В пору цикад

                В  ПОРУ  ЦИКАД


      Было мне тогда, вероятно, годков двенадцать-тринадцать. Мои родители жили на ферме и в школу меня отправляли в соседнюю деревню.
    По утрам я уходил из дому с портфелем и голубым мешком, куда мать укладывала домашний хлебец, который она взрезала ножом, вкладывала внутрь немного козьего сыра и закрывала снова ломтиком хлеба. К хлебу она еще добавляла несколько фиг, несколько грецких орехов и маленький кусочек твердого сыра, завернутый в бумагу.
     Чтобы съесть свой скромный обед, я обычно устраивался за воротами школы, напротив дома, где жил деревенский сапожник по прозвищу Соловей. Прозвали его так за то, что обладал он неким  талантом: всунув между зубов кусочек стебля лука-порея, он имитировал трели соловья так, что отличить невозможно было от настоящих.
     Соловей постоянно меня разыгрывал и строил разные козни. Например, прикидывался, будто хочет мне что-то сказать на ухо, а потом, когда я осторожно приближался, он внезапно дергал за растянутую на полу дратву, и я, поскользнувшись, растягивался  на куче ожидавших починки старых башмаков. А то еще исподтишка давал пинка ногой, выглядя при этом абсолютно невинным и непричастным. Только чем больше он меня дразнил, тем больше мне всего этого хотелось.
   Однако, правду сказать, однажды он так пошутил, что его розыгрыш не пришелся мне по нутру. Случилось это в пору цикад, вот таким же днем, как сегодня. Только я устроился пообедать на обычном своем месте, как он мне говорит:                - Ты ведь знаешь, малой, что через две недели в Моссане праздник, выборы будут. Ну вот, если ты хочешь заработать несколько су* на карусели прокатиться или на бой быков поглазеть, надо, чтобы ты наловил мне цикад, сколько только сможешь. Мне заказ пришел на днях, и я должен их отправить посылкой в Париж. Я тебе заплачу по су за штуку.  Но, главное, не говори никому про это, я хочу, чтобы только ты один мне их носил.
    Так вот, на следующий день, четверг это был, я и отправился, босой, в расстегнутой на груди рубахе, через молодую оливковую рощицу лазить по деревьям. Довольно быстро наловил я цикад уйму, а они в моей рубахе устроили такой тарарам, что я чуть не оглох от их адской музыки.
    Поздно вечером я явился к Соловью, который покуривал свою трубочку в ожидании моего прихода, будто кот, поджидающий мышь.
     Я был на седьмом небе и всю дорогу счастливо рассуждал сам с собой: «Если он платит за них по су за штуку, то  вся эта живность в твоей рубахе и карманах, потянет не меньше, чем на луидор**. Тебе будут завидовать все мальчишки-одногодки, а ты сможешь поиздеваться над  их пустыми карманами».
   Как же жестоко я ошибался в своих подсчетах!   
   Соловей достал большую корзину с крышкой и велел мне высыпать туда всех цикад, что я притащил, якобы для того, чтобы тщательно их пересмотреть. Он брал их по одной, внимательно и долго разглядывал, после чего, говоря «нужны несколько дней, для того, чтобы они дозрели», отпускал.  Потом он вытянул из корзины целую горсть насекомых                - Они недостаточно хорошо поют, -вынес он очередной вердикт.- Ты перестарался, ловя их, и повредил их тонкие струны.                Вот и еще два десятка цикад вновь обрели свободу. 
     - Но, тогда, Соловей, так ни одной подходящей не останется... – робко попытался возразить я.
     - Кто знает...- невозмутимо ответствовал сапожник. -  Увидим.
    Горсть за горстью мой улов покидал корзину, пока в конце концов на дне ее не остались две или три цикады. Соловей заплатил мне за них, и на те деньги я купил маленькие часики. Продавец уверял меня, что они хорошо идут, но в тот же вечер я решил их завести, стал крутить завод в разные стороны, и обе стрелки сломались.


                ( 7 августа, 1891г.)
   
*су – мелкая монета .
** луидор (louis d’or) – золотой.