Генерал Крук и сражающиеся апачи. Джимми

ДЖИММИ ДАНН СИЛЬНО ОДУРАЧЕН

«Динь – динь», –  безмятежно  звякнул колокольчик на старом баране, указывая на то, что и другие овцы пасутся рядом в колючих зарослях. «Ладно», –  подумал Джимми Данн, чьим делом было следить за местонахождением этого колокольчика.
 Это был жаркий летний день 1870 года, далеко-далеко на юге Аризоны, и здесь, на склоне холма большого ранчо Пита Китчена, примерно на полпути между городом Тусон и мексиканской границей, Джимми лежал на спине под раскидистым мескитовым деревом с кривыми ветвями и лениво пас овец.
Ранчо Китчена в действительности не было домом Джима. Он жил со своим дядей Джо Фелмером (тоже не совсем дядей), который был кузнецом в Кэмп-Грант – военном  посту армии Соединенных Штатов, который располагался в девяноста милях к северу или в пятидесяти пяти милях по другую сторону от городка Тусона. Но местность вокруг Кэмп-Грант была песчаным карманом, славившимся лихорадкой, обилием скорпионов, тарантулов и уродливыми монстрами в реке Гила (толстые, черные, ядовитые ящерицы), а также не сносной жарой и песчаными бурями. Так что Джо Фелмер отправил Джимми на каникулы к своему другу Питу Китчену (Пит Китчен –один из пионеров Аризоны – И.К.).
В южной Аризоне все американцы, мексиканцы и индейцы знали ранчо Пита Китчена. Он прославился в сражениях с апачи, которые, совершая набеги, спускаясь с гор Аризоны и Мексики, и уходили туда обратно. Апачи могли в любое время налететь, ограбить и убить. Крепыша Пита они еще так и не прогнали, но и он не собирался их прогонять.
Лично Джимми уже давно привык к налетам апачей, поскольку те постоянно рыскали вокруг Кэмп-Грант и нападали на путников по дороге в Тусон. Солдаты из лагеря всегда преследовали их. Джо Фелмер был женат на женщине апачи, которая уже умерла. Фелмер говорил на языке апачи и Джимми соответственно подхватил от него несколько слов. Среди апачей было много недружественных людей, которые время от времени уводили мулов у Джо или шпиговали его свиней стрелами.
Лежа на спине под мескитовым деревом Джимми не думал об апачах. Он лениво осматривал местность, прислушиваясь к мелодичному звону колокольчика, который сообщал ему, где сейчас бродят овцы. И это была восхитительная, завораживающая панорама горной, пустынной Аризоны на многие мили вокруг, которую пересекала южная линия границы, заселенная белыми людьми, и которую бродячие апачи считали своею землею.
В свободной хлопковой рубахе и рваных хлопковых штанах Джимми чувствовал себя весьма уютно. Вскоре его глаза закрылись, голова поникла, и он, поморгав, задремал.
Он был уверен, что проспал не больше пяти минут, а может, и десяти. Затем он внезапно проснулся. Что-то подсказывало ему проснуться. Он сел и посмотрел, все ли в порядке с овцами. Он не видел ни одного животного, но слышал звон, звон. Он повернулся, чтобы найти старого барана-звонаря, но прямо перед ним возникло ухмыляющееся лицо мальчика апачи.
Мальчик апачи, которому на вид было лет четырнадцать-пятнадцать, стоял не более чем в пяти ярдах от Джимми, рядом с гигантским кактусом, голый, если не считать красной матерчатой повязки на лбу и беловатого хлопкового набедренника посередине, широкие концы которого свисали спереди и сзади, а обычные мокасины апачей доходили ему до бедер, словно леггинсы, защищая его ноги от колючек кустарника. Мальчик стоял, ухмыляясь, в левой руке он держал лук, а в правой колокольчик.
Этот мальчик звонил в колокольчик! И это тоже был хитрый трюк: подкрасться к барану, снять с него колокольчик и звонить так, чтобы не насторожить пастуха, пока другие апачи в это время угоняли овец!
