Сирота

Ольга шла по утоптанной широкой тропинке, которая вилась через край поля от станции в сторону кладбища. Было еще довольно рано. Обычно народ собирался позже, когда приходила электричка из соседнего Краснодарского края. Ольге же сегодня удалось доехать на проходящем пассажирском поезде. Прохладно. Поеживаясь, Оля поставила небольшую сумку на землю и застегнула кофту на все пуговицы.
На душе было тоскливо. Сестра опять расстроила ее. Оля все пыталась уговорить себя не ездить больше к ней, ведь толку, все равно, нет. Она никого не слушает. Но, слыша в трубке Светкин заплаканный голос, снова все бросала и ехала. Личная жизнь у сестренки катастрофически не ладилась. Очередной роман, на сей раз, для разнообразия, с чеченцем, кончился тем, что Света осталась без денег, без работы (из кафе, принадлежавшего тому чеченцу, ее, естественно, выгнали) и без жилья. Да еще и с подбитым глазом. Но ехать к сестре она категорически отказалась. И менять жизнь – тоже. Она была убеждена, что ей просто в очередной раз не повезло, и обязательно повезет – в следующий. А что полоса невезения тянется, с небольшими просветами, уже без малого – десять лет, ее не впечатляло. «Все так живут!» - отвечала она на все Олины увещевания. В конце концов, новая работа была найдена. Квартиру Оля ей сняла, заплатив за два месяца вперед, оставшиеся деньги она тоже оставила Свете, и наконец поехала домой.
Не заехать на дорогую могилу батюшки она не могла. К счастью, до конца отпуска оставалось еще два дня, и она должна была все успеть, не смотря на то, что пришлось сделать небольшой крюк. Здесь она находила успокоение, силы. Желание жить дальше возвращалось, на душе становилось мирно, а неприятности казались незначительными. В конце концов, важно не то, что происходит с нами, а то, как мы к этому относимся. После молитвы на могиле усопшего батюшки, Оля чувствовала, что все, так или иначе, оказывается ей на пользу. Господь печется о ее спасении. С этим радостным чувством она возвращалась домой, в свою обычную жизнь.
Могилка была уже видна. Над ней стоял простой деревянный крест-голубец. Вокруг шла скромная, тоже деревянная, оградка. На кладбище не было ни души. Оля была рада. Так редко удавалось помолиться здесь одной. Обычно люди шли целый день. Читали акафисты, ставили на могилку воду, масло, чтоб помазывать потом этими святынями больные места. Подойдя ближе, Оля увидела, как обычно, гору живых цветов на могильном холмике. Оставив сумку на скамейке, Ольга перекрестилась и преклонила колени. Прижавшись лбом ко кресту, она вся ушла в молитву – о непутевой сестре и о своей, тоже не особенно складной, жизни.
Сзади раздались негромкие шаги. «Уже электричка пришла?» - промелькнула мысль. Оборачиваться Ольга не стала, хотелось последние мгновения побыть наедине с почившим отцом. В этот момент кто-то резко дернул ее за косу, голова невольно запрокинулась, и Оля почувствовала, как к незащищенной шее прикоснулось холодное лезвие. «Сатанист! – полыхнуло в голове. И вторая мысль, от которой мороз по коже, – Господи, я же давно не исповедовалась! Батюшка помоги!»
- Деньги доставайте! Быстро! – раздался над ухом. – И не вздумайте кричать!
- У меня нет почти, - просипела Оля. От страха голос пропал, и крикнуть она не смогла бы, даже если б захотела.
- Кошелек давайте! Ну!
Грабитель, с какой-то неуместной вежливостью, обращался к ней на «вы». И голос у него был, кажется, совсем мальчишеский. «Неужели ребенок?!» - промелькнула дикая мысль. Рука с ножом мелко подрагивала, и лезвие скребло тонкую кожу. Она неловко, стараясь не шевелить головой, достала из кармана кофты кошелек и протянула назад. Неожиданно в отдалении раздались голоса. По тропинке явно кто-то шел. «Вот и электричка», - пронеслось в голове у Ольги. Грабитель выхватил кошелек из ее неловко вывернутой руки. «Сидите молча и не оглядывайтесь!» - крикнул он. В следующее мгновение Оля почувствовала свободу. Слегка повернув голову, она увидела, как от кладбища в сторону станции бежит через поле подросток в зеленой ветровке.
