Табу на инцест у древних монголов

До объединения Чингисханом монгольских и тюркских племен кочевники Восточной Азии не были воинственны. Когда протомонголы узнавали о наступлении врага, они садились на лошадей и спасались бегством, нисколько не заботясь о судьбе своих детей, женщин и скота. Некрасиво, скажем так. А с точки зрения этнолога это весьма любопытная традиция, которая существовала на территории будущей империи не одну тысячу лет, возможно, не три, не пять и даже не восемь.

Какие чувства овладевали древними монголами при виде стены пыли на горизонте? Адреналин в кровь, воин готовится к сражению, трус паникует и бежит. Но что если монголы до Чингисхана праздновали труса – буквально? Сезонная миграция мужского населения, весенний праздник, новый год. Отступающих на самом деле не было: отступающие наступали, и пыль из-под копыт их боевых коней свидетельствовала о скором приходе весны.

Скорее всего, это был чисто мужской праздник. Женщины, конечно, принимали в нем участие: первыми узнавали они о приближении врагов, и пока мужья спали, собирали их в дорогу – готовили еду и новогодние подарки детишкам из соседнего племени, что предстояло «завоевать» их мужчинам; напевая печальные песни, седлали они лошадей. Весенние песни в мажоре до нас не дошли, хотя они должны быть – ведь не каждая женщина могла тогда похвастаться, что в уходящем году ей повезло с мужчиной. С другой стороны, к чему их огорчать, праздник же, пусть себе скачут, не моя то была половинка…

Первым рассказал об этом феномене Геродот. Отец истории не был кабинетным ученым, для современников он в первую очередь политик и воин, как и все свободные греки готовый ради свободы поставить на карту свою жизнь. Естественно, что для человека, воспитанного в этой традиции, странный обычай протомонголов казался отвратительным. С презрением говорили о трусливых кочевниках Страбон и Плиний Старший.

На две тысячи лет «трусость азиатских дикарей» стала для историков общим местом, ловушкой, выбраться из которой, не испортив себе репутацию, было невозможно. Говорящий о «дикаре» снаружи, превращался в дикаря, вернуться обратно он уже не мог. Так многие дикие животные перестают кормить своих щенков, если учуют запах человека, что по доброте душевной решил взять их на руки.

Фрейд первым рискнул оставить уютное для предшественников locus communis «азиатский дикарь». Статья «Весенний праздник древних монголов» (1897) – попытка объяснения «необъяснимой трусости кочевников» установлением у них экзогамии. «Еще в первой половине мустьерского времени, – пишет Фрейд, – протомонголы осознали биологическую целесообразность табу на инцест, а именно то, что кровосмешение может вызвать проявление неблагоприятных рецессивных генетических черт, ведущих к вырождению […] Экзогамия влечет за собой обмен женщинами, поскольку всякий, отказываясь от права жениться на своей матери, сестре или дочери, вынужден отдавать их замуж за другого».

Статья Фрейда вызвала скандал в научном сообществе, новая гипотеза противоречила расовой теории: экзогамия у оседлых европеоидных племен установилась лишь во второй половине мустьерского времени. Причина такого «значительного отрыва», по Фрейду, в том, что: 1) «Кочевники психологически готовы к переменам»; 2) «Табу на инцест был принят европеоидами только под страхом смерти за нарушение запрета, кочевникам же он был дан в игровой форме в дни празднования нового года».