Баркас

Петр Константинович жил в большом городе на берегу судоходной реки. Работал он директором судоремонтного завода, некогда процветавшего и ни дня не простаивавшего без дела. Водный транспорт был тогда в близлежащих областях ключевым, река с ее притоками порой являлась единственной дорогой, и люди пользовались теплоходами подобно электричкам. Вырос он в деревне в семье фронтовика, вернувшегося инвалидом с войны, потому пришлось рано стать самостоятельным, и вот, отучившись в институте на судового инженера, он устроился на завод, а позже дорос и до его директора. Но и здесь судьба воткнула ему нож в спину — он очень рано овдовел. Не выдержало ее сердечко, когда она уже в зрелом возрасте родила двух мальчишек разом. И оставила она ему старшую дочь и пятерых сыновей. Дети росли без матери, лишь отчасти ее роль пришлось играть старшей сестре.

Летели годы, вихрями дрожа, как в песне Михаила Щербакова. Дети Петра росли, сам он старел, а вместе с ним старела и рушилась экономика страны. Люди стягивались в большие города, покупали машины, захламляли ими дворы и края улиц, покупали дачные дома близ городов, ездили по дорогам, срезающим излучины рек. Причалы пустовали, корабли ржавели: кто в доках, кто просто прибитые волнами к берегу. На заводе задерживали зарплату, заказов на ремонт судов не поступало, они никому не были нужны. Дочка Петра Константиновича вышла замуж за состоятельного иностранца и уехала жить за границу, теперь ее с семьей связывали лишь редкие письма, прочитываемые, по старинке, пограничной службой. Зарплату на заводе по сути получал только директор. Он не спал ночами, сидел на телефоне и выискивал по портам старые суда, предлагал услуги своего предприятия по ремонту, рекламировал своих специалистов, дабы хоть кого-то из них удержать. Желание оставить завод детям разбилось о скалу государственных реформ и экономического краха. «Вот видите, как все меняется, — говорил он за ужином детям, — раньше мы без дела не сидели. Корабли блестели, как новенькие, выходили из доков и бороздили наши реки. Шесть областей соединяли! И большие, и маленькие, в каждой мелкой деревушке причал, и магазины плавающие, и баржи груз доставляли… А сейчас – никого! Не ходите в судовую промышленность. Я вот выйду на пенсию, и завода больше не будет. Слесаря, сварщики, электрики, дизелисты — все спиваются!» Да. Петр Константинович был прав. Буквально в соседнем дворе своей жене и ребенку дизелист МихСаныч вещал нечто подобное. Теперь он думал пойти в автопарк чинить автобусы да грузовики, но там его ждала неудача: грузовики растащили частники. И централизованно их никто не ремонтировал. А автобусы закупили импортные, и теперь обслуживает их инженер из-за границы, командируемый производителем двигателей дважды в год на автопредприятие. Оставалась надежда на локомотивное депо, где еще ходили старые чешские маневровики, заполнившие всю страну и улыбающиеся красно-желтым уголком с обеих сторон. Только конкуренция туда была… Вот наливал он стаканы один за другим и опрокидывал внутрь, накапливал так смелость пойти завтра к начальнику депо переговорить, благо когда-то в одной школе учились и вместе вечерами гоняли в футбол. Даже мяч, весь исколотый и сдутый валялся где-то под диваном, на котором дизелист, измотанный и пропитый до корней волос, засыпал в объятиях жены, огрубевшей от нервной работы и недостатка ласки все больше выпивающего мужа.

У сыновей разница в возрасте была невелика. Такая уникальная жена досталась Метру Константиновичу, что рожала ему то двойню, то погодков. Одиночными родились только дочка да средний брат. И две пары близнецов. Настрогать за четыре года шестерых детей было под силу только ей. Ценой своей жизни. Дети учились на экономистов, эффективных менеджеров, ревизоров, которые только контролировали и проверяли, и только двое младших не послушали отца и пошли в технический институт. Тогда никто не знал, что пройдет еще десятка полтора лет, и именно они будут востребованы больше всех.