«Господи, слава Тебе! Прости его, не ведает, что творит!» - молитва за мальчишку родилась из сердца почти невольно. От пережитого ее поколачивало. Странно, Ольге почему-то отчаянно стало жаль нападавшего. Люди уже подошли к оградке. Оля наконец поднялась с колен, взяла сумку и отошла от могилы. Билет у нее, слава Богу, уже был куплен. Он лежал во внутреннем кармане рубашки. Ольга в последний раз перекрестилась, поклонилась кресту и медленно пошла обратно к станции.
На перроне толкался народ. До электрички времени было еще довольно – часов шесть. Но в город идти Ольге не хотелось. Она прошла в здание станции. Здесь было многолюдно. У буфета стояла очередь. Пьяный мужичек приставал ко всем, предлагая составить ему компанию и тяпнуть пивка. Ольга притулилась к стенке, опустив сумку на пол и придерживая ее за ручку. Она невольно разглядывала людей, стоявших в очереди. Вдруг взгляд зацепился за знакомую фигуру – спиной к ней, протягивая деньги буфетчице, стоял тот самый мальчишка с кладбища. Получив пирожок и пластиковый стаканчик с горячим чаем, он двинулся к освободившемуся в этот момент месту за крайним столиком.
Наконец Ольге удалось разглядеть его лицо. Перед ней был совсем ребенок: худощавый, с непослушными вихрами, он ел жадно, поспешно, поминутно озираясь. «Лет тринадцать, не больше, - подумалось ей. – Столько же моему бы теперь было…» Воспоминания вдруг нахлынули горькой волной.

Ей было семнадцать, когда в их выпускном классе, появился новый парень, Денис (или Дэн, как он обычно представлялся, на западный манер). Этакий Рэд Батлер, высокий, уверенный в себе, чуть надменный. Он почему-то сразу стал выделять Ольгу из всех. Она была действительно хороша. Стройная фигурка, нежный овал лица, яркие зеленые глаза. Такие зеленые, что многие думали, что она носит линзы. И волосы ниже пояса. Обычно Оля носила их заплетенными в тугую, тяжелую косу, но с его появлением она стала поднимать их в хвост и иногда даже распускать по спине. Неделю Дэн не сводил с нее глаз, а потом подошел и пригласил в клуб. Уверенно, настойчиво, даже не предполагая отказа. Оля и не собиралась отказываться. Он нравился ей, очень. Подружки, кажется, умирали от зависти.
Дэн ввел ее сразу во взрослую жизнь. Друзья его были, в основном, старше его на пять-шесть лет. Общей компанией они постоянно тусовались в клубе «Металлик». Здесь было темно, прокурено, сладковато пахло травкой. Малолеток обычно не пускали охранники, но с Дэном Ольга проходила свободно. Не сказать, что ей очень нравилось сидеть в этой компании. Поздоровавшись и повосхищавшись ее красотой, на нее быстро переставали обращать внимание, и обсуждали какие-то свои дела, в которых Ольга ничего не понимала. Иногда она вытаскивала Дэна потанцевать, но даже в эти моменты чувствовала, что он не вполне с ней.
На Новый Год он пригласил ее к себе на дачу на всю ночь. Там должна была собраться та же компания. Для разнообразия, отмечать решили в лесу, под настоящей елкой. Мать Ольги была категорически против, она считала это неприличным, но девушка уже давно не слушала ее. В целом, вечеринка мало отличалась от множества других. Только место ее и украшало. Часам к четырем, кажется, веселье надоело уже всем. Парочки стали расползаться по комнатам. Дэн уверенно взял Ольгу за руку и повел к себе. Она не сопротивлялась. В конце концов, когда-то это должно было произойти. Почему не сейчас? Дэна она любит, и вообще… Пора уже становиться взрослой.
