Бобры и Готфрик, день чудесный

               
     Электробритва  " Тверь - 75 " и межконтинентальная баллистическая ракета  " Планы Ильича ", шумящий дальними перелесками пригородный поезд, весело скатившийся с Моховых гор, поросших лишайником до невозможности, а в воде сидят бобры. Рожи курносые, как у Соньки Плакидюк, такие же вздорные и глупые, хвосты плоские, дышат через тростник по - славянски, лежа на спине и разглядывая плывущие высоко облака. Скрипят, суки, резцами, злоумышляют, улыбаются про себя, чтоб никто не догадался. Вот выйдет на песчаный берег какая баба голая, а бобры и выскочи ! Завизжит женщина в обнаженном состоянии, перднет, словно Каролин Возняцки, сметая в буераки подносящих приборы ирландцев, и сиганет в омут, а уж там - то бобры ее и схватят. Надругаются. И родит баба через сто лет и три года мумрика, зацикливая эволюционность тупика человеческого развития новой личностью, что через несколько лет встанет и выйдет на площадь, проклянет Навального и проголосует за уплату налогов, купит автомобиль или фаллоимитатор, завербуется на Север и получит там из рук бородатого зимовщика - челюскинца Орден под наименованием  " Знак почета ".
     - Экое гнусное название, - шепчутся бобры, смотря бегущей на косогор бабе вслед, - челюскинцы. Так и видится льдина с терсящимися ламантинами, под ней кустисто растут голотурии и латимерии, а на самом дне хоронятся в пробитом вниз иле сокровища капитана Кидда, что означает по - американски : козленок.
    - Был такой политрук, - шумит самый старый и опытнейший бобер, зарастая бакенбардами и водорослями под корягой, бросили его там отступающие к Волге мотопехотные части Красной армии, вот он и зарос, как манда у Куриленки, - только не козленок, а Козел, его Кротов приволок в расположение.
    Вздохнул бобер тяжко и завспоминал времена бывалошные, героические, когда шли эшелоны, а люди ползали, как черви, струясь шинелями и скрипя сапогами. Ох...ое время было, товарищи женщины !
    - Ты зачем нам большевика притаранил ? - спрашивали немцы, а один, из зеленых СС, сухощавый и с пробором на вытянутой огурцом голове, гневно показывал перебежчику на свои раздувшиеся от выполнения долга галифе, чорные с серебряным витым шнуром аксельбанта, пока прячущимся в глубине кармана, но придет время, намекал эсэсман Кротову, и вытянут шнур дембеля, занимая латифундии гигабайтов на временно оккупированных территориях, состоя в обществах поминовения павших и осуществляя нордическую непреклонность заветов мясника Билла о не трогай ниггера и не катай к жидам в осенне - зимний Берлин, проклято такое действо навсегда и жрать тебе, падло, говно вечно, в чем и убедились шкуркой Свитолина и Шарапова, предательски предавшие борящиеся в навозе родины. - На х...я нам политрук ?
    - Расстреляете, - предлагал Кротов, начитавшись еще на гражданке Вишневского. Была такая мазь от геморроя, вонючая и солидольная дегтем, в пузырьках помещалась, на обратной стороне тары - махонькая прокламация. Шалишь и не балуй, а также познавательные факты из мира животных. - На одном пузырьке вспоминалось, как отряды махновцев воровали белогвардейцев в пьяном образе и продавали их коммунистам для последующего расстрела. Бизнес.
   - Бизнес, - повторил Старшой немцев, неустановленного чина и ранга мужчина в штатском костюме из габардина. Рванул с плеча винтовку Маузера 1898 года выпуска и приказал : - Ложись.
   И быть бы Кротову расстрелянным или трахнутым, если бы не возвернулась баба голая к бобрам на их крутой берег.
   - Ишь, - шушукались бобры, подмигивая и поправляя лапками солнцезащитные очки, - понравилось, стал быть. Еще хочет.
   Бобры всплывали вверх животами и показывали голой женщине свои члены, изогнутые, как у Мэнди Митчелл, и опасные, будто длинный Ли из баскетбольных. Баба пугалась и прыгала в самый омут. Плыла по течению, развеваясь волосами у самого дна, думая, что похожа на Офелию из Гамлета.
   - Ладно, Кротов, - решал человек из зеленых СС, ставя лампу на окно, как Бэримор из Баскервилль - холла, - посмотрим. Хвали бобров, они тебе будущее преподнесли.
   - Хвала Цицерону, - говорил Кротов и немцы шатались, бледнея.