Город, будучи областным центром, не особо притягивал специалистов. В нем росли, как на дрожжах, торговые центры, салоны сотовой связи, какие-то странные развлекательные заведения, даже, на удивление отцу, пустили по реке какой-то прогулочный теплоход, который больше напоминал плавающий ночной клуб, гуляющий по реке. На нем непрерывно гудела музыка, если ее можно было таковой назвать, был слышен звон бокалов и крики молодежи, красовались танцующие нетрезвые парочки и иногда даже драки. Но на отцовский завод он не заходил ни на обслуживание, ни на ремонт. Однажды к подъезду дома, в котором жил директор с сыновьями, подъехала шикарная тонированная иномарка, из нее вышли двое товарищей в отглаженных пиджаках и галстуках, до блеска выбритые и коротко стриженные. Один из них открыл заднюю дверь, и оттуда вышел старичок с тростью. Они поднялись в квартиру Петра и позвонили в дверь. Один из них поднес к глазку удостоверение офицера КГБ. Пришлось открыть. Несмотря на угрожающий вид, они оказались весьма добродушными. Старичок долго разговаривал с директором, а «братки» стояли  сторонке. Разговор был долгим, но суть была проста: «продай завод». Несмотря на то, что этот завод был далеко не его собственностью, и, видимо, старик об этом знал, он предлагал ему очень большую сумму. Но директор отказывался, апеллируя к законам, к отсутствию собственности и прочим принципам и документам.
— Смотри. Мы даем тебе неделю. Нам неважно, кто собственник. Важно, чтобы, даже если даже он вдруг поднимется, ты там не появлялся и ни на какую прибыль от земли и от объектов, которые там будут находиться, не претендовал.
— Но я не могу… не имею права подписывать такие документы!
— Придется смочь. У тебя дети студенты. Им доучиться надо. А внуки-то еще не родились?
Дальше пошли по нарастающей угрозы, один из братков достал из кейса договор, молча прося подписать. Но тут на шум-гам вышел старший сын.
— Что здесь происходит? Кто эти люди?
— Слышь ты, малявка, иди куда шел, — отпихнул его один из братков
— Пап, с тобой все в порядке? Помощь какая нужна?
— Тебе неясно?
— Сейчас, минутку, — сын удалился. Из-за стены послышался телефонный разговор. Через четверть часа к дому подъехала еще одна машина. Из нее вышел такой же браток, а с ним еще двое каких-то товарищей, явно из администрации города. После того беседа затянулась надолго. Предприимчивый сын предложил некий компромисс, выпросив у братков в собственность, уже не городскую, а свою, один цех на территории завода, чтобы сложить туда остатки ценного оборудования, и несколько грузовых автомобилей. Остальное, к сожалению, спасать было бесполезно. Когда братки уехали, директор опрокинул первый в жизни стакан водки. Это был первый звонок. На следующий день автомобилями, выданными старшему брату администрацией, станки, инструменты и прочее ценное оборудование, перевезли в самый большой цех, стоящий с самого края на берегу, и ворота заперли на амбарный замок. Остальное пошло под снос.
На берегу не то тихого притока, не то старицы основной реки, стояла маленькая деревушка. С трех сторон она была окружена дремучим непроходимым сосновым лесом, а четвертой служила река. Здесь стояли рыбацкие лодки и были сколочены небольшие деревянные пирсы. Рядом стоял полуразвалившийся причал, к которому когда-то, лет двадцать назад, пять раз в день причаливал катер на подводных крыльях, а еще раз в день на три часа останавливался плавающий магазин. Здесь была старая лесопилка, некогда поставлявшая водным транспортом готовые стройматериалы в областной центр, узкоколейная железная дорога, уходящая глубоко в лес, как в Мещере и заканчивающаяся поселком о четырех дворах, где вахтовым методом работали лесорубы, небольшое депо, совмещенное с гаражом, когда-то заполненным техникой и машинами высокой проходимости. Машины и трактора растащили частники, каждый урвал себе, что мог, по совести, а лесовозные вагоны и тепловоз растащили на запчасти. Само здание разрушилось почти до фундамента и начало зарастать сосняком. Теперь сюда приезжали только на лето. Брали рыбацкую лодку или заказывали водное такси, высаживались и оставались наедине с природой. Молодежь приезжала на выходные, а старые да малые, традиционно проводили здесь все лето от звонка до звонка. Здесь не было никакой инфраструктуры, даже за электричество пришлось повоевать, чтобы его включали хотя бы на лето.

