Стадия созерцания

СТАДИЯ СОЗЕРЦАНИЯ
       Михаил Иванович шёл уверенно и бодро. Ежедневная прогулка по старому парку стала частью его послеинфарктной жизни. Заглянув за край, побывав там, откуда многие уже не возвращаются, он вдруг отчаянно захотел жить. В свои шестьдесят мужчина выглядел значительно моложе. Был он стройным, подтянутым, на вид очень спортивным. Высокий, седой, смуглый, голубоглазый мужчина невольно привлекал внимание идущих навстречу женщин. Особенно одиноких. Этих он узнавал по оценивающему взгляду, в котором сквозила тайная надежда.
Михаил Иванович довольно усмехнулся: «Так выходит, я ещё ничего. Вон, какие женщины обращают на меня внимание».
       В доинфарктный период он посматривал на «одиночек» несколько свысока, всем своим видом показывая, что он ценный трофей, который не всем по зубам. Что и говорить, видный мужчина в прежние годы пользовался повышенным спросом у слабого пола. Бедной его жене Люде несладко приходилось. Как она всё терпела, одному Богу известно. Ни разу за всю жизнь она открыто не выказала ни ревности, ни недоверия, хотя и Михаил Иванович, как ему казалось, был очень осторожен. Он щадил свою Людочку. Если задерживался «на работе», то придумывал достаточно правдоподобные причины. Иногда, в конце месяца или квартала, когда завод кровь из носу должен был выполнять план, были и ночные авралы. Конечно, иногда эти авралы были выдуманные, но Люда делала вид, что верила мужу.
       Именно – делала вид. Теперь, когда её не стало, он это отчётливо понял. Инфаркт, который настиг его после смерти жены, на многое открыл глаза.
Они прожили вместе много лет. Вырастили двух дочерей. Дождались внука и внучку. Всё было, как у людей. Михаил Иванович хорошо зарабатывал, дослужился до должности главного инженера завода. Получил большую квартиру, купил престижную дачу и дорогую машину, что было по тем временам редкостью.
Дома чистота и уют, вкусная еда. Всегда чистые отглаженные рубашки. Сама Люда одевалась со вкусом и была под стать мужу, красива и стройна. При этом она всегда стояла в тени, «за мужем». Никогда не выпячивала своё «я», подчеркивала, что в семье главный – муж. Не женщина, а мужская мечта. Казалось бы, полная семейная идиллия. До инфаркта, который свалил его на другой день после похорон, Михаил Иванович так и считал. Идиллия. И только очнувшись после искусственной медикаментозной комы, он отчётливо понял, что Люда не была счастлива с ним. Мысль возникла и тут же исчезла. Как будто растворилась в навалившейся слабости.

      Как ни странно, но инфаркт помог Михаилу Ивановичу легче пережить смерть жены. В последние дни её жизни, когда оставалось всё меньше надежды, что безжалостный рак от-ступит, он, прежде убеждённый атеист, пошёл в церковь и молился о здравии рабы божьей Людмилы. Никак не мог смириться с тем, что его жена, никогда прежде не унывавшая, лежала безучастная и отрешённая. Почти год они боролись со страшной болезнью. Три месяца Люда уже не вставала с постели. Дочери по очереди приезжали в отпуск, чтобы ухаживать за мамой. Но в последний месяц, самый сложный, Михаил Иванович остался один на один с неизбежно надвигающейся смертью жены.
 Он знал диагноз и прогноз врачей, но его не покидала сумасшедшая надежда на чудо. В то утро, когда жене вдруг стало легче, и она, больше месяца до этого не хотевшая принимать пищу, вдруг попросила отварной картошки, Михаил Иванович, глотая втихомолку слёзы, подошёл комоду, на котором стояли иконы, и, не стесняясь, перекрестился.
     – Слава тебе, Господи, что услышал мои молитвы! – произнёс он тихо и пошёл готовить. – Сейчас, милая, сейчас. Я быстренько.
     Жена посмотрела на него благодарным взглядом, в котором тоже засветилась надежда. Михаил Иванович принёс размятый картофель, политый растительным маслом. Жена съела ровно две ложки и устала, как от тяжёлой работы. Она полежала с закрытыми глазами, а потом попросила вишнёвого компота.
