Горячий декабрь

Пролог
Коляска, запряжённая парой холеных, высоких коней, миновала заставу. Караульный опустил полосатый шлагбаум. Все! Петербург остался позади. Предрассветное осеннее небо едва подёрнулось зарей, гася звезды. Сумрачный лес обступил дорогу. Звонкий цокот копыт по брусчатке сменился глухим топотом по грунтовой дороге. Широкоплечий кучер в высоком картузе, с густой окладистой бородой правил уверенно, иногда лихо посвистывая. Фонарь, висевший рядом с ним на облучке, едва освещал дорогу, но кучер был умелым: рука твёрдая, глаз острый. Коляска катила ровно по колее, слегка покачиваясь на ухабах. Рессоры  жалобно поскрипывали. Бубенчик звякал уныло, потерянно.
В коляске с откинутым верхом сидел человек, кутаясь в дорожный плащ, и, казалось, дремал. За экипажем следовали двое верховых казаков в голубых лейб-мундирах. На боку сабли, за спиной пики.
Вдруг пассажир встрепенулся и попросил кучера остановиться. Тот натянул вожжи. Ло-шади недовольно захрапели. Коляска встала. Казаки попридержали коней. Пассажир медленно поднялся и сошёл на землю. Устремил взгляд к тёмному небу, где белёсым штришком обозначилась комета.
Он был высок и статен. Осанка благородная. Движения плавные. Что-то шептал: то ли размышлял вслух, то ли молился. Стоял долго, не отрывая взора от кометы.
- Ваше величество, Александр Павлович, - несмело пробасил кучер. – Лошадки остынут.
- Погоди, Илья, - попросил человек. Голос его прозвучал с нотками грусти. -  Разве не понимаешь, возможно, я больше не вернусь сюда. Дай насладиться последними минутами.
- Господь с вами! – недовольно пробурчал кучер, снял картуз и перекрестился. – Что вы такое говорите?
- Видишь, как комета хвост распушила?
- Знатно. Словно жар птица, - согласился кучер.
- Знаешь, к чему сие знамение небесное? – Он вздохнул. - Бедствия она несёт и горести. Если так угодно Богу, значит - тому и быть!
Он решительно повернулся и взошёл в коляску.
- Трогай!





Беседа за чашечкой кофе
В кондитерскую «Вольфа и Беранже» вошёл статный господин лет тридцати. Одет он был на английский манер: дорогой длинный плащ каррик горохового цвета; на голове новый атласный, чёрный боливар; ноги в мягких остроносых ботиночках с маленькими медными пряжками. Впрочем, вид его был обыкновенный для Петербурга. Многие молодые щёголи нынче носили английские плащи и атласные боливары. Стрижка короткая, по последней моде, так же, английской. Небольшие аккуратные черные усики; круглое, тщательно выбритое лицо с полными губами, прямой нос. Взгляд, казалось, безразличный, отвлечённый, но глаза внимательные. В руках, затянутых в коричневые кожаные перчатки, он держал трость с медным круглым набалдашником.
Господин с благоговением втянул носом аромат крепчайшего кофе и свежих, только что выпеченных, булок. Швейцар в зелёном фраке подскочил к нему и услужливо принял шляпу, перчатки и плащ. Пригласил пройти в чайный зал. Оправив песочного цвета сюртук из хорошего английского сукна с двумя рядами блестящих пуговиц, господин прошествовал в просторное помещение с небольшими столиками на четыре персоны, устланными бархатными скатертями болотного, спокойного оттенка. Прилавок у дальней стены был заставлен коробочками с чаем, кофе и конфетами. На отдельном столике лежали свежие журналы и газеты. В столь ранний час в зале сидел лишь один посетитель, уткнувшись в газету. Молодой, элегантный, хорошо одетый. Иногда его рука нащупывала чашечку с чаем и подносила ко рту.
Любезный официант предложил место за столиком у широкого окна, открывавшего вид на Невский проспект. Господин сел. Попросил крепкий кофе и сливок.
- Не желаете к кофе сладости? – поинтересовался официант. – Пирожные, булки с по-видлом, пирожки с начинками?
- О, нет! – отказался посетитель. – Я  утром не ем.
- Нынче получили крымские груши, - не отставал официант. - Варенье из Киева. Есть крупные пупырчатые финики, виноград и свежий кишмиш, швейцарская сухая дуля…
- А из сыров, что у вас есть? – поинтересовался господин.
- У нас самый лучший «пармезан» по семи рублей за фунт. Швейцарские сыры - девяти сортов, английские - пяти, что предпочитаете?
- Пожалуй, «пармезан», только нарежьте очень тонко.
- Сию минуту, - с готовностью ответил официант, изобразив лучезарную улыбку, но не спешил отходить. – Могу ещё предложить коломенскую медовую пастилу, Кольскую мо-чёную морошку. Блины есть с астраханской икрой.
- Нет, спасибо, только кофе и сыр. Ах, вот ещё что, - вспомнил посетитель. – Какие у вас свежие газеты?
- Только что «Петербургские ведомости» занесли. «Северная почта» есть.
- А из литературных журналов новых?
- «Невский альманах» не желаете? Есть «Невский зритель» Многие берут: очень прелюбопытнейший журнал.
Молодой человек, что сидел за соседним столиком, положив ногу на ногу, и смотрел газету, оторвался от чтения, сказал тоном знатока:
- Прошу прощения, что вмешиваюсь. Хочу вам порекомендовать «Полярную звезду». Журнал самых прогрессивных взглядов. Интересные авторы: Баратынский, Крылов, Вя-земский, Пушкин…
У него было спокойное приятное лицо смуглое и благородное. Губы тонкие, брезгливо поджаты. Глаза большие, тёмные, внимательные. Он производил впечатление воспитанного, образованного человека.  Острижен коротко, по английской моде.  На вид ему едва исполнилось тридцать. Он выглядел опрятно. Шёлковый белый галстук на шее скрепляла серебряная брошь в виде рыцарского щита с крупным изумрудом в середине. В кармашек сюртука от средней пуговицы провисала крупная золотая цепочка. Из самого кармашка выглядывал краешек золотых часов.
