Единства притягательный мотив

Когда в последние годы приходится говорить о Смутном времени, я всегда в такой дискуссии как некий аргумент, как пример многое поясняющий, привожу монолог Тараса Бульбы из одноименного произведения Гоголя. Причем, эта повесть, казалось бы, никакого отношения к переломным событиям в истории России не имеет. Однако, монолог старого полковника в исполнении Богдана Ступки иллюстрирует не только конкретное событие под стенами осаждаемой казаками крепости. Он повествует о морали, культуре, господствующих идеях и целях униженного и попранного общества. И когда я прибегаю к цитате в качестве аргумента, то использую ее абсолютно не для героизации события. Старый казак дает предельно честную характеристику веку, который автор помянул как «жестокий век, жестокие сердца»:
- Знаю, подло завелось теперь на земле нашей; думают только, чтобы при них были хлебные стоги, скирды да конные табуны их. Перенимают бусурманские обычаи. Гнушаются языком своим; свой с своим не хочет говорить; свой своего продает, как бездушную тварь на торговом рынке. Милость чужого короля, паскудная милость польского магната, который желтым чеботом своим бьет их в морду, дороже для них всякого братства...


Казачий полковник описывает события, которые в народном эпосе и историографии Малороссии сохранились под название Руины и Дикого поля. Это было ужасающее состояние общества и территорий, когда-то богатых и многолюдных, но превратившихся в пустыню с сакмами людоловов, порушенными стенами брошенных городов и белеющими среди алых маков человеческих черепов. А «рыцарство Сечи», казалось бы, последний оплот борьбы с панством и крымчаками, часто были для народа такими же угнетателями, как и их враги.
Примерно к такому же ужасному состоянию пришло и русское государство начала 17 века. Центральная часть его, Русский Север были опустошены. Многие города стали польскими, а большинство мужчин ушли в многочисленные банды. Именно в это время казачество из довольно узкого круга стало массовым явлением. Голод, бесконечное угнетение, страх гибели снял с обжитых мест миллионы людей. Климатические аномалии не позволяли засеять и вырастить урожай. Голод принял черты национальной катастрофы. Только в самой Москве от него за пару лет умерли не менее ста тысяч человек. Хлебные спекуляции сопровождались массовым отпуском крепостных крестьян «на волю» (так как помещик в это время был обязан кормить своих людей). В казачестве, в разбое люди искали лекарство от безысходности.


В Россию хлынули авантюристы со всей Европы. Создавались частные армии, готовые сажать на русский престол самозванцев, чтобы они помогали грабить страну. Но разве были бы у соседей такие возможности, если бы в этом процессе не принимали участие местные элиты? Большинство именитых московских родов тогда запятнали себя предательством.  Василий Ключевский так описал это состояние:
- Лжедмитрий был только испечен в польской печке, а заквашен в Москве.
Шведы, поляки, литвины, украинские, донские, волжские казаки брали штурмом, грабили города и села Руси, продавали полон в Крым, часто без всякой «пользы» истязая и уничтожая сотни людей. Это уже было настоящее зверье в человеческом обличии, уничтожавшее людей ради удовольствия. Казалось, что и жертвы, и их палачи сходили с ума. Не случайно «кремлевское сидение» 1612 года польских жолнежей, сечевиков и…русских бояр закончилось людоедством. Это был какой-то апофеоз сумасшествия людей, многие из которых себя считали высшей рассой. Николай Бердяев описывал этот поход так:
- Польша шла на русский Восток с чувством своего культурного превосходства. Русский духовный тип казался полякам не иным, а просто низшим и некультурным состоянием.


Так, что враг шел не просто грабить пределы нашего Отечества. Он нес порабощенным народам иную культуру, в которой место жителей России было четко определено. И скот, и крестьян польский магнат называл одинаково – быдлом.
Высшее боярство русского государства, предало свой народ. Военная измена стала обычным явлением. К польским частям прибавлялись немецкие, венгерские и венецианские наемники. Север Руси захватили шведы. Весь европейский вооруженный сброд оказался в России. И только к 1612 году произошел перелом. Почему? Современники характеризовали это вполне четко – у народа закончилось терпение. История перешла некую грань, после которой общество становится монолитом. Когда для людей быть отдельно от общества уже невозможно, когда все определяется лозунгом: «Кто не с нами, тот против».