Приехали сюда как-то и наши братья. Заехали случайно: ехали на моторной лодке по реке, да спустился на реку туман. Вслепую зашла лодка не в то русло и прошла с десяток верст по нему, а там темнеть начало да дождь зарядил. Вот наткнулась лодка на старый причал, и вышли наши моряки на берег, а там и огонек в доме нашли. Жили в том доме, как в русской народной сказке старик со старухой, да внучка пятилетняя босиком по двору бегала. Они попросились в дом и долго отогревались возле теплой каменной печки, трещащей смолистыми дровами, попивая горячий травяной чай. Было время побыть наедине с собой да с природой. Было над чем задуматься. Утром в окно дома постучались яркие лучики солнца. Младший брат вышел на улицу и прошел босиком по росе вдоль старой железной дороги, прямой, как стрела. Шел он долго, слушая пение птиц, часа два, даже не заметил, как пролетело время, ему и мысли в голову не приходило, что надо возвращаться, что его ждут братья, что надо заводить лодку и ехать домой. Он не знал, что другие братья сделали то же самое – проснулись и ушли в лес погулять да посмотреть окрестности. Шел он до тех пор, пока на горизонте не замаячил какой-то движущийся объект. Летел он быстро, быстрее автомобиля. Но рельсы были пристыкованы друг к другу плохо, поэтому самодельная дрезинка, сделанная из старой технологической тележки и небольшого дизельного двигателя, далеко не везде могла развить большую скорость и, приблизившись к брату, остановилась. Здесь так было принято.
— Доброго тебе утра! Заблудился что ль? Аль новенький у нас? — поинтересовался мужик лет шестидесяти, на котором не было ни одного седого волоса, — у нас тут верст сорок ни одной деревни, ни души вокруг. Вот ездил на разведку, двадцать километров до поста старого, там ничего не осталось. А ты кто будешь?
— А мы вчера в туман попали на лодке. Случайно забрели. Вот приютил ваши завсегдатаи…
— Да если бы завсегдатаи… Мы здесь только летом! В сентябре-октябре свет отключают, жить невозможно так что тут еще недельку. Потом только на выходные на лодке. Только вот лодки не у всех есть, раньше так было, сели все разом на один теплоход да приехали. Сейчас все деньги считают, все дорого да невыгодно. Мне б дай волю – я б тут остался насовсем. Вот здесь жизнь! А там, в городе, среди кирпичей, где все под рукой, можно жить, не вставая с дивана! Да молодежь такая и растет. Раньше дочь внуков привозила. А сейчас не хотят. Раз в две-три недели только приезжают продуктов привезти, в отпуск уезжают на море, ну приедут на недельку помогут урожай собрать…
— Хорошо тут у вас. Нам, городским жителям не понять… Вода в колодце или на речке. Мыться в бане, которую надо протопить да воды натаскать, дров вовремя в печку не кинешь — утром замерзнешь, за всем следи, на все силы да время…
— Так это и есть жизнь. А у вас что в цене?
— Деньги. Плати себе за ЖКХ, и все у тебя будет. Не надо ни топором махать, ни ведра таскать…
— Ладно, садись, ехать пора. По дороге поговорим.
Приехали быстро. Для дрезинки пятнадцать верст были не расстоянием. Меньше получаса потратили. Как рассказал мужик, за рельсами они следят, потому что часто на пост приходится ездить: то на охоту, то по дрова, благо сухостоя много, а еще места грибные там и болотце небольшое с клюквой. И только одна мысль застряла в голове младшего брата: «Где она, настоящая жизнь? Если здесь — то ради чего наука, техника, цивилизация стараются? Если там, то почему люди так тянутся сюда? И что меня зацепило здесь? Почему хочется остаться? Почему где-то из глубин какой-то голос зовет меня к этой жизни, к новой для меня и старой для мира, из удобного комфортного города, где я рос, где получил образование, где, не послушавшись отца, стал не очень востребованным специалистом; где с позором работаю в школе и преподаю детям физику, в то время как мои братья успешно поднимаются по карьерной лестнице, сидя в офисах? Ведь я бы никогда не смог купить себе лодку, только с помощью братьев. А что последние пять лет нам эта цивилизация дала? Компьютеры? Цифровые технологии? Интернет в телефоне? Что? Почему по реке не ходят катера с цифровым управлением? Почему до сих пор мы не можем сюда заказать еду по сети? Почему не можем здесь, именно здесь, по электронным учебникам вести уроки с детьми, дабы на тратить помещения под склады и билиеотеки? Почему до сих пор не оборудовали чем-то современным областную больницу? И какая нынче профессия в почете да в чести? Продавец? Бухгалтер? Высокоэффективный офис-менеджер?» Мысли оборвались тогда, когда дрезина остановилась возле груды камней, бывшей когда-то зданием депо с ремцехом, на краю поляны, на которой располагалась деревня. Мужик откинул брезентовую плащ-палатку, под которой стояла торба, полная лесных ягод, а сверху лежало несколько белых грибов. Если зажарить их с картошкой, хватило бы на ужин для большой семьи.
