Эго

Рабство души.

       Мы так увлечены своей персоной
       И верим в исключительность свою,
       Любуемся своей печалью скорбной,
       Не веря в боль чужую и беду.               

        Стремительна и коротка жизнь светового дня зимой, закончилась всего - лишь первая смена, а на улице уже темно, как ночью.  И на фоне света от унылых желтых фонарей весело закружились  в волшебном танце  мокрые снежинки. Рабочий люд, с хрустом утаптывая и трамбуя усталыми ногами грязный снег, прокладывал дорогу домой. Где-то в этом потоке плелся и Владимир, хотя он совсем не устал, но на душе была нестерпимая тяжесть, унынье и жуткая тоска. Это мрачные мысли тяжелым камнем давили на  его  сознание.
        Внимательно разглядывая людей, обгоняющих его, он вдруг совершенно ясно  осознал, что является абсолютно лишним,  даже чужеродным звеном в этом огромном людском  потоке. Люди, неспешно проплывающие мимо него, были погружены в мирные  праздные разговоры. Сильные и уверенные в себе, они спешили  в уютные квартиры, где их ждали родные и любимые, уверенные в силе и надежности рук своих кормильцев и защитников.
       Да, а вот о своей семье, Вова такого сказать никак не мог. Он был очень слабым, неуверенным в себе и, возможно,  даже никчемным существом, не умеющем ни накормить, ни защитить нормально. С тех самых пор, как за его спиной закрылись железные ворота  с красной звездой,  жизнь  раскололась на «до» и «после». Говорят, служба в армии преображает человека, делает его повзрослевшим и возмужавшим. Так вот, в данном случае, она раздавила его, уничтожила напрочь  уверенность в себе и способность  самостоятельно   принимать решения.
       - Ты чего, земляк? Спросить чего хочешь? – услышал вдруг Вова. Вопрос явно предназначался ему. Тут до него дошло, что, погрузившись в свои мутные размышления, он уставился на какого-то мужика.
       - Н…нет, простите, я просто…, я просто задумался! – испуганно заикаясь, ответил Вова, проклиная себя за этот позорный испуг.
       - А…, думать это правильно!  Это полезно! – усмехнувшись, ответил мужик.
       - Ну почему! Почему я так теряюсь? Мог ведь пошутить в ответ, хотя бы просто толково ответить, не показывая свою неловкость. Размазня! – как только ни обзывал себя Вова за трусость и нерешительность, но  подобная история повторялась раз за разом с угрожающим постоянством.
       На «семейном совете» постановили, что надо устраиваться на работу не в качестве рабочего-станочника, а в качестве инженера, как раз и знакомства нашлись. Мол, мать с отцом старались дать сыну высшее образование, а он, значит, хочет все это перечеркнуть, как всегда, своими необдуманными действиями. Да, после смерти папы и рождения сына, семья нуждается в деньгах, но ради дальнейшего интеллектуального роста Вовы, семья готова героически терпеть все невзгоды. И Вова смалодушничал, не возразил, не сказал своего мужского слова.
       До армии жизнь была благополучна и размерена,  все проблемы легко решались папиной зарплатой и маминым решительным управлением. А вот на службе Вова столкнулся не только с отсутствием поддержки и понимания, а скорее даже наоборот. Словно все вокруг, сговорившись, решили обрушить его оптимистические взгляды на людей на мир. Как в театрализованном шоу, перед ним развернулись во всей красе – подлость, обман, ненависть и откровенный садизм. Все те мерзости, от которых его раньше старательно уберегали родители.
       Воспитанный совсем в другой «тональности», Вова оказался совершенно беззащитен перед реалиями жизни. Учиться пришлось на ходу, учителя были из «попутчиков», поэтому «курс обучения» был предельно кратким и наспех совмещенным  с практикой. Впрочем, ничего страшного не случилось, как и все отслужил, но вера в радужные идеалы рухнула, уступив место угрюмой уверенности, что вернувшись, он «свое возьмет».
       Однако возвращение его мало обрадовало, совпав с похоронами отца. Пока он отдавал свой долг Родине, в его семье произошли кардинальные перемены. Папа умер, а он был единственным кормильцем, мама стала инвалидом, жена была еще студенткой. Но главное, появился новый член семьи – сын. В итоге, вместо сочувствия Вовку встретили новые, возможно более серьезные проблемы, и расслабиться после «суровых» армейских будней так и не пришлось.
