Дед-баюн

Даже в праздники, у нас в семье соблюдался детский режим. Т.е., спать укладывали вовремя.
Было какое-то весеннее веселье с советскими датами. Но строго к 22:00 меня, мелкого, уложили в соседнюю хрущевскую комнату, которая надежно закрывалась занавеской. Взрослые заботливо меня «поклали» и пошли дальше употреблять. Ну и с вибрато и достоинством петь.
Надо сказать, что в те времена праздники отмечались не только с родней, но и с соседями. Люди были проще, добрее.
Периодически, отрываясь от застолья, меня приходил проверять дед. Сплю, не сплю, сухой ли и т.д. Ходил именно он, потому что сидел с краю стола.
И вот в первый раз он явился в состоянии средней тяжести. Облокачиваясь на шкаф, фокусируя сквозь очки свое зрение, дед зондировал обстановку. Я не спал, и он это никак не прокомментировал. Решил, что я еще не устал лежать.
Вышел. Аккуратно задвинул занавеску, чтобы мне не мешал шум. Прошел метр до стола и снова взял в руки гармошку. Все запели. 
Во второй раз, когда он явился, шкаф не только поддержал его, но и подтолкнул к моей детской кроватке. «Столичная» долбилась внутри его седеющих висков и отнимала ноги.
Поняв, что я не сплю, он решил поправить одеяло. Я попросил сказок. Он услышал, но застыл. Было очевидно, что с просьбой ему не справиться. Язык не ворочался. Однако, как человек, заставший войну, он любил детей, поэтому просто стал меня щекотать.
В наклонку щекоча, его силы улетучивались еще быстрей, чем когда он играл на гармошке. И он стал сдуваться…
Вначале на меня упали очки, потом выпала вставная челюсть. Короче, дед сыпался на глазах. Я испугался, что следующей оторвется седая голова. Но на этом моменте он перестал меня щекотать и принялся собирать свою атрибутику.
А я хохотал. Потому что, когда пытается ворчать человек с губами бантиком, для детей это всегда весело.