— Вот это — еда! А то, что вы в городе привыкли есть — чушь полная. Только тратит организм все больше сил, чтобы из крови весь этот мусор вытряхнуть! Я вот в городе по поликлиникам только и шастаю! А здесь организм хоть бы раз захворал! Воздух, вода, пища… Ты-то у кого остановился?
— Да не знаю. Зашли мы в первый попавшийся дом с огоньком в окне, дождь лил, да и устали мы… Там старики живут да внучка лет пяти…
— А, понял. Надо к вам зайти что ль, отсыпать ягодок, они просили. Этот двигатель, кстати, — его конструкция. Он работал когда-то в каком-то НИИ, делал разные движки для катеров. В областном центре судоремонтный завод был, так он эти движки массово заказывал, такие для легких катеров, а еще более мощная модель была, для больших. Лошадей под сто пятьдесят. Для большого пассажирского хватало. А эти ставили на патрульные, на какие-то подсобные… Вдвое меньше старых соляры кушает. Только они охлаждаются забортной водой, а тут где ее взять. Вот взял наш Василь Палыч, да радиатор припаял, сделал, как на машине. Теперь вот по рельсам ездим.
— Василь Палыч? Это Кузедеев что ли? Который частенько на завод приезжал?
— Да, тот самый. С директором в друзьях ходил. Пока тот не перестал движки заказывать. Хотя, впрочем, не его вина. Нечего стало ремонтировать, незачем и двигатели выпускать. А ты-то сам кто да откель будешь?
— А я младший сын того самого директора. То-то смотрю, лицо знакомое мне в избе попалось. Усталые были, не поговорили даже. А он раньше часто к нам в гости заходил. Отец с ним какие-то чертежи по столу раскладывал, что-то они на калькуляторе считали, подрисовывали… Я тогда мелкий был, в школе еще учился, в началке. Все любопытно было, что они там рисуют… Так отец закрывался с ним, говорил, уйди, не мешай. Это потом рассказал мне, что это они новые двигатели ставили на наши корабли. Помню, даже цена на билеты тогда упала.
— И много детишек у вашего директора?
— Шестеро. Старшая дочь, и еще вот четыре брата у меня.
— Да, каково матери было… ей памятник при жизни надо ставить…
— Уже поставили. Посмертно. Не будем это обсуждать.
— Соболезную. А с заводом-то что нынче? Я видал, какая-то стройка там затеялась, а потом все как-то загнулось…
— А там грунт слабый. Когда к отцу пришли землю отжимать, не смог он им ничего доказать. Давили на своем, даже про сестринских детей спрашивали. Видать, в заложники взять хотели. Только не было тогда их не родились еще. Да и живут они за границей. Первым делом отец позвонил дочке, велел не появляться в России, а то, говорит, найдут да убьют за просто так. Старший брат отвоевал какой-то цех и еще выпросил у властей несколько машин, сейчас вот у брата небольшой бизнес в торговле. По магазинам на этих грузовиках ездит. Нанял водителей.
— А ты сам чем занимаешься?
— А у меня вот позорная работа. В школе преподаю. Ни одна баба дел со мной иметь не хочет. Мол, у всех бизнес, все деньги рубят, а ты с детьми в школе, бабской работой занимаешься. Только вот техническое образование только у меня да у брата-близнеца моего, остальные белоручки.
— Позорная? Это у вас нынче работой позорной считают? До чего докатились… А учился где?
— Да в нашем политехе в области.
— Ладно. Здесь наши пути расходятся. Возьми вот это ведро, Василь Палычу передай. Скажи что Кузьмича в лесу встретил.
Федор Кузьмич пошел к себе домой, а брат неспешно отправился к приютившему их домику, где его уже ждали братья, готовые к отъезду в город, да Василь Палыч Кузедеев, знакомый отца.
— Ну где тебя носит, пропащий ты наш? Уж думали, не задрал ли тебя медведь…
— Да так, по лесу гулял. А там время сами знаете, как летит. Кстати, встретил Кузьмича. Велел передать, — младший поставил на стол ведро с ягодами и грибами.