        Навалившийся груз проблем, сдавливал слабое тело, а душу разъедала  обида за непочтительное отношение к его «измученной жизнью» персоне. То ежедневная стирка пеленок, то кросс по магазинам с их очередями…, и все это на фоне мизерной зарплатки, не вызывающей уважения даже у самого получателя. Такое электрическое напряжение, на фоне изветшавшей и ненадежной  изоляции, приводило к частым коротким замыканиям в виде скандалов. Но больше всего Вову раздражал он сам, его нерешительность и несостоятельность. Еще в армии он твердо усвоил, что его могут убить как муху, просто, без затей и всяких сложностей, а теперь к этой убежденности добавилась неспособность прокормить семью.
       - Зачем я им нужен? Толку никакого, только обуза, лишний рот…, жена перевелась на заочное отделение, вдвоем работаем, никак не заработаем. Ну, какого чёрта я живу? Ах, мои увлечения! Ах, мои  благие устремления! Все утонуло  в этой грязной бытовой луже. Я в тупике, из которого просто не выберусь уже никогда и все теперь бесполезно! – такие отчаянные мысли неслись в Вовкиной голове. Он стоял на железнодорожном мосту и смотрел вниз, где сновали поезда…
       - Да, лететь прилично, - услышал он чей-то голос за спиной. -  Если прыгнуть, так уж наверняка «с концами» и мученьям всем конец. Родных это подкосит, конечно, да уж как-нибудь выкарабкаются, не впервой им!
       Вовка накануне переругался со всеми, обида душила его запредельной злостью!  А вот пусть теперь попробуют без меня! Он оглянулся, но никого не было, ни рядом, ни поодаль. Мост был пуст…
       Вова поплелся домой, а там опять:
        –  Мы тебя ждем! Ждем, как бога! А ты где-то опять шляешься!
       А он ведь только что пожалел их, не стал прыгать и вот, пожалуйста! Но бежать обратно на мост не хотелось, дома было тепло, хоть и шумно, вкусно, хоть и с упреками, мол, даже и не заработал на этот ужин. Тут позвонили в дверь, на пороге нарисовался Серега с подарками из деревни от тещи. Как всегда, худющий и жилистый, он излучал положительную энергию, но в этот раз к его обаятельному сиянию присоединился живописный синий  фингал под глазом.
       - Это кто это тебя так? – поинтересовался Вовка.
       - Да…это ерунда на тренировке, зазевался немного и вот!
       - На какой тренировке? По футболу?
       - Не…, по каратэ, я тут в секцию записался! Отличная вещь, но иногда, бывает, и по морде дают, ха, ха!
       - Ух, ты, я тоже хочу! Еще в армии слышал, что  у нас секция открылась! А правда, что человек может доску пальцем проткнуть?
       - Вовка, тут даже не в этом дело, тренировки протекают так, что и без всяких приемов станешь железным!  Обалденные физические нагрузки, многокилометровые пробежки по бескрайним просторам области в любую погоду!
       Но в самый разгар разыгравшегося Вовкиного воображения, вмешалась его жена, высказавшись в том плане, что на всякие, там, спортивные секции  сейчас нет ни времени, ни денег. И даже стальное тело Сереги испуганно  вздрогнуло от категоричности этих слов, еще и подтвержденных довольно выразительной эмоциональной  жестикуляцией.
       - Ладно, Вован, принесу тебе перепечатку одной книжки по йоге, тоже вещь классная. Главное,  можно заниматься самому, не ходя ни в какие секции. -  На том, как говориться, и порешили.
       Время шло, были отвоеваны утренние 60 минут, пусть со «скрипом» и с напутствием «лучше бы полы помыл, чем кренделя разные выделывать». Вовкино тело постепенно становилось управляемым и гибким. Стали также появляться новые книги и перепечатки, а на вопросы об их появлении уже появился универсальный ответ - «ребята дали почитать». Кроме того, от учебы в институте оставались учебники по психологии, именно это больше всего интересовало Вовку.
       Данное природой богатое воображение, помогало в исполнении разных «психодинамических» упражнений и медитаций, иногда даже случалось  совершенно отчетливо слышать «голоса наставников». Однако в безумие Вовка впасть не боялся, резонно надеясь на багаж приобретенных ранее традиционных знаний, да многое подсказывали и друзья. Увлечение было достаточно модным  и «адептов» хватало с лихвой.
