ДОМА

                ДОМА.

 Получив отпуск после ранения молодая немка Хельга Функ приехала в Берлин. После увиденного и пережитого на вилле Брайтенбах (Хозяева жизни), ей очень захотелось встретиться с отцом, которого она никогда не видела наяву, но судя по его письмам была уверенна в его порядочности. После увиденного в России, Освенциме и Варшаве, что творят те, кому она служит, как именно осуществляется «борьба за жизненное пространство немецкого народа», ей хотелось застрелиться. Поэтому ей стало жизненно необходимо поделиться с родным человеком проблемами, которые сводили  её в могилу. Получить наконец ответ что ей делать и как жить дальше. Всё это мог дать ей отец. Вот почему она так стремилась к нему и вот что из этого получилось

           Скоро Хельга отъезжала от берлинского вокзала. В её чемодане лежали продукты и штатская  одежда. Всем этим её одарила Натали. Поезд все ехал и ехал, среди названий станций стали мелькать упоминаемые отцом в письмах. Внутри Хельги нарастало ощущение чего-то необъяснимого, но очень приятного. Заходящее за горизонт солнце словно окрасило все в золотой цвет и хотя за окном был все тот же ландшафт, но он уже обступал со всех сторон, сладостный, ошеломляющий. Это было еще не возвращение, а только предчувствие возвращения и поэтому это ощущение было особенно сильным и сладостным. По путеводителю, данному Натали, Хельга уже знала сколько осталось ехать, скоро, очень скоро она увидит наконец наяву своего отца. Скоро она сможет все ему рассказать, снять с души эту страшную тяжесть и наконец-то понять как ей жить дальше.
          Внезапно поезд остановился, девушка выглянула в окно, странно ничего похожего на вокзал. По вагону прошел проводник говоря
           Эссен! Кому в Эссен, выходить. За платформой рейсовый автобус.
         Автобус проезжал городские окраины. Мимо проплывали здания заводских и фабричных цехов. Наступила ночь, но странно, ни один уличный фонарь не горел. Выйдя из автобуса, Хельга остановилась. Еще в Берлине она купила карту Эссена и открытки с его достопримечательностями. По ним она заранее составила свой маршрут. Хельга зашагала по улице. Она проходила мимо домов с затемненными окнами, кивая редким прохожим и козыряя военным. Дважды у неё проверяли документы патрули. У них девушка уточняла свой путь. Её подкованные сапоги гремели по мостовой. Улица под её ногами будто прогибалась, словно была насыщена какой-то энергией. Луна то появлялась, то скрывалась за облаками. Потом вдруг Хельга остановилась — она ясно почувствовала запах гари.
          Это был не дым от лесного костра или домашнего камина, этот запах Хельга не спутала бы ни с одним другим. Именно так пахли разрушенные дома в России. Девушка огляделась, но все дома были целы. Чем дальше она шла, тем сильнее становился это запах. Невозможно было понять откуда же он тянется, теперь он был повсюду, словно упал с неба, как зола. Скоро показался первый разрушенный дом. Даже здесь была видна немецкая аккуратность, все обломки были аккуратно рассортированы, камни были сложенны в ровный штабель а к небу был прислонен большой транспарант «Наши дома разрушены, но наши сердца нет". Хельга принюхалась, гарью несло не отсюда, видимо дом был разрушен уже давно, но она ощутила первый холодок страха. Развалины её уже давно не удивляли, но увидеть их здесь, в центре Германии! Она конечно знала о бомбежках союзников, но раньше все это проскальзывало мимо её сознания, ничего не задевая в её душе. Германия казалась ей надежной и безопасной, где невозможно увиденное в России. А сейчас ….      
           Ладно, один дом, еще куда ни шло — подумала она. Может англичанин сбросил наугад забытую бомбу. Прочитав название улицы стало ясно, что идти ей еще где-то полчаса. Потом стал виден целый разбомбленный угол улицы. Здесь пострадало несколько домов. Кое-где уцелели только капитальные стены, они поднимались в небо черным, зубчатым узором. Между ними висели невидимые до этого прутья арматуры, похожие на застывших змей. Но и это были старые развалины.
          Хельга поднялась на небольшую возвышенность и остановилась перевести дух, дальше должен был начинаться старый город. В это момент луна окончательно появилась из-за туч, все залил какой-то неживой, мертвящий свет и у Хельги похолодело внутри — дальше города не было. Она сжимала в руках открытку с довоенным видом, который должен был ей сейчас открыться. На ней были изображены старинные дома, оставшиеся еще со времен средневековья, с выступающими фронтонами и островерхими крышами. А наяву, куда ни посмотри, на многие километры виднелись только части покореженных стен, груды щебня, обугленные балки, остатки улиц и над всем этим ветер крутил словно белесую поземку, это была мельчайшая зола. И тут Хельга почувствовала ужас — отец работал на военном заводе. И она бросилась бежать изо всех сил. Скоро она поняла, что заблудилась. Тут невдалеке она увидела пламя, оттуда слышались далекие голоса. Там люди, там ей помогут и Хельга бросилась туда.
          Внезапно она увидела за одним из окон свет. Наконец-то целый дом, девушка распахнула дверь и остолбенела, дальше дома не было, оказывается от этого дома уцелела только фасадная стена. За входной дверью была каменная лестница ведущая на второй этаж, но теперь второго этажа не было и лестница обрывалась в пустоте. Угол комнаты на втором этаже еще держался и с него в низ свисала кровать. Послышались шаги и откуда-то возник, словно приведение, седой, растрепанный человек. Хельга бросилась к нему
           Скажите, это дом №37?
           Надо спрашивать БЫЛ №37? Сейчас надо про все спрашивать БЫЛ, милая фрейлен.
           Послушайте! Я ищу отца и мне не до ваших острот! Он живет на этой улице в доме №37!
           На этой улице больше никого не осталось, только я один. Я ведь тоже здесь жил. ЖИЛ, понимаешь ты это, мышь штабная! У нас тут за одиннадцать дней было семь налетов. Слышишь — СЕМЬ! Ты молода, красива и здорова, а моя жена … ! В спасательной  команде отказались её откапывать! «Слишком поздно, ваша жена уже наверняка умерла, а у нас много сверхурочной работы». Слишком много работы, слишком много дерьмовых бумаг, слишком много дерьмовых начальников, которых надо спасать в первую очередь. Знаешь красавица - ты никогда ничего не поймешь, пока тебя саму по башке не шандарахнет! А когда поймёшь будет уже поздно! №37, это там, где скребут лопаты.
           Хельга в ужасе бросилась туда. Нет! Только не это! Сейчас она проснется и увидит себя на вилле Брайтенбах, или на госпитальной койке.  Сначала она услышала человеческую речь и скрежет лопат, потом увидела людей на грудах развалин. Из лопнувшего водопровода текла вода.
           Скажите, это дом номер тридцать семь?
           Откуда я знаю! Тут сам черт ничего не разберет!
           Тут живет мой отец! Внизу есть засыпанные?
           Конечно. Или ты думаешь мы в песочке ковыряемся?
        До утра девушка провозилась с ними, помогая разбирать обломки. Только когда на востоке зарозовело небо появились первые спасенные. А когда совсем расцвело все увидели, что пилотка у неё черная, а на нагрудном кармане сдвоенные молнии. Все сразу подобрались и стали спрашивать спасенных. Оказалось, что это дом №8. Дома расположенные дальше разбомбили давно. Уцелевших надо искать в других местах, а дальше по улице идти бесполезно.
          Хельга опять поднялась на возвышенность и оглянулась. Уже взошло солнце и стало ясно видно, что случилось с городом. Между рядов домов, зияли провалы разбомбленных зданий, словно выбитые зубы во рту. Где-то провалы были редкие, где-то часто, где-то уцелевшие дома высились  как горы в степи, а где-то на километры тянулись сплошные развалины. От городского собора осталась только обгоревшая башня Вестверка. Даже уцелевшие крыши были словно изъедены коростой и изгрызены жуками-короедами. Горд ничем не напоминал немецкий город.
         Во дворе городского справочного бюро зияла огромная воронка, бомба не долетела до здания всего метров 50. Внутри стучали молотки, от воздушной волны, в одном месте все же обвалился потолок. Перед окошками толпилась очередь, казалось сам воздух был наэлектризован. Кто-то все никак не мог осознать, что ему говорили, кто-то лез без очереди, указывая на свою особенность, кто-то уже отойдя от окошка, вдруг возвращался. То и дело вспыхивали скандалы, стучали молотки, осатаневшие чиновницы уже почти орали на посетителей. Наконец Хельга оказалась перед окошком.
         Фамилия?
          Функ. Виктор Функ.
          Адрес?
          Лютцовштрассе 37
          Так, Функ? Функ? Виктор Функ? Не значится! Следующий!
          Послушайте, а где я могу узнать?
          Да вы что? Все доконать меня хотите?! Откуда я знаю?! Да вы радоваться должны, что вашего отца нет в наших списках! Здесь списки погибших и тяжело раненых!
           А где я еще могу узнать?
           Обратитесь в бургомистрат. Следующий.
         В приемной бургомистра тоже пахло кислотами и гарью. И это здание было сильно повреждено. Огромная английская бомба угодила в мостовую рядом, но этого хватило чтобы повредить стену и выбить все стёкла. Всё вокруг было словно усыпано снегом — это были разлетевшиеся бумаги. Так же в траве валялись разные предметы. Хельге даже не пришлось никого спрашивать. Прямо при ней чиновница наорала на бородатого офицера-подводника.
        Ничего я не знаю! Ничего нельзя выяснить! Часть сгорела, а остальное эти болваны пожарные залили водой!
         Если это так важно почему же вы не держите все  в безопасном месте?
         А где оно, это безопасное место?! Может вы мне скажете?! Все погибло! Вся картотека! Теперь каждый может назваться любым именем!
         Вот ужас-то. Как же мы теперь будем жить без ваших бумажек? Да вы тут все с ума посходили!
             Выйдя на улицу он спросил.
         Кого ищешь подруга?
         Отца.
         А я жену? Пойду ка я к военному коменданту. Ты со мной?
             Только там их выслушали спокойно, назвали адреса, где собирают оставшихся без крова, а Хельге посоветовали еще обратиться в гестапо. Там все узнают быстро. На улице моряк сказал.
         Слушай, а ты не могла бы пройтись со мной? Глядя на твою пилотку и щиток на груди все станут сговорчивее. Говорить буду я, а ты только брови хмурь.
         Бездомных поселили в большом зале городской филармонии. Зрительные кресла вынесли, весь зал заставили солдатскими кроватями или матрасами брошенные прямо на пол. Между кроватями стояли чемоданы, узлы, примусы, ночные горшки, кресла, этажерки и прочая мелочь, которую удалось спасти из горящих домов. Везде сидели и бродили самые разные люди, в проходах играли маленькие дети, все напоминали потерпевших кораблекрушение. Поговорив с дежурной в форме БДМ, моряк подошел к грузной, седой, немолодой женщине, сидевшей на кровати в полной апатии.
