У - Родственники

Июньское солнце поднялось с первыми грачами и пенсионерами. Самые ранние пенсионеры, опередив дворников, набросились на урны возле детсада #228 и безжалостно выковыривали оттуда пивные банки. Алкаши, припаркованные в лужах, вдоль центральной дороги, всё ещё храпели, кроме одного, который нежно потягивался. Из-за деревянного забора увенчанного колючей проволокой под напряжением тысячи вольт доносился шум и гам. Мальчик упитанной внешности с длинным, как у негра, носом и с бритоголовой башкой покидал родимое здание психодиспансера «Шизофренёнок», расположенное по адресу ул. Биполярников, 7б. Солнце жгуче освещало памятник В.В.Жириновскому, а пареньку, всего лишь, согревало мандавошек на волосатой груди. Сопровождали его два человека. Первый: мужчина в костюме Наполеона и больничных тапочках. Второй: женщина в образе Сталина (усы были свои). Они пинками проводили мальчика на лужайку для выгула собак, вручив ему два пакета с вещами. Заведующий попрощаться не вышел, так как сам заселился на место выпускника. Ворота скрипуче закрылись, придавив кому-то из сопровождавших ногу. Мальчик остался наедине с суровой реальностью, наглыми пенсионерами и со спящими алкашами. Он опустил квадратную голову, поковырялся в носу и замер.
- Приляг, отдохни, - предложил кто-то из алконавтов. Мальчик вежливо проигнорировал гостеприимного любителя спиртных напитков и остался в таком положении на три часа. Спустя эти самые три часа, перед мальчиком, чуть не сбив, остановился ржавый КамАЗ с табличкой «Gavno» на лобовухе. От машины пахло ровно так же, как гласила надпись.
- Молодой человек, вы тут придурка одного не видели? – произнёс рот хмурой физиономии за треснутым стеклом кабины. - А то я тут задержался немножко!
Один из лежачих алкашей поднял голову.
- Извините, это я не вам, - отчитался шофёр перед жертвой алкоголя. Тот кивнул.
Выпускник «Шизофринёнка» осмотрелся вокруг своей оси в поисках придурка, но огорчённо пожал мазолистыми плечами. В ответ на это из водительской двери полноценно показалось неуклюжее рыло шофёра, обросшее седой щетиной и жующее самодельные бутерброды с чем-то несъедобным.
- Я тебе, морда! - уточнил он, стукнув по ободранному рулю. Алкаш снова увлечённо задрал голову. Водитель самосвала отрицательно покрутил головой и указал на мальчика. Алкаш понятливо кивнул.
- Не узнал, шо ли? - спросил шофёр и сморкнулся, да так сильно, что поцарапал содержимым носа боковое зеркало.
- Му-а! Му-а! – запрыгал паренёк, изо был его родной брат Родип. Родип паренька братом не считал, тем более родным. Да чего там говорить, даже мать сомневалась в том, что это её сын. Итак, узнав в шофёре Родипа, паренёк вежливо полез в кабину, но шофёр оттолкнул его открывшейся дверью.
- Куда лыжи тянешь, чухан? - прорычал водитель, но дружелюбно дополнил: - Ладно, садись, дурило! Домой поедем!
- Дом! Дом! - получатель оскорблений обнял шофёра как не родного и тот ответил взаимностью. На голове повелителя грузового транспорта весьма смешно смотрелась шапка из искуственного барсука. В ней он был похож на чувашского охотника на овец.
Мальчик удобно расположился на сиденье, усыпанном аккумуляторами с распредвалами и засопел, пуская слюни на прыщавый подбородок.
- Ты шо, а? Спать шо ли? - замахнулся водила, но передумал. Спящий напоминал бедного птенца, выпавшего из гнёздышка, только вонючего и весом в сто тридцать килограмм. Половину пути он дрых, а проснулся от того, что КамАЗ мчал по железной дороге игнорируя переезд; пацан от вибраций  ударялся лицом об торпеду.
- Твою мать! - выругался барсукошапочный и еле выскользнул из-под гудящей электрички. - Шо-то задремал к херам.
КамАЗрезво, словно танк, пробирался по извилистым дорогам, оставляя после себя пыль и след от соляры. Водитель зевал и бил себя ладошкой по щекам, иногда вскрикивая от сильных ударов.