Михаил Иванович налил компот в поильник и помог жене выпить несколько глоточ-ков.
     – Спасибо, – сказала она тихо.
Михаил Иванович тихонько пожал ей руку, наклонился, поцеловал в исхудавшую щёку и сказал:
     – Тебе надо отдохнуть. Поспи, а я пойду на кухне уберу. Я тихонько, стучать не буду. Поспи, родная.
      Людмила кивнула едва заметно и прикрыла глаза.
      Через пятнадцать минут Михаил Иванович заглянул в комнату. Люда лежала в той же позе, голова была повернута налево. Но что-то изменилось. Что именно, Михаил Иванович не мог понять. Он подошёл ближе и увидел, что жена не дышит. Она ушла неожиданно, как раз тогда, когда вдруг появилась надежда на выздоровление. Резкий переход от надежды к отчаянию вызвал состояние шока.
Михаил Иванович растерялся. Он трясущимися руками стал набирать номер «скорой помощи», едва дозвонился. Потом позвонил дочерям, брату и другу. Никто из них не ответил. Кинулся за помощью к соседям, но они, как назло, были все на даче.
      Михаил Иванович как-то в раз обмяк. Он сел рядом с кроватью, взял руку жены в свои ладони и оцепенел. Когда-то, очень давно, он читал, что мозг человека живёт ещё какое-то время после того, как сердце остановилось. Ему хотелось, чтобы Людмила чувствовала, что он рядом. Потом горькая мысль пришла ему в голову: «Когда придет мой черёд, меня некому будет подержать за руку».
В это время зазвонил домофон. Приехала «скорая помощь» и похоронный агент.        «Как он узнал?» – мелькнула мысль и тут же пропала.
      Снова зазвонил домофон. Приехал полицейский. События стали происходить так стремительно, что Михаил Иванович не успевал их отслеживать.
Приехали брат и два друга. Михаил Иванович, не помнил, что он им дозвонился. Но они приехали, значит, всё-таки дозвонился.
Пока врачи скорой помощи фиксировали факт смерти, писали какие-то документы, офицер полиции позвал Михаила Ивановича на кухню для составления протокола. В это время похоронный агент вызвал своего помощника, и они понесли тело жены к лифту, назвав адрес морга.
     «Я же не попрощался с Людой. Куда они так спешат?» – подумал Михаил Иванович, но надо было подписать все подготовленные врачом и полицейским документы. Он остановился на пороге, дождавшись, когда лифт закроется, поглотив жену и похоронных агентов, и вернулся в квартиру.
      Дальнейшие события как то смазались в памяти. Друг и брат остались ночевать, но никто за всю ночь не сомкнул глаз. Разговаривали об обыденных вещах, стараясь вообще не касаться происшедшего. Много курили. Михаил Иванович, сам того не замечая, стонал при каждом вздохе. Ему казалось, что его разрубили пополам, и вторую половину куда-то увез-ли.
Ни подготовки к похоронам, ни отпевания, ни самих похорон память не сохранила. Сработала защитная реакция организма. Сердечная боль настигла его на другой день после похорон, когда с родственниками и близкими друзьями приехали на кладбище помянуть усопшую. Казалось, что сердце сжалось и никак не может разжаться. Не хватало дыхания. Михаил Иванович терпеливо переносил боль, не показывая виду, чтобы не беспокоить убитых горем дочерей. Ему бы поплакать, может сердце и отпустило бы. Но он не мог. Мужик ведь. А мужики не плачут.
    Когда вернулись с кладбища домой, он сел на диван, надеясь, что боль утихнет. Но она разрасталась. В груди жгло так, как будто там был огонь. Михаил Иванович повалился набок и потерял сознание. Врачи, чтобы защитить больного от болевого шока, ввели его в состояние искусственной комы, а когда Михаил Иванович вышел из неё, началась отчаянная борьба за собственную жизнь. Переживания по поводу смерти жены как-то сами собой ушли на второй план.