        Фрау Бремер, вы меня слышите? Это я, ваш сосед — Гюнтер! Вы помните меня?
           Женщина повернула к нему голову, но казалось, она видит не моряка, а что-то другое.
        А-а-а! Вот и ты вернулся, Ты ранен?
        Нет, я приехал в отпуск. Вы не знаете, что с моей женой, Мартой?
        Твоя жена? Твоя жена? Погибла.
        Что!?
            Подводник схватил её за плечи и затряс.
        Вы это видели?! Вы видели её погибшей?!
         Все погибли. Там ничего нельзя было видеть, так все горело.  И крики. Мои девочки. Роза, Клара. Как они кричали. Как они кричали. А потом ...
         Фрау Бремер, прошу вас, вы точно видели мою жену мертвой? Это очень важно!
         Клара. Её я даже не видела. Не все её тельце собрали, ведь она была такая маленькая.
            Тут она схватила моряка за плечи, затрясла его и закричала.
         Скажи, ну зачем они это делают?! Ты же военный! Ты же должен знать!
            Тут к ним подошел худой, неопрятно одетый мужчина средних лет. Он бережно погладил голову жены, опять замолчавшей и погрузившейся в свое безутешное горе и сказал.
          Она еще ничего не понимает. Считает, что раз погибли наши дети, значит погибли все.
            В этот момент его жена вдруг подняла голову и совершенно четким голосом сказала.
          А ты понимаешь?
          Герда!
          А ты понимаешь? Если понимаешь, значит виноват ты  не лучше тех, кто в этом виноват.
        И она опять превратилась в живой сгусток кой-то нечеловеческой, звериной тоски. Её муж сказал.
          Она не совсем того … Говорит такие вещи и на нас уже был донос.
         Он посмотрел по сторонам и только теперь увидел Хельгу. Его лицо побелело как простыня, весь он стал словно меньше ростом и запинаясь заговорил.
        Видите ли, моя жена не совсем здорова и ….. Мы столько пережили …... Но мы по прежнему твердо верим в нашу победу и бесконечно преданны нашему фюреру …..
         Хельга молча отвернулась и стала смотреть на стену. Там висели флаги со свастикой, партийные лозунги и большой портрет Гитлера в широкой, золоченной раме. Остатки от былых партийных митингов проходивших здесь. Казалось Гитлер тяжелым взглядом смотрит на весь этот бедлам происходивший здесь. Потом, что бы не смущать всех, она вышла на улицу. Скоро к ней присоединился подводник.
           Теперь куда?
           На кладбище.
           ?????
           Только, что бы убедиться, что её там нет.
          Войдя в ворота, Хельга на несколько мгновений застыла пораженная. Прямо перед ней была целая пирамида из человеческих черепов. Чуть дальше лежали горки человеческих костей. Как в Освенциме! Потом, оглядевшись, она  увидела огромную воронку от бомбы, опрокинутые кресты и могильные памятники. Несколько деревьев вырвало из земли. Придя в себя она, вместе с моряком направилась к кладбищенской часовне. Смотритель, услышав просьбу сразу сказал.
         Ни минуты времени! До обеда надо сделать двадцать погребений. Боже мой, откуда мы можем знать есть ли здесь ваша жена. Да тут десятки могил без всяких памятников и надписей! Теперь у нас массовое производство. Как мы можем что-то знать?
         Разве у вас нет списков?
         Какие еще списки? Знаете сколько у нас до сих пор лежит неубранных трупов? 200! Знаете, сколько сюда доставили после последнего налета?! 500! А после предпоследнего? 473! А между ними прошло всего 4 дня! Разве мы можем успеть? Да тут надо рыть не лопатами, а экскаваторами! А вы можете сказать, когда будет следующий налет? Через месяц? Через неделю? Или сегодня ночью? А ему какие-то списки подавай!
           Моряк беспомощно оглянулся. Хельга вплотную подошла к смотрителю и стала пристально смотреть ему глаза в глаза. Тот сглотнул ком в горле и торопливо произнес.
         Конечно мы сделаем, что сможем. Напишите имя, фамилию, адрес. Мы сейчас узнаем в управлении. Вы пока можете посмотреть еще не зарегистрированных убитых. Они лежат вон там, вдоль стен.
           У стены лежал длиннющий ряд мертвецов. Одни были в гробах, с цветами и венками, других просто с головой накрыли простынями. У одних были закрыты глаза, у других сложенны руки на груди, но многие лежали так, как их нашли, им только постарались вытянуть руки и ноги, что бы они занимали меньше места. Мимо них молча проходила вереница людей читающих надписи, торопливо приподнимающих покрывала и проходивших дальше. Вдруг одна женщина впереди остановилась, опустилась на колени перед одним трупом, упала ему на грудь и зарыдала. Остальные молча обходили её. Свое лицо Хельга видеть не могла, но чем ближе становился конец шеренги, тем светлее становилось лицо моряка. К ним подошел смотритель.
           В управление ваша жена не значится. В старой пристройке вы были?
           Нет.
           Там лежат разнесенные в клочья.
         Туда Хельга не пошла. Моряк вышел оттуда минут через 15. Лицо его было бледным. Он несколько минут постоял, жадно вдыхая воздух, а потом полез в чемодан, который так и протаскал с собой все это время. Достал темную бутылку и стал пить прямо из горлышка.
           Будешь? Настоящий «Наполеон».
           Нет!
                Допив бутылку он сказал.
           Осталась последняя надежда — гестапо.
                В управление Хельге повезло. Там произошел такой разговор.
           Хайль Гитлер!
           Хайль. Не надо так громко.
           СС-хильферин Функ прибыла для дальнейшего прохождения ….
           Прохождения чего?
           Отпуска.
           Ха-Ха-Ха! Впервые слышу, что бы отпуск проходили.
           Вот мои документы.
           Так: Варшава, Аушвиц, Минск, Каспля, Славянск …. Так, Каспля? Какое смешное название. Что-то знакомое. Каспля, Каспля, Каспля ….. Ганс! Позови Курта.
             Скоро в кабинет вошел высокий эсэсовец в мундире гауптшарфюрера.
           Вот Курт, она тоже из Каспли, как и ты.
           Ничего не ответив, тот, только взглянув на Хельгу, сразу сгреб её в объятия. Хельга тоже его узнала. Она вспомнила тот страшный день, поле, бросок к лесу, бег между деревьев и ту телегу, благодаря которой смогла спастись. Вспомнила и этого гауптшарфюрера рядом с собой на телеге.
           Ну здравствуй! Вот уж не думал, что увижу тебя снова.
           Я тоже!
           Сколько же нас тогда уцелело.
           Четырнадцать.
           С тобой помню были еще две девчонки.
           Да, моя сестра с подругой. Сейчас они в Берлине.
           А ты как?
           Пока в отпуске, а там куда судьба выедет.
           Отпуск, здесь? Да тут того и гляди на башку бомба свалится. Почему ты не в Берлине?
           У меня здесь отец. Только я его никак не могу найти.
           Вон оно что? Давай поподробнее.
           Он работал на военном заводе. Каком именно я не знаю. Жил на Лютцовштрассе 37. Но там теперь сплошное пепелище, совсем как в России, и никто ни черта не знает.
           Так что же ты сразу сюда не пришла. Тебе, как эсэсовке сразу бы помогли. Виктор Функ. Работал на военном заводе. Жил на Лютцовштрассе 37. Этого достаточно. И ты так не волнуйся. Многие военные предприятия эвакуировали вместе с персоналом вглубь страны еще в начале бомбежек. Так, что твой отец наверняка сейчас в безопасности. Зайди через два дня. Все будет ясно. Ты где остановилась?
           Пока нигде.
           Нда-а-а … Не в казарму же тебя селить. Ганс, выпиши ордер на подселение в какой-нибудь дом поприличнее. Еще есть просьбы?
           Тут у меня знакомый подводник не может жену найти.
           Жену? Ладно зови его сюда. В канцелярии получишь ордер на жилье и талоны на наш склад-распределитель. И вот тебе местное удостоверение. С ним все официальные учреждения обязаны тебе помогать и не задавать лишних вопросов. Будут проблемы, обращайся. Ну пока.
           Пока.
         Выйдя из управления гестапо Хельга и моряк распрощались. Он направился в офицерскую казарму, а она пошла по адресу, указанном в ордере. Дом оказался в квартале не очень пострадавшем от бомбежек. Всего несколько развалин. Дверь открыла женщина с каким-то невзрачным, будто стертым лицом. Увидев перед собой эсэсовку она очень обрадовалась.
           Это квартира инженера Хольца?
           Да, вы пришли за этой особой?
           Вопросы тут задаю я!
           Да-да, конечно. Вон та дверь направо.
          Пройдя коридор, Хельга постучала  в запертую дверь. Открыла девушка, примерно одних с ней лет. У неё были круто изогнутые брови, темные глаза и волосы цвета бронзы, падавшие на плечи живой волной. Увидев женщину в форме СС она вся напряглась, но быстро взяла себя в руки. Войдя в комнату Хельга протянула ей предписание и спросила.
           Вы хозяйка этой квартиры?
           Да, я Эрика Хольц.
           Прочтите.
          Прочитав, девушка сказала.
           Что ж, проходите, располагайтесь
           У вас есть вторая комната?
           Во второй комнате давно живет фрау Клумп с сыном.
           Странно, тогда почему, мне дали ваш адрес?
           Моя мама давно умерла, а отец уже полгода в концлагере.
           И?
           И, по видимому там, где вам выдали это направление, считают, что  со мной   церемониться нечего. Они уверенны, что вы выгоните  меня в коридор.
           Бред!
           Судя по вашей форме вас это не должно удивлять.
           Я не такая скотина. На два-три дня, как нибудь устроимся.
         Обстановка в комнате была небогатой. Стол, два стула, шкаф, кровать, трюмо с зеркалом, полки, прибитые к стене и два ковра на стене и полу. Оглядевшись, Хельга спросила
           Где бы раздобыть вторую кровать?
           Может у соседки? Хотя вряд ли она что-нибудь даст.
           Мне все даст!
         Зайдя в соседнюю комнату, Хельга увидела, что там обстановка гораздо богаче. Женщина сразу вытянула вперед руку, вместе с ней это сделал и её сын, мальчик лет десяти. Комната была обставлена самой обыкновенной мебелью. На стене, в широченной раме висел портрет Гитлера в красках, обрамленный венком из еловых веток и дубовых листьев. На столе под ним на развернутом государственном флаге, лежало роскошное, переплетенное в черную кожу, с вытесненной золотом свастикой, издание «Майн Кампф». По обе стороны стояли подсвечники со свечами и две фотографии Гитлера, где он с собакой в Берхерсгадене и где он принимает цветы от маленькой девочки. На книге лежали партийные кинжал и значок. Это был словно церковный алтарь. Хельга представила себе, как это все выглядит при свете только этих свечей. Интересно, эта женщина не молиться перед всем этим как в церкви? Внимательно оглядев хозяйку комнаты, она поняла как себя надо с ней вести. Хельга молча пристально глядела той в глаза. Через некоторое время та почувствовала что-то неладное, нервно сглотнула и начала первой.
