблюдалось, подошли к отцу, и они все втроём покинули школьный двор.

Завершив церемонию поедания торта, которая происходила каждый год первого сентября, Игорь с детьми поехал в больницу.
Наталья появилась бледная, усталая, но с выражением проснувшейся в ней жизни. Сразу было видно, что присутствие детей её радует. Она улыбалась. Сыновья осторожно, с нескрываемой любовью пытались прильнуть к матери, опасливо глядя на бинты, виднеющиеся под одеждой. Приученные к тактичному поведению, они не лезли с лишними и глупыми вопросами. Глядя на них со стороны, Аксёнов удивился в очередной раз: его сыновья выглядели взрослыми. Взрослыми в поведении. Раньше такого он в них не замечал. Подростки внимательно и сочувственно смотрели на мать. Находясь рядом, они не хныкали, не надоедали, не жаловались. Проявляя неожиданное чувство такта, дали возможность взрослым поговорить.
Особых разговоров, между супругами уже не было. Все вопросы лишь про общее состояние и про известия о результатах операции. Сейчас оставалось только одно: ждать.
Наталья несколько дней не видевшая детей сама приблизилась к ним и, насколько позволяло её состояние, обняла и прижала к себе. Только тут мальчишки вернулись в своё нормальное детское состояние и стали наперебой рассказывать, как они провели время на даче у бабушки.
Когда свидание закончилось, и надо было расставаться, Игорь опять увидел слабую улыбку на губах жены. От этого ему стало просто и хорошо. О болезни думать не хотелось.

Вечером, дети долго не могли уснуть. Игорь терпеливо ждал. Звук приглушённых голосов из детской комнаты постепенно сходил на нет. Наконец разговоры смолкли, и он подошёл к компьютерному столу. Над монитором, на верхней полке в ряд были выставлены иконы. Аксёнов перекрестился и взял в руки молитвослов.
За открытым окном с надрывом шелестели пышные кроны старых тополей. Тёплый порывистый ветер раскачивал их, хватая за густую листву. Над городом властвовала ночь. Она баюкала горожан и напевала песню тёплого осеннего ветра школьникам, которые перешли на новый жизненный этап – в более старший класс. Дети Аксёновых тоже спали укрытые тёплыми одеялами. Им спалось не совсем спокойно. Начинался длительный учебный год с его тяготами и школьными буднями. Но это было не всё: семья была напряжена ожиданием будущего, и подростки это чувствовали.