- Ну, рассказывай! - толкнул он пацана, который чуть не вылетел из кабины. В глазах мальчика проскользнула грусть, затем последовало возбуждение и страх. Он молча запил таблетку эфидрина остатками тосола в канистре и набросился на Родипа. Удары, наносимые психом, были весьма ощутимые и неприятные.
Через некоторое время в калитку "Шизофренёнка" яростно стучал кулак Родипа, а рот его также яростно кричал:
- Заберите его! Заберите этого ненормального!
В ответ на просьбу из-за забора прилетел окурок и чей-то страшный голос ответил:
- Ехай отсюдова, пока тебя не забрали! Родип выругался и про себя оскорбил сотрудников учреждения. Но владелец страшного голоса будто бы это услышал и снова добавил:
- Ехай, ехай!
Через изнурительных полчаса КамАЗ примкнул к малосемейному коттеджу размером со сгоревшую баню, где-то на окраине города. Услышав раздолбанный пердёж самосвала из калитки выползли две женщины разных возрастов в компании младенца и облезлого кота. Та, что старше имела длинный подбородок, худощавость и наличие судимости. Что помоложе - была похожа на Одри Хёпберн после новогодних праздников.
- Марты-ы-ын! – истерично затанцевала женщина помоложе. - Сыночек!
Вторая, что постарше, начисляла в стакан полусухой спирт.
- Мартышка, ёжкин-ножкин, - предложила она выпить парню, когда тот выпал из кабины, - глотни с нами за приезд!
Кот, как всегда, залаял и начал прыгать возле толпы, демонстрируя свою радость. Ему не наливали.
- Анна, - тявкнул водитель, неаккуратно спрыгнув, - да не наливай ты ему. Он и так… - потом оглянулся и шёпотом добавил: - придурок.
- Хорошо, Родя, - подмигнула та и опустошила ёмкость сама, занюхав макушкой младенца.
Родип припарковал КамАЗ и вывалил целый кузов щебня на грядки, слегка задев участок соседей. И с чувством собственной важности пошагал к своим. Жена с матерью облепили младшего, чем вызвали у Родипа ревность, зависть и злость. Его самого так даже из тюрьмы не встречали.
На соседнем участке завтракала семья Толстожопиных, состоящая из отца, сына и двух матерей. Они жарили в бочке свежепойманную свинью вместе с сорняками.
- Тоже, шо ли, празднуют? - удивился Родип.
- Нет, - ответила старшая женщина. - Просто у них, ёжкин-ножкин, диета закончилась.
- Диета, значит, закончилась... Этот хмырь мне вообще порося должен за то, что я ему тогда морду набил.
Бить морду Толстожопину Родипу не нравилось. От неё всегда отпружинивал кулак, а выражение лица жертвы ни капли не менялось. Это было так же бесполезно как кричать на себя в зеркало о том, какой ты урод.
- Хочу титю! Хочу титю! Хочу титю! - не унимался Толстожопин-младший. Но старший сразу дал ему понять, что "никакой тити не будет, потому что все тити мои, а тебе вообще через три часа идти на работу".
- Беда, - прокомментировал ситуацию Родип и махнул ладошкой главе семейства Виктору: - Привет соседям! Щебень нужен? Недорого.
В ответ Толстожопин рыгнул куриной ножкой, а одна из жён вытерла ему обрызганный подбородок. Вторая жена выливала прокисший суп в заросли иван-чая.
- Фраера самарские, - покачал барсучьей головой Родип. Толстожопин не меняя выражение лица продолжал жевать как морская свинка.
Появилась танцующая младшая женщина и пригласила в дом. Но младший изъявил желание отказаться и, прошерудив сингулярным взглядом прилегающую территорию, залаял:
- Ав!Ав!Ав!
Он звал своего любимого питомца, собаку породы боксёр по, весьма, перспективной кличке Шашлык. Женщины встали в ступор, явно что-то умалчивая.
- Да сдох он! - выложил Родип, высморкнувшись в землянику.
Анна и свекровь ахнули. Изо рта Мартына хлестнули слёзы и он загавкал пуще прежнего:
- АВ!АВ!АВ!
- Давай завязывай, придурок! - сказал Родип и слегка, даже нежно, пнул брата по заднице, опасаясь ответочки. - На войне он погиб. Героически пал, так сказать. Всё!
