Не может быть. Снежинка на ладони

                Памяти незабвенных друзей посвящается
      
     Туманное предзимье скребется сквозь слезу окна. Казалось, окна плачут, тоскуя по теплу. Но не ночная тишина своим тревожным звоном взрывает мой неспокойный сон: звуки безудержных рыданий и слез ручьи горячих по моим щекам всему виной.
    
     Во сне, казалось, в другом мире, переживаю я историю снежинки на ладони человека.
   
     Казалось мне, любезный читатель, что пыл страстей уж больше не коснется моего сердца, зов вечности седой ослабит жизни красок дивное биенье.
    
     Хоть грустно, больно мне и печально осознавать груз времени на плечах своих, но не исчезла пока из моего сердца возможность ощутить чужую боль, словно свою, испить ее до капли, всей душой.
    
     Время течет в один конец. Не молодеем мы с годами, что-то теряем в этой жизни, надеясь вновь все получить «за той чертой».
      
     У каждого живущего на бренной земле своя черта, через которую легко будет ему пройти.
    
     Легко проститься с жизнью сможет человек с большой душой, кто честно прожил свои годы, кто овладел душевной мудростью, любил не одного себя, ценил мгновенья вечности, боготворил весь мир.   
    
     Намедни простились мы с моим давнишним другом, которого господь подвел к финалу его дел на земле.
    
     Неделя уж минула, как над его остывшим телом стал возвышаться холмик сырой земли, да краски зелени в венках и разноцветье цветов последних в его жизни умело скрыло одиночества покой.
    
     Кто-то из вас, друзья (надеюсь я, что вы - мои друзья, коль вы у меня в гостях на страничке), наверное, скажет, что этого не может быть, так не бывает. Не может, де, душа почившего человека во сне явиться живущим на земле, не пролежит в ладони человека снежинка белая полсотни лет, так и не растаяв.
    
     Не мне судить, к какому разряду будет отнесен сюжет сего рассказа. Пусть это будет мистикой, так что же, суть так не важно.
    
     Итак, господа, сегодня уже наступает девятый день, как Михаил, покинув свое тело, прощается с миром живых.
    
     Видимо, решил болезный наш проститься так и со мной, в моих снах.
    
     И вот, представьте, я, не понимая, что во сне, в его теле, прохожу по всей его жизни. Как умудрился я за столь короткий срок прожить его десятков восемь, с довеском, лет, сейчас и не пойму. Вот вам и теория относительности седого старца с высунутым языком.
    
     И не подумайте, пожалуйста, что я вам попытаюсь всю жизнь Мишутки показать. Поведаю я вам лишь о минутах его последнего свиданья, что так мой мозг взорвало (надеюсь, Михаил меня простит).
    
     Все в жизни у моего героя, как говорится, было «в шоколаде», за исключеньем небольшим: прожил он всю свою жизнь в одиночестве.
    
     Сказать, что на себе не ощутил он прелестей душевной женской ласки, теперь я не берусь, словом, ну, как-то не сложилась у него супружеская жизнь.
      
     Теперь-то я, конечно, понимаю, что всю свою жизнь любил он всего одну,  которая ему никак принадлежать уж не могла.
    
     Не хочется сейчас печалить мне читателя, однако, нелишним будет подчеркнуть,  что именно это его последнее свиданье на смертном его одре с возлюбленной всей его жизни, взорвав мою душу, лишило меня сна.
    
     Пятьдесят с лишком лет страдало бедное сердечко Мишани по созданию ребра адамова, Снежане, доводившейся ему племянницей.
      
     Снежанка, розовощекая блондинка, дочь его старшего брата, еще в пору его далекой юности сумела овладеть его сердцем. Сиротка Снежана воспитывалась в семье его старшей сестры и чтилась им за дочь родную.
    
     Жизнь помотала нашего героя «в шоколаде» по городам и весям государства нашего и зарубежья, но всякий раз, возвращаясь на порог родительского дома, где жила семья сестры, находил он в нем причал надежный, понимание, уют.
    
     Но, главное, его всегда с распростертыми объятиями встречала его снежинка, как он ее называл.
    
     Боже, как он любил эту девочку! Вначале чувства свои он воспринимал, как  отцовские, но со временем стал понимать, что влечет она его к себе всем женским существом.
    
     После окончания одного из ВУЗов столицы, его голубоглазая снежинка вышла замуж за однокурсника, стала строить свою семейную жизнь.
      
     Наш Михаил, завербовавшись в одну из северных экспедиций, во льдах глушил отчаяние и боль разлуки с его далекой девочкой.
    
     Были счастливые дни возвращения его домой, где он всегда встречал любовь и понимание своей названной дочери, теперь уже ставшей мамой.
    
     Все свои сбережения в валюте он тратил на Снежану, а затем и на ее семейство.
      
     Не раз, и не два, пытался наш горе-влюбленный объясниться со своей возлюбленной, но всякий раз Снежана взглядом бездонной сини глаз своих и ласковым тревожным рукопожатием умела прерывать его несвязные речи.
      
     Коль  доводилось им оставаться наедине, так всякий раз Михаил (звала она его еще с детства медвежонком), брал ее ладони в свои руки и, склонившись над ней в немом поклоне, неистово дышал на них, пытаясь теплом сердца своего согреть свою снежинку. Она в ответ только смеялась звонко, легонько отстраняясь в сторону и положив ему головку на плечо.
    
     И если удавалось, они могли просидеть так молча часами, наслаждаясь единеньем душ.
      
     Переплетенью судеб не суждено было воздать должное их чувствам, года брали свое, он  заболел и слег в постель. Всему есть срок свой на земле.
    
     Бессильны были попытки столичных врачей, светил науки, вернуть к жизни изболевшееся его тело: он угасал, как огонек в пустой лампадке.
    
     Пришла пора семье его проститься с нашим Михаилом. Много хорошего услышал наш герой в его последний день. Был благодарен он своей судьбе за прожитые годы:  и за рассветы, и за закаты, и за победы радость, и за горечь поражений, за счастье видеться с родными, близкими, друзьями, за солнца свет и за тепло людей, за его Снежанку.
      
     Всю свою жизнь пронес он ту снежинку в своих ладонях, не дыша, боясь за то, что вмиг она растает, не узнав о его чувствах.
      
     И вот теперь они опять одни, им не мешают.
    
     Испытывая страсть и упоенье любовной мукой, Михаил, наконец, набравшись смелости (ему тогда ведь все было позволено), выплескивает водопад чувств на свое сокровище, свою снежинку, поднеся ее ладони к своим уже остывающим щекам.
    
     Снежанка слушает влюбленного в нее навек, и снежинки в ладонях ее медвежонка начинают таять, пролившись дождем из ее бездонных глаз.