          Хайль Гитлер!
          Хайль. Мне поручено проверить ваши заявления.
          Да-да, конечно, её давно пора посадить.
          Конкретнее!
          Её отец, арестован за государственную измену.
          Это мы знаем! В чем антиправительственная деятельность лично её?
          Она пишет письма своему отцу.
          Ну и что?
          Когда на собрании нашей женской группы НСДАП мы предложили ей отречься от отца, она отказалась и до сих пор так и не вступила в нашу организацию.
          Чем объяснила?
          Лжет, что очень устает на шинельной фабрике.
          Почему же лжет?
          В час тяжелых испытаний нашей родины, настоящая немецкая женщина не может слишком сильно уставать трудясь на всеобщее благо и пренебрегать долгом истинной немки, сильнее проникнуться идеями нашего великого фюрера.
          Так, ясно, она работает на оборонном предприятии, а где работаете вы?
          Я? Понимаете, у меня много обязанностей в нашей женской национал-социалистической организации. Я участвую в компании зимней помощи. Поддерживаю  состояние духа бойцов трудового фронта нашего квартала. А то с началом бомбежек у многих переживания стали преобладать над уверенностью в нашей неминуемой победе и я...
           Понятно. Скажите, что важнее для фюрера? Что бы бойцы трудового фронта набрались больше сил, что бы произвести больше шинелей, для наших солдат, или чтобы они, устав после работы, выслушивали очередные призывы? Не отдохнув, они сделают меньше или хуже качеством. Вы этого хотите?
          Что вы! Я и не думала ….
           А пора бы начать! Вам, если вы истинная патриотка, необходимо понимать, что сейчас полезно для Великой Германии, а что нет.
           Поверьте, я истинная национал-социалистка, мой муж служит в министерстве пропаганды и я …..
           Ясно! Меня прислали проверить ваши сигналы. Я поживу здесь несколько дней. Если выяснится, что вы напрасно отвлекаете нас от борьбы с врагами рейха, придется очень заинтересоваться, такая ли вы истинная национал-социалистка, какой хотите казаться? И с какой целью вы это делаете.
           Конечно, конечно! Я всегда готова …..
           Достаточно! Я тоже очень устала и мне нужна еще одна кровать.
           О, к сожалению второй кровати у меня нет, но есть еще один матрас.
           Несите.
           Но почему вы её …
           А как я буду держать её под наблюдением? Вы что, обсуждаете решение СС?
           О, у меня этого и в мыслях не было. Вот возьмите еще и бельё!
         Вернувшись к девушке Хельга спросила.
           Как у вас появилась такая соседка?
           Принудительное вселение. Её дом разбомбило и ей дали одну комнату.
           А потом?
           Через два месяца отца арестовали.
           Вот тварь! Это она так жилищную проблему решила! Она ведь не успокоится пока не погубит и вас.
           Ничего не поделаешь. Она жена чиновника министерства пропаганды, а я дочь врага рейха.
           Ошибаетесь! Очень даже многое поделаешь! Я ей еще устрою нескучную жизнь. Где у вас можно помыться?
            Ванна в конце коридора.
          Потом, распаковав чемодан, Хельга выставила на стол продукты, которыми её снабдила Натали и пригласила хозяйку.
            А вас, в СС неплохо снабжают. Давно я такого богатства не видела.
            Как говорят в России — нельзя, чтобы одни едят, другие глядят! Прошу!
            Ордена у вас оттуда?
            Да! И из Польши. Но давайте не будем об этом. Я наконец-то на родине и не хочу  говорить о войне! Хочу забыть её!
             Вот это будет трудно. Спокойную ночь я вам не обещаю. Тут вам поможет только господь бог.
           Ночью они проснулись от воя воздушной сирены. Торопливо одевшись вышли из дома. Люди торопливо выбегали из домов, дежурные ПВО выкрикивали команды. Кто-то бежал, кто-то еле брел. У входа в бомбоубежище шевелилась толпа, постепенно исчезая под землей. А сирена все продолжала выть и выть. Наконец дверь захлопнулась за последними.
           Подвал невысокий, но просторный и прочный. С галереями, боковыми переходами и светом. Правда лампочки были окрашены в синий цвет и поэтому все люди напоминали покойников. Стояли скамьи, были дежурные. Многие люди притащили с собой матрацы, одеяла, складные стулья, чемоданы и свертки с едой. Видно в этом подвале им приходилось бывать часто. Хельга с интересом  смотрела вокруг. Раньше ей приходилось бывать в бомбоубежищах, но дома, в Германии — еще нет.
           Напротив неё сидела женщина средних лет с двумя детьми. В синеватом свете ламп, их лица были словно замороженные, жили только глаза. Они то смотрели в дверь, когда лай зениток становился особенно громким, то скользили по потолку и стенам, то опять вглядывались в дверь. При этом их взгляды двигались не плавно а какими-то рывками. Потом Хельга заметила, что и все взрослые точно так же прислушиваются к звукам и ей стало понятно, что все в этом подвале испытывают дикий страх. Она поняла этих людей. Впервые она попала в смертельную опасность, а от неё не зависело абсолютно ничего. Ничем она не могла изменить свое положение, сделать его хоть чуть-чуть безопаснее. Ей пришлось полностью надеяться на других. Так что же гадать в какую секунду раздастся грохот, треск и наступит абсолютная, вечная тьма. Ожидание смерти хуже самой смерти. Что бы найти себе какое-нибудь занятие и отвлечься от этих мыслей, Хельга стала рыться по карманам и нащупала свою губную гармошку. Если ничего нельзя изменить, пусть будет хоть это.
          И в подвале полились звуки мелодии «Лили Марлен». Все удивились - музыка, сейчас? Но теперь взгляды сосредоточились на Хельге. А она все играла и играла и вдруг все услышали голос. Хельга, вовсе не рассчитывая на такой эффект, удивленно глянула в сторону. Пела, сидящая рядом Эрика. Она, как и все, из-за освещения, была похожа на живую покойницу, но голос имела звонкий и приятный.
                Перед казармой у больших ворот,
                Столб стоит фонарный уже не первый год ….
          Взрывы раздавались то дальше, то ближе, все ясно ощущали дрожь земли, но что-то неуловимо изменилось в гнетущей атмосфере, словно повеяло свежим ветром. Эта песня была всем хорошо знакома, но никто не представлял себе, что она может звучать не как военный марш, а как лирическая песня. Люди зашевелились, это были уже не согбенные фигуры застывшие в ожидании смерти, а люди сбросившими с себя покорность и обреченность. Выпрямлялись, двигались, смотрели друг на друга. Из под скамьи вылезла собака и стала все обнюхивать. Некоторые принялись за еду. Хельга услышала негромкие голоса.
              Невероятно! Играть и петь, когда нас могут в любой момент ….
              А что, лучше сидеть трясясь от страха?
          Эрика допела последний куплет.
                Кончатся снаряды, кончится война
                Возле у ограды в сумерках одна
                Будешь ты стоять у этих стен
                Стоять и ждать, стоять и ждать
                Меня, Лили Марлен.
             Наступила тишина, Хельга опять почувствовала, как в подвале нарастает напряжение. Она подумала и заиграла любимую рождественскую мелодию. В тишине, нарушаемой лишь далекими звуками бомбардировки раздался прекрасный, голос.
                Тихая ночь, дивная ночь
                Дремлет все, лишь не спит
                В благоговеньем святая чета
                Чудным младенцем полны их сердца    
             Вскоре к мелодии губной гармошки присоединился мелодичный звон, у одной девочки 10-ти лет оказался металлофон. Так и звучали мелодия за мелодией, песня за песней. Девочка сразу подхватывала мелодию, а Эрика пела слова. Все так заслушались, что очень удивились, когда распахнулась дверь и объявили отбой воздушной тревоги. Все стали выходить, снаружи на ступеньки лестницы, лился лунный свет. Хельга поразилась, с каждым шагом Эрики по лестнице, её кожа теряла цвет мертвеца и словно светилась изнутри. Словно внутри девушки горел какой-то светильник, свет от которого пробивался прямо сквозь кожу девушки. Оказавшись на улице, Хельга увидела, огромное, багровое зарево. Огня не было видно из-за домов, но небо было наполовину красным. Девочка, игравшая на металлофоне снова почувствовала огромный страх. Пока они были в подвале, пока рядом была эта молодая женщина с губной гармошкой, казалось находишься в прекрасной стране, где с тобой не может случиться ничего плохого. А теперь смерть опять бродит где-то рядом. И девочка вцепилась в Хельгу.
            А ты не уйдешь? Ты такая смелая! С тобой ничего не страшно!            
            К сожалению мне надо помочь и другим. Но обещаю, мы еще с тобой сыграем.
          Утром Эрика ушла на работу, а Хельга пошла в гарнизонную казарму навестить знакомого подводника. Нашла она его играющим в карты с солдатом с каким-то странным, застывшим лицом. Перед ним на столе лежала целая куча денег, но его это совершенно не радовало. Как раз в момент, когда в комнату заглянула Хельга моряк бросил карты на стол.
           Проклятье! Опять проиграл!
           Хочешь отыграться?
           К сожалению мне пора на вокзал.
           Ты же говорил, что отпуск только начался?
           Гестапо нашло мою жену! Так, что извини, в другой раз.
           Жену? Ладно передавай ей привет.
           Извини. Ладно, удачи тебе.
         Выйдя на улицу, и направляясь к вокзалу, Хельга спросила
          Что это с ним?
          Приехал в отпуск к жене. И её и дочь, на его глазах вытащили из под развалин с  расплющенными головами. Жену он опознал по родинке на бедре, дочь по волосам.
          Не дай бог нам пережить такое.
          К счастью моя жена как только начались бомбежки обменяла квартиру на дом в деревне. Нашлись дураки, как же исторический город, престижный район, шикарная мебель. Скоро они станут бездомными!
          Почему ты так думаешь?
           И тут моряк рассказал, что англичане не успокоятся пока не превратят тут все в пустыню. Как  они  воюют! Русские бомбят на фронте или в ближнем тылу военные объекты. Американцы громят  днем военные заводы, а чтобы хорошо прицелиться, им приходится снижаться и попадать под огонь немецких зениток и истребителей. Но они идут на это! А англичане летают по ночам, когда на земле ничего не видно. Летают на предельной высоте, где без кислородных масок не обойдешься. Даже днем, что бы прицельно попасть куда надо, нужно быть сверх снайпером. Зато там зенитки почти не достают и истребителям летать трудно. Выстраиваются крылом  к крылу и сыпят бомбовым ковром. И бьют всегда туда, где самые плотно застроенные районы. Ведь знают, что ни один крупный завод в центре города не построят, они всегда на окраинах. Но они рассредоточены, попробуй попади. Лучше крушить школы и больницы, лучше женщин и детей убивать. И ведь не остановятся, пока весь путеводитель Бедекера не осилят.