Пролетели выходные. Утренним часом понедельника Аксёнов стоял в коридоре хирургического отделения. Его фигура с заложенными за спину руками маячила в пространстве больничного помещения от стены к стене. Маятниковое движение продолжалось уже более получаса. Иногда, слегка ссутулившийся посетитель останавливался в середине рекреации и застывал, о чём-то думал в напряжении, а потом опять продолжал своё хождение из стороны в сторону.
Вновь тягостное состояние. Игорь, хотя и смирился с мыслями о тяжёлой болезни, но ожидание официального извещения об этом не давало возможности находиться в душевном равновесии. Степень заболевания не известна. Если тяжёлая, то какой срок отпущен для излечения? А может быть всё только в самом начале и тогда излечение будет достигнуто в полном объёме и в наиболее короткие сроки. О самом плохом и безнадёжном Аксёнов старался не думать. Но именно эта мысль, пробиваясь сквозь сознание, не давала покоя и угнетала.
С одной стороны ожидание это тягость, а с другой – возможность пребывать в состоянии не сбывшейся беды. Когда дурное известие обрушится на голову, погибнет надежда на наиболее удачный исход, а так, страшный диагноз ещё не поставлен и слабый помысл о возможно хорошем исходе, позволяет, по крайней мере, не задохнуться от горя. И Аксенов продолжал маячить в промежутке между больничными стенами. Он и ждал с нетерпением результатов анализов, чтобы моментально кинуться исправлять ситуацию, и боялся известий.
Наконец появилась «женщина-полковник». Она увидела фигуру ожидающего,   остановившуюся при её появлении в центре рекреации, и подошла.
- Нет… Пока ничего нет. Может быть, после обеда.
- Простите, такое длительное отсутствие результатов с чем связано? – Игорь, задавая этот вопрос, вдруг подумал, что от него что-то скрывают, – Это может быть связано с плохим диагнозом?
- Ну,.. нет! Не успели пока. Я думаю, после обеда всё будет известно. Да вы можете не ждать меня здесь, просто позвоните и я всё скажу по телефону.
Врач удалилась вглубь коридора, оставив ожидающего в той же позе, в которой он находился в начале разговора.
«Через день Наталью должны уже выписать из больницы, а мы ещё не знаем результатов операции. Ерунда какая-то. – продолжал размышлять Аксёнов, – Может быть, конечно, ситуация обычная, но всё же долго. Сначала говорили, что проведение анализа вообще происходит, чуть ли не за сутки. Теперь выясняется, что и срок в неделю – ничего необычного». 
Далее Игорь мысленно развил тему того, что возникло у него в голове во время разговора с врачом.
«Может и впрямь, что-то скрывают? Чувствуют моё скулёжное состояние и опасаются до обморока довести. Тьфу ты! Опять заморачиваюсь. Ну кому какое дело до моего состояния и до моего внешнего вида? Какой же у меня должен быть вид? Лихой и придурковатый? Сам себе накручиваю на ровном месте. Может быть, причина в том, что у Натальи сложный случай или какое-нибудь заболевание не совсем обычное. Если бы быстро растущая форма рака, то, наверное, давно бы уже сообщили. Стали бы принимать неотложные меры или порекомендовали бы что-то. Нет! Хватит! Убить себя можно дурными мыслями».
Тут Аксёнов в очередной раз поймал себя на том, что своей кончины он не боится вовсе. Ему даже показалось, что это может быть избавлением от тяжёлого состояния, переживаний и вообще всей этой несносной ситуации. Как один из выходов. И, вдруг, сквозь губы выдавил приглушённую матерную брань.
«Кто же будет семейство содержать? Кто вопрос с лечением решать будет? – обращаясь уже к самому себе, мысленно добавил, – Додумался, умник!»
Он обернулся, чтобы убедиться, что его негромкое нецензурное выражение никто не слышал и направился к выходу.

 В обеденное время Аксёнов вместе со старшим сыном уже стоял перед Натальей. На её вопрос и немое неверие во взгляде отвечал тем же, чем ответили ему:
- Результатов пока нет.
Наталья отвернула глаза в сторону, и Игорь подумал, что жене сейчас плохо. Она сомневается в правдивости его слов и точно знает, что в случае подтверждения тяжёлой болезни, он ей всю правду не расскажет. И это была правда.
Когда случилась трагедия с матерью Аксёнов, зная тяжёлый диагноз, ничего ей не сказал. Он говорил всё обтекаемыми фразами, не произнося самого страшного. Он считал, что таким образом давал возможность надеяться на лучший исход в сложившейся ситуации. Насколько это оправдано он даже не предполагал. Но был уверен, что человек, услышав страшную правду, может перестать бороться совсем, замкнуться и отдаться на волю судьбы. Видеть своего родного человека потерянным, замкнутым, схоронившим себя заранее Игорь не мог. Это был как раз тот случай, когда враньё могло быть оправданным, способствующим надежде и выживанию.
Сейчас же, стоя перед женой Аксёнов молчал. Ему не хотелось убеждать Наталью в том, что он не врёт. Если вдруг самый плохой диагноз позже подтвердится, придётся скрывать истинное состояние болезни. Наверное, потребуется вести себя убедительно, с эмоциональной выдержкой, которую проявить в настоящий момент легко. А он, при плохих известиях, этого сделать не сможет. Разница в поведении между нынешней уверенностью в словах и той тональностью, когда придётся врать, будет явной. Умная Наталья обо всём догадается и вряд ли уже сможет чувствовать и вести себя как полноценный и не ущемлённый человек.
- Ну и ладно. – вдруг прервала жена паузу молчания, – Будь что будет. Значит так и должно быть.
- Ну, слушай, давай не будем отчаиваться. Пока, кроме факта проведения операции, ничего другого нет. – парировал Игорь, – В любом случае, будем лечиться. В конце концов, какого-то результата добьёмся.
- Так уже что-то известно или нет?
-  Я тебя не обманываю. Результатов анализов пока нет. Давай будем строить планы исходя из самого плохого. Я считаю, что мы в любом случае добьёмся успеха.
Наталья опять отвела взгляд и упёрлась им куда-то в дальний угол помещения для встреч. Закивала утвердительно головой и, видимо понимая, что такой постановкой вопроса она ставит мужа в нелёгкое положение, произнесла примирительно
- Угу…
Встреча супругов в этот раз прошла не совсем тепло. Не так как прежде. Наталья была замкнута и на всё реагировала односложно. Не желая далее развивать тему, она холодно соглашалась с любым доводом. Игорь подумал, что, наверное, в этой ситуации лучше обойтись без рассуждений. И они большую часть времени, отведённого на посещение, провели молча. Даже присутствие сына не смогло переломить тягостного состояния. Жена с теплотой в голосе разговаривала с ним, но чувство подавленности сквозило в её поведении и тяжким грузом давило на плечи Игоря.
Покинув больничное здание, Аксёнов вместе с сыном поехал в магазин для покупки школьного портфеля. В той суматохе, которая происходила в последние несколько недель, его забыли купить. Этот недостаток всплыл только после начала занятий.
Игорь предоставил возможность, сыну выбирать тот портфель, который ему понравится. Подросток с благодарностью и чувством какой-то повышенной ответственности рассматривал развешенные на торговом стенде сумки, ранцы, портфели. Продавец, видя нерешительность парня, стал демонстрировать образцы, нахваливая и давая советы. Само собой, он склонял покупателей к выбору не самого дешёвого товара. Но предложенный им ранец был и впрямь хорош. Сын с блеском в расширенных глазах обернулся к отцу. Игорь, с полуулыбкой кивнул ему глазами, поощряя выбор.
«Хоть в этом пусть будет радость». – подумал он.