Вообще, система выстраивалась в достаточно логичную цепочку -  власть над собственным телом, посредством специальной гимнастики, затем, также при помощи упражнений – власть над своим дыханием, мыслями и волей. На практике все получалось совсем не так гладко, как хотелось. Если вы учитесь играть на музыкальном инструменте, еще не значит, что вы станете музыкантом, тем более успешным. Наверно, помимо непосредственно учебы, необходимо было присутствие и многих других факторов.
       Вовка возвращался с работы ночью, так иногда случалось даже с ним, производство требовало жертв. На одном перекрестке три особи мужского пола крутили девушке руки, приглашая приятно провести время с ними, она сопротивлялась, явно не разделяя их намерения.
       - Ой, что творится! – запричитала прохожая старушка, ускоряя шаг.
       Вовка так и не смог объяснить, что же с ним случилось, он просто смотрел какой-то боевик, где одну из ролей играл, почему-то, он сам. Там на экране он вдруг непринужденным и уверенным голосом произнес:
       - Мужики, я вижу, вам тут помощь требуется! Давайте помогу!
        Случилось неожиданное, двоих, как током откинуло от девушки, третий, самый молодой еще держался за ее руку. Вовка с экрана продолжил:
       - У меня сегодня хорошее настроение, неужели ты хочешь его испортить? Отпусти девушку и иди с миром, пока я добрый!
       И он отпустил…. Вовремя отпустил, потому, что кино уже заканчивалось, и Вовка с экрана возвращался в собственное  тело, которое не умело драться, которое все еще вздрагивало от грозных окриков и резких звуков.
       - Додзё ни рэй!
       - Рэй!
       - Сэнсэй ни рэй!
       - Рэй!
       - Отогай ни  рэй!
       - Рэй!
       - Сэйрэцу!
       Первые ряды дружно выпрыгнули из положения – «сидя на коленях» в боевую стойку и с криком провели удар перед собой. В последних рядах неуклюже топтались детишки и их папы, пришедшие «под прикрытием» заниматься каратэ. Так начиналось волшебство. Борис, сэнсэй, так солидно    (по-японски) называли учителя, был мрачноват и немногословен, но если говорил, голос его звучал будто внутри сознания, а слова прочно врезались в извилины, не имея обыкновения, как во многих других случаях, проскакивать навылет.
       За три часа тренировки отрабатывались отдельные движения, работа в парах и свободные спарринги. Останавливаться или выполнять что-либо другое было совершенно невозможно, ряды учеников стояли так плотно, что нарушение синхронности привело бы к столкновению.  Иногда казалось, что  двигается один человек.
       Заканчивалась тренировка совсем уже волшебно. Все усаживались в позу для медитации, включалась музыка мистического содержания, например, из репертуара Пинк Флойд. И пока все ученики сидели с закрытыми глазами, Борис, словами, помогал им  сосредотачивать внимание  на определенных ощущениях, которые должны были превратить их из рабов собственного эгоизма в повелителей тела и духа.
       - Страх и боль, есть порождение вашего эгоизма. Ваш Дух находится в беспросветном рабстве вашего тела, которое управляет вашей личностью, вашими поступками и желаниями.  Заставляет совершать жуткие вещи, за которые  порой и не выпросить прощения. Учитесь поднимать свое Эго, свою Личность над всем этим. Вы вовсе не живете в этом мире, вы сами являетесь неотъемлемой частью его. Если вам кажется, что мир к вам несправедлив, значит, вы что-то не так делаете, ибо нельзя быть несправедливым к самому себе. Любите мир и людей, как вы любите себя, только помните, что любить, не значит быть рабом!
       Потом музыка менялась на более жизнеутверждающую, обычно это был «Полет кондора» и усталость от напряжения плавно сменялась подъемом всех жизненных сил, да так, что можно было заниматься еще часа три. Вовка чувствовал себя, как тогда, на перекрестке, будто он сторонний наблюдатель. Он начал переоценивать свою жизнь и отношение к людям и вдруг осознал, что на хрупкие плечи его родных навалились несравненно более сложные испытания, чем армейские порядки и дедовщина.