С этого времени они стали чаще встречаться, Дэн теперь водил ее не столько в клуб, сколько к себе домой. Учебой Ольга заниматься почти перестала. Было не до того. Как в тумане она закончила одиннадцатый класс, сдала экзамены – не хорошо, не плохо, так – средненько. Раньше она хотела ехать в область поступать на журфак, но теперь об этом не могло быть и речи. Оставить Дэна она не могла. А он все больше занимался каким-то малопонятным ей бизнесом, и все реже находил время для нее. Это было горько, но терпимо. Оля надеялась, что это пройдет, как-то утрясется со временем.
Она готова была ждать сколько угодно, но неожиданно «грянул гром». Ольге стало плохо на остановке: резкая боль в животе, она потеряла сознание. Добрые люди вызвали «скорую», срок беременности оказался уже больше двух месяцев. Новость оглушила. Противозачаточные препараты она пила регулярно, и как-то не задумывалась, что может «залететь». Ее выписали в тот же день. Сидя в сквере на лавочке, Ольга со страхом набрала номер Дэна. Он приехал через полчаса. Разговор получился трудным.
Встречаясь с Дэном почти год, Оля сама не отдавала себе отчет в том, насколько уверенна в постоянстве их отношений. И сейчас она очень надеялась, что он предложит ей выйти за него замуж, или, в крайнем случае, снять квартиру и жить вместе. Но он предложил аборт.
- Нет, я не могу! – растерянно проговорила Оля. – Он же живой уже, наш ребенок. И мама что скажет?! Я не могу ей рассказать. Врач сказал, до восемнадцати лет надо согласие родителей.
- Оля, успокойся. Никому ничего говорить не надо, - Казалось, Дэн даже слегка испугался. – Я все вопросы решу. У меня тетя работает в частной клинике. Все сделаем в лучшем виде.
Ольга закрыла лицо руками и расплакалась. Она понимала, что не может противостоять его напору. Да и как она, вчерашняя школьница, будет воспитывать ребенка одна? И на что жить? С матерью они едва сводили концы с концами. Еще одного ребенка просто не прокормить. Мать и сама, если узнает, предложит аборт. Все эти мысли пронеслись в голове. Она подняла глаза на Дэна и слабо кивнула. И только в душе поселилась глухая боль, будто она предала сама себя.
Аборт сделали хорошо. Мать ничего не узнала. А через месяц, случайно проходя мимо клуба, Оля увидела Дэна с другой девушкой. Целуя, он усаживал ее в машину… От слез все расплывалось перед глазами. Ольга долго шла в никуда по мокрому проспекту, пока совсем не замерзла. Вернувшись домой, она вынула симку из телефона, сломала ее и выбросила в ведро. Начиналась новая жизнь – без Дэна.
Через полгода она вышла замуж за бывшего одноклассника и уехала с ним в Москву, где он нашел работу. А еще через три года муж ушел от нее, после того, как стало ясно – детей у Ольги никогда не будет. «Что ж вы с собой творите?! Аборт в семнадцать лет! Многие теперь из-за этого детей иметь не могут. А тогда и не думали, что жизнь себе ломаете!» - грустно выговаривал ей седовласый доктор. Казалось, что ему неловко, что он уже ничем не может ей помочь.
Руки на себя она не наложила тогда только чудом. Подруга на работе буквально за руку потащила ее в церковь. Тут Ольга неожиданно поняла, что здесь, только здесь, она может дышать. Молиться она не умела и часами просто стояла перед иконами, молчаливо раскрывая Господу свою изболевшуюся душу. И Бог помог. Отвращение к жизни постепенно растаяло. Ольга решила вернуться домой. Мать недавно, неожиданно для всех, вышла замуж и переехала к мужу. Старая квартира их была свободна, и Оля была рада этому одиночеству.
В церковь она ходить не перестала. Напротив - это стало насущной потребностью. Постепенно приходили и знания – что-то узнавалось из книг, что-то от новых знакомых. На Рождество она решила съездить за город, в небольшой, восстанавливающийся монастырь. Она не любила толчеи больших праздников, а там, наверное, тихо.
Монастырь встретил ее зимней сказкой. Деревянный крест на маленькой колоколенке был виден издалека. В фиолетовых сумерках освещенные теплым, золотисто-желтым светом окна храма казались удивительно уютными. Вокруг лежали сугробы, и тишина была такой, что было слышно стук собственного сердца.