- Спасибо за совет, - поблагодарил искренне господин.
Официант удалился. Вновь прибывший обратился к молодому человеку, читавшему газету:
- Простите, что вас отвлекаю…. Дело в том, что я только что приехал с Британских островов и ещё не ориентируюсь в событиях.
Молодой человек отложил газету. С интересом взглянул на гостя.
- Вы интересуетесь литературой, искусством или театром?
- Всего лишь, как обыватель. Коммерция – мой конёк.
- Присаживайтесь за мой столик. С удовольствием отвечу на все ваши вопросы. Кондратий Рылеев, - представился он. – Управляющий канцелярией Российско-Американской компании.
- Ах, как удачно я вас встретил! – радостно воскликнул гость. - Граф Денгоф, - представился путешественник.
- Известная фамилия. Вы из Курляндии?
- Именно так. Но, честно признаюсь, давненько не был на родине. Я занимаюсь торговлей. Все больше живу в Англии.
- Вот как! – заинтересовался Рылеев. – Мы с вами в чем-то коллеги. И каков род вашей деятельности?
- У меня пай в одной британской компании, которая закупает хлопок в Америке для мануфактур.
- Хорошее дело! Что же вы хотите от России? В наших северных широтах хлопок не растёт.
- Хочу разузнать, как наладить поставку на одну лондонскую мануфактуру канатную пеньку и лен для парусины. Но, вы же понимаете, прежде чем основательно заняться делами, нужно разобраться в политической обстановке: таможенные пошлины, всевозможные разрешения, нужные люди…
- Понимаю вас, - снисходительно кивнул Рылеев. – Постоянно с этим сталкиваюсь.  Готов помочь советом, что в моих силах.
В это время официант поставил перед путешественником чашечку кофе, миниатюрный молочник со сливками и тарелочку с тонко нарезанными ломтиками сыра.
- А в Великобритании, я так понимаю, промышленный рост? – поинтересовался Рылеев и попросил официанта ещё чаю.
- Старушка-Англия богатеет, - согласился граф Денгоф. - Наступает век паровых машин. Кругом возникают мануфактуры. Города растут, как на дрожжах. На верфях работа кипит. Со стапелей один за другим сходят корабли. Так, в двух словах не описать…
- Завидую, - грустно кивнул Рылеев. – А в России тишь, да гладь. Пашем землю сохой. Дорог почти не имеем. Баржи по рекам бурлаки таскают. Домны на Урале разваливаются. Но, зато парады чуть ли не каждый день: эскадроны, строевые коробки, бой барабанов, знамёна, пушечные салюты.… Сами скоро все увидите. Кстати, а вот и Трубецкой, - лёгким кивком указал он на вход. - Сергей Петрович, мы вас ждём!
Высокий статный офицер в красногрудом мундире с золотыми эполетами вошёл в кондитерскую. У него было слегка вытянутое строгое лицо с прямым носом. Бакенбарды спускались чуть ли не до подбородка. Он слегка прихрамывал, но шёл твёрдо, уверенно.
Рылеев представил графу Денгоф полковника гвардии, дежурного штаб-офицера четвёртого пехотного полка, князя Сергея Петровича Трубецкова.
Тот не спеша занял место за столиком. Попросил принести кофе и свежие газеты. Граф Денгоф заметил на груди у полковника странный орден: чёрный железный крест, без надписей или узоров.
- Позвольте спросить, за что вы получили эту награду, и что она символизирует? По форме креста – награда прусская. Знаю большинство прусских орденов, но такой вижу впервые.
- Ах, эта, - Трубецкой пригладил указательным пальцем крест. Ответил, казалось безразлично, но в словах его скользила еле скрываемая гордость: – Получен за сражение под Кульмом. Бился в рядах старого, прославленного Семёновского полка. Кровавое было дело. Наполеон напирал сзади, а путь нам пытался перерезать генерал Вандам. Окружение грозило полным разгромом. Но мы выстояли, а храбрый Вандам оказался в нашем плену.
- Так, вы служили в Семёновским полку! – с уважением произнёс граф Денгоф.
 - Прошёл всю компанию под знаменем петровским  от Бородино до Лейпцига. Вот, под Лейпцигом не повезло: был ранен в ногу.
Официант принёс полковнику кофе и газеты, графу Денгофу подал толстый журнал.
- Ага, Кондратий Фёдорович, - заметил Трубецкой, - смотрю, гостю журнал свой предлагаешь. Вы же знаете, граф, «Северную звезду» Рылеев издаёт. Он известный поэт в Петербурге.
- Ну, полно тебе, Сергей Петрович. Поэт я – так себе. Уж до Баратынского или до Жуковского мне, как до Сибири. А тут ещё молодой Пушкин обскакал. Вот это – талантище, вот это – поэт. Я же, так – рифмуете. Объясни лучше гостю о политическом положении в России: что на нашей кухне повара стряпают и под каким соусом подают. Граф желает в России дело открыть.
- Что ж, вопрос не сложный. – Трубецкой попробовал кофе. Довольно причмокнул губа-ми. - Если кратко: армия огромная, народ нищий, дворянство бедное, а страна богатая. Да, вот такие дела: страна великая – самого Наполеона разгромили. Знамя Российское водрузили над Парижем. Куда в Европе не поедешь, всюду русские могилы. Но крестьянин в лаптях, в дерюге, на худой кобылке пашет, да пустые щи хлебает.
- А чья вина в бедности народа? – удивился граф Денгоф.