— Ладно, нам пора ехать. Благодарим вас за теплый приют. Мы вам какую-нибудь денежку должны? А то вы кормили нас…
— Ну какие вы все… Хоть здесь можно не думать о деньгах? Для города своего их оставьте. Лучше помогите чем-то другим. Вон, крышу в бане перекрыть надо, а то скоро течь начнет.
— Так сказали бы с утра! — предложил младший брат, — сделали бы что успели. А теперь-то куда? Уже ехать надо, засветло бы до города успеть. Нам еще лодку надо в гараж на зимовку поставить! Да, а чей это дом стоит с ротондой, двухэтажный? Интересная архитектура у него…
— Да жил тут у нас один генерал, урвал кусок земли, построил себе такой дворец, да потом пуля нашла его. Ладно война была бы, а тут так, разборки. Так и забыли про него. Считай, дом теперь ничей. Я вот подсуетился да выкупил этот участок за копейки. Теперь некуда его девать. Вот приезжайте да живите. Вы молоды, женитесь, детишек настрогаете…

Старшим братьям как-то стало не по себе. Они были весьма удачными и успешными профессионалами в городе, а здесь не могли помочь старикам абсолютно ничем. Дома зимуют без присмотра, перед закрытием сезона надо все отремонтировать да подготовить, а сил у Василь Палыча на все не хватит. Дочка и зять вряд ли этим займутся. Сейчас времена такие – детей старикам спихнуть да самим жить ради себя. Нет бы мужику топор взять, пилу, рубанок, вырезать, приладить, чтобы все держалось… Хотя бы просто чтобы это уметь! А они — белоручки. Всю жизнь кнопки нажимали. Теперь вот старшие братья-близнецы свадьбе готовятся. Оба. Еще на двух сестрах жениться хотят. Причем в один день. Церковь бы за такое… Но, к счастью, наши герои от нее были далеки. А младшие братья-близнецы, те самые, что своим появлением на свет мать похоронили, не находили себе места. Все хотелось им в деревню сбежать, даже работу бросить. Один в школе работал, другой что-то проектировал по договору с оборонным КБ. Голова была на месте. Не торговцы. Не менеджеры. Не программисты. Потому и в городе современном некомфортно им. И вот однажды за ужином они спросили у отца:
— Пап, а ты Василь Палыча хорошо помнишь?
— Помню, конечно. А что это ты вдруг его вспомнил? Это ж дела давно минувших дней!
— Да вот встретили его, пока на лодке катались. Заброшенную деревню нашли, туда на лето ездят, а зимой там, видать, пусто.
— О, как тесен мир! Ну и как он там? На пенсии уж должен быть. Он двигатели нам на завод поставлял. И суда ходили к нам не только на ремонт, но и на модернизацию. Кстати, когда братки у нас выкупали завод, в цеху, который оставили нам, остались три его двигателя. На консервации, работающие. Я вот думаю, может куда продать? Есть у вас желающие. Может, нужны кому?
— Ну может быть… Их не только на катера ставят, как разведка донесла.
— А куда ж его еще? Он же забортной водой охлаждается!
— Ну вот нашлись умельцы. Сам Василь Палыч и пристроил…
— Он в наше время жил в соседнем райгородке, за аэродромом. Может быть, на аэродроме двигатели пригодятся, раз их можно переделать?
— Может быть. Кстати, а теплоход водить сложно?
— Смотря какой. Лодку вон твой брат водит. А буксиром баржу толкать — это надо колоссальный опыт иметь.
— А ты умеешь водить? Хотя бы баркас, похожий на патрульный или какой-нибудь пассажирский, как ходили в Сосновку по реке?
— Такой проще. Я когда учился на инженера, мы выходили на воду за штурвалом. Да и здесь, пока не стал директором, проводили ходовые испытания катеров на новых двигателях. Тех самых, что Василь Палыч делал. Я водил, а он слушал двигатель и что-то там замерял.
— Научишь?
— Да что ты ко мне пристал? Нет у нас водного транспорта! Нет – и всё! И завода нет! Я вот до пенсии еле дотянул, а ты все маешься… Не слушал отца, получил ненужное образование, теперь вот в школе сидишь… Так потому к тебе ни одна баба не подходит! Вон старшие твои вот-вот женятся, уже заявления на брак подали, а ты так и протелепаешься всю жизнь один! Забудь о кораблях! Это позапрошлый век! Иди вон лучше на программиста выучись, может, работу более модную найдешь, более престижную.