Народу на службе было действительно немного: человек десять. Старенький, согбенный батюшка спустился с солеи и стал негромко, но как-то очень проникновенно, читать молитвы к исповеди: «Се, чадо, Христос невидимо стоит, приемля исповедание твое…» Все десять человек встали в очередь. Ольге стало неловко. Она еще никогда не исповедовалась. И хотя много читала об этом, никак не могла решиться.
Батюшка принимал исповедь, не спеша, подолгу разговаривал с каждым. Люди терпеливо ждали своей очереди. И, исповедавшись, отходили с просветлевшими, радостными лицами. Ольга сидела на скамейке в уголке и ждала начала службы. Наконец прошли все. Но батюшка почему-то не уходил, он будто ждал еще кого-то. Оля даже огляделась, ожидая увидеть вновь вошедших, но больше никого не было. Неожиданно она столкнулась взглядом с батюшкой. Он стоял и с терпением и любовью смотрел на нее. Ольга вдруг поняла, что он ждет ее. Сердце подернуло ледком страха. Поднявшись на ноги, она неуверенно двинулась к аналою.
- Здравствуй, доченька! Ну, рассказывай, – тихо произнес батюшка. Опустившись на колени, Оля неожиданно для себя расплакалась и стала рассказывать, не грехи, а всю жизнь свою – никчемную, неудачную. Сколько шла исповедь, она не знала. Когда она закончила и подняла глаза на батюшку, он стал ласково, осторожно говорить ей о грехах. Он не обличал, не ругал ее, но от каждого его слова становилось нестерпимо стыдно: гордыня, блуд, аборт (по сути, убийство), отчаяние и это только самое явное. А Бог, всеведущий, любящий Бог, не оставлял ее, не смотря на ее грехи, помогал, вытаскивал и ждал, ждал ее покаяния, ее обращения. Наконец батюшка накрыл ее голову епитрахилью: «Господь и Бог наш, Иисус Христос да простит ти, чадо, вся согрешения твоя…» Оля подняла голову. Казалось, что мир стал другим. На душе была легкость непередаваемая. Почти физический груз грехов был снят с нее. Хотелось даже расправить плечи. Батюшка перекрестил ее и слегка коснулся сухонькой ладонью головы:
- Ты когда последний раз ела?
- Утром.
Ольга действительно не успела пообедать. Сначала запурхалась в делах, а потом побоялась опоздать на службу.
- Тогда благословляю причащаться. Ты, конечно, не готовилась, но сегодня у тебя день особый. Домой приедешь, прочитаешь три канона – Господу, Божией Матери и Ангелу Хранителю.
- Спасибо, батюшка, - прошептала Оля.
Причастие озарило душу тихой радостью. Разговаривать не хотелось. Не хотелось и уезжать домой. Народ уже почти весь разошелся, когда батюшка вышел из алтаря: «Дождалась? Ну, молодец, - батюшка присел рядом на скамейку. – Тебе, дочка, новую жизнь начинать надо».
Они проговорили около часу. С этого дня все для Оли изменилось. Она обрела отца. Девять лет прожила она под его защитой духовной. Все эти годы батюшка воспитывал ее. И вот – год назад его не стало. Родная дочь батюшки настояла, чтоб его похоронили в родном городе, а не в монастыре, где он провел последние двадцать лет своей жизни. И теперь, несколько раз в год, Оля ездила к нему на могилу.

Мальчик уже доел. Пирожок был слишком маленьким, чтоб утолить голод. Теперь он спешно дохлебывал горячий чай. Место рядом с ним освободилось, и Ольга решительно двинулась к столику. Мальчик поднял на нее глаза, и дернулся. Он хотел было рвануть к двери, но туда только что вошли два милиционера.
- Послушай! Я никому ничего не скажу, - негромко произнесла Ольга.
- Что вы хотите? Деньги я, все равно, уже потратил. Да там и было пятьдесят рублей всего. А кошелек выбросил, - быстро заговорил мальчишка.
- Я не за этим. Я помочь хочу. У тебя ведь что-то случилось. Ты есть хочешь и ночевать, наверное, негде, да?
- Так у вас денег, все равно, больше нету, - недоверчиво глянул он.
- Нету. Но у меня есть место, где тебя примут. Там и пожить можно, и кормят там.