Мартын неоднозначно посмотрел на брата, который напрягся и отошёл на два шага назад. Затем брат с матерью, Анной и младенцем привёл Мартына на задний (если можно так выразиться) двор, где из земли торчал чей-то ржавый крест с кладбища именуемый Бармалеевым Викентием Доброжаловичем с годами жизни 1935-1997гг. К нему был прикреплён чёрно-белый снимок кавказской овчарки, вырезанный из газеты (фото боксёра при жизни не имелось). Младший накинулся на могилу и разрыл её голыми руками. Под слоем чинариков он нащупал чёрный пакет с мощами и стал вдыхать запах остатков.
- Да не ссы ты, - сказал Родип скорбящему. - Пёс полностью оправдал свою кличку.
Мать одёрнула Родипа и приказала молчать. Прощание с бывшим псом длилось около получаса. За это время Родип успел сходить в кусты "по-крупному", поговорить с кем-то по стационарному мобильнику и поругаться с Толстожопиными. В оконцовке Мартын уснул прямо в костях. Родип предложил закопать их вместе, но шутку поняли не все.

***
В домике царил уютный беспорядок. В тесном коридоре неизменно пахло гуталином и кроссовками Родипа. На кухне, в качестве ловушки для мух, висели чьи-то трусы (скорее всего тоже его). На окнах вместо занавесок сушились лягушки. Женщины сопроводили мужчин в комнаты, а сами занялись делами. Для начала они решили разобрать вещи Мартына, которые оказались переполненными пакетами с мусором из больницы. Мать не стала это всё выбрасывать - а вдруг шприцы, недоиспользованные презервативы, мужские прокладки, пакеты из-под молока и хирургические перчатки действительно пренадлежат младшему?!
- А ещё дохлые котята в картофельных очистках, ёжкин-ножкин! - добавила Анна, разгребая второй мешок.
- Звучит как название блюда, - посмеялась мать.
Пока Мартын прованивал подушку своей немытой головой, женщины накрывали на стол. Родип тоже отдыхал с дороги. Он сидел в углу комнаты и недовольно листал программу телепередач за 1998-ой год, жалуясь на одно старьё по телевизору.
- Завтрак! - заорал кто-то из баб, напугав нечаянно задремавшего Родипа.
Все расселись в сенях по своим местам, кроме толстого Мартына, который как-то умудрился заблудиться в доме. К столу его притащили Анна со свекровью. Он протестующе махал руками, чуть не задев ими всех присутствующих. Родип раздосадованно покачал головой:
- Ну мля... не родственник, а уродственник, в натуре.
Анна рассмеялась так сильно, что расплескала сухой спирт по любимой скатерти, на которой был когда-то зачат младенец, по итогу похвалив мужа за годный каламбур. Родипу эта ситуация показалась амбивалентной. Мать со словами "да ну вас" накапала желающим по чаркам домашнего пятидесятиградусного пива, пользовавшегося огромной популярностью в окрестностях сектора.
- Вкуснотища, ёжки-ножки! - в предвкушении облизала губы Аннушка.
Родип схватил рюмку, отогнал от неё мух и поднялся.
- Мама, выпьем же за сегодняшний праздничный вечер, который мы очень долго ждали. И наконец дождались.
Присутствовавшие за столом похлопали, кроме Мартына, который пускал слюни. - Теперь у нас все в сборе, - продолжил Родип, - за исключением этого… того...
Родип изобразил жестом половой акт.
Анна тут же выпила, а мать решила пропустить, выдавив мужскую слезу. Мартын пришёл в себя и уставился расширенными зрачками на брата. Тот молча сел, глядя в треснутую рюмку.
- Па-па? - прошепелявил Мартын.
- ***па! - прокартавил Родип и осушил ёмкость.
Женщины хаотично охнули. Среди семьи было воспроизведено и услышано запрещённое слово. Мартын хлопал глазами и создавал гнетущую атмосферу. Женщины переглянулись между собой. За ними повторили младенец и кот.
- Я, - сменил тему Родип, - на работу, кстати, устроился. Автобусом буду управлять. Наконец-то щебёнку перестану со стройки тырить. Заживём мы теперь. Как нормальные люди заживём.
- Ох, Родя, - погладила его по плечу Анна. - Неужели твоя мечта сбылась, ёжкин-ножкин?
- Ну получается так. Хорошего шофёра за версту видно, - скромно улыбнулся Родип.
Мать потрепала сына за руку и объявила:
- А у нас тоже хорошая новость. Нашим пивом заинтересовались, представляешь?