На мгновение Джимми застыл, парализованный изумлением. Он не мог поверить своим глазам. Вместо степенного старого ручного барана перед ним стоял озорной, молодой дикий апачи! Затем, пытаясь закричать, Джимми вскочил и побежал. В тот момент, когда он услышал резкий свист, петля сыромятной веревки апача хлестнула его по плечам, и прямо на середине шага его дернуло назад с такой силой, что у него не было ни времени, ни дыхания, чтобы выкрикнуть хоть слово.
Кувыркаясь, Джимми, упал в кустах. Потом он увидел, как тяжелое тело ринулось на него, а  гибкая темная рука крепко зажала ему рот. Его подняли на ноги, наполовину протащили через мескиты и кактусы и оставили на склоне холма. Вскоре его словно мешок, обмякшего и ошеломленного бросили на бок пони. Похититель Джимми вскочил в седло позади него, и они рванули прочь,  оставляя перед мутным взором Джимми лишь ветви качающегося кустарника.
Быстрая скачка длилась до тех пор, пока они не догнали стадо овец, спешно продвигавшееся вперед и подгоняемое пешими и конными апачами. Несколько апачей  располагались на флангах. Все это походило на военный отряд, который, по-видимому, возвращался с добычей из Мексики. Повязки на лбу, круглые сыромятные шлемы, которые носили некоторые, мокасины на бедрах, ружья, луки, копья и дубинки, все это прямо указывало, что эти апачи были военным отрядом, и у них было много свободных лошадей и мулов, кроме овец Пита Китчена.
Среди них Джимми увидел еще одного пленника – мексиканского  мальчика, старше его, сидевшего на желтом муле, которого вел всадник апачи. Широкоплечий, прекрасно сложенный индеец в кожаном шлеме с торчащими из него перьями и верхом на белом коне, очевидно, был их предводителем.
Когда хватка индейца, державшего Джимми, ослабла, последний ухитрился повернуться настолько, чтобы заглянуть этому апачи в лицо. В ответ он получил ухмылку и два или три слова по-апачски, что означало: «Хороший мальчик». Это были обычные слова, употребляемые мирными апачи, которые иногда приходили в Кэмп-Грант или на маленькое ранчо Джо Фелмера находившегося неподалеку от военного поста, так что Джимми все понял.
По мере продвижения отряда, наблюдая за солнцем, Джимми сообразил,  что они идут на восток, поскольку панорама окружающего ландшафта указывала на то, что они находятся в само сердце неосвоенных диких земель. К тому же он вскоре определил, что его похитителями являются апачи чирикауа.
Племя апачей Аризоны, белые поселенцы подразделяли на группы: чирикауа, пинал, аравайпа, койотеро, апачей Белой Горы, мохаве-апачей, апачей-юма, тонто, моголонн. Еще несколько племенных групп проживали на территории Нью-Мексико: апачи Теплых Ключей или мибреньо, или просто мимбрес, хикарилла (Heek-ah-ree-yahs) или апачи-корзищики, поскольку искусно плели водонепроницаемые корзины, а также апачи-мескалеро или «поедатели мескаля». На равнинах Техаса проживали липан-апачи, но по своему культурному типу они более относились к равнинным индейцам, нежели собственно к народу апачи.  Тонто и пинал, которые обычно считались враждебными, а также чирикауа (Chee-ree-cah-wahs), считавшиеся непревзойденными жестокими бойцами, поселенцам Аризоны доставляли больше всего хлопот. Чирикауа проживали в своих ранчериях, глубоко в горах южной Аризоны и северной Мексики.
До высоких сосен и кедров отряд апачи добрался еще до наступления сумерек. Стоит отметить, что ни одна десятая из угнанного стада овец не заходила так далеко. Большинство овец апачи просто бросили умирать от жары и истощения. Теперь, миновав еще один из своих любимых узких каньонов, апачи с наступлением темноты остановились лагерем у ручья в маленькой каменистой впадине, окруженной скалами и лесом.
В эту ночь Джимми пришлось спать между двумя воинами, тем, что захватил его в плен, и его товарищем. Он лежал так близко к каждому из них, что если бы пошевелился, то наверняка разбудил бы обоих. Это была неприятная постель, ибо под тонкой грязной полоской одеяла лежали теплые просаленные от пота тела индейцев. Джимми лежал и боялся пошевелиться, но он так  устал, что все равно уснул.
