Глава I. Полеводка

   Чуйский тракт преобразился в этом году, сгладился по последним требованиям мировых стандартов. Вековой давности лозунг «Ударим автопробегом по бездорожью и разгильдяйству» достиг, наконец, нашего самосознания, и дороги российские начали понемногу приобретать пристойный вид. Можем, ведь, когда хотим.
   Дорога стала скоростной, современной. Придорожные виды остались прежними. Природа не меняется веками, и это радует. Алтай всё так же красив и притягателен – и в белоснежную зиму, и в вечно молодую весну, и в самую слякотную осень. Зябкой хандры в нас не бывает.
   Жалко только, не увидел я щита придорожного, замеченного мною несколько лет назад памятью прошедших времён: «Водитель! Захвати попутный груз». Что жалко одному, о том грустить не стоит всем. Прошлое отдаляется и блекнет, и память о временах прошедших всё больше становится похожей на сказку, как те вечные леса, время у которых меряется не веками, а тысячелетиями.
   -Папа смотри, - отвлекла дочь моё внимание. – Нашу скорость показывают. Вон, на арке. Видишь видеокамеру с фиксатором?
   Скорость наша не дотягивала до предельно разрешённой. Женщины за рулём ещё те перестраховщики, к тому же на заднем сиденье нескончаемо балаболил главный тормоз – Ромка, шестилетний сын. Или внук – кому как.
   Нас обгоняли все, кому не лень. Казалось, проезжай мимо велосипедист-стайер, мы бы и его пропустили. К нашему счастью велосипедистов в пути мы не повстречали, избежав позора последнего аутсайдера, хотя велотуристы встречаются в наших местах довольно часто.
   До скоростных автобанов Россия ещё не подросла. И дело тут совсем не в том, что мы строить не умеем, а в российском безбашенном характере. Нет в нас должного взаимоуважения, а последние десятилетия ни в коей мере не способствовали воспитанию в гражданах человеколюбия.

   Я обернулся к затихшему Ромке и убедился, что тот не спит, грустно смотрит в окошко на пробегающие деревья, ярко раскрашенные осенью. Решил заинтересовать внука, взбодрить:
    -Смотри, Ром – аэропорт проезжаем. Там самолёты живут.
   Не заинтересовал. Ромке интересно живое, шевелящееся. Заброшенный аэропорт не может быть интересным. Да и самолётов там не наблюдается вот с тройку десятков лет уж как.
   Это меня, малого ещё, могли интересовать крылатые машины, под взлётный грохот которых я рос. В те времена мало кого беспокоили шумы великих строек и прорывов к горизонтам будущего. Люди понимали, что страна встаёт в полный рост и нуждается в защите от внешних врагов, которые так и зыркают сквозь наши границы, что бы умыкнуть у нас чего стоящего.
   
   Сёла по Чуйскому тракту следуют одно за другим. Заброшенных домов, которыми отличатся современная деревня, не видать. Где-то надо избранникам нашим проявлять заботу о людях. Да и у дороги всероссийского значения деревне выжить проще, появляется больше возможностей для сбыта сельхозпродукции.
   Противошумовые щиты закрыли дома, привлекающие простотой и гостеприимством. Хотелось узнать, насколько это новшество хранит спокойствие хозяев земли. Ничто не мешает проезжающим свернуть с трассы, посмотреть, где хранится алтайская душа, да никого это не интересует. Нас – в том числе.
   А живёт ли оно, то былое гостеприимство в наше предвзятое время, когда на незнакомца смотрят с подозрением?

   Дорога – что жизнь. Прямая, она скучна и надёжна. Всё предсказуемо и ясно, по одной выбранной полосе, без обгонов. Рассказывать не о чем и хочется заснуть.  На Чуйском тракте повороты есть. Есть горы, леса, влекущие виды. Алтай не загонит гостей в тоску безысходную, протрясёт неожиданностью, дождями прольёт застылого путника.

   Полеводку на своём пути пропустить мы не могли. В мои планы не входило посещение этого села, отметившегося на Чуйском тракте своим неподражаемым парком скульптур «Легенда». Но с внуком мимо этого сказочного места проскочить не было никакой возможности.
   Ромка не убоялся ни мамонтов, ни динозавров. Ему главное полазить, а мои шутливые предосторожности – не совать руки в пасти диких монстров, только заводили проказливого егозу.
   Приятно удивила отзывчивость экскурсовода: женщина вышла к одиноким туристам из шатра, рассказала обо всём, показала. Ну кто мы такие? Дикие туристы, не обязательные к ознакомлению. Привечены должны быть все! Здесь не город, село, и нравы здешние человечные, влекущие к беседе.
   Особо понравился Ромке Тушкен, лесной житель. По этой фигуре лазить здорово. Когда же я озвучил это экзотическое название, Ромка залился смехом, повторяя беспрестанно: «Тушкен, Тушкен».
   Есть такая легенда на Алтае о ветре Тушкене. Девушка бродила по лесу и никак не могла насобирать шишек. Её приметили два богатыря. Как только они произнесли имя девушки, тут же превратились в ветер, который набил с деревьев шишек для девушки. Тот самый ветер изобразил в своей скульптуре Николай Мозгунов, занявший первое место на фестивале парковой скульптуры.

   Ромка бегал по лабиринтам, удивительным образом находя выход. Я бы не смог. Завидовал молодому дерзкому уму, сравнимому с гением Ломоносова. Зачинатель наук российских начинал познание мира с хождения по таким же каменным лабиринтам у себя на Соловках.
   Заглядевшись на молодую прыть, мне захотелось вдруг побеседовать с местным шаманом Артёмом Игнатенко. Мировоззрения местного духовного наставника, чьё тайное имя – Белый Марал, близки моим мироощущениям и приемлемы, если не брать во внимание некоторый налёт  мистицизма. К сожалению, в этот день шамана в парке не оказалось. График востребованного человека не совпал с моими сиюминутными интересами.
   Игнатенко утверждает, что древнеславянская культура развивалась бок о бок с алтайской. Многое нас сближает: любовь к окружающему нас миру, стремление к совершенству в межродовых взаимоотношениях. Мне по нраву пришлась веда шамана об энергетике восходящего солнца. Сам я с незапамятных времён встаю на восходе. Встретив солнце, встречаешь новый день. Я просыпаюсь проще, любуюсь красками зари. Шаман вбирает в себя энергетику светила. Надо будет попробовать. Дождусь лета. В поздние осенние восходы встают с постелей самые рьяные лежебоки.

   Без мистики, однако, не обошлось. Дочь решила всё же приобрести памятный сувенир. Ромке надели чётки на запястье. Он тут же убежал к своему новому другу Тушкену – похвастать. Возвратился грустный, протянул маме игрушку: не понравилась. Предложили малявке мягкий комочек из меха песца с одним глазом – «Чачканак» (мышка). Ромка завизжал от восторга: «Чачканак! Чачканак»! Вот как он сделал тот выбор? Тут без мистики никак не обошлось.

   Остановка в Полеводке оказалась оправданной. Появилась потребность побывать здесь вновь, повстречаться с шаманом, послушать его мудрые речи.
    Мы загрузились в машину – очарованные алтайским колдовским миром, готовые к восприятию новой, близкой нам русской духовности.
   До Сросток оставалось совсем ничего, и я попросил дочь свернуть на первом повороте, проехаться по селу, по знакомым мне улицам.