Так и ушел младший ни с чем. А желание уехать из города в деревню только усилилось. Да и старшие братья призадумались о смысле жизни. Тоже им город тяжелым стал казаться, не по себе становилось. А тут и мрачное межсезонье настало, холода да дожди промозглые. И вот как-то шли они все впятером по набережной, забрели в какое-то захолустье, куда только бомжи заходят, да молодеешь водку попить. Там, за кронами раскидистых деревьев в небольшой бухте близ стадиона стоял старый баркас, пришвартованный полусгнившим пеньковым канатом к вековому дубу. Был швартов завязан узлом «булинь», и была в этот узел палка воткнута, чтоб не затянулся. Борта его были изготовлены из толстого металла, который, похоже, еще лет пятнадцать не возьмет никакая ржавчина, а вот фальшборта, кубрик и рубка, возвышающаяся над ним, капитально поржавели и покосились. В теплую погоду по нему явно лазали пацаны, набираясь жизненного опыта, об этом говорили надписи «здесь был Вася». И тут что-то передернуло сердце у всех пятерых. Но только самый младший осознавал, что это был за знак. Он аккуратно повис на швартове, и посудина стала приближаться к берегу. Теперь можно было на нее залезть, не промочив ног. Состояние катера было ужасным. Если внутренности можно было как-то облагородить, то дизель был разобран по винтикам на запчасти. От него остались только картер да блок цилиндров. Радовало одно – внутри было сухо, несмотря на то, что из трюма воду никто не откачивал. Дно не текло. «Вот бы сейчас сюда Василь Палыча! Заценил бы да подсказал, его двигатель подойдет на это корыто?» — Эту мысль озвучил младший брат, разгуливая по трюму. Но братья только посмеялись над ним.
— Да это корыто нереально реанимировать! Только разрезать да сдать в металлолом! Корыто – оно корыто и есть!
— А вот зря ты так! Вот представь только себе, если эта посудина будет ходить по таким вот деревням, как мы ездили! Хоть в какой-нибудь приток! Хоть раз в неделю туда. раз в неделю назад! Тогда деревни оживут, и многие из тех, кто был вынужден уехать в город, смогут вернуться!
— А это идея! Будем заказы принимать и еду возить. И еще брать за доставку. Причем брать будем не в магазинах, а со складов. Там дешевле. Мне как раз тут привели одного человечка со связями, он организует. По всем деревням проехался, заказы собрал, а потом привез!
— Ага, только кто будет причалы строить? Кто за посудиной следить? И где ее хранить?
— Мы и будем. Вложения, конечно, большие, так быстро не отобьются. Но зато доброе дело сделаем. Тут самое большое вложение — двигатель…
— Так есть же. В том самом цеху, что отжали от завода. Не дали снести! Там три дизеля стоят, я видел.
Они долго обсуждали идеи и светились от счастья, как маленькие дети. Им удалось выпытать у отца номер телефона Василь Палыча, и однажды, холодным ноябрьским утром они завели унаследованную у государства машину и поехали к нему в гости. Привезли гостинцев из областного центра и напомнили ему о встрече в деревне.
— Ну что, долг пришли отдавать? Никак не успокоитесь?
— Да нет, Василь Палыч, не долг. Есть одна идейка у нас, сделать сообщение с вашей деревней. По воде. А то сидите вы там без еды, а лодки есть не у всех. Вот помощь нужна ваша…
— Моя? Или чья-то еще?
— Нам бы сварщиков еще и механика…
— Что вы задумали? Бросьте вы эту идею. Нынче катера дорогие, если не маломерки!
— Да вот нашли. Баркас стоит в бухте близ старого стадиона, кондовый. Непробиваемый. Там кубрик местами заварить, да ваш дизель поставить на него. Там по документам сойдет как маломерка, а на деле можно людей возить.
— А дизель где я вам достану?
— На заводе остались. Только об этом молчите. Я покажу, где.
