Встреча

Отец Иаков медленно, осторожно спускался по глинистой, скользкой тропинке. Мокрые кусты цеплялись за рукава подрясника. Каждый раз путь за водой занимал все больше времени. "Скоро уже и не встану", - думалось батюшке. Камень выскользнул из-под ноги, и он едва удержал равновесие, успев схватиться за ветку. Ручей был уже близко.
Неожиданно в глубокой тишине раннего утра раздался какой-то странный звук. Старец огляделся, но ничего не увидел. Он размотал четки и стал тихим шепотом читать Иисусову молитву. Здесь бывало всякое, и лучше не расслабляться. От молитвы на душе стало спокойнее. Отец Иаков сделал последние два шага и нагнулся с ведерком к воде, как вдруг справа, из-за кустов раздался отчетливый стон. Батюшка увидел у самой воды грязную руку.
Оставив ведро, старец отогнул ветви куста: на берегу лежал раненый в оборванной, грязной одежде. Парень, кажется, потерял сознание сознания, плечо и грудь его были в засохшей крови. "Господи, помилуй! Кто ж ты такой? - батюшка наклонился к раненому. - Что делать? Мне ведь тебя не поднять. Да и склон тут крутой". Отец Иаков смочил лицо неизвестного водой, и тот слегка зашевелился.
- Давай, давай, мил человек, приходи в себя! - обрадовался батюшка. - Я тебе помогу.
- Пить! – едва слышно прошептал раненый.
- Сейчас, сейчас, - старец вернулся за ведром и, зачерпнув немного воды, подал человеку. - Пей, милок.
Тот стал жадно пить, заливая шею и грудь холодной водой.
- Тебя как звать-то? Откуда тут? Здесь люди почти и не ходят.
- Виктор, - выдохнул человек. - Из плена бежал. - Добавил он с паузами. - Спаси, отец!
- Ох, ты как. Помогу, помогу. Только вот ума не приложу, как тебя в келью поднять. Тут круто, а у меня сил почти, уж, не осталось.
- Я сам. Сейчас отлежусь немного и встану. Я сюда трое суток шел. Оторваться удалось. Правда, подстрелили, сволочи.
Парень зашевелился и приподнялся на здоровой руке. Опираясь на плечо отца Иакова, он встал на колени, а потом, цепляясь за кусты, поднялся во весь рост.
- Веди, отец. Недалеко хоть?
- Недалеко.
Батюшка подхватил ведерко и повел раненого вверх по тропе. Переодически отдыхая, они добрались-таки до келии. Парень, пригибаясь, вошел в маленький саманный домик и рухнул на устроенное в углу жесткое ложе. Было непонятно, потерял ли он сознание или просто заснул.
Старец тем временем затопил небольшую печурку и поставил греть воду. Потом он одел старую, выцветшую епитрахиль, поручи, поправил лампадку и стал читать канон о болящем рабе Божием Викторе.
Парень пришел в себя только к вечеру. Он ощупал плечо и обнаружил свежую повязку. Какое-то время он наблюдал за отцом Иаковом, тот сидел в уголке на большой чурке и что-то плел из черной веревочки точными, привычными движениями. Губы его непрестанно шептали. "Сумасшедший что ли старик? - подумал Виктор. - Или просто от одиночества сам с собой разговаривает?"
- Спасибо, тебе отец! - произнес он вслух.
- Очнулся. Ну, слава Богу! Я тебе сейчас покушать дам.
- Да я не хочу.
- Все равно, поесть надо, сил набраться. У меня разносолов-то нет. Вот - сухарики да кипяток, еще абрикосы-дичка. Ты не смотри, что они страшненькие, зато сладкие.
- А ты, отец, чего так далеко от людей забрался? Прячешься что ли от кого?
- Прячусь. От мира прячусь. Монах я. Слышал о таких?
- Ну, слышал. Так, краем уха. А как же ты живешь? Есть же что-то надо.
- Господь не оставляет. Ко мне тут один раб Божий раз в месяц заходит. Сухарей да сутаж приносит. Я из него четки плету, - кивнул старец на оставленное на чурке плетение, - и ему отдаю, он по деревням продает потом. А мне сухариков на месяц как раз хватает.