Потому, в рассказе о пришедших в Россию врагах нам подробно опишут все знамена и коши, все баронства и герцогства, все знатные фамилии и цвета полковых бунчуков. А о победивших предках скажут коротко – народное ополчение. Надо сказать, что не многие государства современного мира могут продемонстрировать страницу своей истории, в которой отражена способность народов, их населяющих к такому невероятному способу самосохранения. Единая осознанная на коллективном бессознательном уровне воля к победе! Причем общество не просто создало новую армию, вверило ее бескорыстным и талантливым предводителям. Оно сумело воззвать к совести даже отщепенцев и найти живой отклик в их сердцах. И тут можно вернуться к монологу полковника Тараса Бульбы:

- Но у последней подлюки есть братцы, крупица русского чувства. И проснется оно когда-нибудь, и ударится, горемычный, об полы руками, схватит себя за голову, проклявши громко подлую жизнь свою, готовый муками искупить позорное дело. Уж если на, то пошло, чтобы умирать, – так никому ж из них не доведется так умирать! Не хватит у них на то мышиной натуры…


Как вы понимаете, в этом крике нет особой национальной привязки. В те времена подданство часто было важнее национальной общности. Бояре почти свободно ходили «в обе стороны» пользуясь правом отъехать к более покладистому сюзерену. Да и крестьяне привыкли к смене владельцев земли. Однако, именно в ходе Смутного времени у наших предков появилось понимание порочности таких отношений, такого восприятия мира.


Главной идеей борьбы стала возможность духовного обновления, перерождения, когда самый грешный человек способен спасти свою душу. И это совершенно не религиозный ответ на запрос общества, хотя роль церкви в этом перерождении важнейшая. Это рациональное осмысленное осознание правой стороны, ради которой можно пойти на любые испытания. Народная борьба породила новую мораль. Не случайно, когда казаки князя Трубецкого не шли на помощь ополченцам, церковные иерархи предложили им церковную утварь. Это было в логике Смутного времени, когда все покупалось. Но вчера еще продажные казаки, сегодня такой возможности устыдились и пошли в бой ведомые совсем иными причинами. И победили не потому, что их сабли купили. А потому, что шли на смерть бескорыстно, за правое дело.


Позже общество как могло простило им прежние «вины». А могло и не простить. Имело на то полное моральное право. Ведь на борьбу отдавали последнее. Кто-то закрома ополовинил, крест нательный снял, а кто-то и семьи свои в кабалу отдавал.  Сегодня надо понимать, что сбор ополчения 1611 года не похож на современные поиски спонсоров, сбор средств даже на самое благое дело. Многие его участники имели за плечами годы безнадежного сопротивления, битв, освобождения от захватчиков небольших территорий, целенаправленного уничтожения банд, состоявших часто из вчерашних соседей и родни. А рядом шли на штурм их вчерашние враги. Пожарский и Минин на народные средства нанимали профессиональных солдат, многие из которых еще вчера были в чужом стане. И, чтобы понять какие великие жизненные силы держат на плаву наше государство, стоит задуматься о воле народов, самостоятельно закончивших десятилетие гражданской войны. Пройдет три века и народы нашей страны опять продемонстрируют эту способность к самовосстановлению.


Европейские философы и политики любят поговорить о загадочной русской душе. Причем и в их исполнении этот термин не имеет какой-то четкой национальной привязки. Я думаю, что более всего их поражает наше умение в абсолютно трагических повествованиях видеть позитивный финал. Вот погиб старый полковник, потерявший своих детей, а концовка повести рассказывает нам как видит он спасение своих товарищей. Вот и нам сегодня в этой истории полезно увидеть не облагороженную сказку, не пару абзацев в учебнике, а силу народного единства. Это очень притягательный мотив.