Настоящее кино

Ева как всегда проснулась рано и, наскоро умывшись, поспешила на улицу. Ещё не жаркое утреннее солнышко встретило её ласковым светом. Росные капельки весело перемигивались на траве-мураве.В дальнем углу двора, где отец выкопал небольшой прудик, плескались утки и тут же, в грязи, прищурив белёсыми ресницами глаза, сонно похрюкивала свинья с поросятами.

Мама готовилась к стирке белья. Она осторожно доливала горячую воду из чугуна в лохань со щёлоком. По двору растекался лёгкий пар с привкусом бани и только что залитых кипятком углей. 
– И чего ты подхватилась в такую рань? Спала бы ещё, – ласково глянула она на дочь.
– Что ты! Сегодня же настоящее кино привезут в деревню, а у моей ляльки вся одёжа грязная.
Ева  наклонилась и достала из-под лавки испещрённую мелкими трещинами деревянную миску с неровными отломанными краями. Ещё весной она выпросила её у бабы Евди, и с тех пор эта посудина  была то столиком, то зыбкой, то ночёвкой.
Вот и сейчас, вытряхнув из неё засохшие травяные калачики, Ева попросила:
– Мам, налей щёлока в моё корытце.
– Так уж и щёлока, мала ещё, а вот водички тёплой лину.
 Мать взяла миску, зачерпнула из кадки дождевой воды и плеснула в неё кипятка. «Ох, доченька, сколько же стирок  ещё будет на твоём бабьем веку!», – вздохнула она. 

Из загона послышалось бряцание уздечки, тихое ржание коня и спокойный голос отца:
– Ну-ну,  Рыжко, не торопись, всех дел не переделаешь. И не мотай головой,  не ровен час и надорваться можно. При царе спину гнули и при советской власти отдохнуть некогда. А работу всю не переделаешь, так-то…. Вот сейчас мимо Матруны пойдём, обязательно задание даст.
Мама дождалась, когда отец выведет коня во двор и со смешком добавила:
– А як же, Федя, от меня не отвертишься, всю ноченьку не спала да всё думала, чем тебя с утра занять. 
Отец почесал затылок и, подмигнув дочери, улыбнулся:
– А я всю ноченьку дивился , вроде ты не спишь, а мышку на голове у себя не стряхиваешь.
– Мышку?! – на мгновение в глазах мамы метнулся испуг, что-что, а мышей и чертей она боялась пуще всего на свете. Но взглянув на хитрое лицо  отца, она тут же стала развязывать фартук. – Ага…. Значит мышку?
– Всё, всё Мотя! – спрятался он за круп коня,  – Не надо  парузами, пошутил я!
– Вот то-то же! Надумал чем стращать… мышкой! – она озорно глянула на него и рассмеялась. – Да ладно уж, не убегай.

Как же любила Ева смотреть на родителей, когда они вот так весело подтрунивали друг над другом. В их синих глазах начинали играть смешинки-искорки, а в словах чувствовалась неприкрытая теплота и нежность.
 – А всё ж, Федя, придётся тебе пораньше с деляны вернуться, надо свезти  на Ману бельё прополоскать.
– Свезти, так свезти. Может всё-таки из колодца воды наносить, быстрее будет, а то до речки почитай две версты, да обратно столько же.
– Что ж ты надрываться будешь! Вон сколько белья, да и половики пряником (вальком) надо хорошо прохлопать. Ничего, успеем до вечера обернуться.
– Ага, значит, решилась в кино пойти?
 – А что, и пойду, – как-то неуверенно протянула мама.
Ева подскочила от радости:
– Тата, вы тоже в кино пойдёте? А меня, а нас с Митей возьмёте?
– Так от вас разве отцепишься? – улыбнулся он,  запрягая Рыжка в телегу,– все вместе и пойдём.
Отец уехал в поле, а Еве стало уже не до стирки. Наскоро прополоскав кукольные тряпочки, она побежала делиться новостью с подружками.