     Чувство острой утраты притупилось долгой и трудной реабилитацией. После обширного инфаркта Михаил Иванович хотел только одного. Жить. А для этого надо было вернуть утраченное здоровье. На первом месте теперь были мысли о здоровом образе жизни. Он безболезненно отказался от табака и алкоголя. После выписки из кардиоцентра стал правильно питаться и ежедневно в любую погоду гулять в ближайшем к дому парке. 
   Постепенно прогулки вошли в привычку. У него появились в парке любимые места. Особенно хороша была огромная ель возле фонтана. Под ней стояла скамейка, на которой Михаил Иванович часто отдыхал и любовался совсем маленькими детьми. Родители или бабушки-дедушки помогали малышам кормить голубей, которых было несметное количество. Птицы внезапно взлетали над головами гуляющих, а заметив очередного малыша с булкой или семечками в руках, неожиданно пикировали вниз. Шум крыльев пугал ребятишек. Они забавно приседали от страха, а потом смеялись и снова пытались приблизиться к огромной стае. Эта картина умиляла Михаила Ивановича. На сердце становилось тепло и радостно.
     Часто, сидя на скамейке, мужчина пытался угадать историю жизни людей, пришедших в парк. Вот совсем молодая пара, похоже, студенты, сидят на скамейке напротив. Одни наушники от смартфона на двоих. Слушают музыку, читают что-то в телефоне, улыбаются, довольные собой и музыкой. Михаил Иванович вздохнул. Свидания во времена его юности были совсем другими.
Через две скамейки от него читала книгу красивая, стильно одетая женщина неопределенного возраста. Ей можно было дать и сорок, и пятьдесят. «Интересно, а если подойти поближе, может ещё старше?» – думал Михаил Иванович. Почему-то ему непременно захотелось прямо сейчас узнать её возраст. Но женщина вдруг поднялась и лёгкой походкой пошла к выходу из парка.
«Нет, не старше. Максимум сорок пять», – решил Михаил Иванович, глядя ей вслед. «Красивая, молодая, но видно, что одинокая», – продолжал думать он.
Было что-то в этой женщине такое, что зацепило его. «Диссонанс», – мелькнула догадка. Ну, конечно. Внешность успешной женщины никак не сочеталась с неуверенностью, которая сквозила в манере двигаться, смущенно поправлять волосы. Была в ней какая-то неизбывная печаль. Очень давняя и привычная уже.
«Похоже, она тоже вдова», – подумал Михаил Иванович. - «Вероятно, очень любила мужа, теперь тоскует».
      В будние дни Михаил Иванович видел женщину на одном и том же месте, всегда с книгой в руках. Проходя мимо скамейки, на которой сидела незнакомка, мужчина невольно любовался её обликом. Пышные каштановые волосы с редкой проседью были уложены на затылке в пучок, на стройной шее вились небрежные завитки.
     «Видимо, она где-то поблизости работает и выходит в обеденный перерыв подышать свежим воздухом», – подумал Михаил Иванович, обратив внимание, что женщина читает ровно полчаса, а потом, торопясь, уходит.
«Кто она? Музыкант? Или библиотекарь?», – размышлял он неторопливо, сидя под своей любимой елью. «Скорее всего, музыкант. Или педагог. Музыкальный колледж расположен рядом с парком, а библиотеки поблизости нет. И потом, вряд ли библиотекарь придёт читать в парк».
      Мысли Михаила Ивановича неотступно следовали за женщиной. «Интересно, что она преподаёт? Вокал? Или игру на инструменте. Ей больше подходит рояль. Да, скорее всего. Хотя это может быть и скрипка. Женщина на вид хрупкая, а для рояля нужна сила».
     Сидя на скамье, Михаил Иванович вдруг подумал: «Вот дошел и я до стадии созерцания. Я больше не живу. Я только наблюдаю за чужой жизнью».
     Эта мысль поразила его. Ещё недавно собственная жизнь била ключом. Он усердно трудился, зарабатывал и обеспечивал семью, любил своих девочек. Так он называл жену и дочерей. Не был обделён женской лаской на стороне, но семьёй дорожил, и, как ему казалось, по-своему любил жену. «А она меня любила?», – подумал Михаил Иванович.