- Ну а зачем так истязать себя?
- Да разве я истязаю? - искренно удивился батюшка. - Мне здесь так хорошо, как никогда нигде не было. Здесь тишина, молитва, Бог близко, близко. Что еще надо?
- Так ведь сил, наверное, нет уже, себя обслуживать? Трудно одному?
- Сил мало, это - да. Так ведь умирать скоро.
- И что, смерти не боишься совсем?
- А чего бояться? Смерть - это только дверка в жизнь вечную. Вот там есть, чего бояться. Там за каждое слово, дело, помышление отвечать придется.
Виктор поел немного и устало откинулся обратно на постель.
- Ты поспи, поспи. Только вот, жестко тебе, наверно? Я-то привык...
- Ничего, нормально, - усмехнулся парень. - После зиндана просто прекрасно.
- Как же ты, Витюша, в рабы попал? - батюшка присел на край деревянного настила, накрытого старым одеялом, на котором и лежал раненый. - Нет, если тебе тяжело, не говори... - добавил он.
- Служил на границе с Чечней. Обычная, в общем-то, история. Нападение на блокпост, одного убили, нескольких ранили. Троих раненых захватили, меня среди них. Увезли в горы. Там продали на импровизированном рынке. Я попал к одному жирному козлу, у него кроме меня уже трое жило, еще двоих он забил за попытку побега. Ни о каком выкупе речи не шло. Работы на поле от зари до зари и издевательства. Все, кому не лень, от пацаненка шестилетнего, до старухи под сто. Им над русскими поизмываться - кайф особый.
- Да, страшные времена... - вздохнул отец Иаков. - И что же, не искал вас никто?
- Не знаю, может и искали. Знаешь, отец, что самое обидное? Там один со мной жил, уже пять лет. Живой только потому, что ни разу бежать не пытался. Он во вторую Чеченскую в плен попал, так он такое рассказывал... Всю эту сволочь можно было сразу на место поставить, задавить, чтоб никто и не пикнул. А наши политики, еще в первую Чеченскую, им все тяжелое вооружение оставили, бронетехнику, самолеты... Предатели! Сами их вооружили, а потом русских пацанов под эти танки кинули. Как наши воевали! Почти без оружия, в такой потрепанной форме, что приходилось домашние жилетки сверху одевать, в горах - без нормальных карт. И все равно - почти до победы дошли. Тут им и приказ - перемирие, все военные действия прекратить. Дали чеченам с силами собраться, и опять кашу заварили. Сколько наших ребят в плену до сих пор. А кто их ищет, кроме матерей?! – парень, забывшись, стукнул кулаком по стене и скривился от боли. - Потом объявили, что война закончилась, а на самом деле все продолжается, только ребятам "военные" платить перестали. Обидно! Так обидно, когда свои предают...
- Да, в последние времена живем. Онечестивились люди, зверям уподобились.
- Вот скажи мне, отец, почему Бог такую несправедливость допускает?
- Бог, Витюша, создал людей свободными. Абсолютно свободными. Но и последствия своих свободных поступков люди несут сами. Господь мог бы мановением руки уничтожить зло, но тогда люди стали бы не более, чем безвольными марионетками. Вот представь, ты полюбил женщину, ты ищешь ее взаимности, а потом узнаешь, что она - всего лишь биоробот, и ее любовь можно запрограммировать. Тебе нужны такие чувства с ее стороны?
- Нет. Но я не понимаю, к чему эти аналогии?
- К тому, что Бог любит Свое творение и хочет для него самой лучшей судьбы. Христос жизнь отдал за то, чтоб люди могли войти в Царствие Небесное. Но Господь не тянет человека к Себе на аркане. В любви насилие не приемлемо. Человек сам должен выбрать путь добра, веру и любовь к Богу. А если не желает этого, если сам, добровольно, служит злу, то он и получает последствия своего служения. Бесы помогают ему все более погружаться во зло, чтоб захватить уже на веки его безсмертную душу. Эти вечные законы верны, как для отдельного человека, так и для целого сообщества.