- Ух ты, ёжкин-ножкин! - обрадовался Родип, словно школьник, когда узнал, что урок математики отменили. - Наливай, мать! Разбогатеем же!
На этих словах с улицы донеслись странные звуки.
- Витя своих поросей выгуливает, - сказала мать. - Опять у нас всю редиску пожрут, сволочи.
Аня, словно спецназовец, ретировалась в огород, прихватив с собой нож-бабочку, когда-то подаренный поклонниками на восьмое марта. После этого с улицы был слышен поросячий визг, но недолго. Родип отпросился у матери покурить и вышел во двор.
- Па-па? - откуда ни возьмись спросилось Мартыном. Его морда была устремлена на антресоль. На антресоли лежала шутливая маска: очки с накладным носом и усами. Она принадлежала его отцу. Раньше батя часто надевал её и смешил своих родных, а иногда и Толстожопиных. Мартын каким-то образом выпросил очки и Мать послушно их отдала, как законному наследнику. Затем, пока Родип не видит, она достала для Мартына конверт, в котором хранились фотографии.
- Батька присылает, - шёпотом сказала мать. - Только брату ни слова!
Мартын сделал вид, что кивнул. Фотографий было штук пять. На первой фотке мужчина, похожий на отца, позировал в обнимку с транссексуалом, предположительно в одной из азиатских стран. На второй - тот же мужик был запечатлён в музее восковых фигур, обнимая копию Элтона Джона. Третьим снимком оказался список лекарств, состоящий из тридцати наименований.
Остальные две фотографии мать не показала, сказав, что это личное.
- Па-па? - прошипел Мартын.
Мать тяжело вздохнула и попыталась объяснить младшему причину исчезновения родственника, что тот ушёл к другому мужчине.
- Пидор ушёл к пидору! - воскликнул Родип. Обратно он возвращался при помощи Ани, так как его развезло с сигареты. Он пару раз запнулся за пол и принёс на своей шапке паутину. Анна принесла, помимо Родипа, окровавленный нож и довольную улыбку. Мартын вопросительно показал пальцем в сторону жилища Толстожопиных.
- Нет, к другому, - ответил брат. - Это другой пидор.
- И всё это произошло, пока ты был в дурке, - сказала мать.
- Ёжкин-ножкин, не в дурке, а в дурдоме, - поправила её Анна.
- Извините, в дурдоме конечно.
Родип не выдержал и перебил разговор рыданием в кулак. С виду это напоминало битбокс. Мать утешительно погладила его по плечам и велела собраться духом. Тот пообещал. Алкоголь разлился по стопкам, а затем дружно по глоткам. Обстановка наладилась и все спокойно покушали. Родип рассказал пару несмешных анекдотов и ушёл в себя. Мартын ушёл в себя ещё раньше.
Вечерело. Родип, немного подремав, вышел во двор, чтобы накачать колёса своего КАМАЗа велосипедным насосом. Там к нему подошла мать.
- Родя, - шепнула она, - я хотела тебе кое-что рассказать… Не при всех.
- Да не Анка это говно по всему дому растащила. Это я лунатил, - оправдался Родип.
- Ой, да бог с тобой, я не про то. Сегодня с утра приезжали какие-то люди. Тебя спрашивали.
- Коллекторы?
- Вряд ли коллекторы на электросамокатах ездят.
- Как выглядели?
- Один из них был лысый такой. Вальяжный. Ножик за ухом носит. По-моему кухонный.
- Шо хотели-то?
- Ничего. Сказал, что попозже ребят пришлёт. Представился, то ли лешим, то ли левшой… Не помню. Помню только, что он на петрушку нашу заглядывался. Пойду-ка проверю, кстати.
Родип занервничал, но виду не подал. Он вообще постоянно нервничал, если речь заходила о криминале. Он и гангстерские фильмы-то смотрел пьяным, чтобы не так бояться. Меланхолично забежав в дом, в одно мгновение ему показалось, что сам Толстожопин заглянул в окно полюбоваться. Родип зашторил все окна, даже те, которые были заколочены; проверил все комнаты: младенец благополучно играл с котом, женщины занимались делами, Мартын благополучно отсутствовал. Наверное опять заблудился во дворе. Родип достал с кладовки чемодан, побросал в него некоторые шмотки, в основном нестиранные, закинул ещё свёрток, предположительно с деньгами, и поставил ближе к выходу. Подуспокоившись, он покинул домишко в приподнятом настроении. На глаза ему попался младший. Он разглядывал непристойное слово из трёх букв написанное на заборе.