          Я уже написал родителям в Штутгарт, чтобы срочно застраховали свое жилье и переезжали за город, на дачу. Когда от их дома ничего не останется, хоть страховые деньги будут.
        Проводив его, Хельга задумалась. Делать ей было совершенно нечего. Куда идти? Чем заняться. Но тут она услышала звон церковных колоколов и решила сходить в церковь. Уже это было хоть что-то.
         Подходя к церкви, Хельга услышала звуки органа. Внутри на скамейках сидело всего несколько человек. Церковная кафедра была пуста, только органист играл реквием Моцарта. Хельга тоже стала слушать. Звуки музыки многократно отражались от стен, казалось они хотят вырваться из этих стен и улететь к небу и солнцу. Хельга села на скамью, закрыла глаза и постаралась не думать ни о чем. Мелодия рождала внутри неё непонятные ей самой ощущения. Перед внутренним взором казалось шевелился огромный, разноцветный занавес. Девушка чувствовала то душевный подъем, то спад. Ей казалось, что внутри неё бурлит какой-то источник, словно родник. Странно, эти ощущения были приятны. Музыка кончилась и люди стали расходиться. Хельга сама не могла понять, почему пошла вслед за органистом. Оказавшись перед закрытой дверью, она постучала.
             Войдите!
        Увидев женщину в эсэсовской форме, мужчина напрягся и спросил
             Вы пришли меня арестовать?
             Будь это так, я бы не стучалась, и пришла бы не одна.
             У вас ко мне дело?
         Хельга огляделась. На столе с горела керосиновая лампа, под синим абажуром. На стенах висели старинные гравюры, и везде и всюду были книжные шкафы, как в библиотеке. В свете лампы блестели золотые и серебренные названия книг на корешках. Кожа на лице органиста была какого-то странного оттенка, такой цвет Хельга видела у арестантов, месяцами не видевших солнечного света.
            Вас заинтересовали мои книги? К счастью мне удалось сохранить свою библиотеку.
             Вы счастливец! А вот я в последние годы читала немного.
             Вероятно у вас не было возможности. Очевидно книги тяжело таскать в походном ранце.
             Их тяжело таскать и в голове. Они не подходят к тому, что мне пришлось видеть. А те что подходят читать не хочется.
             Зачем вы пришли ко мне?
          Хельга задумалась. Эта маленькая, полутемная комната, и это невысокий человек вдруг стали для неё воплощением той, прежней Германии, той счастливой жизни, которая была когда-то и которая ушла далеко-далеко, а развалины за окном стали настоящим, во что прошлое превратилось.
             Я хочу знать, в какой степени на мне лежит вина за преступления последних десяти лет?
           Мужчина молчал.
            Я хочу знать насколько я отвечаю, за войну, за то, как мы её ведем — с лагерями рабов, с массовыми убийствами беззащитных, а так же за то, что привело ко всему этому?
           Мужчина молчал.
            Я хочу знать, что мне теперь делать?
          Мужчина смотрел на орла на её пилотке, на щиток с эмблемой СС на нагрудном кармане, на орденские планки на её груди и молчал. Молчание было долгим. Наконец он сказал.
          Чего вы от меня ждете? Я вас вижу в первый раз в жизни. Думаете я сразу открою свою душу первому встречному? Да еще и в такой форме?
            Опять наступило молчание, потом Хельга повернулась и вышла. Идя по улице она мысленно ругала себя — Дура! На что надеялась?  Он совершенно прав. Услышав такие слова от эсэсовки, сегодня любой человек в здравом рассудке посчитает это провокацией.
            Хельга села на скамейку в парке. Думать ни о чем не хотелось. Девушка откинулась назад и вдруг почувствовала как солнечные лучи ласкают её лицо. Как хорошо было просто  отдаваться безличному теплу, для которого нет ни правых ни виноватых. Открыв глаза, Хельга увидела рядом с разрушенным домом, высокое, дерево. Близким взрывом его расчленило и почти вырвало из земли. Одна половина была мертвая и обугленная, а другая вся зеленела. Все живое хочет жить. Странно, глядя на это дерево, Хельга почувствовала какое-то умиротворение, ей словно стало легче дышать.
            Вступив в разбомбленные кварталы, она увидела большую группу людей толпившуюся у стены. Подойдя туда девушка все поняла. От четырехэтажного дома осталась только одна стена, без внутренних лестниц. На уровне самого верхнего этажа уцелел еще кусок пола. И на этом куске прижались к стене двое мальчиков: пяти и трех лет. Под ними была пропасть, все ясно видели, что стена качалась даже от ветра. Все понимали — мальчики обречены. И тут послышались звуки команд. На улице появился отряд женщин в полосатых платьях, окруженный эсэсовцами. Как по команде строй замер. Хельга уже знала, что из ближайшего концлагеря узниц пригоняют разбирать развалины. Вдруг от строя отделилась женская фигура, один из конвоиров вскинул винтовку, но второй направил ствол вниз. Узница подошла к стене, немного подумала, а затем надев на шею моток веревки и завязав на одном конце петлю, полезла вверх. Как она это делала, без лестницы, без крюков и веревок, только цепляясь руками, было непонятно. Но узница лезла все выше и выше. Вот её голова показалась над уровнем куска пола. Держась одной рукой за стену, женщина кинула конец с петлей детям. Старший мальчик просунул брата в петлю и затянул её под мышками у малыша. Люди внизу, затаив дыхание, следили, как крохотная фигурка стала медленно опускаться вниз. От ветра она раскачивалась словно маятник, но все равно все скользила и скользила вниз. Наконец люди бросились вперед и мальчик оказался на руках у взрослого. Веревка быстро уползла вверх. Скоро и второй мальчик оказался в безопасности. Настал черед женщины. И тут всем стало ясно, что если  подняться наверх по стене, еще было возможно, то слезть обратно уже нет. Очень медленно, с большим трудом, женщина спускалась вниз. Она то шевелилась, то словно прилипала к стене. Один пролет, другой, третий … и вдруг из многих глоток вырвался крик. Когда до земли оставалось метров пять, стена стала складываться, словно была сложенна из костяшек домино. Все бросились в стороны. Когда улеглась кирпичная пыль, люди увидели только холм из обломков. Хельга мысленно стала молиться и вдруг все увидели, как эта куча зашевелилась, рассыпалась и из неё появилась воскресшая женщина. Как она осталась живой? Это было настоящим чудом. К ней тут же подскочили конвойные и толкая прикладами погнали в строй к остальным узницам. Тут маленькие дети закричали и заплакали, они не плакали на страшной высоте, ожидая смерти, а теперь тянули руки к своей спасительнице и их все никак не могли успокоить. Постепенно все разошлись и тут Хельга увидела, что среди обломков этого дома что-то блестит. Это оказалась большая, жестяная коробка с рождественским рисунком на крышке. Открыв её, девушка увидела документы погибшей семьи:  несколько писем и семейных фотографий, квитанции об оплате жилья, свидетельство о браке, похоронка на отца,2 паспорта погибшей матери, свидетельство о вступлении в право наследства сельской гостиницы где-то в Баварии. На фото она узнала спасенных мальчиков рядом с неизвестной женщиной. Совершено машинально, не зная зачем она это делает, Хельга рассовала эти бумаги по карманам. Идя дальше и видя бесконечные руины, она вспомнила слова подводника о его родителях. Они получат хотя бы страховые деньги, а эти мальчики потеряли все. Что за жизнь?! Если бы знать все заранее! И вдруг она резко остановилась от внезапно осенившей её мысли. Страховка! Вот чем она может помочь Эрике! Эта девушка так ей понравилась. И Хельга решительно направилась в страховую компанию.
            Здание этой конторы тоже оказалось разбомбленным и пришлось потратить много времени, что бы узнать где она находится теперь. В конторе ей сразу отказали и тут Хельга снова с благодарностью вспомнила преподавателей из рейхсшколы-СС — научили что, каким голосом и с каким лицом говорить. Чиновники сразу сделались услужливыми. Квартиру с обстановкой они,  по одному только пристальному взгляду Хельги, оценили по высшему разряду и тут же оформили все документы. Страховой взнос Хельга внесла сама, целых 300 рейхсмарок. Выходя вместе со страховым агентом, она столкнулась на улице с соседкой и хорошее настроение сразу испортилось. Ведь эта ведьма, узнав о страховке, возненавидит Эрику ещё больше. Хельга скоро уедет, и кто защитит бедную девушку? Сделать так, что бы эту мегеру убрали отсюда подальше? До отъезда не успеть! Ведь в любом случае в покое она хозяйку не оставит и рано или поздно добьется своего. Как же помочь Эрике? Как же ей помочь?! 
            Всю дорогу, провожая страхового агента, Хельга мучительно думала, но так ничего и не придумала. Она потом сама не могла понять, почему пришла в казарму. Никаких голосов внутри  головы она не слышала, но получилось так, будто кто-то вел её, и устраивал различные ситуации.
            Знакомого подводника уже не было. За столом по прежнему играли в карты и солдат с застывшим лицом продолжал выигрывать. Минут пять Хельга смотрела на него и думала - «Несчастный человек! Пережить такое! Он уже сам мертвец, совершенно ясно, что вернувшись на фронт он нарочно погибнет. Ему жизнь самому не мила и не нужна. Как же его вывести из такого состояния? Что может помочь? Жратва? Выпивка? Женщина? Все не то! Если бы остался хоть кто-то кто ему дорог! Кому он нужен! Все убиты! Дочь! Жена! Жена, жена, жена …. ВОТ ОНО! ЖЕНА! И она буквально выдернула его из-за стола.
         Имя? Фамилия? Звание? Цель приезда? Откуда столько средств? В карты выиграл? Столько? За мной!
         Солдат послушно пошел за ней. Было видно, что ему уже давно на всё наплевать. Когда они пришли в квартиру, хозяйка уже была дома. И она и солдат были сильно удивлены. Хельга уже приготовилась говорить и вдруг приложила палец к губам, тихонько подкралась к двери и внезапно ударила её сапогом. Дверь распахнулась и все увидели упавшую на пол соседку. Хельга схватила её за плечи, несколько раз сильно ударила спиной о стену и заорала.
          Шпионишь?! На какую разведку работаешь?! Говори!
          Что вы! Я и не думала …
          Говори! Говори! ГОВОРИ ТВАРЬ!!!
            Тут Хельга стала её душить.
          Слушай ты! Её отец был выдающимся ученым. Ты сорвала важнейшие научные разработки по укреплению обороноспособности рейха! Англичане за это должны наградить тебя своим высшим орденом. Только наградят они тебя посмертно! Что, язык проглотила?!
          Я НЕ ВИНОВАТА-А-А-А ….