     Поднявшись, он привычно пошёл в сторону дальней аллеи. Вдруг в его мозгу всплыла самая первая мысль, пришедшая ему после выхода из комы. Он вспомнил об этом внезапно и похолодел. «Почему я так подумал? А почему потом забыл об этой мысли?»
     Михаил Иванович стал лихорадочно восстанавливать ход событий того переломного дня, когда сознание ещё путалось, не давая чёткого представления, на каком свете он находится. Грань между жизнью и смертью была такой тонкой, что мужчине казалось, будто он многократно погружался в небытие, а потом как поплавок выныривал на поверхность сознания.
    «Так почему моя первая мысль была именно об этом?», – пытался разобраться Михаил Иванович. Сейчас, год спустя после смерти жены, когда боль утраты и чувство вины, возникающее перед ушедшими в мир иной у всех, оставшихся жить, медленно уступали место светлой печали, Михаил Иванович в полной мере осознал, что время – лучший лекарь. Но мысль о том, что Людмила не была счастлива с ним, как заноза засела в мозгу и не давала покоя. Михаил Иванович пытался понять, почему он так подумал.
    «Молчалива? Да. Спокойна и уравновешена? Да, конечно. Иногда до полного безразличия. Господи! Да ведь она не любила меня!», – вдруг понял Михаил Иванович на третьем круге прогулки. Он резко остановился.
    «А я её? Я её – любил?  Ну, конечно, любил. По-своему», – признался себе Михаил Иванович. - «А как было её не любить? Умница, красавица, скромница, замечательная хозяйка. Все друзья завидовали и говорили, как мне повезло с женой. Тогда почему я сказал «по-своему любил»?
     Мысль была настолько парадоксальной, что Михаил Иванович сел на скамейку, возле которой оказался. Его взгляд отрешённо заскользил по играющим детям, по гуляющим парами женщинам, украдкой косящим глазами в его сторону, по бегущим мимо опаздывающим на занятия студентам.
     «Мы прожили такую правильную и спокойную жизнь. А были ли мы по-настоящему счастливы? Любили ли мы друг друга так, что сердце заходилось от боли только при мысли о разлуке? Нет. Любви не было. Было тихое семейное счастье, удобный быт. Вот почему же-на моя была молчалива и тиха все эти годы. Вот почему ни разу не закатила скандала из ревности, ни разу не спросила, где я был, когда поздно возвращался домой или вовсе не приходил ночевать.
     Мысль о том, что он не так уж сильно горевал об уходе жены совсем не потому, что был на грани смерти из-за инфаркта, смутила мужчину.
    «Выходит, я все эти годы жил с ней потому, что с ней мне было удобно?».  И то, что он не любил жену и никакую другую женщину настолько, чтобы изменить свою жизнь, при-чинила Михаилу Ивановичу настоящую боль.
    «Шестьдесят! Шестьдесят лет! А я ни разу в жизни не любил! Как же так?!» – думал он ошарашенно.
     В это время в парк вошла незнакомка, за которой он так часто исподтишка наблюдал. Женщина села на ближайшую к выходу из парка скамейку, впервые внимательно посмотрев в сторону Михаила Ивановича, и, встретившись с ним глазами, торопливо отвернулась. Затем открыла книгу, безуспешно пытаясь скрыть своё смущение.
     Какая-то неведомая сила подхватила Михаила Ивановича и понесла прямиком к той скамейке, на которой сидела хрупкая женщина. Она была так мила и беззащитна в своём смущении, что у мужчины защемило сердце, которое вдруг забилось сильно и часто. Молодой кураж и радость наполнили всё его существо. Ему так захотелось сейчас посадить её, как ребёнка, к себе на колени, и своими объятиями защитить от всех невзгод и печалей.
   – Здравствуйте! – взволнованно произнёс мужчина, – позвольте с вами познакомиться. Меня зовут Михаил. А вас как зовут?
    –Здравствуйте, Михаил! Очень приятно. Меня зовут Оксана.
    – Какое красивое  у вас имя! – сказал Михаил Иванович, глядя в  доверчивые синие глаза, понимая, что в эту минуту стадия созерцания окончилась. Началась неведомая прежде стадия любви…

26.10.2019