Хатимаки. -Из повести Тихо вокруг...

    Роль  головного  охранения  играли  три  автоматчика  под  командой  лейтенанта  Семёнова,  и  двигались  они  в  «форде».  Танк  следовал  за ним  равномерно;  амфибия  же  то  вырывалась  вперёд  метров  на  сто  с  лишним – просмотреть  участок  дороги  за  поворотом,  то  давала  догнать  себя  на  прямых  участках  пути.

   На  особо  резком  повороте  вправо  с  косогора  по  левому  борту  вдруг  рванулся  японец,  как  из-под  земли.  Грузный  Фомин  держался  одной  рукой  за  скобу  на  броне  и  не  успел  бы  сразить  смертника,  но  Бобоев  был  начеку:  срезал  японца  короткой  очередью.  В  мелкий  кювет  камикадзе  свалился  уже  умирающий.

    Любопытство  бойцов  правого  борта  лишь  на  секунду  повернуло  их  головы  влево,  и – взрыв  у  гусеницы  с  их  стороны!  Он  разметал  Тишкина  и  Смирнова,  сбросил  и  Фомина  с  Бобоевым  наземь;  порвал  гусеницу.  Бак  солярки  зачадил;  танк  остановился.

    «Форд»  замедлил  с  разворотом,  Газ-АА  за  танком  тормознул  ещё  до  правого  поворота.  Только  его  шофёр  и  увидел,  как  из  кювета  справа  выскочил  подросток   с   кастрюлей  в  руках  и  бросился  сзади  под  танк.  Взрыв  был  страшный,  сразу  за  ним – столб  пламени.
 
    По  грунту  дороги  катался  живой  факел – командир  танка  Орлик.  Из  переднего  люка  вывалился  пулемётчик  Жора  Пинский  и  плюхнулся  в  речку  горящего  соляра,  что  хлынула  из-под  танка.  Дико  вскрикнул  и  затих.

    Солдаты  с  грузовика  добежали  до  Орлика,  срывая  с  себя  гимнастёрки,  и  плотно  забросали  ими  танкиста,  прижав  его  к  земле.  Автоматчики  охранения,  обжигая  лица,  волоком  выдернули  Пинского  из  огня,  и  Семёнов  наглухо  закрыл  его  кошмой  из  «форда».

    От  середины  колонны  мчалась  по  встречной  полосе  штабная  полуторка.  Первый  взвод  не  без  опаски  рванул  прочесать  кусты  по  обе  стороны  дороги.  Слава  богу,  там  никого…
    Ещё  на  ходу  майор  Климчук  выпрыгнул  из  кабины  полуторки,  забыв  про  битую  ногу;  охнул  от  боли  и  склонился  над  Орликом.  Сорвал  с  его  головы  гимнастёрку  и  прокричал:
  - Толя!  Жив?
  - Бегите… - просипел  лейтенант  Орлик. – Щас…  боекомплект…  рванёт…, - и  заскрежетал  зубами.

    В  подъехавший  «форд»  положили  на  кошме  стрелка-радиста,  втиснули  рядом  лейтенанта  Орлика;  майор – с  водителем  рядом,  остальные – бегом  вдоль  колонны.  Майор  кричал:
  - Заворачивай  назад!  Первый  взвод – за  мной!  Второй – за  мной!  Остальные – на  месте!

    Чёрный  столбище  дыма  поднимался  над  лесом  вертикально  в  траурной  тишине;  а  через  пятиминутку  его  стала  рвать  на  куски  взрывная  волна  под  злой  гром  детонирующих снарядов.  Рота  в  трёхстах  метрах  пережидала  канонаду.  Старшина  Якименко  крепко  держал  Анну  Синицыну:  она  в  слезах  билась,  выла  и  рвалась  к  телу  Жоры  Пинского,  вокруг  которого  хлопотали  Гомон  и  Зверева.  Шилова  с  Петровой  возились  у  лейтенанта  Орлика,  уже  сидящего  на  земле  без  шлемофона  и  голого  по  пояс.

    Когда  снаряды  перестали  рваться,  майор  Климчук,  старлей  Цветков  и  капитан  Квашнин  с  двумя  разведчиками  решили  ехать  к  танку.
  - Павел  Игнатьич,  может,  Вам  с  ротой  остаться?... – тихо  спросил  Квашнин. – Не  ровён  час…
  - Вот  ты  и  останься, - жёстко  сказал  комроты.
    Минут  через  десять  они  вернулись.  Майор  сказал  Квашнину:
  - От  танка  одни  гусеницы,  катки  да  днище  остались.  Увидишь.  Готовь  колонну  к  маршу.

    Капитан  Цветков  нашёл  глазами  Сергея  Коркина,  поманил  к  себе.  Оборвав  доклад,  протянул  ему  белое  «полотенце»  с  дорожкой  иероглифов,  слегка  закопчённое,  и  сказал:
  - Вот,  в  кустах  запуталось.  Что  это?
  - Это  хатимаки, - догадался  Сергей.  – Головная  повязка  самурая.
  - А  что  здесь  написано?
  -  Тут  каллиграфия  и  скоропись;  да  иероглифы,  вроде,  старые… - начал  Коркин.  - Трудно  прочитать.  Но  вот  «мертвец»,  а  вот  «слава»,  кажется…  или  наоборот…  «ухо-сердце»…  Можно,  я  возьму – в  словаре  поищу.
    Смершевец  молча  отдал  ему  хатимаки.