Классик даймондс. Снарк Идеальный

               
     Архетипический панагерик смысловой подгрузки подкорковой составляющей всяческого человека разумного из хом и сапиенс  саспиенсовым словотворчеством Джека Вэнса не мог не восторжествовать конечной мудростью отцов и он восторжествовал, не глядя на чушь и гиль свихнувшегося ( давно ) советского инженера из Обители зла, более известной в наших играх разума как ЖЖ, обрушив непререкаемый гнев на сдувшихся спортсменок, то находящих нордических детишков среди российских военнослужащих Костюк, то вставляющих себе в уши какие - то тойзы леди Бонни Роттен, тоже оказавшейся совсем на хер не нужной в своем Инстаграм, цензурящим еврейской мудростью гадского Цукерберга казать титьку исподтишка, в чем и есть поговористость, о чем и пойдет речь.
     - Какое ужасающее рассудок слово, - встав с грандиозного похмела через семь лет запоя, произнес академик Ломоносов, пошатываясь и икая, прихорашиваясь культяпкой перед зеркалом, недурно приспособленным неунывающим секретарем Иваном Барковым из рубчатой крышечки от консервированной буженины, выменянной на берестяные летописи старшего из Пушкиных у проезжавшего мимо Московии с посольскими старцами Васко да Гамы, - исподтишка. Так и кажется, что, - смешался Ломоносов, густо кашлянув, не найдя слов.
     - В - натуре, Михал Василич, - тут же согласился Барков, эмпирически зная особенность научного человека наливать и пить при впадении в крайнюю степень соглашательства и, наоборот, бить несогласных по зубам, особенно, если они немцы, - таится такой тишок непонятный, будто вырванный язык у Угличского набата, где - нито под Якутском, замышляет невнятное, но триумфальное, а тут - х...к !
    - Змей ? - поинтересовался Ломоносов, одобрительно урощивая жосткую гриву. - Мина ?! Баба голая ??! Говори, не молчи, - прикрикнул он на секретаря, меняющего поспешно культяпку на штангу, более подобающую хардовости олдскульного хайра академика.
    - Экие словеса непотребные, - заметил Ломоносов, не дожидаясь ответа, - надсады какие - то Берджесса или прибыток жаргона Солженицына.
    - Сопли у мертвецов сосали ! - заорал Барков и, картинно воздев руки, потряс ими.
    - А прикинь, Иван, - усаживаясь в кресла буркотел Ломоносов, доставая из - под стола картонный ящик с портвейном, - столько всего написал за свою жизнь старец праведный, а остались лишь сопли и руки воздетые.
    - Ладно хоть это осталось, - кивнул Барков вихрастой головой, скусывая пластмассовую крышку с бутылки рыбьим зубом, - от многих героев былых времен не осталось даже имен, только погремухи дикие. Ванька Косой или Петька Хромой, - захохотал секретарь, чуя разницу подвоха между Майером Лански и Горбатым, - вот выйди на улицу к людям и спроси, кто такой Лермонтов, так скажут девяносто девять из одного, что это такой город, разрушенный концертным туром Николая Баскова накануне выборов Путина навсегда.
    - Народная централизация, - выпил Ломоносов стакан, с шумом поставив его на дубовую столешницу осинового стола, - демократический принцип ускорения и частичная зажиточность в массах. Выбрал раз, а в говне уж по уши, как пел Летов.
    Между прочим, автор этой сказочки несколько лет прожил на улице генерала Зимина и до сих пор не знает, кто это и зачем. Ладно, город именовался Горьким, тута ясно все, Челкаш и Изергиль с усами, Тиберий Август и рожающая мумриков в пыли какая - то баба, столь анатомически стремная, что поклялся Ивлукич никогда не рождать детишков назло эволюции и слово свое сдержал, - пристукнул кулаком Ломоносов.
    - Странная орфография получилась, - кротко заметил Барков, задрав голову, - сначала как логическое отступление от нашего диалога, а в конце нарисовался силогизм без сдвоенности, но через тире.
    - По - русски можно и так, и эдак, - рыгнул чесночным духом Ломоносов, пророчески сомневаясь в грядущих актерах, что так сыграют роль древнего ученого, как не мыслилось и Щепкину - Палкину, а уж он под Малоярославцем спуску не давал. - Одного я не пойму, - печаловался академик, закрывая уставшие глаза бейсболкой анахронизма, - вот начни думать о вкладе русских в мировую цивилизацию, так прет такая дичь, что п...дец какой - то, словно Мединский с Тарантиной в очереди за мылом, торгуемым Фейхтврангелем в галлиполийских лавках Бальзаминовых.
   - По килу в одни руки ! - патетически вскричал Барков, развеваясь волосами по модели Радзинского. - Никакого кина без Сталина и лопаты получиться не может, тако како нет сценариев.
   - Конечно, нет, - рухнул лбом на стол Ломоносов, - какие могут быть сценарии у мудацкого режиссера, ежели он сам сценарий очень стремного фильма из цикла  " Дикая Россия " ?
   - Сибирь, Кавказ, - напевал Барков, укладывая храпящего академика на канапе от консомэ с пашотом, - ОМОН, спецназ, кони, люди, х...й на блюде, Жигули, Урал и Крым, шурум - бурум, тирим - пирим.
   Барков сел за стол и, очинив перо, принялся быстро записывать получившиеся строки, надеясь на образование воспоследствии какой Канделаки из целебной плесени Дарьяла или Кусумды, что и воплотит нетленность в железобетонность маразма самого последнего короля, сгубившего Францию навсегда.