Рано утром лагерь проснулся. Апачи, когда находились в набеге или когда их преследовали, обычно питались только один раз в день и отдыхали около трех часов в сутки. Так что теперь они спешили и равномерно двигаясь, шли все дальше и дальше по пересеченной местности, практически не разговаривая. Джимми ехал на лошади без седла.
Ближе к вечеру они остановились на окраине глубокой долины, окутанной голубовато-пурпурной дымкой. На скалистом выступе трое апачей разожгли костер из сухой травы и подали дымовой сигнал, бросив в огонь смолистые сосновые шишки.
Чтобы избавиться от сухости во рту индейцы жевали ветки и посасывали камешки. Они переговаривались и наблюдали в ожидании, пока в конце долины на заросшем кустарником, мескалем и столетними, цветущими двадцати футовыми в высоту кактусами склоне, не появился столб дыма.
Апачи, подкармливавшие разведенный костер шишками, что-то сказали и двое других быстро натянули над дымом попону, развернув ее наполовину.
В ответ над долиной пыхнул столб дыма. Мальчик апачи, который  тогда снял колокольчик с барана и игрался с ним, сейчас прижался к лошади Джимми. «Чи-Кауа, – сказал он, указывая пальцем. – Это апачи из моего дома».
Похоже, отряд остался доволен. Апачи затушили огонь и устремились вниз по узкой тропе, пересекавшей дно долины. В затуманенном воздухе висел странный сладковатый запах. Джимми догадался, что запах исходил из дымящихся ям, где апачи обычно жарили мескаль или другие съедобные растения.
Они заметили несколько скво с детьми, которые шастали по кустам, собирая коренья. Когда они пробирались через небольшую лощину или скалистый перевал, их громко окликнул часовой апачей, стоявший наверху. Его не было видно, но вождь ответил. Проход открывался на травянистую равнину, скрытую обычными высокими утесами и заросшими соснами хребтами. Здесь находился лагерь апачей, или ранчерия (ran-cher-ee-ah), расположенный вдоль окаймленного ивами ручья.
Пятьдесят или шестьдесят хижин апачей или джакалов (jacals) были разбросаны по всей ранчерии, и как только отряд вошел туда, раздался громкий приветственный вопль. Женщины и дети визжали, собаки лаяли, мулы ревели. Отряд промаршировал прямо в центр лагеря и остановился.
Вокруг воинов отряда сразу же образовался круг из женщин и детей. Кто-то из скво поспешил забрать лошадей и мулов у спешившихся воинов. Джимми также велели слезть. Чувствуя себя одиноким и несчастным, он увидел прямо перед собой мальчика, который совсем не походил на индейца, потому что у него были огненно-рыжие волосы и кирпично-красные веснушки и только один глаз был голубым. Да, рыжеволосый, одноглазый, голубоглазый мальчик, довольно низкорослый, в одном только белесом хлопковом набедреннике и мокасинах.
Очевидно, он все время так одевался или раздевался, потому что его тело и конечности были более загорелыми, чем лицо. Джимми не дали времени рассмотреть одноглазого мальчика. Его хлопнули по плечу: «Акви (здесь)», – проворчал вождь по-испански и зашагал дальше по кругу. Поэтому Джимми последовал за ним, стараясь ковылять как можно быстрее.
Вождь направился прямо к низкорослому дубу, под которым стояла хижина, а в ее тени на оленьей шкуре перед хижиной сидел апач. По тому, как апач захвативший Джимми разговаривал с сидящим апачем, который даже не привстал, было ясно, что сидящий апач является главным вождем, а апач Джимми, возможно, был только капитаном (то есть одним из лидеров или вождей небольшой семейной группы – И.К.).
На вид, сидевший апач, вовсе не был плохим. На самом деле он был самым статным из всех апачей, которых когда-либо доводилось видеть Джимми – широкогрудый вождь-капитан, с большими глазами добрым и полным достоинства лицом. Они немного поговорили по-апачски, слишком быстро, чтобы Джимми успел понять. Затем сидевший вождь, пристально наблюдавший за Джимми, обратился к нему на простом мексикано-испанском языке.