Православная Россия была величайшей державой мира, ее уважали, ее боялись. Только со временем русские перестали понимать, что сила России - в Боге. Они отступили, отреклись от Господа и от Царя - Его Помазанника. В результате страна погрузилась в пучину кровавого хаоса, репрессий. Последующая стабилизация была чисто внешней. Знаешь, кто возводил все великие "комсомольские" стройки? Зэки. До самого последнего времени велось преследование верующих. Люди боялись говорить об этом, страшились, что кто-то может донести. До чего же пал без Бога русский человек, если доносительство в каждом коллективе стало нормой жизни! Семьдесят три года под властью безбожников...
И вот, казалось бы, рассвет. Люди потянулись в храмы, многие крестились. Но лишь единицы действительно стали верующими. Для многих вера заключается в том, чтоб зайти в храм, поставить свечку и взамен требовать (именно требовать!) от Бога исполнения сиюминутных желаний.
- Ну, Богу же не сложно вообще-то исполнить человеческие желания...
- Для Всемогущего Бога нет ничего сложного. Но Господь пребывает вне времени и знает, к чему приведет исполнение той или иной просьбы. Часто Он, по любви к человеку, не исполняет прошения. Просит себе, например, человек автомашину, а Бог знает, что на этой машине он разобьется или наоборот - убьет кого-нибудь. Это самое простое.
Есть еще один важный момент - Господь хочет для человека самого лучшего: спасения души, вечной души. А человек часто и не думает об этом. Бог призывает человека к Себе, в том числе, болезнями и скорбями. Ведь, когда у людей все хорошо, они обычно и не вспоминают о Боге и губят каждодневно свои души на веки вечные. Ведут себя, как дети неразумные. Вот, у ребенка часто бывает аллергия на шоколад, а он все равно просит, берет без разрешения, и потом болеет. Когда же человек обращается к Богу, как к родному Отцу, и просит не вредное для себя и других, Господь подает ему просимое.
- Как все это сложно... - покачал головой Виктор.
- Ну, а когда ребенок идет в школу, потом - в училище или в институт, специальность получает. Разве это просто? И все люди считают такую учебу необходимой, чтоб обеспечить себе достойную земную жизнь. А хоть немного получить знаний для устройства своей вечной души не хотят. Да еще возмущаются, что в церкви не все понятно, требуют богослужение на русский язык перевести.
- А почему бы и, правда, на русском не служить?
- Когда святые равноапостольные Кирилл и Мефодий пришли на Русь, они составили славянскую азбуку и перевели на церковно-славянский язык Еванегелие и богослужебные книги. Но церковно-славянский язык не равен был старославянскому. Это был возвышенный слог, предназначенный для богообщения. Своим звучанием он настраивал человека на молитвенный лад.
Человек по-разному говорит с царем, с наставником, с приятелем, с подчиненным, с пьяным соседом. Церковно-славянский язык помогает человеку настроиться на общение с Богом. В нем нет ругательств, нет богохульства. Никто не запрещает человеку молиться своими словами, на русском языке. Такая искренняя простая молитва даже приветствуется. Но, когда человек проникается духом православия, он начинает любить церковно-славянский язык. Даже своими словами ему уже легче обратиться к Богу именно на этом языке.
Перевода на русский обычно требуют те, кто заходит в церковь крайне редко и не собирается прилагать никаких усилий, для того, чтоб понять, что звучит за богослужением. Для искренне желающих разобраться существуют и переводы богослужебных текстов на русский язык, и словари. Их используют для обучения и в качестве справочной литературы.
Многие знают, что сейчас трудно найти работу без знания английского языка. И учат его, записываются на курсы, нанимают репетиторов, платят большие деньги. А потратить совсем немного сил и разобраться в церковно-славянском языке не желают.
Так же многие возмущаются тем, что в храм нельзя войти женщине в брюках или мужчине в шортах. Однако их не смущает, что во многих организациях существует понятие - дресс-код, строго определяющее допустимую форму одежды. Не в каждый ресторан пустят в джинсах и майке. И это тоже не вызывает возмущения. А для Бога хоть чуть-чуть ущемить себя не желают.