           В другом месте решат виновата ты, или нет! Тобой уже заинтересовались в гестапо! По первому вызову чтобы была как штык. Не дай бог попытаешься скрыться — из под земли достанем! А сейчас пошла вон и молись, чтобы я о тебе не вспомнила! ПОНЯЛА???!!!
           Д-д-д-да, конечно!
         Вернувшись в комнату, Хельга увидела, что девушка и солдат все слышали и теперь с удивлением смотрят на неё.
           Так, а теперь разберемся с вами — голубки. Сегодня ваша свадьба.
            ЧТО?! С чего это? Да я его первый раз вижу!
            А я ….
        И тут Хельга заорала.
           Заткнитесь вы оба — идиоты! …..! …..! …..!
        В ней словно прорвало плотину. Она орала и всё никак не могла остановиться. Из неё, вместе с руганью изливалась вся горечь, от увиденного и испытанного в России, Польше, Германии. Вопя  на них, молодая женщина ощущала как уменьшается душевная боль, словно лопнул какой-то болезненный нарыв и приходит внутренний покой.
          .. ты понимаешь дура, что эта тварь тебя в покое не оставит, пока не заполучит твое жилье?! Я скоро уеду и кто о тебе позаботиться?! Или ты уже лапки сложила, делайте со мной что хотите?! Ладно, если на себе поставила крест, так хоть спаси человека. Да ты можешь его спасти. Он уже жить не хочет, решил в первом же бою погибнуть! И не сметь думать, что я тебя подкладываю под него, как шлюху под клиента! Ты понимаешь, что можешь его спасти, да спасти! А ты чего вылупился. Встряхнись! Приди в себя! Решил сдохнуть — подыхай, но сначала спаси эту дуру! Если она станет не Хольц, а … Тебя как зовут?
          Фриц Шрёдер.
           …. Шрёдер! Если она уедет отсюда, где скоро все разбомбят к чертям собачьим в …., у тебя еще родственники где-нибудь есть?
          Мать в Моссенберге.
          Это где?
          Восточнее Билефельда.
       Тут Хельга сделала паузу, глубоко вздохнула и заговорила уже спокойнее
          Если она приедет туда, где никто не знает, что случилось с её отцом! Приедет твоей женой! Родит твоей матери внука! Знаешь как будет счастлива твоя мать?! Поймите же вы наконец. Ведь так важно знать, что где-то есть человек, которому ты дорог, который о тебе волнуется, который будет счастлив когда ты вернешься и будешь рядом. Что есть кто-то, ради которого стоит жить на этом свете. А любовь? С этим разберетесь после войны. Если вас это успокоит то можете и развестись. Только потом, после войны. А теперь оба встали и марш за мной!
          Оба были просто ошарашены. Не давая им опомниться, Хельга взяла их за руки и буквально потащила за собой. Всю дорогу до ратуши она рассказывала им, как надо все устроить. Они были просто смяты её напором и слушались, как послушные ученики строгую учительницу. Когда все закончилось, и они вышли из ратуши, Хельга сказала.
          Так, у вас сегодня первая брачная ночь! Опять я бездомная. Ладно переживу как-нибудь. Ну умора, видели бы вы сейчас свои лица! Теперь надо сделать свадебные фотографии и устроить праздничный ужин. Идем в распределитель СС. Зря я что ли ношу эту форму. Молодой муж, давай  раскошеливайся!
        Когда за окном комнаты Эрики стало темнеть, Хельга, до этого рассказывавшая разные истории, игравшая на губной гармошке и изо всех сил старавшаяся всех рассмешить, засобиралась.
           Ну все, что-то я засиделась. У вас есть более интересные дела, чем слушать глупые байки.
       Не слушая их возражений она, одев шинель и пилотку, нацепив на спину вещмешок и взяв свой чемодан, уже стоя в дверях обернулась и сказала.
         Поймите наконец, что ты не бросаешь отца, а ты ничью память не предаешь! Прошлое надо помнить но оно должно помогать, а не тянуть ко дну. Вы и мне очень помогли как даже не представляете. А приятно чувствовать себя доброй феей. Это вам мой свадебный подарок - документы о страховке. Девочка, когда у твоего благоверного окончится отпуск, быстро уезжай! Что-то мне подсказывает, что скоро от этой хибары  ничего не останется. А теперь прощайте! И будьте счастливы!
       Выйдя на улицу, Хельга обернулась и помахала им рукой. И тут Эрика закричала.
           Постой! А где тебя искать! Как тебя зовут?
           Это не важно!
         Обнявшиеся молодые мужчина и женщина стояли у окна и все никак не могли оторваться от  вида, как женская фигура в серой шинели удаляется по залитой лунным светом дорожке, между развалин. Вскоре она поднялась на пригорок и скрылась из виду. Навсегда.
         Хельга так никогда и не узнала, что этот солдат погибнет через год в Румынии, но седьмого апреля 1944 года у них родится сын, которого Эрика назовет Герхардом.
          Идя по ночной улице Хельга задумалась — куда ей теперь идти? Она долго думала и наконец решилась. Надо идти к органисту. Тот очень удивился но возражать не посмел. Спорить с СС, теперь чревато. Только Хельга успела положить вещи, как раздался вой сирены воздушной тревоги. Выйдя на улицу, девушка остановилась. Органист что-то крикнул и пропал из виду, мимо бежали много людей, тащившие свой жалкий скарб, постепенно скрываясь в бомбоубежищах. По черному небу метались лучи прожекторов. Они то выхватывали из темноты края низких облаков, то устремлялись к звездам. Вой сирены звучал все громче и пронзительнее, он сводил с ума, напоминал чей-то страшный,  предсмертный крик. Никогда до этого Хельге не приходилось слышать такой страшный звук. Он выматывал душу, хотелось унестись отсюда, провалиться под землю, к черту, к дьяволу, куда угодно, только бы не слышать его. Вой оборвался на самой высокой ноте. Хельга поняла смысл фразы услышанной в России — «И стоим мы в дни войны, тишиной оглушены».
           Первое, что она услышала, был какой-то странный гул в небе, словно гудело множество пчел. Это гул, с каждой секундой, все приближался, делался громче и отчетливее. Девушка услышала какие-то негромкие хлопки и в небе словно начался фейерверк. В моменты разрывов зенитных снарядов, казалось в вышине, на короткие мгновения вспыхивало северное сияние, потом небо опять становилось черным. Вдруг, впереди вспыхнуло небо. Этот свет все не гас, и Хельга поняла — это первые самолеты сбросили осветительные бомбы. Теперь англичанам сверху все отлично видно! Гул сделался громким, он уже слышался над самой головой, а потом, где-то далеко впереди, на земле, вдруг стали вспыхивать и сразу гаснуть странные огоньки. Это напоминало магниевые вспышки большого старинного фотоаппарата на треноге. Во время этих вспышек, на светлом фоне становились отчетливо видны развалины на земле и облака в небе. Над головой все не прекращался гул самолетных моторов, по прежнему в небе появлялись и исчезали вспышки разрывов зенитных снарядов, метались из стороны в сторону лучи прожекторов, но Хельга уже не следила за этим. Там где, то и дело, вспыхивали и гасли блиц-огни, она увидела, что небо краснеет. Сначала на черном фоне появился слабый розовый оттенок, затем он стал бледно красным. Делался все ярче и занимал на небе все больше места, наконец большой участок неба стал ярко красным. Время от времени по нему пробегали желтые всполохи. И тут до Хельги донесся какой-то страшный рёв. Так ревет умирающее животное. Девушка ужаснулась — ТАМ ЖЕ ДОМ ЭРИКИ! И она бросилась туда.
           Хельга не знала чем может помочь но упорно бежала изо всех сил. Ветер свистел в лицо, мимо проносились и исчезали за спиной дома, сердце бешено колотилось, но девушку ничего не могло остановить. Остановившись перевести дух она ясно почувствовала дрожь земли, а потом словно впереди кто-то охнул, как человек получивший неожиданный удар в живот. В окнах зазвенели стёкла, ей стали слышны свист бомб и грохот взрывов. Зарево от пожара теперь стало занимать пол неба, в небо тянулись ярко-желтые языки пламени. Отдельные уцелевшие стены развалин теперь были четко видны на желто-красном фоне. Со стороны пожара, навстречу Хельге, бежали какие-то люди. Их рты были раскрыты, в глазах стоял ужас. Они что-то кричали, но она ничего не слышала, такой грохот стоял вокруг. Последней пробежала растрепанная женщина средних лет в домашнем халате. Она несла настенные часы и их гири волочились по земле. Потом проковыляла собака с обожженным боком.  Хельга остановилась перевести дух. Теперь она была одна. Дома сомкнулись в каменную шеренгу, ей осталось пройти метров пятьсот и она поднимется на пригорок, откуда начнется спуск к кварталу Эрики. Именно там бушевало пламя и именно оттуда слышались рев и грохот.
          Вдруг, прямо на её глазах, четырехэтажный, каменный дом словно подпрыгнул вверх, на мгновение застыл, а потом прямо в воздухе развалился на куски. Хельга увидела как к ней с огромной скоростью приближаются большие клубы пыли, словно их гонит сильный ветер. Она поняла — воздушная волна от разорвавшейся бомбы, и она бросилась в водосток головой от взрыва. Ей показалось, что её подхватила чья-то огромная, могучая рука и отшвырнула прочь. Глаза и горло забили клубы пыли, в ушах звенело, земля продолжала дрожать, но все равно Хельга, придя в себя, бросилась дальше. Она выбежала на пригорок и перед ней открылась жуткая картина.
            С левой стороны,  было темно, там уже все было уничтожено раньше. Справа, где был дом Эрики, по стенам домов метались багровые отсветы но все было цело. Хельга с облегчением увидела, что дом подруги невредим, да и все кругом него цело. Но прямо впереди ….
            Прямо впереди Хельга словно увидела макет города, который ей показывали в СС-училище. Только здесь немногие модели домов были целые. То тут, то там на земле вспыхивали новые вспышки и дома исчезали из виду словно их никогда и не было. В трех местах отдельно, горели целые кварталы, там были сплошные очаги огня. В небо летели целые фонтаны искр, мелких горящих обломков, словно их выбрасывал вверх огромный воздушный насос. И было видно как среди еще темных домов словно появляются светлячки. Потом они превращаются в огоньки, а после дома, ещё минуту назад бывшие темными, теперь напоминали горящие дрова в камине. Ноги Хельги сами понесли её вперед.