         – Как тебя зовут? 
  – Джеймс Данн.
  – Но мексикано?
  – Американо,  – гордо поправил Джимми.
– Твой отец Пит Китчен?
  – Нет.
  – Где ты живешь?
– Кэмп-Грант.
– С солдатами?
Джимми на мгновение задумался. Если бы он сказал «с Джо Фелмером», то это было бы, несомненно, подарком вождю, ибо Джо Фелмер служил, правительственным разведчиком и кузнецом в форту, а, следовательно, был важным врагом апачей.
– Иногда, – подтвердил Джимми, и это была правда.
– Почему ты был на ранчо Китчена?
– Ухаживал за его овцами. – Джимми покраснел, вспомнив, что он был пастухом овец.
– Пит Китчен твой отец?
– Нет, – повторил Джимми. – Нет у меня ни отца, ни матери.
Главный вождь и капитан-вождь смотрели на него так, словно хотели прочесть его мысли. У капитана-вождя были такие пронзительные темные глаза, что они сверлили Джимми насквозь. Капитан-вождь был достаточно уверенным, с прямыми черными волосами и темно-шоколадной кожей, темнее даже, чем обычно. Можно было предположить, что ни один из вождей не поверил словам Джимми. Они все еще подозревали, что он принадлежал Питу Китчену.
Главный вождь резко заговорил: «Теперь ты Тач (Tache). Угаше (U-gah-shay),  вперед»! 
Джимми понял, что его отпускают, и отвернулся. Он чувствовал слабость в животе и слабость в коленях, и ему некуда было идти, пока он не увидел мексиканского мальчика, который сидел на солнце, поджав под себя ноги и высоко подняв голени. Наконец, у Джимми появилась возможность поговорить с ним.
 – Как тебя зовут? – спросил он, присаживаясь рядом на корточки.
 Все американцы в южной Аризоне могли немного говорить по-испански, мексикано-испанский был так же распространен, как и английский.
– Мария Хильда Грихалба (Maree-ah Heel-dah Greehal-bah). (Или Мерихилдо Грихалва – И.К.).
– А где вы жили?
 – В Соноре (провинция на севере Мексики).
 – А вы где? – спросил Мерихилдо
 – Кэмп-Грант – американский форт, Аризона.
 – Как далеко?
Джимми пожал плечами и ответил:
– Не знаю.
– Вы жили на ранчо? – спросил Мерихилдо
– Некоторое время.
– У тебя есть отец, мама?
– Нет. Апачи всех убили. – сказал Джимми.
– Мои отец, мать, братья, сестры – все погибли, – рыдая, произнес Мерихилдо. – Увы ! Все убиты апачами.
– Ничего, мы скоро убежим, – уверенно заявил Джимми.
– Нет! –  встревожено возразил Мерихилдо. – Мы должны оставаться здесь. Будем как апачи. Они не дадут нам убежать. Большая страна, можно заблудиться и умереть или поймают и убьют.
Но Джимми решил, что он не будет как апачи, он убежит, если сможет. Или, может быть, его спасут.
Вдруг появился капитан-вождь, и мальчик срезавший с барана колокольчик, а также странный рыжеволосый мальчишка с одним голубым глазом.
«Угаше»! –   грубо приказал капитан-вождь, Мерихилдо. Бедный Мерехилдо послушно встал и побрел прочь.
Капитан заговорил с Джимми и улыбнулся. Он тоже был статным индейцев: почти шесть футов ростом,  стройный и жилистый, с квадратным лицом, тонкими решительными губами и необыкновенно острыми глазами.
Джимми встал.
«Чи-Кис-н, – молвил капитан и кивнул в сторону мальчика-колокольчика. – _Чи-Кис-н (мой брат)», – добавил он.
  Мальчик-апач ухмыльнулся и протянул руку: «Чи-Кис-н», –  представился он.
 Рыжеволосый одноглазый мальчик объяснил, по-испански обращаясь к Джимми: «Твое имя Мальчик Который Спит, его имя Найче. Но вы должны называть его «Чи-Кис-н – мой брат».