- А разве есть Богу разница, в чем пришел человек? - недоуменно перебил Виктор. - Никогда не понимал этих запретов.
- Тут, сынок, проблема в другом. Одежда существенно влияет на состояние души. Любая женщина тебе скажет, как меняется настроение, когда она одевает, например, брюки. Женщина становится более уверенной, шагает шире, разговаривает более настойчиво. В общем, приобретает ряд черт, более присущих мужчине.
Если женщина надевает короткую юбку, обтягивающую одежду, она мыслит, говорит, ведет себя так, чтоб обратить на себя внимание мужчин, вызвать у них нескромные желания и помыслы. А это само по себе губительно как для самой женщины, так и для окружающих. Губительно для души. Поэтому церковь устанавливает правила одежды и поведения в храме. Церковь - не место для флирта, поэтому одежда должна быть скромной (это касается и шорт для мужчин). Брюки, как я уже говорил, так же негативно влияют на внутреннее состояние женщины, поэтому их и не следует носить. Собственно, эти запреты касаются не столько храма, сколько православного человека вообще. Не следует вредить своей душе не только в храме, но и везде, где бы ни находился.
- Отец, а откуда ты столько знаешь про современный мир? В горах ведь живешь.
- Не всегда я в горах жил. Только последние пять лет. Да и сюда, бывает, вести из мира доходят. Устал ты, небось? Время-то позднее уже, - батюшка встал.
- Да, нет. Интересно было. Раньше я вообще об этих вопросах не задумывался. Если взять за основу, что после смерти будет жизнь вечная, тогда действительно - все приоритеты меняются... Даже не знаю...
- Ладно, ты спи пока, а мне еще помолиться надо. Завтра захочешь, еще поговорим. Время есть. Отлежишься у меня пару дней. А в пятницу Владимир зайти должен, сухарей привезет и тебе поможет до людей добраться. Там, в поселке, больница есть. Помогут.
Отец Иаков напоил больного на ночь каким-то настоем из трав. Виктор улегся на бок и накрылся с головой старой шинелью, принесенной старцем. К ночи стало прохладно. Батюшка затеплил свечу, положил на самодельный складной аналойчик часослов, облачился и стал читать полунощницу. Было тихо и как-то уютно. Засыпая, Виктор почувствовал, что в келии запахло ладаном.
Утром Виктор проснулся довольно рано, но старец уже был на ногах. Он заваривал какие-то травки.
- Ну, как ты? - спросил батюшка, увидев, что раненый проснулся.
- Хорошо. Даже удивительно.
- Видишь, как Господь помогает.
- Так это ты, а не Господь, - усмехнулся Виктор.
- Ты что богохульствуешь?! - возмутился неожиданно отец Иаков. - Каждый наш шаг в руках Божиих. Я только траву заварил и попросил Бога о помощи. А остальное - Его действие. Не было бы Ему угодно, не помогло бы тебе ничего.
- Да, ладно, прости, не хотел обидеть. Слушай, отец, я спросить хотел. А откуда ты вообще про загробную жизнь знаешь? Может это все - выдумки?
- А откуда ты знаешь, что Америка на свете есть?
- Ну, как? Люди туда ездили, по телевизору показывают...
- По телевизору, положим, показать можно и Марс с Венерой, и то, как там зеленые человечки бегают. Это - не доказательство. А вот свидетельства очевидцев, это уже более на правду похоже. Вот и с того света люди возвращались, и рассказывали, что они видели. И Бог открыл людям законы того мира.
- Да ладно! Что правда что ли, оттуда кто-то возвращался? - хмыкнул парень.
- И не мало. Свидетелей тому полно. И санитары в моргах, и врачи... Даже в советское время такие случаи засвидетельствованы. Когда человек умирал на операционном столе, все приборы фиксировали полную биологическую смерть. Душа же в этот момент отделялась от тела, видела медиков (потом ожившие люди даже воспроизводили дословно их беседы), передвигалась по различным больничным помещениям, иногда посещала родственников (такие люди также передавали, как родные обсуждали их кончину), а потом духи брали ее и вели показывать Рай и ад.