Напротив заросшей бухты каждый день появлялись грузовики. Один из дизелей прикрутили к кузову грузовика и соединили с генератором. На других подвозили инструменты и запчасти. Работа шла очень тяжело, в мороз и под снегом, на холодных ветрах, но ни братья, ни Василь Палыч, ни сварщики не сдавались. Старшие братья наводили связи, доставали материалы, вышли на начальника местного ГИМС и уговорили его подписать документы, практически не глядя. И вот весной, когда с реки сошел лед, простоявший лет пятнадцать в бухте баркас отошел от берега. Начались ходовые испытания. Братья по очереди стояли за штурвалом, Василь Палыч отслеживал работу дизеля, сварщики изучали напряжения и деформации металла, записывая в блокнот какие-то цифры. Затем еще неделю велись работы. И автогеном, и сваркой, и ключами… И снова испытания. Это был единственный катерок, рассекавший водную гладь. И вот в середине апреля, когда уже было относительно тепло, настал торжественный момент: катер был допущен к перевозке пассажиров. Братья нашли старенькую баржу и перетащили ее катером в деревню в старице, где был летний дом Василь Палыча. Тащили долго и аккуратно, их связка была практически неуправляемой, а дизель, стоявший на катере, был слабоват для буксировки тяжелых несамоходных судов. Баржу привалили к берегу и привязали тросами. На ней позже построили небольшой каркасный домик, чтобы было где укрыться от дождя.

В мае катер начал курсировать регулярно по разным деревням. У старшего поколения проливался бальзам на душу, когда к заброшенному причалу подходил катерок. За штурвалом стоял стройный капитан, одетый во все белое, и двое матросов скидывали трап. Люди заходили на борт и без проблем добирались из города до своих поселков, с которыми не было сообщения пятнадцать лет. Больше не нужно было искать лодку, кого-то просить, раскошеливаться на водное такси и гадать, приедет обратный транспорт или нет. А местные власти, видя происходящее, вдруг расщедрились и выделили средства на ремонт причалов.
«Будем работать по трое. Трое работают, двое отдыхают. Желательно чтобы каждый за сезон успевал проработать с каждым. Мы братья или где? И у штурвала всем надо стоять, чтобы научиться. Идет?» Предложение было одобрено. Два брата могли себе позволить уехать на месяц в отпуск, а трое вполне справлялись с катером и на воде, и при техобслуживании. Вот здесь и пригодилось техническое образование младших братьев, чтобы и катер поддерживать в рабочем состоянии, и старших братьев обучить. Лето пролетело быстро. Братья часто, почти каждый день, приезжали на катере в деревню. Старики, коротавшие там все лето с внуками, были очень рады: ведь всегда можно съездить в город за продуктами, а их дети могут в любой момент приехать. Два притока реки, ближайших к областному центру, теперь были обеспечены водным транспортом. А другого тут отродясь не было. К концу сезона случилась беда: Петр Константинович и Василь Палыч разбились на машине. Братья остались одни. Ждать поддержки было не от кого. Жена Василь Палыча стала болеть, уехала в город под присмотр дочери. За домом никто не следил. Крышу в бане так никто и не починил, она стала течь. Но еще с десяток дворов, в том числе и дом Федора Кузьмича, местного машиниста на дрезине, жили и процветали. Катер приходил сюда через день, но ни разу не ходил порожняком. Постоянно на нем кто-то ездил. Да, билеты и доставка не окупали ни топливо, ни ремонт катера, но вопрос денег у братьев не стоял. Главное, что окрестности города стали развиваться. Власти приняли решение не отключать электричество в деревнях круглый год, ибо не знали, когда последний человек уедет, в некоторые дома протянули связь, теперь здесь можно жить, имея удаленную работу.

Но вот сезон подошел к концу. Сначала уехали малые, им пришла пора готовиться к школе, а затем и старые начали покидать свои дома, заколачивать окна и уезжать в город. Капитан, по привычке одетый в белые брюки, рубашку и фуражку с якорем, не сходил с палубы с утра до вечера, братья работали в авральном режиме до самого закрытия навигации. Настал и тот день, когда баркас пришел в деревню в последний раз. Остались здесь только Федор Кузьмич с женой и его сестра с мужем. Они все перебрались в один дом и каждый день заготавливали дрова. Возили их дрезиной со старого поста. Погреб был переполнен едой: соленья-варенья, сушеные грибы и лесная ягода, вяленое мясо и рыба. Вчетвером на одних запасах можно было прожить полгода и даже больше.
— Ну что же, пора и вам сниматься с якоря! Завтра рано утром последний рейс, потом уже холодно будет. Мы планируем ставить катер в док и больше до весны не приедем. Так что сегодня день на сборы, а завтра уезжаем!