- Понимаете, какое дело, - попробовал объяснить Рылеев. – Россия участвовала в континентальной блокаде; потом долгая война, заграничный поход. За все это время внешней торговли, практически, не было. Зерно не продавали, держали в амбарах. А как настал мир, этим зерном все рынки завалили. Хлеб нынче сильно удешевел. На Берлинской бирже цены упали в три раза за несколько лет. Тут же все государства стали защищать свои экономики, воздвигая таможенные барьеры. Континентальная блокада Наполеона теперь кажется ерундой, по сравнению с современными сборами и акцизами. А в России основной продукт для торговли – это хлеб. Вот, и получается: сидим на мешке с добром голодные и ободранные.  Да что там…, - он указал на статью в газете. – Здесь все изложено. В семнадцатом году экспорт зерна из России составил сто сорок три миллиона пудов, в двадцатом – тридцать восемь миллионов, а в двадцать четвёртом – двенадцать миллионов пудов!  А здесь министр финансов Канкрин пишет: «Внутренне положение промышленности от низости цен на хлеб постепенно делается хуже. Дефицит бюджета вырос в два раза, доходы сократились». Но есть ещё одна беда: армию набрали огромную. Понятно – война шла жестокая. Но армию надо кормить, одевать, снабжать. Распустить нельзя. Куда солдатам податься? За двадцать с лишним лет службы солдат пахать разучился, ремёслам не обучен.… Наш царь поручил графу Аракчееву организовать военные поселения.
- А что это за поселения? – попросил разъяснить граф Денгоф.
- Если кратко: крестьянская община, но с военными порядками. Жизнь казарменная: подъем, отбой под барабан, перекличка, разводы…, ну, и сельскохозяйственные работы. Эдакие солдаты-пахари, - бред полный.  Возможно, если бы подойти с умом к этому вопросу, можно было создать подобие казачьих станиц. Но царь доверил дело графу Аракчееву, твердолобому солдафону, который в экономике ничего не смыслит, умеет только во фрунте командовать, да провинившихся сквозь строй прогонять. В общем, толку в этой затеи вышло немного. Не то нынче время - стрелецкие слободки обустраивать.
- А государь?
- Царя Александра слишком занимают вопросы международного характера, - объяснил полковник Трубецкой, потягивая кофе. - Он в России-то бывает редко, все больше на заграничных конгрессах, все о чем-то договаривается с царствующими особами Европы.
- О чем же?
- После французских событий европейские монархии боятся революций. Нынче в Европе неспокойно. В Испании недавно полыхнуло, потом в Бельгии. Италия вот-вот вспыхнет. Свободу потушить нелегко после французского пожара, - сделал вывод Рылеев.
- Кондратий Фёдорович, вы аккуратнее выражайтесь, - пожурил его полковник Трубец-кой. – Вы же не на «Русской встрече».
- Ах, простите, - виновато усмехнулся Рылеев. – Но посудите сами: чтобы встряхнуть Россию, чтобы дать ей экономический рост, нужны перемены, нужны реформы.… И что же мы видим? Тургенев, Николай Иванович, светлая голова, талантливейший человек. Представляете, он работал с самим Генрихом Штейнером в Пруссии над земельным вопросом. Так вот, Николай Иванович составил подробную записку императору о крепостном праве. Расписал, как можно освободить крестьян и поднять промышленность. Работу делал на основе последних экономических изысканий. И что ж? А, ничего-с. Император ответил, что он имеет несколько подобных планов. Будет время…. Понимаете, господа: будет время! он выберет наиболее приемлемый. Но времени у нас нет. Мы отстаём от цивилизованного мира все дальше и дальше…. Где это видано: на дворе девятнадцатый век, а у нас до сих пор людьми торгуют, как скотом.
В кондитерскую вошли два шумных офицера в военных сюртуках и коротких кавалерийских сапогах. У одного на голове была чёрная повязка, скрывающая лоб. Тот, что с повязкой, носил форму Нижегородского драгунского, его товарищ - в мундире егерского полка. Офицеры весело о чем-то спорили.
- Смотрите-ка, капитан Якубович, - кивнул в сторону офицеров Рылеев. – Сейчас мы узнаем последние армейские новости.  А кто это с ним? – обрадовался он. - Неужели полковник Булатов? Александр Михайлович, вот, так встреча!
Рылеев встал и крепко обнялся с полковником.
- Хочу представить вам моего товарища по кадетскому корпусу, полковника Булатова, - сказал он графу Денгофу. – А это, герой Кавказа, - он указал на капитана с чёрной повязкой. – Якубович, Александр Иванович. Каким ветром бравых гуляк потянуло в кондитерскую?
- Всю ночь провели в ресторации купца Егорова, - сказал Якубович, развалившись на низеньком диванчике и, покручивая черные густые усы. – Кутили с офицерами. Надо чашечку кофе выпить, чтобы взбодриться.
- Да, уж эти «Русские вечера», - недовольно покачал головой полковник Булатов, осто-рожно присаживаясь на стул. – Водка с квашеной капусткой – хороша закуска. Да под речи о свободе русского народа. И так - всю ночь.
- Но согласитесь, весело было! – подтрунивал над ним капитан Якубович. – Что за пла-менные речи от вас слышали! Какой напор! Всё – долой! Да здравствует свобода!
- По мне, так эти «Русские вечера» - пустая болтовня. Уж извините, - мрачно парировал полковник Булатов.
- Что говорят ваши друзья из гвардии? У вас есть знакомые офицеры в Семёновском полку? – поинтересовался Рылеев.
- С семёновцами я не знаюсь, - брезгливо выпятил нижнюю губу Якубович. – Новый Семёновский полк, что кухарка, одетая фрейлиной. Я на Кавказе всякого народу повидал. В таких баталиях участвовал – вспоминать жутко. Кто самые бесстрашные? От кого черкесы бегут, как черти от ладана? От бывших семёновцев. А новый Семёновский полк – так, ряженые. Традиций, что с петровских времён идут, не придерживаются, да они их и не знают…
- Кто же у вас был на собрании? – удивился Рылеев.
