Мы Замятина - культовая вещь?

 Как рождаются антиутопии? Кто их боится, кто в них верит, сбываются ли они?
Восставая против тирании, способен ли восстающий осознавать истинность угрозы? Определить, где она, кто на самом деле лишает его свободы действия и выбора, воли?
В свое время я не удосужилась прочесть «Мы» Евгения Замятина, первую антиутопию, написанную аж в 1920 году, увидевшую свет лишь в 1980-м. Его пророчество в то время уже никого не пугало, Режим, как сейчас любят выражаться, был на излете, бороться с ним было весело, захватывающе интересно, на горизонте маячила легкая победа!
После той конфузной победы и распада великой империи первые читатели вообще не очень любят вспоминать эпохальную вещь. Но вот мой внук притащил в рюкзаке наряду с другими «культовыми» книгами и эту, молодые люди считают, что она – на все времена!
Пока он дочитывает «Игру в бисер», я перехватываю и проглатываю Замятина, благо вещь невелика.
И надолго впадаю в раздумья. Сначала недоумение: как молодой начинающий писатель, по профессии – инженер, то есть достаточно грамотный человек, активно участвующий к тому же в политической жизни, мог  предсказать Тиранию? Да еще так остро, беспощадно приговорить коллективизм, порядок, который и самим большевикам был еще не очевиден? Почитала его биографию, удивилась еще раз: его провидение происходило и относилось не совсем и не только к своей стране. Будучи в командировке на верфях в Великобритании, на строительстве первых ледоколов для своей страны, он был сражен жесткой организацией труда и беспощадной эксплуатацией на передовом производстве, ознакомился с трудами Тейлора, учившего, как человека труда сделать безотказным винтиком.
В уме, видимо, сопряглось это с поднимающимися массами в России и политическими методами их управления… Да, тут мы можем только строить предположения, как в еще не сложившейся стране, в смуте преобразований и практического безвластья мог Евгений Иванович придумать такую стройную систему подчинения и испугаться ее.
В его романе люди лишены всякой индивидуальности, вся их жизнь регламентирована – по звонку, по голосовому призыву, указателям они передвигаются, работают, спят, встают, и даже…совокупляются. Вместо имен у них номера, вместо квартир – функциональные клетки в общежитиях. Вся старая культура уничтожена и отринута, книги, музыка, театр тех давних времен (до Двухсотлетней войны!) опасны своей неоднозначностью и запрещены. Читатель постепенно узнает, что после той страшной войны лишь часть человечества спаслась и спряталась за Стеной от внешнего опасного мира. Организовался строго подчиненный режим, некий правящий Благодетель и его жандармы – Хранители. В аудиториях проходят массовые сеансы внушения. Деторождение позволяется только тем особям, которые соответствуют стандартам. Совокупление по заранее озвученным заявкам, в строго определенные дни.
Все это было бы скучно, но роман написан в виде дневника человека, безусловного преданного Государству, задуманного во славу его. Человека не рядового: пишет Математик, Строитель первого межзвездного корабля, который понесет идеальный порядок к звездам. Вокруг него, «Интеграла», и завязывается борьба оппозиции с апологетами режима. Строителя соблазняет актриса из стана оппозиции, сраженный любовью, он вдруг ощущает в себе душу – и это буквально сводит его с ума. Любовь оказывается той сокрушительной силой, что способна взорвать любой железобетонный строй! А коварство и предательство, которое Строитель заподозрит с подачи Благодетеля в любимой, уничтожит и любовь, и их обоих, Апологета и Оппозиционерку.
Там много еще действующих лиц, коллизий, смешных и страшных нюансов, но завершается роман повальной операцией забродившей под влиянием оппозиции массы: всех загоняют в операционные и выжигают в мозгу некий центр фантазии, окончательно превращая людей в роботов. Это апофеоз всей антиутопии, это то, что поднимают как знамя в борьбе за свободу: не дадим тирании восторжествовать!
Когда Замятин написал свой роман, его не стали печатать как безусловно вредный, непонятно на что намекающий. В его писательской биографии лишь несколько рассказов, ничего примечательного, кроме этой антиутопии. Сам Евгений Иванович никаким репрессиям не подвергался, был выездным, о нем и о романе знал позднее и Сталин.
Роман уплыл за границу, был там опубликован и зажил своей жизнью. До Замятина антиутопий не писали, и эта страшная фантастическая вещь стала родоначальницей жанра. Так что не Оруэлл придумал страшилки про советскую власть, это «МЫ» сами!