           Внезапно перед ней возник дежурный противовоздушной обороны в каске с противогазом через плечо. Он схватил её за руку и что-то закричал указывая рукой на дверь в убежище. Но Хельга его не услышала, такой вокруг слышался рёв и грохот. Она закричала в ответ, но не услышала себя. Ей вдруг показалось, что она стала совершенно невесома и может совершать немыслимо длинные прыжки. И тут раздался нарастающий свист. Хельга знала, так свистят в полете, приближающиеся снаряды. Но этот свист делался все громче и пронзительнее и Хельга бросилась в ближайшую воронку. Мощная взрывная волна оторвала её от земли и закрутила как в водовороте. Ослепительная желтая пелена, затянула все вокруг и обрушилась на землю. Хельга почти задохнулась от жара, её легкие казалось были сожжены. Сквозь слезы и жжение она, сначала расплывчато, а потом все яснее разглядела тело дежурного, с которым только что разговаривала. У того ноги были закинуты за плечи, как у циркового акробата, все тело было выкручено будто штопор и было без головы. Молодая женщина оглянулась и увидела, что дом, мимо которого она недавно пробежала, цел, но прямо на её глазах из всех окон, на всех четырех этажах, вырвались наружу фонтаны пламени. И вот тут сознание Хельги пронзила мысль — ДУРА,  ЧЕГО СЮДА ПРИПЕРЛАСЬ? СПАСАЙСЯ ИДИОТКА! И она бросилась влево. Там уже все давно разбомбили и вряд ли летчики, зная об этом станут бомбить развалины.
          Вдруг она увидела одинокую девочку, сидевшую на куче каменных обломков. Та прижимала к груди металлофон и Хельга узнала её. Это она подыгрывала ей в бомбоубежище. Почему она здесь?! Хельга подхватила её на руки и побежала дальше. Вокруг пылало море огня. Услышав очередной свист молодая женщина, не увидев нигде воронок, залегла за кучей обломков. Она упала на спину, прямо над ней, даже не пролетел, а неторопливо проплыл в воздухе шкаф с открытыми дверцами. Девушка оглянулась, сзади пылал огненный шторм. Вверх летело множество огненных клубов. Хельга ясно чувствовала, как мимо неё, постепенно усиливаясь, проносятся воздушные вихри. Она знала, что горячий воздух легче холодного, он стремится в высоту, на его место, по земле тянется холодный и все повторяется. Скорее прочь отсюда! Скоро здесь людей будет затягивать в огонь, словно огромным пылесосом!
           Путь вперед преградили свежие развалины. Их уже объяло пламя, но оно еще не успело сильно разгореться, огненные  языки всего лишь лизали обломки. Между горящими камнями и уцелевшей фасадной стеной, на другой стороне улицы, еще оставался проход. Хельга бросилась в него. Её обдало нестерпимым жаром, на голове затрещали волосы, со стороны это выглядело безумием, но девушке удалось проскочить. Теперь стало легче, пылающих домов стало меньше. Вдруг снова раздался жуткий,  пронзительный вой. Оглянувшись, Хельга увидела, как стена, мимо которой она только что пробежала, накренилась и медленно, словно раздумывая — упасть или нет, обрушилась на мостовую, взметнув новый вихрь огня. Если бы девушка хоть немного замешкалась, стена бы её похоронила под собой или отрезала путь к спасению. По прежнему прижимая девочку к груди, ощущая биение её сердца, стараясь, чтобы та ничего не видела, Хельга бросилась прочь, пытаясь держаться середины улицы, подальше от стен. Слева, справа, спереди были пожары, но это были отдельные очаги, а позади было сплошное море огня. Всюду был запах жара и смерти. Пламя, красное, алое, желтое, зеленоватое и белое, то бурно вырывалось из окон, то змейками прорывалось сквозь рухнувшие стены, то вдруг, если это было далеко, бесшумно вздымалось над крышами, то, словно нежно лизало уцелевшие фасады домов. Справа от себя Хельга увидела городской парк, все деревья горели, казалось, что это чьи-то руки тянутся в беспомощной мольбе к небу. Аттракционы превратились в горящие кучи хлама и только городское колесо обозрения, с горевшими кабинками, быстро крутилось само по себе. На фоне горевших зданий метались какие-то люди, вдруг прямо среди них словно вырос огромный яркий куст и люди исчезли в огненном вихре. Огромное, горящее дерево взмыло вверх и упало на чугунную ограду. Взрывом Хельгу бросило на землю. Убило? Нет, я чувствую боль в спине, а ведь мертвым не больно, я вижу в небе багровые облака и мерцающие звезды. Я ощущаю на лице скользящие руки девочки и слышу её плач. Я ЖИВА! С трудом Хельга поднялась на ноги, впереди уже была видна темнота, значит спасение близко. Снова взяв на руки девочку, она пошла дальше. Видя впереди страшные картины, молодая девушка прижимала лицо малышки к груди. Не смотри милая, не надо! Вот все четыре стены наклонились в разные стороны, но не упали, а на всех уцелевших перилах висят будто куски мяса в обрывках одежды, слишком большая бомба попала в бомбоубежище. Вот еще задолго до этого места стал ощущаться запах горелого мяса и это место никак не обойти. От дома остались только обгоревшие стены,а перед ним словно кто-то разбросал множество больших,черных, сломанных кукол. Вот целая груда мертвых тел, все словно выпотрошены на бойне. Хотя нет, на бойне в потрошении есть какой-никакой порядок, а здесь все растерзанны, раздроблены на куски, обуглены и сожжены. Странно, многие в полосатой одежде, наверно это отряд узниц из концлагеря пригнали расчищать развалины и он попал под бомбежку. Вон каска валяется, значит и конвоирам досталось.
          Так Хельга шла все дальше и дальше. В лицо повеяло свежим ветром, впереди , совсем рядом была спасительная темнота. Снова поднявшись на бугор, девушка оглянулась. Перед ней открылась страшная панорама. Звуков отсюда слышно не было, но видно было отлично. Снова перед ней был словно макет города в СС-училище. Только теперь в центре бушевало сплошное море огня. На красном фоне ясно были видны горевшие здания и кучи обломков. Пламя, казалось достигало облаков и они от этого были багрового цвета. Вот так выглядит конец света! Апокалипсис! Рядом стояла девочка. Наконец Хельга повернулась и повела её в церковь, к органисту.
           Тот сильно удивился, но возражать не посмел. Только теперь Хельгу стал колотить озноб. Она все тряслась и тряслась, и никак не могла остановиться. Видя её состояние, органист налил ей стакан шнапса. Зубы стучали о край стакана. Девочка заснула прямо на руках у Хельги. Вместе с мужчиной они уложили девочку на кровать. Хельга так устала, что только присев на кровать сразу провалилась в глубокий сон. На следующий день между ней и органистом состоялся интересный разговор.
         Я уже не думал увидеть вас живой! Вас спас бог, больше некому! Почему вы побежали туда? Что вас заставило: бравада, презрение к смерти или наоборот, стремление погибнуть? Желание искупить свои грехи или спасти эту девочку? Откуда вы знали где она будет? Кто она вам?
         Я даже не знаю как её зовут. А бог? Что-то я ни разу не видела, чтобы он хоть раз помог тем, кому его помощь была действительно нужна!
         А кто же направил вас именно в этот момент, именно в это место? Как вы думаете?
         Не знаю, ноги сами понесли.
         Ноги думать и решать не могут. Если решили не вы, значит это сделал кто-то за вас. Кто? Вспомните, были моменты, когда вы кому-нибудь очень помогли? При этом вы встретились с этими людьми случайно?
           Хельга задумалась. Ей вспомнились: еврейские женщина и мальчик в Варшаве, француженка и русская в Освенциме, Настя, комсомольцы, женщина допрошенная ей в Славянске, семья из сожженной деревни не выданную головорезам из зондеркоманды, Сара, евреи, запертые ею во время   погрома в рабочем подвале, никогда так и не увиденные ею жители неизвестной деревни до которых так и не доехал шуцманшафтбатальон. Теперь эта девочка. И она ответила.
         Были конечно. Так что, по вашему я ангел-хранитель? Если это так, значит плохи дела у бога, если он не нашел лучших хранителей.
         А это еще и ваше испытание. Человеческая судьба, не написанный кем-то раз и навсегда текст. Это словно дорога состоящая сплошь из развилок. С каждым нашим поступком мы оказываемся на распутье нескольких дорог, и только сами выбираем как поступить и по какой дороге пойти. Сделав выбор мы оказываемся перед необходимостью нового выбора и так до самого нашего конца. Конечно мы живем среди других людей и постоянно ощущаем разные влияния. Поддаться им или сделать по своему зависит от нас.
           Плохой из меня ангел! Да, десятки, а может быть и сотни людей я спасла, но тысячам помочь не сумела! В России один русский священник сказал мне
                Есть разные грехи — перед богом и перед людьми. За одни грехи прощение получить
                легко - искренне покайся, и тебя простят. Прощение за другие грехи надо заслужить
                добрыми делами, иногда только ценою собственной жизни можно получить прощение.
                Но есть такие грехи, которые не прощаются никогда, как потом ни старайся! Бог тебя
                может и простит, а люди никогда! А самый страшный грех — убийство невинных!
           Интересные слова, хотелось бы побеседовать с этим человеком.
           Этот человек пострадал от советской власти. Мы освободили его из русской тюрьмы и дали ему полную свободу, все, чего его лишили русские, а он отказался благословить особый батальон из разных подонков, созданный нами для борьбы с партизанами. Мог что-нибудь пробормотать, помахать в воздухе крестом и жил бы себе дальше. От его слов никому не было ни холодно, ни жарко. А так, эти скоты распяли на кресте его самого.
           И вы это позволили!
           Я узнала об этом только через пять часов. Что же вы молчите? На каких весах взвешивать мои дела? Сколько людей я спасла и сколько не спасла, разница будет очень большая! Скольких я еще смогу спасти, а скольких нет?!
           Раз вас терзает раскаяние, значит ОН вас не зря выбрал ангелом. Только не вздумайте застрелиться! Тогда погибнут те, кого вы предназначались спасти! Даже если это всего один человек! Наверное даже я не понимаю как вам тяжело. Трудно быть ангелом в аду! Но вы обязаны нести этот крест! Никто за вас это не сделает! Всегда помните это!
          После этого разговора Хельга пошла в гестапо, уже должны быть известия о отце. Однако по дороге ей внезапно захотелось проверить все ли в порядке у Эрики. Оказавшись на пригорке она остановилась. Увиденная картина её не удивила, теперь не только слева, ни и прямо впереди на целые километры были сплошные развалины. От домов остались кучи обломков, отдельные куски стен и пустые коробки зданий без стекол, крыш и междуэтажных перекрытий. Во многих местах развалины еще дымились, по земле кое-где словно крутилась снежная поземка. Справа все было ещё цело, только ….. Там всего в пяти местах, из-за целых домов, вверх поднимался густой, черный дым. Видимо кто-то из английских летчиков поздно начал бомбометание и вывалил бомбы дальше других. Нет, только не это, один из дымов тянулся ввысь именно там, где находится дом Эрики. Хельга бросилась туда.