- Из Измайловского полка, из Московского, из Финляндского пару офицеров….. Но из Семёновского – никого.
- Вы слышали, великий князь Николай Павлович готовит смотр гвардейской дивизии? – поведал полковник Трубецкой.
- Как вы тут живете? – вспылил Якубович. – Вечные смотры, парады, марши.… Нет, как только выпадет снег, - я обратно на Кавказ. Там все понятно: вот ты, а вот твой враг. Убей его, иначе он убьёт тебя. Глаза в глаза. Стиснув зубы. Чуть дрогнешь – и ты про-пал… 
- Вы против дисциплины? – вздёрнул удивлённо брови полковник Трубецкой.
- Кто, я? Конечно же – нет! - тут же сдал Якубович. - Но должны быть разумные пределы во всем. К чему эта строевая акробатика? Поверьте, черкесы не ходят строем и носок во фрунте не тянут, но воюют как звери.
- И все же, царских особ надо почитать, - назидательно заметил полковник Булатов. – А вы вчера ругали Николая Павловича, на чем свет стоит.
- Я уважаю царскую семью, - стал оправдываться Якубович. - Александр Благословенный, покоритель Парижа, освободитель Германии - поставлен над нами Богом… Согласен! Но, миль пардон, его младшие братья…. Их мне тоже за офицеров считать? Особенно Великий князь Николай.… А почему его я должен уважать? – презрительно хмыкнул он. - Ему ещё тридцати нет. Он пороху не нюхал, а командует боевыми офицерами, которые крови пролили больше, чем он вина за свою жизнь выпил.
- Прошу заметить, что Николай Павлович вина вообще не пьёт. А любовь к немецкому порядку он унаследовал от деда Петра Гольштейн-Готторпского и от отца Павла Петровича. Уж те обожали прусскую шагистику, - заметил Рылеев.
- Вы слышали про историю с капитаном Норовым? – вспомнил Якубович и повеселел. - Как-то на смотре Николай Павлович был весьма недоволен частью, которой командовал Норов. Нагрубил ему и, говорят, специально проехал мимо на коне, забрызгав грязью. Капитан тут же подал в отставку. А за ним ещё пять офицеров принесли рапорта о переводе в армию. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы сея история не дошла до сведения императора. Александр велел Николаю попросить извинения.
- И что? Великий князь извинился? – удивился полковник Булатов.
- А куда ему было деться, коль сам царь требует. Но извинился он в своей грубой манере, что, мол, он действовал в интересах укрепления дисциплины. Дескать, сам Наполеон иногда ругал своих маршалов. На что капитан Норов дерзновенно ответил, что он понимает его, но самому ему до маршалов Франции так же далеко, как Николаю до Наполеона.
- А что можете сказать о Константине Павловиче, цесаревиче? - поинтересовался Рылеев. – Он старше Николая и войну прошёл.
- Положа руку на сердце, если бы не царское происхождение, был бы он захудалым по-мещиком, - жёстко ответил полковник Трубецкой. - По службе ни черта бы он не добился. Слишком глупый, слишком тщеславный и слишком трусливый. Константин командовал гвардией в начале войны, но сильно повздорил с главнокомандующим Барклаем-де-Толли. Стал плести интриги; вечно вмешивался в манёвры; не выполнял распоряжения штаба…. Александр снял его с должности от греха – подальше. Ничем он себя в боях не проявил. Ему эскадрон страшно доверить, не то, что - гвардию. Склочный, несдержанный, своенравный.
- Но, погодите, - не согласился Рылеев. – Он же с Суворовым прошёл всю Итальянскую компанию. Штурмовал Сен-Готард, переходил через Росшток…
- Нянчился с ним Суворов, как с дитятеткой малым, - усмехнулся Якубович. – Мне о том генерал Милорадович рассказывал.  Александр Васильевич, Царство ему небесное, все боялся, что великого князя ранят или, не дай бог, в плен возьмут. Представляете конфуз? Тогда в обмен на пленного Константина, французы могли у России требовать все, что угодно. Вот, его через Альпы чуть ли не на руках солдаты и перенесли.
- А сейчас где Константин? – поинтересовался граф Денгоф.
- В Варшаве, поставлен командующим Польской армией, - сообщил Трубецкой. - Нелегко ему приходится. Поляки ненавидят Россию и все русское. Наполеон обещал шляхте возродить Речь Посполитую. Как вспомнишь двенадцатый год, – поляки вечно в бой рвались, вечно в первых рядах. Уж сколько их порубили под Вязьмой, уж сколько на переправе через Березину картечью посшибали, им все одно – в бой! Поляки верили Наполеону и сражались с каким-то звериным остервенением. Но, все – напрасно. Варшава вновь русская, униженная, спущенная до герцогства. А тут ещё великий князь черт знает что устраивает. Недавно, говорят, Константин приказал разгромить редакцию газеты, которая нелестно отозвалась о какой-то певичке. Беда в том, что цесаревич обожает эту певичку.
- Самый младший Михаил нынче командует первой гвардейской бригадой, - далее рассказал полковник Трубецкой. - Но, как, командует? Нянька у него хорошая - генерал Паскевич. Человек волевой. Все Паскевича знают, как отважного офицера. Солдаты его любят, да и старшие чины уважают. Вот, Иван Фёдорович, как может, сглаживает конфликты между неопытными великими князьями и бывалыми офицерами. Но, несмотря на это, что Николая, что Михаила в офицерских кругах за своих не считают. Незавидное у них положение, я вам скажу: происхождение царское, а уважения – никакого.
- Представляете, - усмехнулся Рылеев. – Константин станет царём после Александра.
- Упаси нас Боже от этой напасти! – в ужасе воскликнул полковник Якубович и перекрестился трижды.