Кузьмич ничего не ответил. Утром, традиционно босиком по росе капитан подошел к причалу, зашел на борт и завел дизель на прогрев. До отправления по расписанию осталось полчаса. Как раз можно успеть позавтракать, а потом и поехать. Но к причалу никто не пришел. Младший брат побежал к дому Кузьмича: уж не случилось ли что?
— Федор Кузьмич! Федор Кузьмич! Выходите! Поехали! Катер ждет!
— Кто там? — из окна появилось заспанное лицо Кузьмича
— Поехали! Последний рейс уходит! Нам еще три деревни надо вывезти! Навигация закрывается! Засветло успеть надо!
— Мы не поедем. Езжайте без нас!
— Вы в своем уме? Вы ведь зимой не выберетесь отсюда!
— Мы остаемся на зимовку. Здесь. Запасов нам хватит. Да и рыбу и охоту никто не отменял.
Убеждать стариков было бесполезно. Капитан, грустный и обиженный сам на себя, вернулся на катер и собственноручно отвязал швартовые концы. До следующей весны. Вскоре грусть забылась. Катер шел на полном ходу по волнам и собирал запоздавших дачников, закрывающих сезон. Сегодня вечером катер уже стоял в доке.

«Вот это — жизнь! Не сезонная, постоянная! Я завидую Кузьмичу! Его в городе ничего не держит. А что держит меня?» Эти мысли будили по ночам всех братьев разом, как одного. Но почему-то долгое время никто в них не признавался. На катере провели профилактические работы, он был готов к зимовке, да так, что в любой момент мог просто завестись и выехать, лишь бы река не замерзла. А до ледостава оставалось еще немного времени.

Осень почти осыпалась, начались дожди. В доме Кузьмича трещала затопленная печь, он с зятем вбивал в дно реки столбы для нового причала, врубал в них бревенчатые балки и обивал досками. На столбы издалека привез, нет, не привез, а притащил волоком на дрезине, стволы лиственницы. Она не гниет, потому причал прослужит долго. И пока братья стучали ключами в дизеле катера, вспоминая наставления Василь Палыча, Кузьмич стучал топором: то обухом, то лезвием. И через три недели новый причал был готов. Он даже вырезал деревянные парные кнехты на случай, если судно будет швартоваться концами без петель. Теперь причалу осталось ждать до весны прибытия первого катера с пассажирами на борту. Темнеть стало рано, запасы горючего, отличного от дров, надо было экономить, потому в темноте особо не засиживались и не работали. Спать ложились рано. Постепенно готовились к зиме.

Однажды в сумерки, ближе к ноябрю, когда Кузьмич с семьей уже ложились спать, над рекой появились огоньки. Навигация была давно уже закрыта, даже рыбацкие лодки не высовывались в акваторию, да и не было тут никого за сорок верст, если не больше, а огоньки явно электрического света медленно приближались. Все по уставу: правый – зеленый, левый – красный, над ними топовый белый. Изредка вспыхивал прожектор, что-то шарил в темноте и снова гас. Федор заметил огни приближающегося судна случайно, выйдя на улицу по нужде. Сначала он долго не мог понять, что это за огни, разве что какие-нибудь экстренные службы решили приехать и, возможно, принудительно эвакуировать их в город. Баркас, который они привыкли видеть все лето, ходил быстрее. И пока не проявились очертания в сумерках, Федор Кузьмич и подумать не мог, что это был именно он, тот самый баркас, найденный, по сути, на помойке, сыновьями ныне покойного Петра Константиновича, директора судоремонтного завода. А сейчас уже нет ни завода, ни директора. Баркас был перегружен. На палубу были сложены стройматериалы: доски и бруски разного сечения. Поверх штабеля стояли железные бочки с горючим, а рядом с ними — третий дизель. В кубрике складом лежал различный инструмент и вещи, а также запас провизии, далеко не превышающий содержимое погреба в доме Кузьмича. Кузьмич вышел на причал. Темный силуэт с палубы кинул ему конец. Еще пять секунд, и баркас ударился бортом о бревна новенького причала, после чего дизель замолчал. «Да, вовремя я его сколотил» — подумал Кузьмич, встречая баркас. С палубы сошли пятеро братьев. Они были одеты не в белую одежду, как их привыкли видеть местные жители, а в теплую, темно-зеленого цвета, да в резиновые сапоги. Поздоровавшись с Кузьмичом, они пошли в ничейный дом с ротондой, взяв с собой какие-то деревянные ящики. Наутро здесь закипела жизнь. Дом начал оживать.

Москва, 23.10.2019