В тех случаях, когда душа, после увиденного возвращалась в тело, Бог давал ей время на покаяние. Как правило, люди, пережившие посмертный опыт, уже не требовали доказательств бытия Божия и существования загробного мира с его объективными законами. Они полностью меняли свою жизнь, стремясь по смерти войти в Царствие Божие.
- Обалдеть! Так об этих фактах можно где-то прочесть?
- Конечно. Думаю, почти в любой церковной лавке есть книги, где собраны подобные свидетельства, есть и книги на эту тему.
- Вот уж не ожидал, - покачал головой Виктор.
День прошел в беседах. Под разговор батюшка плел четки, делал какие-то мелкие дела. Несколько раз в день он вставал на молитву. К ночи Виктор несколько утомился и быстро заснул. Батюшка тоже прилег, прямо на пол, набросав немного сена, оставшегося еще с тех времен, когда у него была козочка.
Ночью Виктор вдруг проснулся от необъяснимого, леденящего холода. Он крепче закутался в шинель, но теплее не становилось. Неожиданно странное чувство охватило его. Казалось, со стороны двери движется вал ледяного, черного ужаса. Он попытался пошевелиться, как-то избавиться от наваждения, но тело не слушалось. Было чувство, что эта волна вот-вот накроет его с головой, и тогда все - конец. "Перекреститься!" - мелькнула мысль. Но он Виктор не смог даже шевельнуть рукой. Сознание стало вязким, безпомощным. "Отче наш, - первые слова единственной знакомой ему молитвы как будто кто-то вложил в голову. - Иже еси на Небесех, да святится Имя Твое... - каждое слово приходилось выдирать силой, но вал остановился. - Да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко не Небеси и на земли, - уже более уверенно продолжил Витя. Вал стал отступать. Он ясно видел это и ощущал, как холод отпускает. - Хлеб наш насущный даждь нам днесь и остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашим. И не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго", - с последними словами молитвы наваждение исчезло.
"Господи, страшно-то как! Хорошо, бабушка в детстве хоть одну молитву выучить заставила. Вот и не верь в духовный мир. Теперь до утра не усну", - подумал Виктор и провалился в теплый, легкий сон.
Утром он первым делом рассказал о наваждении старцу.
- Да, здесь всякое бывает. Эх, надо было мне ночью побольше помолиться, да вот - уснул. Немощна плоть. Слава Богу, что ты молитву вспомнил. Это тебе Ангел-Хранитель подсказал.
- А оно могло мне физически повредить?
- Могло. Если бы ты у Бога защиты не попросил. Бесы, бывает, убивают людей или до самоубийства доводят. Против Бога они ничего сделать не могут, а когда человек на себя только уповает, тогда они сильнее, конечно. Это ведь бывшие ангелы, только падшие, отрекшиеся от Бога, пожелавшие свергнуть Его. Вот из-за гордыни своей они и обречены на вечное мучение. У них тоже свободная воля есть, вот они и сделали свой выбор.
- А на тебя, отец, они тоже нападают?
- Всякое бывает.
- И не страшно тебе тут одному?
- Страшно, как без того? Только я точно знаю, что Бог не оставит. А у бесов главная задача - меня отсюда выжить, для того и пугают. Так зачем я им потакать буду? - улыбнулся старец. - Ну, давай чайку попьем.
Очередная ночь прошла спокойно, а утром следующего дня пришел Владимир. Он принес сухари и забрал мешок с четками, что наплел за месяц отец Иаков.
- Ну, вот, сынок, иди с Владимиром. Он тебе поможет, - батюшка перекрестил его.
А Виктор вдруг понял, что ему жаль расставаться с этим странным, неотмирным человеком. За эти дни старец вдруг стал ему близким, почти родным.
- Батюшка, я как вылечусь, можно я к тебе приду? - спросил он неловко.
- Приходи, милый, приходи. Только вот, буду ли жив еще.
Володя уже стал спускаться по тропинке, Виктор нагнал его, а отец Иаков еще долго стоял возле келии и крестил их вслед.