По дороге домой Аксёнов, вдруг решил заехать в церковь. Эта мысль пришла внезапно. Он очень часто думал о своём наваждении, которое снизошло на него в эти тяжёлые дни, о изгибающихся во время службы свечах, о тяжёлом сне, о своих многочасовых молитвах… О всём том, что произошло с ним и с Натальей. Мощи Симбирского святого как будто притягивали к себе. Это было загадочным, необычным и необъяснимым. Но именно в минуты своего пребывания в храме, где покоились мощи, наступало состояние не то чтобы утешения, но какой-то уверенности, необъяснимо твёрдой надежды. Сейчас, ему нестерпимо захотелось хотя бы короткого, минутного успокоения.
- Слушай, – обратился он к сыну, – давай заедем в церковь. Нам по пути… Не на долго.
Подросток согласился, и Игорь повернул машину к ладному строению с золотистыми куполами.
Они вошли в прохладное помещение с бревенчатыми стенами. В углу, возле раки с мощами, ярко полыхали свечи. Но Игорь не сразу приблизился к ним. Сначала он проследовал, к аналою. Сзади шаркал ногами сын, нерешительно следуя за Аксёновым. У аналоя всё ещё белела плащаница Божьей Матери, напоминая о праздничном дне. Игорь поставил только что купленные свечи перед образами Спасителя и Богородицы, перекрестился и на время замер под сводом центрального купола. Ему хотелось пробыть здесь дольше, но рядом находился сын, который внимательно наблюдал за всем, что делал отец.
Подросток стоял за его спиной, чуть правее. Для него было необычным видеть отца в такой причудливой обстановке. Но, судя по всему, он понимал важность происходящего и будто бы чувствовал, как необходимо сейчас Аксёнову побыть здесь, под сводами церкви. Поэтому стоял тихо, не нарушая тишины, не отвлекая вопросами.
Игорь не стал злоупотреблять терпением юного человека, наверняка, не испытывающего той необходимости присутствия в храме, которую испытывал он сам, и через минуту они перешли к  раке с мощами. Здесь среди множества огней ровным язычком запламенела, установленная Аксёновым свечка.
Прежде чем прикоснуться к раке, Игорь мысленно просил  помощи у Святого, затем взошёл на помост и поцеловал место приложения. Сын последовал за ним и тоже приложился, осеняя себя крестом.
Аксёнов нагнулся к уху подростка, приглушённым голосом сказал:
- Сынок, наша мама тяжело заболела. Может случится так, что врачи не смогут оказать помощь. Но зато мы с тобой сможем ей помочь, если прочитаем молитвы. Видишь синюю папку? В ней молитва. Она читается трудно, но ты всё же попробуй, прочитай. Попроси у Святого Андрея помощи в выздоровлении.
Сын согласно кивнул и раскрыл папку с Акафистом.
Неожиданно Игорь подумал, что дети мыслят правильно и не меньше взрослых понимают то, что произошло в их семье:
«Они просто ещё совсем юные и не могут выразить свои мысли взрослыми словами, но думают так же, как и мы. Они более чувствительны. Природа бережёт их пока ещё слабую психику от чрезмерных переживаний, но осознание детьми происходящего совершенно очевидно.»
Аксёнов размышлял об этом, глядя на то, как его сын старательно вчитывается в мудрёный текст. А подросток читал, не на секунду не отрываясь от Акафиста. Для него это стало возможностью открыть для себя что-то, что ему пока не известно. Было заметно: на лёгкое понимание тайны из взрослого мира он не рассчитывает.
- Ты что-нибудь понял из прочитанного? – спросил Игорь, когда они вышли из церкви.
- Да. – коротко и просто ответил сын.
Аксёнов почему-то сразу поверил и больше ни о чём не спрашивал.

