Платформа

Блестящие рельсы обтекали островки бетонных платформ, и стремительно разрезали туман, исчезая за холмами, которые в иную погоду были бы изумрудными. В воздухе был разлит туман, тишина и ощущение пустоты. Скрипнули деревянные ступеньки, и на шершавое тело платформы, подвешенное на деревянных сваях, словно подготовленное для обряда воздушного погребения, шагнул человек. Он сделал глубокий вдох, пытаясь захватить влажный разреженный воздух, закашливается и на секунду замер.
Артюха пристально глядел вдоль путей, ожидая увидеть в синеватой дымке очертания движущегося состава. Он был тут один, и от этого становилось тревожно, в который раз так, словно все знали, что поезда не будет, а Артюха не знал.
 
Хотя тут рядом был кто-то ещё - на противоположном конце, у головы останавливающегося состава, дальше всего от лестницы и касс (тоже пустующих, рядом установлен билетный автомат), угадывалась чёрная фигура. Ветер развевал полы то-ли рясы, то-ли платья, то-ли какую-то широкую ленту, обмотанную вокруг фигуры. Артюха немного поёживался, когда глядел в ту сторону, подходить и уточнять, знает ли фигура про поезд, не хотелось. Длинное одинокое орлиное перо спланировало с хмурого неба на землю…

Неожиданно в тумане загорелся огонёк прожектора. Сердце Артюхи забилось чуть быстрее – сейчас подойдёт состав, Артюха вскочит в зелёный вагон и уедет отсюда туда, где хорошо. Рельсы тихонько запели, хлестнули провода. Поезд ехал быстро. «Может опаздывает и потому торопится?», - подумал Артюха с надеждой, что не проскочит мимо, затормозит, возьмёт его с собой.
Проскочил…пронеслась мимо платформы серебристая туша локомотива, пролязгали теплоокие вагоны. Артюха повернул голову вслед ушедшему поезду. Сквозь схлопывающийся туман ему подмигивали три красных фонаря в хвостовом вагоне. Пассажир, если это был пассажир, в чёрном всё так же стоял на конце платформы и не проявлял никакого интереса к Артюхе.

Дождя не было, но в воздухе была разлита капельная сырость. Артюха поднял ворот лёгкого пальто, переступил с ноги на ногу. В его небольшом портфеле лежало два бутерброда. Он взял их в дорогу, ещё давно, ещё тогда, но они сохраняли свой внешний вид, и наверное вкус, можно было перекусить, но есть не хотелось совершенно, да и рано, надо потерпеть, чтобы развернуть их в уютном купе и насладиться в должной мере.

Артюха посмотрел пристально через туман перпендикулярно платформе, там за молочно-синей пеленой чуть поблёскивал уверенный накат парковых путей, разрывали пространство красные и синие сигналы маневровых светофоров. Артюха смутно припоминал, что там раньше неясными очертаниями проползали маленькие тепловозы, тащившие за собой грузовые вагоны, но это было словно сотню лет назад. Но сегодня стояла особенная, гробовая тишина, лишь только раз голос ещё этого…диспетчера разнёсся над пространством, и нет сегодня в округе ни одной оранжевой жилетки, ни одного путейца. Ни души.

Артюха обернулся назад, за его спиной высился большой щит, на котором должно висеть расписание. Оно было там когда-то, но сейчас лишь оборванные полоски бумаги трепались на ветру, как и полы длинной одежды таинственного пассажира. А ещё в самом центре щита была приклеена бумага с рукописным объявлением: «Отдам гр...бы в добрые руки» и адрес. Третья буква была размыта и размазана. Странно, ни грибы, ни гробы в добрых руках не нуждаются. Кроме того, настораживал адрес. В его посёлке не было такой улицы. И вообще кто в здравом уме назовёт улицу «Последняя»? Артюха повернулся спиной к бесполезной доске.
Фигура на том конце платформы зашевелилась и сделала несколько шагов в сторону Артюхи. Потом замерла, их разделяло ярдов пятьдесят. На лбу у парня проступил холодный пот.