- Да, уж! Надеюсь, что этого не произойдёт в ближайшие годы, - мрачно высказался Трубецкой. – Не хватало нам ещё сумасброда на троне. Уж Константин похлеще папаши будет.

Таинственный визитёр
Граф Денгоф достал из кармашка золотой «брегет» на цепочке, откинул крышечку, взглянул на циферблат.
- О-о! – протянул он. - Прошу прощения, господа. Дела не ждут.
Первым протянул ему руку Рылеев.
- Приятно было познакомиться. Заходите как-нибудь вечером. Побеседуем о коммерции. После восьми я принимаю друзей. Моя квартира на набережной Мойки.
- Буду весьма рад, - с готовностью ответил граф.
 Оставив на столе пару английских монет, он вышел из зала. Швейцар помог ему надеть плащ, подал шляпу и перчатки.
- Элегантен, с хорошими манерами, но на лондонского денди не похож, - сделал вывод о графе Якубович. И тут же потребовал у официанта принести вина.
- Как? Опять вино? – застонал полковник Булатов.
- Друг мой, привыкайте к столичной жизни. Вот, уедете вскоре опять в свой богом забытый Киренск, вот, там будете скучать, есть кашу и пить кисель.
- Вы давно его знаете? – вполголоса спросил Трубецкой у Рылеева.
- Вы о ком? – не понял Рылеев. – О полковнике Булатове? Мы вместе воспитывались в Первом кадетском корпусе.
- Нет, я не о полковнике.
- О ком же?
- О графе Денгофе. Кто он?
- Впервые вижу, - пожал плечами Рылеев. – По виду - воспитанный, образованный, благородных кровей.
- Но мы так откровенно при нем говорили. Не опасаетесь?
- Пустое, - махнул рукой Рылеев и вновь открыл газету. - Разве граф похож на ищейку? – беззаботно усмехнулся. – Негоциант. Я таких за версту чую. Вон, хотя бы, обратили внимание на его часы. С виду золотые, но на самом деле - позолота. Английские торговцы прижимистые.
- Но он же сказал, что из Курляндии.
- Из Курляндии. Ну, так что? Да, происходит из Курляндии. Нынче в Англии живёт.
- Он рассказывал о себе?
- Да, как-то все больше молчал. Что-то про доставку хлопка из Америки.… Поверьте, эти коммерсанты весьма неразговорчивы. Все у них какие-то тайны. Наверное, боятся удачу спугнуть.
- А мне взгляд его показался странным. Он так внимательно смотрел и слушал, как будто записывал, - настороженно произнёс Трубецкой. - А потом, очень странно: граф, а занимается торговлей.
- Всё вам ищейки мерещатся, - криво усмехнулся Рылеев. - Коммерсант он, хотя и граф. Наступают другие времена, друг мой. Я тоже занимаюсь торговлей. Лучше уж быть сытым негоциантом, чем голодным аристократом.
Рылеев принялся за чтение очередной статьи.
***
Граф Денгоф на несколько минут задержался у прилавка с засахаренными фруктами, но ничего не выбрал. У другого, бакалейного прилавка купил полфунта чаю, фунт колотого сахара, пару шоколадных фигурок и попросил вечером доставить покупки к себе в номер. Расплатившись, вышел на Невский. Взглянул в утреннее осеннее  небо. Облака рваными кусками ваты проносились по бледной синеве. Солнце виновато проглядывало сквозь неровную дымку. Крупные редкие снежинки медленно кружились, как бы высматривая, куда лучше упасть. Граф поёжился.
Следом из кондитерской вышли капитан Якубович и полковник Булатов. Шли неуверенно, пошатываясь.
- Рады были с вами познакомиться, - сказал Якубович, протягивая длинную руку с широкой ладонью. – Вы изумительный собеседник.
- Спасибо за комплемент, - ответил граф Денгоф. – Всегда приятно поговорить с умными людьми.
- А приходите-ка вечерком к нам в собрание, - предложил Якубович, осторожно надевая треуголку на голову, поверх чёрной повязки.  –  Приходите. Скажите, что пригласил вас я. Якубовича каждая собака знает.
- Буду весьма рад. Но что мне делать в офицерском клубе? Я штатский, и никогда не служил в армии.
Офицеры переглянулись и засмеялись.
- Нет, не в офицерский клуб, - ответил капитан, лихо крутнув свой пышный чёрный ус. В Российско-Американское общество.
- И что вы обычно делаете в этом Российско-Американском обществе?
- Что обычно делаем? – пожал плечами капитан. – В карты играем, пьём шампанское, ведём споры о спасении России. Иногда устраиваем «Русские вечера». Хотя Рылеев не любит слишком шумные застолья. Он – человек семейный, обросший бытом, так сказать…. Жена молодая, ребёнок, корова на заднем дворе….
- Я уже несколько раз слышал о «Русских вечерах», но не могу взять в толк: что это такое?
- Все просто, - усмехнулся Якубович: - Пьём исключительно водку; закусываем квашеной капусткой и солёными огурчиками. Музыканты – только балалаечники. Говорим, соответственно, на русском языке. Кто замурлыкал парле Франсе – с того штраф. Но это все – не главное. Я вас познакомлю с удивительными людьми. Вы не пожалеете. Вы обязательно найдёте единомышленников. Вот, полковник Булатов не даст соврать. – Он дружески хлопнул по плечу товарища.
- Конечно. Приходите, - подтвердил полковник, но без всякого энтузиазма.
- Непременно буду, - заверил офицеров граф. – Правда, я только приехал, и толком ничего не знаю. Постараюсь быстренько разобраться с делами и – обязательно посещу ваш вечер.