       Папа до последнего вздоха содержал его семью, мама стала инвалидом, спасая его будущего ребенка, жена перевелась на заочное отделение, кто-то должен был зарабатывать. Его семья ждала его возвращения, оставшись без опоры в жизни и без средств, но дождалась лишь жалкое, постоянно ноющее о тяжкой судьбе, существо. Настала пора, что-то менять в этой жизни.

Мужики-то знают.

       - А этого куда?
       - Этого с собой берёте.
       - Да,  нафиг нам этот ботаник нужен, в нашей бригаде только ботанов еще не хватало, и так шапито сплошное, понабрали с заводов! Своих – то клоунов хватает!
       - А я сказал, его с собой берёте! Пусть будет ботан, введешь его в курс дела, научишь и…. Давай дуй на перегон, время поджимает!
       Бригадир на ходу недовольно буркнул в Вовкину сторону:
       - Ноги в руки, за мной… и быстрее, давай!
       Расписались в журнале, подошли к кладовой, там стояло еще восемь человек.
       - Тебя как звать? – спросил плотный бритый наголо мужик, внимательно сверля  Вовку глазами.
       - Вова…
       - Из Могилева! – заржал, встревая в разговор белобрысый паренек.
       - Э! Хорош базарить, инструменты взяли и пошли! – оборвал наше знакомство бригадир, - Марк, ты этого…как тебя, Вова? Вот, Вову с собой берешь, домкрат потащите.
       Подтащили инструменты к железнодорожному полотну, погрузили на тележку и поехали. Впереди шел бригадир, сзади Марк, в руках у них были сигнальные флажки. Когда вдали появлялся поезд, они давали команду остальным и те должны были, как можно быстрее, разгрузить и снять   тележку. Потом, когда поезд уже проехал, тележку снова ставили на рельсы и нагружали инструментом, пока прошли полтора километра, несколько раз так делали.
       В намеченных местах останавливались, разгружались, затем бригадир проводил измерения, командовал, где копать ямки под домкраты, которыми приподнимали рельс и в образовавшуюся пустоту ломами заталкивали щебень. Вова сбился со счета, кажется, таких мест было больше десятка на протяжении километров пяти. Так прошел его первый рабочий день на железной дороге.
       Были и другие виды работ, более трудоемкие и менее приятные, но так же связанные с прогулкой по природе и перевозкой лопат, ломов, домкратов и многих других тяжелых предметов. Иногда уходили далеко, тогда брали сумки с едой, принесенной из дома, и обедали на траве, снегу, если повезет, так на поваленном дереве.  Зимой обычно разводили костер, такая вот, романтика. Вовка немного загрустил, сомненья его - таки терзали, может зря он такой уж резкий поворот в жизни сделал, сидел бы сейчас в лаборатории, да журнальчики листал и на кнопочки нажимал.
       Но когда получил талончик, где были показаны результаты его труда, оцененные в рублевом эквиваленте, он надолго завис, тупо сверля глазами листок.
       - Что маловато? – спросил бригадир, - Ну, это ты первый месяц все-таки!
       - Да нет…, нормально…Я просто не думал, что  так!-  ответил Вовка слегка охрипшим голосом.  Он, конечно, ожидал, что заработает больше, чем на заводе. За что, собственно, и боролся. Но такого он никак не ожидал, там была указана сумма раз в пять большая, даже с учетом обещанной прибавки. Сразу все неудобства показались пустяшными,  и отсутствие воды,  даже для умывания, и кочевой образ жизни, и обеды на природе, и осадки с ветром и без.
       Нехитрая работа – копнул лопатой, наполнив до краев, и лихо отправил   ее содержимое в пространство за своей спиной. Без разворота, не глядя и  не переступая, под счет, чтобы она, работа, быстрее и бодрее делалась:
       - Ити, ни, сан. Раз, два, три!
       Вован, так его теперь звали, повысив на одно звание, по сравнению с Ботаном, чувствовал себя, как на тренировке по каратэ. Он очень старался вызвать у себя любовь к этому новому занятию, сосредотачивая внимание  на эстетике копки, мол, какие ровные края, какие  четкие движения!