В голове заклубились мысли, потекли и побежали на перегонки. «Поезда, наверное, не будет. Надо идти домой, обратно. Не хочу». Дом уже заперт и окна заколочены, еду соседи поели, сервиз и фарфоровых слоников Артюха отправил уже по почте племяннице в посёлок геологов ещё в первый день, когда решил уходить. Не хочу обратно. Решил уехать, значит надо уезжать. И, вообще, сколько можно? Чуть больше месяца уже длится этот фарс. С ним в посёлке уже и не разговаривает никто, снобы, как прознали, что он в лепёшку разобьётся, с крыши спрыгнет, в петлю залезет, но уедет из этого утлого посёлка, так и всё, стал он им чужак.

Но каждый раз, стоит уйти от платформы, так приходит поезд вне расписания. Оттуда вываливается розовощёкая тётка Галя с каким-нибудь поросём под мышкой или гусем в корзине и идёт вдоль улицы посёлка, рассказывая, как она съездила в Чумуховку или Чмошино, как выгодно обменяла картошки на гуся и как пришла на вокзал, а там…пирожные. И поезд был новый, чистый. И это при том, что тётку Галю эту не видно и не слышно в самом посёлке уже много времени, и что она катается?
Что-то надо с этим делать. Открываешь расписание, которое можно купить в газетном киоске за тридцать центов и действительно, поезд на котором вернулась тётя Галя, и который прибыл в 18.37 на Платформу №1 из Чмошино-Пассажирская там не значится, тёте Гале повезло, потому, что поезд, который ждал Артюха был отменён.

-Тёть Галь,крикнул Артюха, не выдержав несправедливости, - что это ты всё ездишь, а я стою?
Он поймал её у спуска с платформы, когда она сходила с поезда, увешанная гостинцами - на этот раз корзинами с хлебом. Поезд таял в тумане, а Артюха не успел на него буквально минуты две.
-Чур меня,- замахала тётка Галя. - Ишь какой. Тоже хлеба захотел небось, и конфеток. Куда ты поедешь? Тебя не ждёт там никто. Она развернулась резко и пошла прочь.
- Тёть Галь, не унимался Артюха, в следующий раз когда поедешь, возьми меня с собой, позови, а?
Она отшатнулась от Артюхи, отмахнулась рукой и кутаясь в платок по семенила прочь, завернула за угол и её шаги стихли в дремотных изгибах улочки...

Завыла собака, выла она в поле, сверкая отражённым светом крупными глазами и зубами, торчащими из пасти, когда она прекращала выть, то было не понятно - скалится ли псина или улыбается. Беспородная, но красивая, рыжая. Собака приходила каждый раз, каждый раз она была свидетелем того, что уехать у Артюхи не получалось.

Он уже и с часами ходил другими, с дедовыми, на цепочке. А если крышечку у часов открыть, то там фото выцветшее – мадмуазелька какая-то, но явно не бабушка.
Думал время путает, думал, что это с голода или от обжорства или недосыпа, и ел, и постился, и спал и морил себя бессонницей, но нет.

Не пускает его железная дорога, не пускает его посёлок, не принимает город. Конечно, за пределы посёлка он ездил и много раз. Вот в Чухумовке бывал, и поезда попадались, по расписанию, и хорошо всё было, пока он не решил уехать подальше навсегда. С тех пор нет поезда для него. Ни одного.
 
Сзади раздался тугой скрип и шипение. Артюха обернулся, резко, дергано. Человек не привык, да и никогда не привыкнет к такому зрелищу. Вновь прибывший сипел, и смотрел фиолетовыми линзами вокруг, одна показалась треснувшей, но сомнений не было – это - паровой гренадер. Мундир, скрипучие ноги-протезы, тяжёлая лохматая медвежья шапка. Мешанина стекла и железа вместо лица, за спиной поршневой ранец, в руках дымное ружьё. Судя по нашивкам на рукаве и горжету – ефрейтор. Рта у него ещё не было, не дослужился до рта. Линзы переключились с пространства на Артюху и буравят его пристально, потом гренадер медленно отрывает взгляд, тяжело поворачивает корпус и проходит мимо, идёт вдоль платформы, словно тянется на канате.