- Договорились! – обрадовался капитан Якубович. Кликнул извозчика, но вновь обернулся и предложил: – А не желаете с нами в ресторацию, прямо сейчас? Мы тут в «Медведь» собрались. Отменный ресторанчик! Утром подают чудесные кулебяки с рыбой. И водка весьма приличная: не смердит.
- Нет, господа, спасибо… Дела.
- Жаль! Жаль! Но вот ещё что! – вспомнил неугомонный капитан. – Завтра великий вечер балета. Вам непременно нужно посетить Императорский театр. Танцует Истомина. Вы слышали о нашей русской Терпсихоре? Она воистину - неземная! Божественная!
- Признаться, нет, не слышал, - смущённо улыбнулся граф.
- Ах, как так? – ужаснулся Якубович и воззвал к полковнику Булатову: - Представляете, наш друг не слышал об Истоминой.
- Ну, полноте вам, - махнул рукой Булатов. – Истомина хороша, соглашусь, но там ещё будет  танцевать Екатерина Телешева. Вот на кого я бы обратил внимание!
- Хорошо, не буду с вами спорить! – согласился Якубович. - Один раз я уже поспорил об Истоминой – пришлось стреляться. Прощайте! – кинул он напоследок графу.
Полковник Булатов, усевшись в коляску, попрощался с графом особым масонским зна-ком. Тот ответил. Коляска с весёлыми офицерами укатила.
Из кондитерской выбежал пожилой официант с седыми пышными баками, растерянно поглядел вслед коляске:
- Вот же-с! – всплеснул он руками. – Господа офицеры забыли за вино уплатить-с.
- Они не нарочно, - попытался успокоить его граф.
- Конечно-с, - плаксиво произнёс официант. – Только уже пятый раз забывают-с. Не нарочно-с.
- Не стоит переживать. Вот, возьмите, - он откинул полу плаща, вынул из кармана сюртука кожаный кошель. – Прусские талеры берете?
- Берём-с, - обрадовался официант. – Премного-с благодарен.
Старик долго кланялся, расплывшись в любезной улыбке, а граф не спеша зашагал по Невскому, в направлении Фонтанки, уверенно цокая подбитыми каблуками по серой булыжной мостовой. Он перешёл через Екатерининский канал по каменному мосту с ажурной чугунной оградой; миновал Гостиный двор с его вечной сутолокой; остановился перед Садовой улицей, пропуская эскадрон красногрудых конногвардейцев. Несколько раз Ваньки, проезжая мимо, предлагали подвести «не за дорого», но он отказывался. Наконец граф подошёл к Аничкову дворцу. Великолепное трёхэтажное здание выходило на Невский боковым фасадом. Парадный фасад был повернут к Фонтанке. Придворный архитектор Старов придал дворцу строгий монотонный вид: высокие окна, ложные квадратные колонны с коринфскими ордерами. Никакой лепнины. Среди каминных труб возвышался небольшой купол дворцового храма.
У парадного въезда на часах стояли гвардейцы Измайловского полка. Граф обратился к дежурному офицеру. Достал небольшой конверт и попросил передать адъютанту великого князя Николая Павловича.
Вскоре появился невысокий, плотно сбитый офицер в темно-зелёном мундире с золотыми эполетами. На крутом лбу сияла залысина, обрамлённая черными вьющимися волосами, аккуратно подстриженными. Под мясистым носом пышные усы. Такие же пышные баки спускались от висков до подбородка.
- Флигель-адъютант Его Высочества, граф Адлерберг, - представился он.
- Рад знакомству, - слегка приподнял боливар посетитель. – Граф Александр Денгоф.
Флигель-адъютант  попросил гостя пройти за ним во дворец.
Полковник с графом попали через высокие стеклянные двери в просторный холл. Во дворце было натоплено и уютно. Интерьер скромный, но украшен с европейским строгим вкусом. В нишах, меж ложных колонн изумрудного цвета, застыли копии античных скульптур. Большие хрустальные люстры нависали с потолка сверкающими каскадами. По правую руку поднималась широкая парадная лестница, устланная  красным ковром. Полковник Адлерберг с гостем поднялись на второй этаж мимо большого настенного зеркала. Пройдя узким боковым коридором, вошли в небольшой кабинет с простой мебелью и незатейливыми зелёными обоями.
В кабинете находились двое. За секретером у окна сидел высокий молодой человек с красивыми чертами лица, в простом военном мундире. Он читал письмо, поданное гра-фом. В углу на диванчике расположился статный генерал средних лет. Генерал подозрительно и очень внимательно ощупал посетителя взглядом.
- Граф Александр Денгоф, господа, - объявил флигель-адъютант Адлерберг.
Молодой человек оставил письмо и встал из-за секретера. Генерал так же поднялся с дивана и подошёл ближе к гостю. Полковник Адлерберг представил графу молодого человека:
- Великий князь Николай Павлович, - после генерала: - Генерал от кавалерии Александр Христофорович Бенкендорф.
- Добрый день, - приветствовал гостя Великий князь - Вас рекомендовал генерал Чернышев. - Он показал письмо, которое только что прочёл. – С какой миссией вас прислали?
- Мне предписано быть возле вашей персоны и давать советы,  - ответил гость.
- Советы? Какие советы? Зачем? – удивился генерал Бенкендорф. – И кто вы? Судя по фамилии, вы из Швеции?
- Из Курляндии, - поправил Александр Денгоф. – Ношу отцовский титул графа, но уверяю вас, семья моя небогатая.
- Вы служили при генерале Чернышеве? – попросил уточнить Николай Павлович.
- Имею честь и сейчас служить.
- Но у вас не военная выправка, - заметил полковник Адлерберг.
- Ах, простите, я - лицо гражданское. – Он кинул виноватую улыбку.
Возникла пауза.
- Прошу прощения, но вы нам толком ничего не объяснили, - пожал плечами Бенкен-дорф.
- Я вас вполне понимаю, - согласился гость. - У вас возникло много вопросов.
