Несолоно хлебавши...

     Татьяна приехала домой загоревшая, довольная отдыхом в санатории на берегу Чёрного моря. Раньше, в восьмидесятых годах, на всех предприятиях были Профсоюзные Комитеты. Вот профсоюз и выделил ей путёвку, как хорошему работнику.
     Распаковав чемодан, она стала вынимать привезённые покупки: кофточки, босоножки и… шикарное, по тем временам, бархатное платье цвета шоколада.
     – Ого! А ты, Танюха, надень, – попросил муж Пётр.
     Татьяна аккуратно, чтобы не испортить новую причёску (химическую завивку), надела платье, покрутилась перед трюмо, и вопросительно взглянула на домочадцев: мол, как? Платье было изумительно, но на Татьяне оно сидело, как-то, мешковато. Толи размер был не её, толи фасон не по её фигуре.
     – А, ну-ка, ты, Света, примерь, – обратился отец к старшей дочери.
     Светланку не нужно было просить дважды. Момент, и совсем другое дело –  платье сидело, как влитое!
     – Ох!.. На Светланке-то, как здорово сидит! – восхитился отец.
     – Снимай! – обидевшись на мужа, рявкнула Татьяна дочери.
Платье повесила в шифоньер. Надевала его от случая к случаю: на торжественные собрания, посвящённые какой-нибудь годовщине Октябрьской революции или празднику Мира и Труда – первого мая. Одним словом – берегла.
     А когда в стране наступил период перестройки, то и вовсе купить было нечего, негде и не на что. Товар с прилавков куда-то исчез, зарплату не платили месяцами, пенсии задерживали… На тот момент её старшая дочь Светлана уже работала преподавателем, и в конце мая должен был состояться выпускной вечер её класса. Кинулась: что надеть? А нечего! И решили они с сестрой попросить у мамы, на один разок, то самое платье, которое Светлана когда-то примеряла.
     – Думаешь, даст? – спросила она у сестры.
     – А почему нет? – вопросом на вопрос ответила та.
   
     … Молча, как бы обдумывая ситуацию, Татьяна возилась у раскалённой печи, готовя обед. Раз пять она подходила к шифоньеру, открывая и закрывая его скрипучие дверцы – всё смотрела и смотрела на висевшее платье. Дочери притихли. От затянувшейся паузы становилось не по себе. У обеих на душе было такое ощущение, будто они сделали что-то постыдное. Хотелось встать и поскорее уйти.
     – Не обижайся, Светочка, но платье я тебе не дам, – наконец, решила озвучить своё решение Татьяна, – оно, у меня, можно сказать, единственное.
     Платья у Татьяны, конечно, ещё были, но такое шикарное, по тем временам, действительно, было одно.               
     Дочери ушли, как говорится, несолоно хлебавши.
     «Что это? – почувствовав пустоту и холод внутри себя, пыталась понять Светлана, – как будто меня наизнанку вывернули и всё, что было внутри меня, вытряхнули, как из мешка. Что бы стало с этим платьем, если бы  я его один раз надела? Господи, зачем попросила?! Ведь чувствовала, что не даст… Жадность? Нет… Это что-то другое… Ещё бы понять: что именно? Ой, как нехорошо получилось…»
       Винила она себя ещё и за то, что вынудив маму сказать слово «нет», тем самым, поставила её в неловкое положение.
       Конечно, Светлана нашла, в каком наряде пойти на вечер.
       Хоть это досадное событие, с годами, и поблекло, но осадок от неприятного разговора, всё-таки, остался. Возможно, это был один из многих и очень важных уроков, которые преподнесла ей мать. Всю оставшуюся жизнь, Светлана никогда, ни у кого и ничего, без крайней необходимости, не просит. Может потому, что боится вновь испытать ужасные ощущения ненужности, собственной никчёмности и виноватости? А, может потому, что хочет пройти свой жизненный путь, как сейчас говорят, не грузя своими проблемами близких ей людей, понимая, что им тоже не всё в жизни даётся легко и просто.
     С того времени прошёл не один десяток лет. Недавно, в довольно преклонном возрасте, ушла из жизни Татьяна. Одежду для захоронения, которую  загодя приготавливают для себя многие пожилые люди, она и не думала готовить и никогда с дочерьми об этом не заговаривала. Сёстры решили проводить её в последний  путь в любимом бархатном платье, которое так и висело в шифоньере, без малого, сорок лет, время от времени подвергаясь стирке и глажке. Хотя, сейчас они, её дочери, вполне  могли бы позволить себе купить для мамы любое платье, даже самое, что ни на есть, дорогое.