Каким-то образом, то ли в списках, то ли в переводах страшилка ходила по рукам и в СССР. Высокой оценки в интеллектуальных кругах не получила, слог считали корявым, сюжет слишком, вызывающе не реалистичным. Нечто среднее между политической сатирой и фантастикой; для бульварного чтения чересчур заумно, для высоколобого – примитивно.
И вот я узнаю, что среди нынешней молодежи роман Замятина – культовая вещь, подлежит обязательному прочтению! Более того, я рада, что не прочла его раньше, и теперь вместе с остротой открытия новой вещи нахлынули размышления. Роман перешагнул через эпоху, которой испугался автор еще на заре, при ее зарождении, и стал вневременным, актуальным на все времена. Но в новой ипостаси.
Власть и Оппозиция ходили парой во все времена, как Толпа и Лидер, Стадо и Пастух, Ведомые и Пророки. Конфликты при этом были неизбежны, их не бывает только в тихие периоды застоя. Написано по этому поводу тонны размышлений историков, политологов, философов, но каждое новое поколение считает себя первооткрывателем проблемы: «Нам диктуют – или мы диктуем?!» И безо всякой конкретики, не важно, по какому поводу,  молодые люди готовы чуть ли не на смерть идти, чтобы доказывать: диктовать будем мы, мир будет развиваться волей масс, демократическим путем!
Самое смешное во всей этой истории, что Протест становится самоцелью, и никто не задается вопросом, ради чего Оппозиционер восходит на Голгофу. И еще смешнее то, что выступая против мнимой тирании, толпа не видит, не ощущает, не понимает, кто ею управляет, кто кукловод, кто, натягивая ниточки, выводит ее на площади. То есть где на самом деле тот невидимый Тиран, управляющий процессами.
Пришли новые технологии, новый миропорядок, в котором и государство участвует не как режиссер, а как действующее лицо наряду с другими государствами. Режиссер где-то там, выше и дальше. И в его Сети барахтаются миллионы, их уже не надо связывать, загонять на операционные столы и прижигать им центр фантазии, они и так на поводу …всех КУЛЬТОВЫХ УКАЗАНИЙ. Они лихорадочно ищут, какую униформу им носить, что есть, читать, как ходить, под какую музыку выламываться, каким сексом и с кем заниматься. Стадо разбито по группам и его сводят с ума под различными лозунгами: национальными, экологическими, экономическими, избирательными… Да не суть!
Я самым пристальным образом слежу за такой экспериментальной лабораторией управления в Гонконге: из благополучного, богатого региона, центра биржевой деятельности, Гонконг сумели превратить в маргинальный отстойник без тормозов. Запад ожидал, что Пекин введет туда войска для наведения порядка, и тогда Китай получит жесткие санкции, как орудие против преуспевающего конкурента. Но китайцы предпочли дать Гонконгу полную свободу самоопределения: бунтуйте, пока окончательно не угробите сами себя! И они продолжают бунтовать, хотя подошли уже к черте невозврата. Кто им прижег в мозгах центр благоразумия?
Кто прижег в мозгах украинцев ту область разума, что не позволяла бы в своем национальном самоопределении превратиться в страну изгоев?
Кто лишает ума барселонцев, которые, отделившись от Испании, но оставшись в Евросоюзе, ничего не приобретают? Но уже сейчас теряют инвесторов и доходы от туризма.
Кто понуждал пацанов из нашей провинции ехать на протесты в Москву, ничего не понимая ни в выборах, ни в полномочиях муниципальной власти? Любовь Соболь? – Кто такая, кому и зачем она нужна?..
Да что тут перечислять. Время неостановимо движется, технологии совершенствуются, и проблемы управления массами решаются уже не методами насилия, а…добровольного подчинения. Культовая книга? Ну-ну…
Не удержусь от небольшого, но такого важного замечания. Когда рылась в своей библиотеке в поисках каких-нибудь замечаний о романе Замятина, о нем самом, полистала и Дмитрия Быкова, его «Советскую литературу». О Замятине он не писал, но о самой эпохе, так напугавшей автора антиутопии, вскользь, но веско, заметил: в Советском Союзе трудно было жить, не комфортно, но это была страна высокой культуры, этого у неё не отнять. Литература, живопись, музыка, балет, театр – все самой высокой пробы и огромного масштаба, все пользовалось поддержкой Государства. Может быть, поэтому у антиутопии не было шансов реализоваться?
Тарковскому роман «Мы» не понравился, что там экранизировать? А вот Петербургский театр кукол, призвав на помощь острохарактерную музыку, актеров, кукол без лица создал блестящий спектакль, так сказать фантазию на тему, что происходит с человеком без имени под влиянием Любви? Он обретает Душу.