Вечером на просмотр фильма собралась почти вся деревня. Взрослые чинно расселись на лавки, табуретки, чурки. Молодёжь теснилась вдоль стен, а ребятня заняла место на полу. Взгляды всех были прикованы к белой простыне на стене. Киномеханик, молодой худощавый парень снисходительно улыбался, прислушиваясь к перешёптыванию зрителей.
 Ева с Ольгой сидела на полу в первых рядах и безотрывно смотрела на стенку, сердечко её замирало: когда же, когда начнётся кино?

Но вот затарахтел движок и на простыне появились люди, живые люди! Они скакали на лошадях, что-то кричали, стреляли и, казалось, что вот-вот окажутся здесь, в этой душной избёнке на краю деревни. Вздох изумления повис в воздухе…
– Федя, никак это черти по стене прыгают? – услышала Ева испуганный голос матери.
– Не выдумывай, Матруна, артисты это! Да отлепи ж ты руки с глаз.
– Ой, страшно, Федя, может, домой пойдём….
– Тише, не мешай людям смотреть, – недовольно буркнул отец.
Мама ненадолго замолчала, потом обиженно проговорила:
– Ну и ладно,  ты как хочешь, а я пойду, грешить не буду!
Слышно было как она тихо встала с табуретки и стала пробираться к выходу. Ева оглянулась: вместе с мамой из хаты выскользнули ещё две женщины.


Дома Матрёну встретила баба Евдя.
– Чего ж ты так скоро да одна? Ай, случилось что?
– Ох, согрешила я! Коли знала бы,  что в этом кино чертей показывать будут, сроду не пошла! Это  подумать, по стене будто люди   прыгают!
– Бог с тобой! – перекрестилась бабушка. – От нечистого всё, от нечистого!
– Вот-вот, и я про то же!
– А Фёдор, Фёдор чего там остался?
– Ему что, посмеивается, мол, артисты это. «Смотри, – говорит, – белые от красных утекают!». И те и другие хороши!  Помнишь, красные у нас в гражданскую войну под поветью ночевали? Так один поутру сунул подушку под задницу и ускакал.

Бабушка изменилась в лице, в глазах мелькнул недобрый огонёк.
– Чтоб ему скулья в то место!  Подушка-то была новая, пуховая….
– А белые? Степана нашего чуть не расстреляли!
– И не вспоминай, Мотря! Если бы не офицер,  что на постое у нас стоял, горюшко было бы горькое...
Баба Евдя  замолчала. Вспомнила  она, как выла и металась по хате, когда соседка принесла весть, что её сына обвинили в воровстве и собираются расстрелять. А тут офицер на обед пришёл. «Что случилось?» – спрашивает. Кое-как сквозь причитания и слёзы объяснила она, что Степан  хоть и бедный, и детей полна хата, но чужого сроду не брал и никогда не возьмёт.
Выслушал её постоялец, пообещал разобраться и ушёл. К вечеру Степана освободили, не подтвердилась его вина. Сказывали потом люди, что Клим сам своё богатство в подполе к половицам прибил, боялся, что красные отберут, а на всякий случай слух пустил, что обворовали. Не подумал, дурья голова, что враньё для кого-то бедой может обернуться.

– О-хо-хо! – вздохнула баба Евдя. – Вот и пойми тут кто лучше: белые али красные?
А за здоровье офицера век буду Богу молиться.
В зыбке заплакала Маруся и она, отбросив горькие воспоминания, встала с лавки.
– Не бери в голову лишнее, Мотря! Нет на тебе греха, может это и не черти вовсе! Корми дитё, а я пойду одёжу с заплота сниму, что-то на улице хмарит.
Во дворе послышались весёлые голоса, и вскоре в хату влетела счастливая Ева:
– Зря ты, мама, ушла! Никаких чертей там не было!  – верещала она. – Это  просто кино, настоящее кино!
                2019г