           Выбежав из-за угла, она остановилась и с облегчением перевела дух. Дом Эрики горел, но остался цел. В него и еще два дома по соседству попали только «зажигалки». Пока горели только чердаки и верхние этажи. Странно было видеть как в квартире на первом этаже семья спокойно завтракала, когда на улицу, из других квартир торопливо выносили вещи. На улице словно расположился цыганский табор. Среди людей стерегущих вещи была и невредимая Эрика, а Фриц то появлялся, то исчезал в доме. Слава богу, они живы! Теперь подруга уедет в безопасное место, я сделала все, что могла. Наверняка дома можно было спасти, но пожарные конечно тушат сейчас государственные учреждения. Последней попавшейся на глаза Хельге была соседка Эрики. Она  все смотрела на пламя и дым и никак не могла осознать крах всех своих надежд. По делам ей и награда!
          На обратном пути, проходя мимо очередных, безлюдных развалин, молодая девушка услышала какой-то звук. Неужели там кто-то остался? Вдруг еще один ребенок, или не один? Перебираясь через груды щебня она наткнулась на женский труп в красном платье. Головы не было, её раздавило огромной балкой. Хельга прислушалась - никого. Неужели показалось? Но нет, звук послышался снова. Углубившись дальше, девушка увидела, как среди развалин мелькнула чья-то тень. Хельга стала звать но никто не появился. Может с ума сошел? И это возможно. Надо помочь, погибнет здесь. Скоро молодая немка углубилась далеко в развалины. Ни одного звука сюда не доносилось кроме собственных шагов. И вдруг на земле девушка увидела, как рядом с её тенью появилось еще одна. Понимая, что оборачиваться уже поздно, она бросилась в сторону и упала поскользнувшись. Мимо неё проскочила женщина в полосатом платье. Замешкайся Хельга хоть на секунду и тогда точно бы получила булыжником по затылку. Ясно, она встретилась с узницей концлагеря из отряда вчера пригнанных на разборку развалин и попавшего под бомбежку. Многие погибли, а этой в суматохе удалось бежать. Не теряя времени узница снова бросилась на эсесовку. Лежа на земле Хельге удалось ударить ту ногами в грудь и отшвырнуть от себя. Пока беглянка поднималась с земли немке удалось первой вскочить с земли и выхватить парабеллум. Заключённая, увидев направленный на себя пистолет, на мгновение замерла, а потом, зачем-то рванув платье у себя на груди, заплакала, истерически закричала и пошла на Хельгу. Та узнала многие ругательства, услышанные в России. Русская? На груди, рядом с номером, был красный треугольник с буквой «R». Тут Хельга узнала её, это была та самая, что спасла двух мальчиков у неё на глазах. И что теперь делать. Вывести и сдать куда следует? Это верная смерть. Просто уйти, оставив её здесь? Тоже смерть, только медленная. Гуманнее застрелить её сразу! Что же делать? Что же делать? Дать ей поесть что ли? Ведь она наверняка давно уже ничего не ела.
           Сунув руку в карман, за бутербродом, девушка наткнулась на толстый слой бумаг. Это оказались документы погибшей немки, найденные в разбомбленном доме в первый день. Их Хельга хотела сдать куда следует но так до сих пор и не сдала. Так и таскала в кармане совершенно забыв об этом. Пока русская ела, Хельга мучительно раздумывала. Почему она не пошла другой дорогой, не пришлось бы теперь делать выбор! Дорога? Выбор? Ей вспомнился разговор с органистом. Ведь она оказалась здесь случайно. Случайно ли? А почему она тогда полезла именно в те развалины? Зачем открыла ту коробку? Для чего забрала те бумаги? Почему они снова попались ей на глаза именно сейчас? Ведь все это она делала не специально, сама не зная зачем! Все это случайно? Или нет? Может быть действительно бог, судьба, высшие силы или неизвестно что еще, назначили её ангелом-спасителем. Может ей дают возможность искупить вину, за тех кого она не спасла? Опасно? Риск? Да! Но эта  русская стоит того, что бы ради неё рискнуть. Соседку Эрики спасать бы не стала!
         Русская напряженно глядела, как немка раздумывает, смотря на бумаги у себя в руке и почесывая себе переносицу стволом пистолета. Наконец спросила говорит ли та по немецки? Да?! Хорошо! Вперед! Скоро они оказались рядом с мертвой в красном платье. Хельга жестами показала беглянке — раздевайся. С жгучей ненавистью, та сняла платье и швырнула его в лицо — подавись! Но немка указала на труп и жестами показала — меняй одежду. У русской на лице появились удивление и, пока еще слабая, надежда. Для чего все это? Хотела бы убить или выдать, то все это делать незачем. Когда русская оказалась в платье, а мертвая в лагерной униформе, Хельга жестами показала, ты не можешь слышать и не можешь говорить, как могла, обтерла платком с лица русской сажу и грязь и, крепко взяв за руку, повела за собой.
          Никому в голову не могло прийти, что сбежавшая заключенная будет средь бела дня, у всех на глазах, спокойно идти по улице, а не красться тайком, среди ночи. Да и вид Хельги, державшей её за руку, отбивал всякую охоту что-то спрашивать. Так они и пришли к органисту. Сначала тот решил что это просто контуженная немка, все потерявшая и немного не в себе. Но Хельга сразу разъяснила в чем дело. Он не поверил, а когда понял, что с ним не шутят и не провоцируют, крепко задумался. Легко осуждать и советовать, если тебе это ничем не грозит. А если от этого самому грозит смерть? Как быть? Измученная русская поев заснула, а органист сказал.
         Ну вот вы снова стали ангелом-спасителем.! Что будете делать дальше?
         Сейчас я рада тому, что с нами творят англичане. Я помню, как в мой первый день здесь, одна из чиновниц в бургомистрате орала, что картотека или сгорела или залита водой. Теперь каждый может назваться любым именем и ничего поделать с этим нельзя. Благодаря своей форме, я смогла без помех покопаться в развалинах и нашла много полезного. Сделаю ей документы и отправлю, как немку, в безопасное место. На моих глазах она, спасая  немецких детей, пошла на верную смерть и уцелела чудом! Хотя должна была радоваться гибели любых немцев.
         Благородно! А сумеете?
         Сумею! Через мои руки прошли тысячи документов. Я различу подделку. И сделать ей качественные документы я смогу. «Вдумчивой» проверки они конечно не выдержат, но это случиться только если она вызовет серьезные подозрения.
         Я убедился, наш язык она знает, но произношение …., её быстро разоблачат.
         Нет, уж я об этом позабочусь. Сейчас мне надо идти по делам. Позаботьтесь о том, чтобы её никто не увидел и …..  у вас есть старые карты, планы, открытки с видами города?
         Найдутся, только зачем?
         Вот документы несчастной, которой она должна стать. Ей надо назубок знать, историю родного города, где и что в нем находится, в какой церкви она молилась, вплоть до того, через сколько поворотов находился магазин, где она покупала продукты и сколько этажей было в доме, который она видела из окна. И уметь расписываться, как настоящая немка.
          Я конечно сделаю все, что могу, но чудес от меня не ждите.
        Вечером Хельга вернулась принеся все необходимое. Русская играла с девочкой и та называла её тетей Эльзой. Молодая немка сфотографировала её и через полчаса фотография была готова. Уединившись с органистом Хельга приступила к работе.
        Внимательно смотрите и запоминайте, святой отец! Что-то мне подсказывает, что вам все это пригодится! Только молчите, одно неверное движение и все насмарку.
          Минут пять Хельга сидела приводя себя в нужное душевное состояние. Недаром она училась в училище СС и работала секретаршей в гестапо. Когда-то Натали шутки ради показала ей несколько шпионских приемов подделки документов. Теперь это могло спасти несчастную. На столе, под ярким светом настольной лампы, лежала серая книжечка с нацистким гербом и надписью - «Дойчес Рейх. Рейхспасс». К счастью все страницы были серые, а не желтые с буквой «J». Впрочем немцев с такими паспортами наверное уже не осталось. Первая страница. Фотография клеится к следующей странице, но еще и протыкается в верхнем правом углу, насквозь круглой скобкой с отверстием. Зажимы этой скобки на первой странице. Хельга осторожно поддела один из зажимов скобки тоненьким сапожным шилом, с расплющенным кончиком, а потом поддела его тонким ножичком и стала аккуратно отгибать края скобки. Так она отогнула все зажимы и скоро на её руке лежал крохотный пустотелый цилиндрик с загнутыми краями со стороны второй страницы. Потом она  положила паспорт, страницей с фотографией, на книжную обложку, а эту обложку на включенную электроплитку. Через определенное время, подцепила пинцетом уголок фотографии, там где не было печати. Когда это удалось, она обмакнула тонкую кисточку для рисования в уксус и стала водить ею по открывшемуся участку бумаги. И так несколько раз. Постепенно фотография отделялась от страницы и наконец отклеилась совсем. Отложив её в сторону Хельга взяла большую, неочищенную,  недоваренную и еще горячую картошку, разрезала её и прижала к фотографии убитой немки старинным, найденным у органиста, прессом переплетчика. Она аккуратно удалила  уксусом остатки клея со страницы. Потом приклеила фотографию русской, проколола в нужном месте круглой скрепкой и плоскогубцами расплющила её края с обратной стороны. Фото русской крепко заняло место прежнего изображения. Во всех паспортах ставили печать, так, чтобы часть её была на фотографии, а часть на странице.  Теперь начиналось самое сложное, надо было аккуратно перенести часть печати с прежнего фото на фото русской. Положив на электроплитку обложку старой книги, а на неё раскрытый паспорт, Хельга  минут двадцать отдыхала, приводя себя в нужное психологическое состояние. Тут ошибиться было нельзя. Одно неверное движение, и всё пропало. От каждого её движения зависело жить этой русской или умереть. Потом с осторожностью подняла вверх картошку. На её разрезе четко отпечаталась часть печати с фотографии. Девушка сделала картошку тоньше, воткнула в нужные места булавки и стала держать её чистой стороной над пламенем свечи. Скоро отпечаток стал влажным, Хельга наколола картошку на вилку и аккуратно приложила к фотографии русской. Булавки точно указали ей края печати на картошке. Потом её положила под пресс. Прошло двадцать минут и она убрала картошку. Все это время, внимательно, за всем этим наблюдавший, органист восхитился — части печати на странице и на фото идеально совпали. Приложи Хельга картошку хоть чуть-чуть иначе и сразу бы была видна подделка. А теперь на странице был идеальный круг с гитлеровским гербом в центре и надписью «Дер полицайдиректор ин Эссен». Точно такая же печать была в нижнем, левом углу страницы. Слава богу, это был паспорт нового образца, со старым возни было бы больше. Раньше на  фото были две скрепки и две печати, а рядом отпечатки указательных пальцев. Потом Хельга стала раствором уксуса и марганцовки удалять надписи: подпись владельца, цвет глаз и волос. К сожалению эти надписи были вписаны от руки и молодой немке пришлось целый час тренироваться в написании всего двух слов. Наконец и они были вписаны нужным почерком. Остальные надписи: профессия, дата и место рождения, место проживания, пол, лицо, данные сыновей, подпись полицейского секретаря выдавшего паспорт было можно оставить без изменений. В графе особые приметы раньше был прочерк. К счастью погибшая немка никуда не выезжала и на остальных страницах ничего менять не понадобилось. После такой трудной работы,  с внутренним германским паспортом - «Кенкартой», справиться было гораздо легче. Ведь это была просто картонка, согнутая пополам. Конечно на ней были все данные её владельца, печати, фотография, даже отпечатки пальцев. Но фотография крепилась простыми канцелярскими скрепками, а на печатях, вместо имперского орла, часто были гербы городов. Поэтому выглядела она, по сравнению с загранпаспортом, очень непрезентабельно. Вот почему заграничный паспорт одним своим видом вызывал большее доверие к своему владельцу. Не зря Хельга потратила пол дня на поиски вокруг повреждённой части бургомистрата. Там она и нашла пустые бланки «кенкарт» и старую городскую печать с тремя башнями. Закончив, Хельга посмотрела на часы, оказалось прошло пять часов. Боже, как она устала! Поев она стала объяснять другие способы переноса печатей. С еще горячего, вареного яйца удаляют скорлупу и пленку, а потом аккуратно надавливая, перекатывают яйцо по печати и СРАЗУ, в обратную сторону перекатывают на нужном документе. Тут нужна была сноровка, стоит сделать неверное движение, дать яйцу хоть немного остыть и все пропало. Вот другой, более долгий но и более ювелирный способ. Фотография клеится на лист тончайшей, почти прозрачной, папиросной бумаги и ею оборачивается. Фото просвечивается сквозь бумагу. Агатовым карандашом точно обводится штемпель. Бумагу отделяют, на ней останется изображение штемпеля. Потом на новое фото кладут копировальную бумагу, обязательно цвета штемпеля, а сверху папиросную, так, чтобы штемпель лег на нужное место фотографии. Снова по штемпелю надавливают агатовым карандашом нужное количество раз. Бумагу и копирку удаляют и все готово. Надписи удаляются или переделываются раствором уксуса и марганцовки с перекисью водорода. Иногда лучше переделать А в О, R в P, 3 в 2 (5,8,9,0), 1 в 4(7). На места удаления перед нанесением новых надписей лучше наложить яичный белок и небликующий фиксатор для художников. Закончила Хельга так.