- Действительно, - согласился Николая Павлович. – Посудите сами: внезапно приносят странное письмо от генерала Чернышева, в котором он просит принять его протеже и, почему-то, следовать советам этого никому незнакомого человека, при сем – советам следовать неукоснительно. Как я должен к вам относиться?
- Вы специалист в какой области? – задал вопрос Бенкендорф.
- Во многих: политика, коммерция, медицина, техника…, - начал перечислять гость.
- Ну, хорошо. Разберёмся по ходу беседы. Пройдёмте в малую столовую, - предложил Великий князь. – Прикажу накрыть стол к чаю.
В небольшом светлом зале с высоким потолком стоял круглый стол. Вокруг теснились низкие мягкие стулья. Стены затянуты малиновой обойной тканью. Пара напольных китайских ваз возле мраморного камина разбавляла строгий европейский интерьер экзотикой востока. Тяжёлая хрустальная люстра свисала с потолка, украшенного лепниной. На окнах тяжёлые малиновые портьеры. Все расселись за столом. Слуги внесли чайный фарфор. Разлили по чашечкам чай. Из угощений – сухое печенье из немецкой лавки и клюквенное варенье; колотый сахар и мармелад.
- Господа! – воскликнул Адлерберг и тут же вскочил.
Все последовали его примеру, увидев вошедшую молодую даму. Высокая, стройная, очень красивая, с бледной кожей лица и большими темными глазами. Зелёное закрытое платье строгого покроя, без всяких излишеств, сидело на ней безукоризненно. Синий шёлковый поясок перетягивал удивительно тонкую талию. Темные волосы убраны под лёгкий кружевной чепец. Стройную высокую шею обвивала скромная нить жемчуга.
- Простите, господа, кажется, я не вовремя, - извинилась она мягко, на-французском. Нетвёрдое произношение выдавало в ней немку. На бледных щеках от смущения появился едва заметный румянец.
- Ну, что вы, Александрина, - с нежностью, произнёс Николай. – У нас, как раз, гость. Граф  Денгоф, - представил он. – Только что из Англии. А это – моя супруга, Великая княгиня Александра Фёдоровна.
- Очень приятно! – Граф поцеловал тонкую руку княгини, затянутую в белую атласную перчатку.
- Из Англии? – оживилась она. Оценивающим взглядом пробежалась по костюму гостя. – Как чудесно! Вы поведаете мне о последней моде Лондона? Париж нынче мало интересен.
- Александрина! – укоризненно покачал головой Николай Павлович.
- Мой друг, не забывайте, что я - женщина, - кокетливо улыбнулась она. – Мужчин интересуют лошади и пушки, а нам важны наряды.
- Так оставайтесь с нами. Мы как раз сели за чай, - предложил полковник Адлерберг.
- Нет, нет, - покачала Александра Фёдоровна изящной головкой. – У вас мужские разговоры. Продолжайте.
- Уверяю вас, - попытался удержать супругу Николай Павлович. – Вы только украсите наше общество.
- Простите… Я бы с удовольствием, но к Сашеньке и Машеньке в гости приехали дети Голицыных. Мы пойдём гулять в сад, а потом у нас назначен обед. Я заказала музыкантов. Надеюсь, Ваше Высочество, вы присоединитесь к нам после обеда?
- Постараюсь, - пообещал Великий князь, провожая Александрину.
Все вновь сели за стол. Под порывом ветра задребезжали окна, вот-вот готовые распахнуться. Слуги кинулись к рамам, чтобы крепче задвинуть затворы.
- Надо нанять столяров, - озабоченно покачал головой Адлерберг. – Уж сколько дворец не ремонтировали.
- Ничего. Перезимуем как-нибудь, а весной переедем в Павловское или в Гатчину, тогда и ремонтом займёмся, - успокоил его Николай. – Государь обещал нам с Александриной подарить к осени загородный дом... Видно, ничего не подобрал достойного. Да ещё детям пора подыскивать воспитателей. Старшему Сашеньке нынче шесть исполнилось. Император присоветовал в роли воспитателя взять полковника Мидлера.
- Достойнейший человек, - согласно кивнул Адлерберг. - Выдержанный, строгий, образованный. Лучшего воспитателя не найти.
- Вот, и я так думаю. И Машеньке надобно воспитательницу построже. Александрина вовсе её разбаловала.
- Не желаете завтра сводить Александру Фёдоровну в театр? – предложил Адлерберг. – Начинается сезон. Будет танцевать Телешева.
- Эта юная чудесница, новая пассия генерала Милорадовича? – усмехнулся Николай Павлович. – Она мила. Но боже! Ей всего двадцать исполнилось, а нашему уважаемому льву-генералу уже пятьдесят четыре. Как же так?
- Это же – Милорадович – вечно молодой сердцеед, - возразил Адлерберг.
Николай и Адлерберг рассмеялись. Но генерал Бенкендорф не разделял их веселье и оставался серьёзен.
- Господа, прошу прощения, - обратился он. – Мы совсем забыли о нашем госте. –  В упор взглянул на Денгофа, - Итак, мы слушаем: зачем вас прислал генерал Чернышев?
Гость выдержал взгляд и спокойно ответил:
- Быть полезным Великому князю.
- Но, что у вас за… как сказать… функция?
- Предупреждать неприятности.
 Бенкендорф начинал терять терпение. Произнёс с нотками угрозы:
- Поймите нас правильно, если бы я не знал генерала Чернышёва, как боевого товарища и весьма прозорливого человека, я бы вас тут же арестовал.
- Я вас понимаю, - невозмутимо согласился гость.
- Так, если понимаете, будьте добры выражаться яснее, - потребовал Бенкендорф.
- Прошу меня простить, но я сам ещё не знаю своей миссии, - извинился граф Денгоф.
- Ну, господа! – возмущённо воскликнул Бенкендорф, откинувшись на спинку стула.