Несколько попыток дозвониться начальнику хирургического отделения не дали результата. Наконец рабочее время врача истекло, а трубку на другом конце провода так и не взяли. Стало ясно, что информацию сегодня получить не удастся. Ехать к жене придётся опять с пустыми известиями.
Однако на вечернем посещении Игорь был уже с детьми. Наталья, увлечённая беседой с ними, как будто забылась или делала вид, что забылась, но разговор о непонятной ситуации с постановкой диагноза не возобновлялся.
Жена, с проявившимся жизненным блеском в глазах, смотрела на детей. Ей интересны были рассказы о первых школьных днях: о том, как произошла встреча одноклассников, о школьных заботах, о занятиях в секциях, вообще обо всех нюансах особой юной жизни, которая была интересна сыновьям. Наталья легко находила общий язык с детьми. Слушая их, она проявляла живой интерес к детским делам и проблемам. Она даже говорила с сыновьями на одном языке, при этом оставаясь старшим и очень уважаемым товарищем. Это сближало её и детей. Их отношения были ясны и просты. Игорю оставалось только завидовать. У него простого диалога с сыновьями не получалось. Они не воспринимали его так, как воспринимали мать. Отец для них был человеком из другого, взрослого мира, пока им не понятного. А сыновья, увидев прежнюю любящую улыбку на лице матери, по которой успели соскучиться наперебой, со смехом и задором, стараясь приглушать свои голоса в помещении больницы, рассказывали и рассказывали свои мальчишечьи новости.
После того как пришло утомление от эмоционального общения дети переключились на разговоры между собой. Наталья некоторое время ещё слушала их щебетание, но потом пришла очередь говорить и с мужем. Говорили они о каких-то хозяйственных и домашних делах, о новостях, о тёще. Про результаты операции Наталья не спрашивала, но её взгляд напряжённо наблюдал за любым изменением в поведении Игоря и за его настроением. Игорь это видел и в конце встречи сам коснулся тягостной темы:
- Нет пока результатов. Не знаю почему, но нет… После обеда до врача я не дозвонился.
Наталья промолчала, а Аксёнов догадался, что она верит ему. Во всяком случае, ей ничего не остаётся делать, как только поверить. Фальши в голосе мужа она не уловила.