«Muchos gratias (исп. большое спасибо), – ответил Джимми, пожимая руку Найче.
 Найче был коренастым круглолицым мальчиком, что же касается  Джимми, то он полюбил его, несмотря на тот трюк с овечьим колокольчиком.
«Вождя зовут Гоятла – продолжал рыжеволосый мальчик. – Он военный капитан чирикауа (военный лидер – категория военных вождей у большинства индейских племен – И.К.). Найче – сын Кочиза, главного вождя».
Военный-капитан, который внимательно слушал, стараясь разобрать слова, кивнул и снова заговорил по-апачски.
«Твой Чи-Кис-н покажет тебе», – перевел рыжеволосый мальчик, знавший  испанский, и апачский языки.
«Акви» (сюда), – приказал Найче, и Джимми последовал за ним к одной из апачских хижин.  Жилище представляло низкую хижину с куполообразным верхом, сделанную из согнутых ивовых веток, воткнутых в землю по кругу, и скрепленных между собой сверху. Стороны этого жилища и купол были также переплетены ивовыми прутьями, поверх которых лежали куски оленьих и коровьих шкур, прикрытые пучками  кустарника. Это жилище, как показалось Джимми, было похоже на грязную перевернутую чашу, где имелось отверстие наподобие двери, в которое можно было войти, только согнувшись вдвое.
Перед хижиной стряпала женщина в драной ситцевой юбке, поверх которой было нахлобучено широкое хлопковое платье. Она аккуратно помешивала содержимое чугунного котелка, установленного на углях в неглубокой ямке. Женщина откинула назад свои длинные, жесткие черные волосы и с любопытством стала осматривать Джимми, пока Найче ей что-то говорил.
Затем Найче еще раз назвал себя Чи-Кис-н и зашагал прочь. Женщина широко улыбнулась Джимми, взяла его под руку и, приговаривая, повела в хижину. Земляной пол в хижине представлял яму вырытую ниже основания каркаса, для того чтобы обитатели этого жилища не касались головами о потолок.
Женщина заставила Джимми снять брюки и башмаки и, разрешив оставить рваную рубашку, бросила ему пару старых мокасин.  Потом, выйдя наружу, она зачерпнула в котле и подала Джимми миску из тыквы наполненную тушеным мясом кукурузой и бобами. Рагу голодному мальчику показалось довольно-таки вкусным. «Иди, – сказала женщина и указала в сторону. – Возвращайся вечером».
Здесь, на открытом пространстве, Джимми чувствовал себя довольно-таки странно. На нем не было ничего, кроме рубашки и мокасин. И все же большинство мальчиков и девочек его возраста в этом селении были одеты еще хуже. Они были коричневыми, а он – белым, что, как ему казалось, имело значение.
Некоторые мальчики апачи играли в прятки среди кустов, деревьев и скал, другие стреляли из луков и стрел. У маленьких девочек были куклы из тряпок и чучела из крашеной оленьей кожи. Все они смотрели на Джимми сверкающими черными глазами, а индейские девушки хихикали точно так же, как и белые.
Скво Джимми толкнула его сзади. «У-га-ше, – приказала  она. – Иди»!
В конце концов, подумал Джимми, если ему придется пожить здесь какое-то время, то ему лучше притвориться, всячески показывая индейцам, что он наслаждается жизнью, пока у него не появится хороший шанс бежать. Поэтому он смело включился в игру в прятки. Сначала никто из играющих детей не обращал на него внимания, он просто бегал, как и остальные в своей развивающейся на ветру рубахе. Но вскоре его приняли в игру, и он стал одним из членов «банды», которого окликали по-апачски.
Одноглазый мальчик, Найче и еще несколько человек того же возраста  «тусили» своей компанией, общались и играли в карты из сыромятной кожи, глупые игры были не по их возрасту.
В эту ночь Джимми спал в хижине скво. Снаружи доносились звуки веселья и пляски. Найче пришел поздно. Утром рыжеволосый мальчик ушел пешком с тремя индейцами, которые, очевидно, гостили в  этом селении, а так как он не возвращался в течение дня, то, вероятно, как подумал Джимми,  он проживает в другом месте.