- Вы, всё же, очень похожи на поляка, - решил перевести разговор Адлерберг, чтобы погасить напряжение.
- Да. – Гость слегка пожал плечами. - В России меня принимают за поляка, в Германии – за эльзасца, во Франции – за нормандца, в Италии – за пьемондца, в Англии – за шотландца.
- А в Англии что вы делали? - подметил Бенкендорф.
- Я там служил. Вернулся только вчера.
- Вы над чем работали? – попросил уточнить Бенкендорф. - По торговой части?
- Я собирал сведения, - неопределённо ответил гость. - Исследовал рынок. Занимался банковским делом, транспортом, издательством - всего понемногу.
- Но, позвольте, вы так и не сказали, от каких неприятностей должны меня ограждать? – напомнил Николай Павлович. – У меня достаточно адъютантов. Времена нынче мирные. В стране всё спокойно. Я только недавно вернулся из инспекторской поездки: был в Бобруйске. Вскоре готовлюсь провести смотры инженерного училища и гвардейской дивизии. Что за неприятности меня могут подстерегать? Объясните!
Но вопрос повис, так, как в это время вошёл дежурный офицер и доложил: прибыл генерал-губернатор Петербурга, граф Милорадович. Просит срочно аудиенции.
- Странно! - Николай Павлович взглянул на большие напольные часы. – Генерал-губернатор должен сейчас быть на заседании Сената. – Пусть поднимается к нам.
- Он попросил вас лично, - учтиво ответил дежурный офицер.
- Простите, господа. – Николай Павлович отставил чашку с недопитым чаем. Пожал плечами. – Ничего не понимаю. Но коль генерал-губернатор Петербурга просит аудиенции тет-а-тет, - не имею права отказать, - и вышел вслед за офицером.
- Давно вы знаете генерала Чернышёва? – допытывался  Бенкендорф у гостя.
- Давно. Ещё при императоре Павле Петровиче.
- Вы бывали при дворе? – поинтересовался полковник Адлерберг.
- Нет. Я редкий гость в России. Однако у меня есть несколько докладов к императору по поводу английских коммерческих компаний и организации банковского дела.
- К сожалению, царя сейчас нет в Петербурге, - сообщил Бенкендорф. – Государь нынче отъехал на юг, в Таганрог. У императрицы неладно со здоровьем. А вы где нынче остановились?
- В доме купца Котомина. Чудесные номера с видом на Невский. На первом этаже кондитерская лавка.
- Говорят у Котомина шумно, - заметил Адлерберг.
- Ничуть, - возразил гость. – Чисто и уютно.
 Вскоре вернулся Николай Павлович. Все сразу заметили, как он переменился: вид его был какой-то странный, растерянный. Он оглядел всех непонимающим взглядом, хотел что-то сказать, но слова застряли в горле. Генерал Бенкендорф тут же вскочил с места.
- Что случилось?
- Господа, весьма неприятное известие, - с трудом выдавил из себя Николай. Откашлялся и более твёрдо произнёс: – Письмо от генерала Дибича из Таганрога. Император болен.
- Как, болен? Что за болезнь? Может, обыкновенная простуда? – забеспокоился Бенкен-дорф. Быстро взял письмо из рук Николая.  – На юге немудрено в такую пору простудиться.
- Я ничего не понимаю, - растеряно развёл руками Николай Павлович. – Дибич пишет, что болезнь серьёзная.
- Насколько серьёзная? – забеспокоился Адлерберг.
- Генерал Дибич пишет, - Николай Павлович сглотнул комок, - что надо готовиться к любому исходу.… Какому исходу? На что он намекает? Мне непонятно. Все так неожиданно… Нужно как-то осторожно сообщить матушке… Прошу прощения, господа, но мне надобно срочно ехать к императрице.
Он быстро вышел.
- Мы должны отправиться в Зимний дворец, – сказал Бенкендорф  графу Денгофу. - Вы уж извините, что так получилось.… Видите, какая неожиданная неприятность.
- Я навещу вас вечером. Надеюсь, с императором ничего серьёзного.
- Мы тоже надеемся, - согласился Бенкендорф.
- Но прежде попросил бы вас…, - понизив голос, произнёс Денгоф.
- О чём?
- Я видел: у входа дежурят гвардейцы Измайловского полка.
- Да, сегодня их смена, - подтвердил полковник Адлерберг, не понимая, в чем проблема?
- Не могли бы вы вызвать взвод надёжных солдат и поставить их охранять покои Великой княжны и детей?
- Что? – только и смог произнести Бенкендорф.
– О чем вы? Надёжных?… чего? Кто может быть надёжней гвардии? – с возмущением произнёс Адлерберг.
- Я вас настойчиво прошу.… На всякий случай....
- Но что может угрожать детям Великого князя? – Адлерберг насторожился, невольно хватаясь за эфес шпаги.
-  О, господи! Если бы я не знал Чернышёва, я бы решил, что вы - сумасшедший, - чуть не вскипел Бенкендорф.
- И всё же, прошу вас. Всё объясню вечером, - твёрдо настаивал граф Денгоф.
- Если вы – серьёзно, я вызову лейб-казаков, - сверля гостя взглядом, пообещал Адлерберг. - Но, ради Бога, объясните!
- Сейчас – не могу. Простите. Я сам толком не знаю. Но у меня инструкция от генерала Чернышёва: наследный князь Александр должен быть под надежной защитой, - уверенно сказал граф.
Бенкендорф повернулся к полковнику Адлербергу:
- Коль генерал Чернышёв приказал, надо исполнять. Александр Иванович глупостями заниматься не будет.
Адлерберг кивнул:
- Надо!
- Черт знает что! – в конце не выдержал Бенкендорф. И обратился к графу Денгофу: - Надеюсь, это - простая предосторожность.
Граф Денгоф только пожал плечами.




Рецензии