- Атас! Менты! - крикнул Родип ради шутки и помчался прятаться, но как назло наступил на детские грабли. Мартын рванул с места как гепард-инвалид и завис в грядках,  вспаханных под крапиву. На звук вышла мать и с особой настойчивостью загнала братьев домой.
После просмотра передачи Битва шарлатанов, семейные поужинали и не спеша готовились ко сну. Родип хорошенько продристался на ночь и лёг, о чём-то задумавшись. Анна уложила младенца к себе в ноги и улеглась сама. Мать уже давно храпела в подушку и не слышала как Родип материт кота, который обоссал его единственные рваные джинсы. Мартына уложили в ванну и он, что-то бормоча, судя по звуку, ударялся об смеситель лицом.
- Спать ! – крикнул Родип и пёрнул, стараясь свалить на спящую жену.
Посреди ночи на весь дом что-то прогремело. Родип открыл глаза, а очко сжал. Не услышав продолжения, он сомкнул очи обратно. Грохот повторился. Проснулась и Анна. Она, нащупав топор под подушкой, послала Родипа на разведку.
- А может свиньи? - предположил Родип, намекая на то, чтобы отправилась женщина.
- А может месяц без секса?
Аргумент Анны был настолько железным, что его можно было запросто сдать в металлолом. Следом за грохотом продолжились повторяющийся стук с интервалом ровно в пять секунд (Анна засекла). После этого стук перешёл в некий мелодичный рисунок точь-в-точь похожий на прелюдию и фугу до мажор Моцарта. Взволнованный Родип поднялся, перепутав тапки жены со своими, и похромал на импровизированный концерт. Ванна, где должен был спать Мартын оказалась пуста. Лишь на дне её лежало несколько зубов и коричневое пятно. Невольно пронеслись мысли о криминале. Звуки тянулись со стороны туалета. Родип направился туда, лихо подбрасывая топорик. Толчок находился в конце дома и было видно, что дверь распахнута и внутри него горит свеча.
- Может ментов вызовем? - предложил Родип Анне, когда вернулся в комнату дрожащий и бледный.
Но жена спала без задних ног и мыслей. Удары продолжались, судя по всему, по деревянным стенкам дальняка. Родип дрейфил, аж до свядения яиц, но к злачному месту всё таки вернулся. Во всяком случае за такой подвиг ему явно полагался секс, хоть и односторонний. На очке, со спущенными трусами, стоял Мартын и издевательски бил ногами постер с Жан-Клод Ван Даммом. Всё это происходило в полном молчании.
– Шо же ты делаешь, придурок? - Родип  дал брату подзатыльник, при этом уронив топор себе на ногу. Мартын, не разглядев обидчика принялся отмахиваться и несколько раз угодил кулаком по морде охотника на овец. Тот опешил. Теперь у них происходила полноценная драка в туалете. На шум возни прискакали мать с Анной и, врубив керосиновый прожектор, застали братьев в не очень ловком положении.
- Все в отца, - послышалось от шокированной матери.
- Ёжкин-ножкин! - пала в обморок Анна. Она давно не видела Родипа обнажённым. Мать её подхватила, пытаясь так же не упасть.
- Придурки буянят всякие, - сказал Родип из-под мышки брата, который, оказывается, уже спал. 

Родип, тая от стыда, схватил жертву Ван Дамма за жировые складки и с грехом пополам дотащил до ванны. Затем пошёл отсыпаться, вытерев руки об трусы.
Как только показалось солнце Родип принялся за ремонт туалета. Потрёпанный плакат он заклеил скотчем, так как тот имел невероятную семейную ценность: мать привезла его с Башкортостана в конце 80-х, когда работала проституткой и разъезжала по гостиницам. Отреставрировав бельгийца, Родип вышел покурить во двор. Сквозь пение соседского петуха рычал двигатель приближающейся тачки. Родип выплюнул сигарету в кабачки и спрятался за куст волчьей ягоды. По направлению к дому мчал ржавый жигуль на полной скорости 30 км/час. Из динамиков автотранспорта орали Отпетые мошенники, а из водительского окна торчала спящая голова. Машина не затормозив въехала в яблоню с которой попадали не только яблоки, но и скворечник с капканом внутри.
- Вот и приехали... - горестно харкнул Родип.

 Продолжение следует…