- В детский дом я не пойду. А если силой отправите, сбегу, - мальчик смотрел настороженно, как загнанный зверек.
- Конечно, не надо тебе в детский дом. Давай я тебя в монастырь отвезу?
- А зачем я им там? Работать что ли?
- Туда всех принимают. И тебе можно пожить, пока с дальнейшей жизнью не определишься. Ну, и поработать там немного придется. Обед помочь приготовить, дрова колоть, на огороде, может, что…
- Не, ну, такую работу я могу, - задумался мальчик.
- Давай сейчас такси возьмем и поедем.
- Так у вас же денег нет.
- Ничего. В монастыре попрошу. Там меня знают, займут.
Монастырь был примерно на середине расстояния до ее дома. Там ей бы действительно не отказали.
Чрез пять минут они уже сидели на заднем сидении синей «девятки». Водитель вырулил со стоянки. «Сейчас на трассе разгонимся, быстро доедем», - улыбнулся он.
Оля искоса поглядывала на мальчика. Он не выглядел безпризорником. Одежда была нормальная, чистая. И только куртка была слегка порвана на плече. Вещей у него никаких не было.
- Меня Ольга зовут. А тебя? – спросила она.
- Сашка.
- И давно ты, Сашка, без дома маешься?
- Два дня, - мальчик смущенно потер нос.
- Может, расскажешь, что случилось-то?
- А вы обещаете, что в детдом не сдадите?
- Обещаю. Уже не сдала.
- Ну, это… Мать у меня умерла…

Сашка рассказывал тихо, сбивчиво. Было видно, что ему самому давно хотелось с кем-нибудь об этом поговорить.
С матерью они жили вдвоем. Нормально жили. С деньгами, правда, трудно было. Но это уже мелочи. Про отца Сашка знал только, что он – москвич. Мама была в Москве, поступать ездила. Но не поступила. Зато познакомилась с парнем – художником. Ну и влюбилась. Жить они стали вместе. Он поступать в художественное собирался, а пока на Арбате зарабатывал, портреты рисовал. Приятель его туда, по знакомству, пристроил. Талантливый парень был очень. Прожили они с матерью три месяца, а потом поссорились. Она все бросила и домой уехала. А потом Сашка родился. Когда уезжала она, не знала, что беременна. А как узнала, позвонила художнику, а там женщина какая-то трубку взяла. Ну, она и не стала разговаривать. Это все Сашке мать перед смертью, уже в больнице, рассказала. И фотографию отцовскую отдала. «Ты, - говорит,  в детдоме скажи, что отец, мол, есть. Чтоб разыскали. Петров Андрей Сергеевич. Запомни. Его там, на Арбате, все знали».
Мать умерла через день после этого памятного разговора. Сказали – второй инфаркт. В детдом Сашка не хотел. Он пришел домой, собрал вещи в рюкзак и решил, что отца поедет сам разыскивать. Надо только деньги достать. Беда была в том, что дома ему никак нельзя было оставаться – сразу в детдом заберут. Свидетельство о рождении он взял, на всякий случай, но понимал, что билет ему никто не продаст. Просидев полдня на вокзале, он решил просить милостыню, как делали некоторые на его глазах. Ему уже кинули несколько купюр, когда сзади неожиданно налетел на него мальчишка его лет: «Ты чего это на чужой территории пристроился?!» Пацан потащил его за угол, к туалетам. Там его уже ждали. Двое взрослых парней стали молча избивать его. Сашка пытался сопротивляться, но, в конце концов, упал на землю и только старался прикрывать руками голову. Как не странно, сильно его не повредили. Отлежавшись с час и очистив одежду в туалете, он ушел с вокзала.
Вещей и денег не было. Идти было некуда. Начинался дождь. В сумерках он вышел на кладбище. Там он нашел могилу, над которой была сделана большая беседка. Устроившись там же, на лавочке, Сашка и провел ночь. Утром он проснулся от холода. На скамейке обильно лежала роса. Сашка встал, слегка попрыгал, чтоб согреться и решил попробовать добраться до Москвы автостопом. Он шел к станции, когда увидел Ольгу.