       К его удивлению, коллеги делали все это быстрее и аккуратнее. Даже без каратэ и медитативных  практик.  Люди здесь работали совершенно разные, но их всех объединяло одно, тут было их вынужденное, а порой получалось, что и последнее  прибежище, как «Ноев ковчег»! Были и работяги, бежавшие с разорившихся заводов, были и освободившиеся заключенные, пожелавшие попробовать себя на мирном поприще, еще были бывшие спортсмены и бывшие военные, «списанные на берег», были и просто алкаши, выгнанные откуда-нибудь, в общем, каждой твари по паре. Так что, было чему  Вовке удивляться, а вот, каратэ показывать было некому, кто-то уже владел этими навыками, а кто-то и так мог «впечатать».
        Никогда не кладите деньги в задний карман брюк, лучше их сразу кому-нибудь отдайте, а этот паренек, видно, не знал, а может опыта маловато, а может пивка многовато. Задремал, горемыка, и не заметил, как уставшая от подвигов, бригада подсела рядышком, а тут ему выходить…. А из заднего кармана, эх,  денежка торчит, симпатичная такая и с привлекательнейшим  достоинством. Ну, так и  просится на свободу! Сделал он, вставая, неловкое движение, она прыг на сиденье, а ему на это «фиолетово».
       - Эй, парень! Деньги так все растеряешь! – Вован протянул ему пропажу.
       - А, спасибо! – беспечно ответил паренек, зевая и улыбаясь.
       Несколько пар глаз угрюмо уставились на Вована, недоверчиво и очень внимательно изучая его.
       - Ты кто хоть есть, Вован? Что ты за человек, тут голимый пузырь просился навзрыд, как потерпевший!  Ты это прикололся так, да? -  величайшее недоумение охватило  всю бригаду.
       - А как же крест на шее? Это же грех! Да и ко всему, чужие вещи опасно брать, неизвестно, что там за энергетика на них! – Вован попытался придать своему поступку логическое обоснование, хотя и понимал, что здесь совсем уж другие манеры в приоритете.
       - Да мы бы их пропили в раз, и вся эта вредность спиртом очистилась!   
       Да уж, действительно потрясающая логика!
       С тех пор к Вовану стали внимательно присматриваться, то ли он лошара конченный, то ли шифруется, гнида, выпячивая свое показное благородство. Как раз последнее здесь особенно уж не в почете было. Вот так, назвавшись единожды, теперь до последнего выдоха, ты просто обязан доказывать всем, каков ты есть. Говорят, первые десять лет тяжело, потом привыкаешь. Точно! Только лет через десять Вован мог бросить свой «лопатник» открытым на лавочке в раздевалке и уйти. Его бы догнали и аккуратно вручили ему в руки нетронутый кошель. И не потому, что Вовка крутой каратист, а потому, что  он никогда не позволял себе брать чужие вещи, и если кто-нибудь, пусть даже по - пьяни что-либо забывал или терял, он всегда готов был помочь.
       И многое, что Вова знал о людях, оказалось совершенно  ошибочным. Почти все, кого он считал конченой пьянью и малоприятными субъектами,  превосходили, и Ботана, и Вована по своим деловым и волевым качествам.  Они же с самого детства привыкли полагаться на собственные силы и много работать. А он, опустошенный и безумно уставший, вернувшись с работы и отужинав, оставался на кухне  смотреть телевизор. Едва разбирая, что там ему вещают, сквозь навалившийся сон неизменно слышал:
       - Вова, ты до утра тут намерен валяться  или по-человечески в кровать ляжешь?
        Хотел, как говорится культурно отдохнуть, а тут уже и спать пора пришла, вставать-то рано надо - в пять, а то и в четыре утра. Бегом на работу! И снова электричка, инструменты, «Ити, ни, сан, ити, ни, сан» и руки до самой земли. Умылся, переоделся и домой. Поел, уснул, проснулся. Вот и весь театр! Но уж мужики-то знают, как бороться с этой печалью, для начала надо граммов двести эликсира бодрости влить в организм, и вот жизнь становится уже оранжевой, а не беспросветно серой, потом в обед, его надо еще добавить чуток. А уж после работы улучшать и улучшать состояние! Однако, многие  ухитрялись еще и калымить или работать на второй работе или на своих плантациях пахать. Это сколько же надо выпить! Но расценки тоже были всем известны, система наказаний была жестокой, за любой проступок лишали премии, а что оставалось, было, как на заводе. Но уж коли такой расклад самим выходил,  детям своим желали иной жизни. Один коллега своего сына, старшеклассника привел на лето подработать, тот потом быстро в институт поступил, убедившись, какая замечательная перспектива  светит ему в противном случае.