Приход осени был ощутим. Из открытого окна веяло ночным сентябрьским холодом. Игорь только что прочитал молитвы и, поднимаясь с колен, стал растирать онемевшие суставы. За несколько суток, которые он провёл в ночных молитвах, на коленях образовались синяки, покрытые огрубевшей, шелушащейся кожей.
Дети уже спали. Холод, поступающий из открытой форточки в комнате, заставил их спрятаться под одеяла почти с головой. Под одеялом им было тепло и уютно. От вдыхания свежего воздуха сон был крепким.
За окном опять дул ветер. Своими порывами он сгибал огромные ветви тополей-исполинов, шумно шелестел листвой. Этот шум напоминал Аксёнову о том, как велик мир и как ничтожна человеческая судьба в сравнении с этим миром. Огромные массы воздуха перемещаются по всей планете. Текут реки, наполняя гигантские моря и океаны. В небе движутся планеты и звёзды, появляются и исчезают галактики. И никакого дела им нет до обычного, маленького человека, живущего своей обывательской жизнью, своими горестями и радостями. Появился на свет человек или умер, какое дело до этого Вселенной, включающей в себя многие миллиарды сущностей, ежесекундно появляющихся и исчезающих в её утробе. Это для самого человека его проблемы кажутся большими и значимыми, а для всего окружающего – это только один из мелких составных элементов, всё равно, что атом, который входит в строение тела. Ведь для человека потеря одного атома, входящего в структуру тела не ощутимо и не значит ничего. Но осознание этого масштаба самому человеку облегчения не приносит. Он хочет есть, пить, дышать и просто жить. Жить нормальной человеческой жизнью, а не жизнью грандиозных понятий и небесных тел. Для чего-то же создал его Бог по подобию своему. Значит, у человека есть своя роль в этом мире. А раз есть какое-то назначение, то его необходимо исполнить. Умереть и не приложить для своей защиты каких-либо усилий, значит не исполнить своего предназначения. То есть, выступить против Божьей воли.
С этими мыслями Аксёнов лежал в темноте, глядя в потолок. Ему не хотелось думать о грустном. Шум ветра, качающего деревья, непрестанно, склонял к раздумьям о вечном и неизменном, не давая возможности заснуть. Эти размышления периодически переплетались с вспышками мыслей о болезни жены, тогда резкая физическая боль в мозгу отвлекала его от философских настроений и ввергала в пучину отчаянного состояния. Наконец, смена размышлений от общего к частному утомила. Игорь заснул. Мозг, истерзанный внутренней борьбой, отключился для восстановления.
Далеко над Волгой сухими раскатами прогремел гром. Мощные потоки воздуха уносили в ночном небе грозовые тучи, не давая им пролиться дождём. Однако взбунтовавшаяся природа не смогла разбудить Аксёнова. И сон его был не тревожным.
Вскоре ветер стих.

Утром Аксёнов, проснулся с усталостью в теле и с ноющей болью в голове. Поднялся не сразу. Какое-то время лежал, глядя в окно на рассветное небо. Потом встал и приступил к обычным утренним процедурам. Теперь к ним добавились заботы по подготовке детей к очередному школьному дню. Игорь крутился возле стола на кухне, беспрестанно хлопая дверью холодильника. Сноровистости в подготовке завтраков ему явно не хватало.
Вечный спутник – мобильный телефон, брошенный на стол, вдруг завертелся от вибрации. Аксёнов посмотрел на время. Было едва за семь утра.
«Чего это? – встревожился он, – В такую рань звонки не совсем обычная вещь.»
На панели пробежала строка с именем жены.
- Алло!..
- Игорь, привет!
- Ага, привет, что-то случилось? – Аксёнов приготовился было запоминать перечень того, что его попросит сделать Наталья. Он был уверен, что звонок от жены в такую рань может содержать лишь просьбы о покупке каких-либо вещей, продуктов или медпрепаратов. Но Наталья с эмоциональностью, не очень свойственной ей, выдохнула в трубку.
- Игорь, у меня всё нормально! Пришли результаты.
- Что-что?
- Результаты нормальные. У меня ничего нет. То есть всё хорошо!
Игорь, ещё не осознавая сказанное ему, выпалил:
- Ну, я же тебе говорил, что всё будет хорошо…

После короткого разговора Аксёнов отключил телефон и медленно опустился на кухонный табурет. К голове прихлынула кровь.
«Невероятно. Боже мой, спасибо тебе! Спасибо, Всевышний! Это просто чудо! Слава Богу! Неужто обошлось?»
Ещё долго в голове крутился сумбур и обрывки разных мыслей. Но все они говорили об одном – всё теперь будет хорошо!

Впереди ждала новая пора. Новая жизнь. В старое русло их семейный корабль уже не вернётся. Придётся жить в новых условиях, с осознанием результатов того, что уже пережито. Предстоит решать вопросы с зарабатыванием средств к существованию, с восстановлением здоровья. Но это совсем другое. Главное, что сегодня всё хорошо!
Аксёнов, до конца не осознавая всего произошедшего, но с лёгкостью на сердце и в душе, вдруг вспомнил о сыновьях и поспешил их будить.
- Ребята! Подъём!
Он с улыбкой глядел на просыпающихся детей, а по щеке у него текла слеза, которой Игорь не чувствовал…
                29.08.2014.