Гастроном. Ностальгическое

Зиме Виталий не прощал многое: нечищеные дороги, обледеневшие ступени магазинов, лопату в багажнике. В первый зимний месяц его не покидало чувство великого обмана, новогодние огни, праздничные распродажи, вся эта вымученная суета лишь злила.

Автомобили, передвигающиеся пунктиром: рывок, остановка, опять десяток метров в цепочке таких же несчастных за забором высоких сугробов и под обстрелом разноцветных бликов. Виталий так и не нашел места для парковки, пришлось ехать к дому мамы, благо жила она в старом районе. По дороге заехал в гастроном, магазин его детства. Он мало изменился, все тот же желтый фасад старинного двухэтажного здания, все те же каменные ступени, вот только на вывеске появился щегольской твердый знак. Сколько же стаканчиков мороженого здесь куплено, сколько плиток шоколада, от больших с букетами на обертке до батончиков «Белочка» с крупными кусочками фундука. Родительский дом, в котором сейчас живет одинокая мама - через двор, поэтому они часто заглядывали сюда с приятелями. Лакомства, продаваемые здесь, манили куда сильнее школьных завтраков.

Он потянул за ручку, когда зазвонил телефон. Тугая пружина, прикрепленная к двери, с силой сжалась, и Виталий не удержался на ногах. Он пришел в себя от голосов, которые отскакивали от кафельного пола упругими шариками.

- Зашибли, вызывайте скорую…

- Ты как?

- Предупреждала ведь, тугая пружина.

Кто-то тормошил его, пытался оторвать от холодного пола. Виталий поднялся, в ушах шумело, стены устроили чехарду.

- Садись сюда, - ему услужливо подставили стул.

Виталий махнул рукой и, пошатываясь, вышел из магазина. Метель студила лицо, в голове становилось яснее. Виталий побрел через двор к заветному дому. Странное непонятное ощущение проступило сквозь боль от удара. Двор не чистили, ноги Виталия утопали в сугробах. Дверь маминого подъезда распахнута настежь. Он вбежал на третий этаж и надавил на кнопку звонка.

Послышались шаркающие шаги, и дверь открыла…бабушка.

- Наконец-то, постреленок, посмотри на себя – весь в снегу. Отряхивайся у порога, мне некогда, я пеку.

Из квартиры, и правда, доносились умопомрачительные запахи выпечки.

- Но как… - Виталий осекся, не говорить же бабушке, что ее похоронили двадцать лет назад?

Из зеркала напротив двери на него смотрел мальчишка в драповом пальто, кроличьей шапке и валенках.

- Что за…
- Сынок, - выглянула из зала молодая мама. Она и сейчас называет гостиную залом, привычка. – Сынок, а мы с папой елку наряжаем.

- С папой?

- Ну ты же гуляешь, переодевайся и давай с нами.

Перед глазами Виталия возникла картина хмурого осеннего дня, когда уставший врач вышел из палаты, где лежал отец и буднично произнес: «Я сожалею». С того дня прошло уже семь лет, но Виталий помнил этот миг до мельчайших деталей, помнил, как посерело лицо мамы, как хлопнула дверь в конце коридора и медсестра повезла тележку с препаратами, помнил запах хлорки и огромную пальму в закутке.

- Виталька, сынок, давай скорее, а то звезду без тебя повешу.

Папа, молодой, здоровый, на щербатой «бабушкиной» табуретке. Новый диван, черно-белый «Рекорд», прикрытый вышитой салфеткой, сервант. Они купят стенку, производства ГДР, когда он будет учиться в девятом классе.

- Ты не заболел? – выплыла бабушка из кухни в окружении аппетитных паров. – Пойдем-ка, я тебя сначала покормлю. Суп будешь?

Он послушно пошел за ней, сел на место у окна, он всегда здесь сидел.

- А руки? Ты вымыл руки?

Ванная комната, выкрашенная темно-зеленой краской. Виталий сунул горящее лицо под ледяную воду, кожу защипало. Это не может быть сном, он все видит, чувствует.

- Ой, - раздалось из кухни, - а хлеб-то кончился. Виталик, сбегай в гастроном, купи буханку черного за четырнадцать копеек и пшеничный за восемнадцать.

- Хорошо, ба, - Виталий одевался, стараясь унести как можно больше подробностей. То, как бабушка смешно морщит лоб и потирает переносицу, и от этого ее нос перепачкан мукой, то, как заливисто смеется мама, какими глазами смотрит на нее отец.

- Поторопись, Виталька, - говорит он, захлопывая за ним дверь. И Виталий медленно спускается по лестнице мимо санок Кольки со второго этажа, мимо квартиры Воробьевых, в которой всегда кричат и бьют посуду. Проходит по двору, цепляя валенком примерзшую консервную банку. Доходит до гастронома и тянет на себя тяжелую дверь…

- Мужчина, вам помочь? – доносится, словно через пелену.

- Что?

- Вы минут десять стоите у витрины с кондитеркой, вот и спрашиваю, - обиделась продавщица.

- Ах, да, мне коробку конфет, шоколад.

- Наличкой или карточкой?

Мир распался на движущиеся детали большого конструктора. Куда-то спешили машины, сверкала иллюминация, казалось, его затянуло внутрь игрушки "Калейдоскоп" – картонной трубки с разноцветными стеклышками…