       Владимир Николаевич нередко вспоминал всех обитателей  «Ковчега» самыми теплыми чувствами. Ведь какими бы они ни были, безжалостно и безрассудно, сжигая свои жизни, они еще и являлись наглядным пособием по скитанию в лабиринтах бытия. Тем самым даже и спасали его, Вовкину жизнь!  Он тоже надеялся оказать свое, хотя бы малое влияние на их судьбы. В этой среде, неуютной и жесткой все давно уже  привыкли с равнодушным пониманием воспринимать разницу в жизненных позициях, насмотревшись вдоволь всего. И кем бы ты ни был, здесь ты был в одной упряжке со всеми, одними вожжами погоняемый и одним извозчиком.  И, так или иначе, здесь все верили в Бога, хотя надеялись всегда исключительно на себя. За любой «косяк» здесь приходила скорая и неотвратимая расплата, но это никогда и никого не останавливало. А за любой запьянцовской рожей, мог прятаться просто потерявшийся в жизни, но вполне достойный человек. Такой вот  сплошной дуализм присутствовал в той жизни.
         Бригадирша «Петровна» казалась довольно странной, неопределенного возраста, грубоватой женщиной. Она очень напоминала суровую активистку из какого-нибудь фильма про коммунистические времена, в платке, кожанке и сапогах, ей не хватало только маузера на ремне. Лихая и твердая, как скала, строгая «командирша»!
       - Вера Петровна, пойдемте на обед. Время без десяти минут, а до сумок километра полтора, как раз ко времени подойдем.
       - Когда будет обед, тогда и пойдем, а в рабочее время надо работать!
       Ну, что же, все правильно, как раз дело доделаем и пойдем. Зато уж под крышей в тепле посидим. Пришли, расселись, термоса раскупорили, и давай хомячить. Поели, попили, закурили, кто-то задремал, а кто-то уже и в карты начал  рубиться. Тут Петровна и говорит:
       - Обед закончился, пошли на работу!
       - Так это…, до конца обеда еще десять минут!
       - Так нам еще полтора километра переться, встали и пошли, как раз ко времени подойдем! Тут вам не там… работнички!
       Спорить никто не стал, за пререкание с начальником наказывали очень сурово, это вообще могли расценить как саботаж и терроризм.
       - Вот дура! Коммунистка шизонутая! – подумал Вован.
       И опять он ошибся! Вера Петровна тут еще девчонкой работала, семьей обзавелась, все было, как у людей. Только потом так уж случилось, что муж умер, а сына убили. Осталась она одна и все, что было в ее жизни это работа. Дом и хозяйство ей и нафиг не нужны были, да и страшно было оставаться в доме, боялась повеситься, даже в отпуск приходила на работу, мол, чего там, дома-то делать. Только на работе и была она уважаемым, нужным для всех, человеком. А к вязанию, вышиванию и чтению интересных книг она как-то не приобщилась, не успела!  Умела только вкалывать, не ведая других занятий.
        И у каждого здесь был свой резон «прогибаться», своя печаль, сюда приведшая. Кто-то стремился «наверх», кто-то, прагматично оценивая свои способности, оставался «внизу», где спокойнее.  Здесь люди вовсе не были хорошими или плохими, они были ровно такими, какими от них требовала реальность, которая тут всех причесала. Что «наверху», что «внизу» система была одинаково жестока и бескомпромиссна, но цена была тем выше, чем выше была должность. Здесь родилось понятие «жесть», как характеристика жизни и в ходу были грубые слова, как ее точное отображение. И люди вовсе тут не ругались матом, здесь на нем  мирно разговаривали, выражая с его помощью  восторг и недовольство. Впрочем, понятие «здесь» простиралось и за просторы железнодорожного полотна, на всю страну, так жили и живут все, кто не сумел  или не захотел вписаться в современные технологии торгово-финансовых отношений  и  высокую культуру.

        А дорога, упершись в небо,
       Гнула потные спины к земле,
       Эту жизнь, пронзая железом,
       Страшным стоном, воя во тьме.