          Лучше вам, святой отец, все это записать, выучить как «Отче наш», а потом сжечь. Что-то мне подсказывает, что наша встреча тоже была не случайной и бог хочет и вас сделать ангелом-хранителем. Начните с неважных, пустяковых документов и простеньких подписей. Вам придется тысячу, миллион раз писать  одно и тоже пока у вас не получится с легкостью писать чужими почерками. К счастью в наших школах хорошо преподают каллиграфию и многие пишут почти одинаково. Запомните самые важные признаки подделки.
           1.Части печати на фотографии и на странице, совпадают не идеально.
           2. Цветовой оттенок печати на фотографии отличается от оттенка на странице.
           3. В тексте отдельные слова или буквы написаны другим почерком, чем всё остальное.
           4. Паспорт, судя по дате выдачи выдан давно, а фотография явно новая и наклеена недавно.
         Есть и другие признаки, но их исправлять бесполезно. Опытный взгляд их всё равно заметит, как ни старайся. Оставляю вам все нужные ингредиенты. Их должно хватить надолго. Теперь зовите нашу новорожденную, будем принимать у неё экзамен.
         Два часа, они спрашивали беглянку, напоминали и поправляли, пока Хельга решила — сойдет. Затем русской пришлось учиться расписываться как немка, изображать контуженную и много чему еще. Даже как управлять унаследованной гостиницей. На это ушел весь остаток суток. Утром Хельга выложила на стол справки о контузии и о том, что «Подательница сего тотально разбомблена» вместе с пачкой таких же пустых бланков.
         Ну что ж, пора прощаться! Я благодарна судьбе встрече с вами! Вы даже не представляете, как для меня это важно! Теперь нас ждет самый важный экзамен. Женщина с детьми и спасенной девочкой-сиротой вызывает меньше подозрений, а они обязательно будут. Я подготовлю мальчиков, ведь она спасла их. Такое не забывается. Младший уже называл её мамой и рыдал, когда его забирали от неё. Старшим и девочкой займусь я. Я отправлю их отсюда, а дальше все будет зависеть от неё самой и господа бога.
          Вы сделали для меня больше! Пастор Шлаг, с которым я до войны служил, говорил, что жизненные принципы — пустые слова, если они не подкреплены делом! Сочувствие на рук палачам, если заменяет конкретную помощь! На моих глазах он совершил ПОСТУПОК. Я мечтал быть хоть немного похожим на него. Теперь я смогу это сделать!
          К счастью в пункте приема беженцев мальчики сразу бросились к русской и с криком «Мама», и повисли у неё на шее. Эсесовская форма Хельги помогла уладить все формальности. Оказалось спасенная девочка уже сирота. Идя к автобусу, Хельга глядела на русскую, с младшим мальчиком на руках, на то, как к ней прижимается старший и действительно ощущала себя ангелом-хранителем. Ей казалось, что она может осчастливить еще очень многих. Вспоминая, все, что с ней  произошло,  в этом городе, она вдруг вспомнила женщину и мужчину, у которых подводник спрашивал о своей жене. Несчастные люди, нечего им делать здесь, где все напоминает им погибших детей. Пусть уезжают в сельскую местность, там нет бомбежек. Постепенно они успокоятся, придут в себя, и хотя душевная боль никуда не уйдет, но хотя бы станет меньше, и кто знает, может быть у них будут еще дети. Я им это устрою, ангел я или не ангел?! Оставив русскую с детьми на автобусной остановке, Хельга остановила двух патрульных солдат, показала им свои документы и решительно пошла с ними в пункт приема беженцев.
        В здании городской филармонии по прежнему бурлил человеческий водоворот. По прежнему всюду на полу  были кровати и матрасы, только теперь их стало больше и проходы между ними стали уже. Увидев эсесовку и солдат, дежурный сразу заговорил.
          Конечно, конечно. Я уже докладывал. Эта Бремер вела пораженческие разговоры. В час суровых испытаний весь немецкий народ должен ….
          Короче! Где они?
          О да-да, конечно.
         Найдя взглядом нужное место, дежурный еще издали крикнул
          Господин Бремер, за вами пришли!
          Увидев эсэсовку, а за ней двух вооруженных солдат за её спиной, Бремер на мгновение замер, потом сильно побледнел, вскрикнул и, схватившись за сердце, рухнул на пол. Его соседи тут же стали хлопотать над ним, но он так и остался недвижим. Появился врач. Он попытался помочь, а потом встал с колен и отрицательно покачал головой. Инфаркт, все! Жена Бремера все это время так и продолжала сидеть, безучастно глядя прямо перед собой, что-то бормоча себе под нос. Вокруг слышались такие разговоры.
           Вот беда! Муж умер, а жена похоже сошла с ума!
           Что же с ней теперь будет?
           Отправят в какую-нибудь богадельню. Там о ней позаботится государство.
            Хельга знала, как гитлеровское государство, теперь заботится о людях, ставших балластом. Снова на душе у неё стало хуже некуда. Она подумала - Ну что, ангелочек, помогла несчастным? Не приди ты сюда эти люди были бы живы. Уходя, в дверях Хельга обернулась. Из радио звучал голос ликующего Геббельса. Вокруг койки Бремеров, образовался небольшой человеческий водоворот, но уже в пяти шагах от этого места никто не обращал на это никакого внимания. Словно ничего не произошло. Только Гитлер по прежнему пристально смотрел с портрета на стене, на этот бедлам.
            Мальчики с новой мамой и девочкой стояли на остановке автобуса, который должен был увести к поезду. Хельга отдала русской свой чемодан с гражданской одеждой и продуктами. Девочка плакала и все никак не хотела расставаться с ней. Хельга сняла с себя и одела ей на шею свои бусы.
          Возьми. Они мне очень дороги, но там куда я еду, они могут пропасть. Ты же сохранишь их для меня?
          Значит ты приедешь за мной?
          Конечно! Я же дала тебе самое дорогое для меня (после тебя конечно)!
          И мы больше никогда не расстанемся?!
          Никогда! Клянусь тебе!
           Автобус тронулся. Спасенная женщина вместе с детьми прилипли к окну, стараясь подольше видеть девушку в серой форме, стараясь навсегда запомнить её облик. Автобус обогнул площадь и скрылся за поворотом. Хельга пошла в гестапо. Сворачивая за угол, она увидела, как с другой стороны площади к автобусной остановке направляется большая группа людей с множеством вещей. Среди них были Эрика и Фрица. Значит и у них все в порядке насколько это сейчас возможно. В гестапо Курт обрадовал её.
         Твой отец был эвакуирован вместе с заводом в безопасное место. Вот этот адрес, а вот тебе направление на проезд туда, вместо городского удостоверения, что я тебе дал. Не зря же мы служим в СС. Продукты на дорогу получишь на нашем складе. Ну прощай, и удачи тебе!
         Больше Хельге нечего было делать в Эссене. В последний раз она проходила мимо городских развалин. На лицах людей теперь не было довольства, спокойствия, умиротворения. До этого война велась где-то далеко-далеко, теперь же она пришла к ним в дом. Теперь они поняли, что война — это не только парады, победные фанфары, торжественные речи и огромные трофеи. Теперь в их дома пришла СМЕРТЬ, и будет приходить когда ей захочется, а они ничем не смогут ей помешать. Теперь начиналось похмелье после пьяной эйфории.
            Поезд тронулся когда начало темнеть. Сразу после свистка паровоза раздался вой сирен. Стоя у окна вагона, Хельга видела, как в городе погас свет и только лучи прожекторов мечутся по небу.
Отпуск на родине был незабываем! Отдохнула на славу! Ладно, теперь хотя бы знаю ради чего жить дальше! Впереди Франция, вот только надо встретиться с отцом. Он писал такие письма о матери, не верю, что он нас тогда бросил. Только ему могу все рассказать, что у меня на душе! Он все поймет! Он все объяснит! Скоро я окончательно избавлюсь от этой душевной боли.
            Сойдя с поезда на захолустном полустанке, Хельга увидела, что далеко, прямо посреди леса, над деревьями поднимается густой дым. У девушки все похолодело внутри, она узнала этот дым. Она прекрасно знала отчего он появляется. Это не несколько бомб, сброшенных наугад, чтобы не возвращаться с ними на свой аэродром. Но здесь же одни леса, поля и деревни. Англичанам нечего здесь бомбить кроме …. О НЕТ! ТОЛЬКО НЕ ЭТО!! ПАПА!!!
         Постепенно  Хельга узнала, как жил её отец. Что-то ей рассказали, о чем-то она догадалась сама. На душе опять сгустилась беспросветная ночь. Хельга снова блуждала в сплошном мраке и только, словно  какие-то тени, что-шептали ей.

                (Что было дальше описано в части «Отец»).