Что толкнуло его, он сам не понял. Пальцы нащупали в кармане перочинный нож. Он шел, а в голове уже рождался план, основанный на просмотренных боевиках и детективах: подкрасться сзади, напугать, отобрать деньги и исчезнуть, пока женщина не увидела его лица. Вокруг никого не было. Женщина была совсем одна. Сумка, стоявшая на скамейке, говорила о том, что она – приезжая. Это было хорошо. У приезжей должно быть больше денег. Все получилось по плану. Только денег в Ольгином кошельке оказалось всего пятьдесят рублей. А он так надеялся уже сегодня начать путь в Москву…

Оля украдкой вытерла слезы.
- Знаешь, ты поживи в монастыре немножко. А я деньги найду, и мы вместе поедем твоего отца разыскивать. Хорошо, что у тебя свидетельство о рождении есть. Проще с билетом будет.
- Правда?! – Сашка поднял на нее такой недоверчиво-счастливый взгляд, что у Ольги защемило сердце.
- Правда. Только подождать немножко надо.
В монастыре их встретили тепло. Оля была чадом их покойного духовного отца, и братья любили ее. Кратко Ольга рассказала историю мальчика и попросила приютить его на пару недель. Сашка немного дичился, но украдкой с любопытством оглядывал все вокруг. Вечером он проводил ее на автобус. Ольга обещала вернуться за ним через две-три недели.
Братья быстро взяли Сашку в оборот, и через полчаса он, в компании брата Михаила, уже чистил картошку к ужину.
- Скажите, а откуда вы знаете, что Бог есть? – спросил он смущенно.
- А ты, Саня, откуда знаешь, что у тебя разум есть? Ты же его не видел, - с хитринкой улыбнулся Михаил.
- Ну, я чувствую. Он же проявляется. И потом, врачи видели, что у любого человека мозг есть.
- Бог тоже проявляет Себя в мире, и есть люди, которые видели Его и свидетельствовали об этом. Сначала я поверил этим людям, а потом уже и сам, на опыте, убедился, что Он – есть.
- Как это, на опыте? – Сашка, с интересом, поднял глаза.
- Вот ты к матери прибегал, когда что-то болит. Она тебя пожалеет, полечит. А я так к Богу прибегал. И Он, как Отец любящий, помогал, исцелял. Каждый верующий человек много, много раз испытывал на себе Божию заботу. И в телесных болезнях, и в скорбях. Бывало, конечно, что Бог не сразу помощь подает или не так, как я прошу. Но ведь и мама не всегда давала тебе вкусные лекарства, иногда и горькое принимать приходилось. Вот и Бог лечит наши души то сладкими, то горькими лекарствами.
- А почему Бог позволил моей маме умереть? – задал Сашка самый главный вопрос.
- Это – горькое лекарство, Саша. А мама твоя была уже готова к смерти. Ведь смерть, это будто роды в новую жизнь. Собственно смерть – это только момент перехода. Душа продолжает чувствовать и осознавать себя настолько, что даже не сразу понимает иногда, что уже вышла из тела. Душа не умирает, только жизнь вечная для нее напрямую будет зависеть от земной жизни. Если душа добрая была, в Бога веровала, то в будущей жизни она к Богу пойдет и будет счастлива. Если же она, будучи на земле, предавалась злу, то и после смерти она окажется с духами зла.
- Моя мама добрая была, - грустно произнес Сашка.
- Хорошо. Только надо бы тебе за нее помолиться. Может, и в ее жизни было не все по-хорошему. Если на земле молиться за умерших, то Бог прощает души и может изменить их участь.
- Я молиться не умею.
- Молитва, Саш, это разговор с Богом. Он нас всегда видит и слышит, независимо от того, признаем мы Его существование или нет. Ты можешь просто стать перед иконой Бога и обратиться к Нему своими словами. Ну, например: «Господи, прости мою маму и возьми ее душу к себе. И мне помоги».
- Так просто?
- Конечно. Есть молитвы, написанные святыми, ими тоже можно и нужно молиться. Но хорошо и своими словами.
- А мама меня видеть может?
- Если она у Господа, да может. А если нет, то не знаю.
- А можно я прямо сейчас пойду, помолюсь?