       На протяжении всего маршрута, постепенно эволюционируя от Вовки, Ботана и Вована к Владимиру Николаевичу, он постигал науку жизни, часто недоумевая, как он не провалился и не сгинул раньше. А слушая рассказы бывших зеков про их жизненные коллизии, он приходил к выводу, что Бог просто на руках пронес его над пропастью, а он, беспечный, и не осознал этого сразу. Только вот, теперь мурашки по телу…от одних воспоминаний.  Ну, а как же йога и каратэ? Неужели все это так и осталось праздным, вовсе невостребованным увлечением Вовиного интеллигентского прошлого? А вот и нет! Просто теперь все это нашло свое реальное, так сказать, практическое применение.
       Ох, уж этот ремонт дороги, отмененные  электрички и расстроенные чьи-то планы. Рушились и Вовкины планы! Все же было правильно рассчитано, он точно успевал, он уже одной ногой был в «дамках» и упустить такой шанс было совершенно непростительно! Но злая судьба глумилась над ним, как раз именно эту электричку и отменили, а следующая только через час. Это все, это крах! Небольшая подработка, с таким трудом налаженная, летела в пропасть, летела навсегда. А он, наивный все равно бежал, надеясь на Бога, на мистическую высшую справедливость, сам не зная, даже  на что!
       - Не смеши, Вовка! Ты что, придурок? Разбежался, ха, ха, электричка-то  «в отмене», а ты стометровку сдаешь! Забудь о своей подработке, не судьба!
       Ребята просто ржали, глядя на его безнадежную попытку догнать то, чего вовсе уже и не было.
       - Не по-христиански это, над чужой бедой смеяться!
       - Да ладно, не обижайся! Жалко на тебя смотреть, глядишь, «Кондратий хватит»! Ну, смирись, не «фартовый» ты!
       Но тут подъехала электричка…. И, какая разница, была ли это другая, но запоздавшая, или «отмену» отменили, но факт резал всем глаза и будоражил сознание! И мужики, молча садясь в электричку, улыбались и направляли большой палец вверх.
       А то, как-то в дежурке ехали, Вовка задремал и блаженно покачивался в такт  движению колес. Васек решил подшутить над ним, выдохнув ему в лицо плотную струю табачного дыма. Вот он расчихался бы! Но Вова, не открывая глаз и не меняя своего положения, резко выбросил кулак по направлению к Васиному носу. Остановил его буквально в двух сантиметрах от цели, еще чуток и был бы верный повод для потасовки. И никакой мистики, все было бы, как обычно, но именно этого, как раз, и не случилось! Вася застыл, слегка  обескураженный и больше уже не предпринимал попыток шутить подобным образом.
       Да, подобные вещи иногда получались, но лишь тогда, когда это было очень необходимо. Как будто кто-то из взрослых, более мудрых, решал, что сегодня позволить  ребенку, а что нет. Потом у Вовки сильно болела голова. Кстати, случалось и так, что, несмотря на огромное напряжение всех, так называемых,  экстраординарных сил, ничегошеньки так и не получалось, зато оказывалось потом, что это и был наилучший вариант развития событий. Да и вообще Вовка теперь уже не склонен был приписывать все потусторонним силам. Ведь в процессе ремонта дороги, постоянно происходили какие-нибудь нестыковки, а Василий так мечтал напакостить Вовке, что глупо было бы рассчитывать, что вскоре он не воспользуется удобной ситуацией. К тому же, в кульминационный момент, в машине воцарилась подозрительная тишина, как перед началом концерта.
       Да все мужики уж точно знают, Бог есть. Только, вот, чудо, также как и всякое мастерство в жизни, оплачено  дорогой ценой многих лет поражений и неудач, кропотливой и трудной учебой. Все, как в школе! Есть отличники, хорошисты, троечники и «трудновоспитуемые». Окончив школу, они все непременно уйдут, уйдут далеко и навсегда. Вот, и Владимир Николаевич, поднявшись над пропастью грехов своих, осознал единство этого мира, весь негатив которого, существует лишь внутри самого человека. И задача состоит в преодолении всех заблуждений. Ты часть этого мира и его качество зависит от твоих индивидуальных качеств. Правильно ответив на вопросы в билете, Владимир Николаевич успешно сдал экзамен и тоже ушел. В жизни каждому достается свой экзаменационный билет, на который ему надо правильно ответить. И никому не дано предугадать вопросы, поставленные в нем, да и списать не у кого, и если мы живы, значит, экзамен еще не сдан и оценка не выставлена. Надо работать!