Они вообще могут идти сотни вёрст, пока давление в ранце, что двигает поршни, приводящие в движение ноги, не упадёт. А дальше привал-дозаправка. Артюха видел однажды как это происходит в живую, ужасное зрелище, не как на картинках. Говорят, когда пара нет, то он не давит на мозг и гренадеры ощущают себя людьми вновь, брешут люди, небось. Но когда их заправляют они стонут, тяжело, как болотный слон, когда ему пробивают череп. И эти стоны слышал весь посёлок, когда рота таких вот бойцов делала привал на ржаном поле. И стонут они через отсутствующие рты у рядовых. А офицеры, наоборот, в немом крике распахивают свои коммуникационные зевы. И, Артюхе казалось, что в этих пастях он видит железо и кости.

Гренадёр сейчас был один, хотя ходят они обычно командой. И вообще, не ходят они вот так, они всегда или на войне, или на марше по поселковым дорогам. И тут Артюха заметил, что мундир у того порван, пятна крови на нём, да и паровой рюкзак чуть пробит и через маленькую дырку просвистывает пар, и пошатывается гренадер. Пошатывается, но идёт к пассажиру в чёрном тряпье.

Чёрный пассажир, наконец, посмотрел на гренадера, и вскинул руку вперёд, словно хлестнул. Гренадер зашатался сильнее, но не упал, а, наоборот, уверенней направился дальше. Чёрный пассажир подошёл вплотную нему проделал какие-то манипуляции рукой, обтянутую чёрной перчаткой. Артюхе было плохо видно. Ему вообще было плохо, руки и ноги свело судорогой, холодный пот выступил на спине и лбу. Он не мог пошевелиться, страшная догадка заползла ему в голову. Миктла…

…Туман клубился, деревья поскрипывали на лёгком ветру. Чёрная тень колыхалась, созерцая окрестности. Слева мелькнули фонари, чуть слышно зашептали рельсы. Медленно из тьмы приближался поезд. Он вполз на станцию, и локомотив затормозил у чёрного пассажира. Жёлтый тепловоз тащил за собой два пассажирских вагона. Двери отворились и из вагонов вышли люди – кто-то ехал из Чухумовки, кто из Чмошино. Никто не обратил внимание на тёмную тень, никто не посмотрел на лежащего грудой тряпья гренадера, никто не видел Артюху, как и не видел уже его 40 дней. Локомотив загудел и отъехал от платформы. Когда он скрылся в тумане, двигаясь в сторону вожделенного города, Артюха стоявший в оцепенении дёрнулся, понял, что мог бы сесть и уехать, но не сделал этого. Странно зудела и чесалась шея. Он был словно привязан к перилам невидимой петлёй, что не пускала в вагон.
Артюха сел на холодный бетон платформы и зарыдал рядом с упавшим чемоданом. Через минуту он поднял глаза, утирая слёзы рукавом и увидел склонившегося над ним безмолвного чёрного пассажира, сухую безликую тень, кутающуюся в драный плащ.

- Я не уехал, - глотая слёзы пробормотал Артюха.
Собеседник промолчал, было только слышно, как всасывается воздух в невидимые ноздри.
- Шея зудит. Я так хотел уехать, пусти, пусти на поезд! - всхлипывал Артюха.
- Его вон быстро, раз и всё…- продолжал он.

К платформе подъезжала ручная дрезина. Молчаливые тени выскользнули на платформу, одна бережно взяла на руки тело гренадера, другая протянула костлявую ладонь Миктле, тот вложил в неё остывающее сердце. Только тогда, когда дрезина скрылась в тумане, безликое лицо обернулось к Артюхе. Звук голоса был похож на шипение змеи.
- Все уедут, но он не торопился…жди.
14-21 октября 2019