- Можно. Иди в церковь. Там открыто. Помолись и свечку в лавке возьми, за маму поставь туда, где подсвечник с крестом. Там, слева, увидишь.
- Так у меня денег на свечку нету.
- Свеча, Сашка, это – видимая жертва Богу, она символизирует горячую молитву. Раньше люди сами делали свечи и приносили их в храм. Потом появились свечные заводы, свечи стали продавать прямо в церкви. Люди приносили в жертву деньги и брали свечи. А ты принес в жертву свой труд – вон, сколько картошки начистил. Так что иди и смело бери свечку, - тепло улыбнулся Михаил.
И Саша пошел в храм. Он чувствовал, что должен и за себя попросить прощения у Бога.

Ольга заняла деньги у подруги и, с трудом, но уговорила начальника дать ей еще несколько дней за свой счет. И приехала за Сашкой через обещанные две недели. Она заранее позвонила в монастырь, и радостный Сашка встретил ее на остановке. Еще одну ночь они провели в монастыре, а утром отправились в путь.
Москва встретила их ветром и мокрым снегом. Поезд пришел в пять утра, и они еще четыре часа дремали в креслах, на втором этаже вокзала, в зале ожидания. Рано на Арбат ехать было ни к чему. Если там не будет успеха, они собирались еще обратиться в паспортный стол или может даже – в милицию. Часам к девяти рассвело. Снег прекратился и ветер тоже, кажется, поутих.
Расспросив, как ехать, у дежурной, они довольно быстро добрались на метро до Арбата. В вагонах была толчея, но это помогло Сашке согреться. Куртка была слишком тонкой, и даже свитер, взятый Ольгой для него в монастыре, не особенно спасал от холода.
Было еще рано. Народу на Арбате почти не было. Только один бородатый художник раскладывал мольберт возле кафе. Ольге было немного страшно, но, взяв себя в руки, она решительно подошла к художнику.
- Здравствуйте! Вы нам не подскажете, как Петрова Андрея Сергеевича найти? Он здесь когда-то тоже рисовал.
- Писал, барышня, писал. Портреты пишут, а рисуют дети в детском саду, - художник искоса глянул на нее. – А вам, собственно, зачем он понадобился?
- Этот мальчик – его сын, - произнесла Ольга, как будто бухнулась в холодную воду. Она была совсем не уверенна, что этот самый отец захочет видеть Сашку. – Мать у него умерла. Ребенок один остался.
- Ух, ты. Вот незадача, - вздохнул художник, теребя голову. – Ты, пацан, иди, погуляй пока, а мы с тетей поговорим.
Сашка попытался сопротивляться, но Ольга быстро уговорила его подождать в кафе, обещав все потом рассказать.
- Ну, говорите, что с его отцом? – взволнованно спросила она, вернувшись к художнику.
- Да что, помер он. Уж полгода, как помер. Водкой паленой траванулся, - и художник отвернулся, пряча глаза. – Ему как плохо стало, я сразу скорую вызвал. Только вот – не спасли. Мы с ним друзьями, почитай, всю жизнь были. Хороший мужик был. А про сына он не знал ничего.
Ольга поблагодарила художника и, попрощавшись, медленно пошла к кафе. Как это все Сашке сказать? Последней надежды ребенка лишить.
Она зашла наконец в теплое, уютное помещение. Сашка допивал горячий кофе с круассанами. Он вгляделся в ее лицо, чашка звякнула о блюдце.
- Помер отец? – спросил он, уже зная ответ.
- Да. Саша!
Он закрыл лицо руками и всхлипнул. Решение пришло в эту секунду, и на сердце сразу стало светло, как будто покойный батюшка благословил ее.
- Саша, ты больше не будешь сиротой! Ты будешь моим сыном. Слышишь?!
- Вы… - он поднял на нее красные глаза.
- Сашка, я ребенка потеряла и больше у меня детей быть не может. А я об этом всю жизнь мечтала. И вот мне тебя Господь послал, а я и не поняла сразу. Мы сейчас домой поедем, и я сразу документы на усыновление оформлю. Хорошо?
- Да, - прошептал Сашка, - и неловко улыбнулся.
Ольга прижала к себе его вихрастую голову, чувствуя себя совершенно счастливой.