В своем Отечестве Пророков нет Глава 21

               
В 1571 г. Иван двинулся на Новгород.

 Здесь он пожелал видеть шведских послов и поговорить с ними о Екатерине.

 Аудиенция происходила на улице.

 Иван сказал послам, что все было бы хорошо, если бы ему вовремя выдали Екатерину.

 Царь при этом уверял, что считал Екатерину вдовой, иначе ему бы не пришла мысль в голову разлучить семью.

 Но того, что сделано не поправишь, а ему нужна теперь вся Ливония, в противном случае война будет продолжаться.

 Царь вернулся из Новгорода в Москву.

 Послы были приглашены к царскому столу и были совершенно неожиданно запрошены через уполномоченных Ивана о дочери Иоанна.

 Но в дальнейшем эта тема была закрыта, без претензий с обеих сторон, просто между царем и королем произошла не очень лицеприятная переписка, в выяснении родословной короля, сына купца.

 Еще в 1567 г. Иван думал сделать правителем Ливонии кого-нибудь из бывших членов ордена.

 Кеттлер и Фюрстенберг отказывались.

 В 1570 г. ренегаты указывали на Мангауса.

В 1560 г. Мангауса прогнали из Ревеля.

 На следующий год брат его думал устроить помощником епископа в богатой гильдесгеймской епархии, но и отсюда его удалили, после чего он снова отправился в Ливонию, где на его глазах шведы и поляки делили между собой  земли, о которых он сам мечтал.

 Он безуспешно мечтал вступить в союз с той или другой стороной.

 Легко представить его радость, когда Таубе и Коаузе предложили ни более, ни менее, как королевскую власть, под верховенством московского царя.

 Магнус спросил для соблюдения формы согласие своего брата Фридриха II, уверяя его, что новое королевство останется в полной зависимости от Дании.

 Также для соблюдения формы старший брат сделал некоторые возражения, и дело было решено.

 Уполномоченные Магнуса привезли из Москвы неожиданные великолепные условия.

 Ливонская корона должна была стать наследственной в роду нового короля.

 В том случае, если все мужское потомство его вымрет, она переходит к датскому королю.

 Москва отказывалась от всех своих завоеваний в Ливонии и обещала Магнусу помощь для взятия Риги, Ревеля и других городов.

 Магнус за это должен был служить царю в военное время.

В мае 1570 года Магнус лично отправился  в Москву в сопровождении свиты в 400 человек.

 Вместе с короной Магнус получил и руку племянницы Ивана Ефимии.

 В приданое за ней царь обещал 5 бочек золота.

 Ливония сохраняла свою веру и порядок, царь отказывался посылать туда русских должностных лиц.
               
Все это казалось сном.

 Вся Европа начала проявлять беспокойство.

 Фридрих поспешил сложить с себя всякую ответственность за происшедшее.

 По его словам, Магнус действовал без его ведома.

 Между тем агенты Фридриха старались изменить общественное мнение.

 Они говорили, что сам император виноват в том, что Ливонию захватывает кто хочет, и указывали на пример Альберта Прусского.

 Когда Магнус уведовал брата о приеме короны, тот письменно поздравил его.

 Первые же шаги короля оказались неудачными.

С помощью наемного войска и при поддержке московских сил он попытался отнять у шведов Ревель.

 Осада длилась с августа 1570 года по март 1571 г.

 Магнус в конце концов должен был отступить, при чем он сжег свой лагерь и распустил свои войска.

 Таубе и Крузе бежали в Дерпт, где вступили в сношение с поляками, подготавливая удачное нападение на русский гарнизон.

 Интриганы, изменники и предатели они удостоились милостей самого Батория.

 В последствии Таубе был назначен в ливонский ландтаг, отказавшийся его принять в свою среду.
               
При осаде Ревеля Магнус напрасно ждал помощи датчан.

Как раз в это время подготавливался штеттинский договор.

 После его заключения Сигизмунд-Август потребовал помощи от Дании против Московского царя.

17 сентября 1571 года он извещал манифестом прекращение торговых отношений с Нарвой и о блокаде этого города, предоставляя большую свободу действий и средств своим корсарам.

 Казалось, что король осуществит, наконец, то чего так долго от него ждали Таубе и Крузе уже учитывали последствия этого выступления.

 Однако неожиданное событие изменило их ожидание, скончался Сигизмунд-Август от простуды, 7 июля 1572 года.

 Прекращение династии в Польше и установление избирательной монархии снова изменили условия борьбы и взаимоотношения.

В Польше шла борьба католичества против протестантизма и  других вероисповеданий. Такая религиозная политика вызвала реакцию православного населения и бросила его в объятия Москвы.

 Пропаганда утвердившаяся уже в виленской епархии иезуитов только усиливала русофильское движение.

 В Ливонии она также вызывала осложнения.

 У Польши не было флота. Блокада Нарвы могла остаться фикцией, а между тем она портила отношения с соседними морскими государствами и даже с Данцигом.

 Успех борьбы с сухопутными военными силами Ивана был сомнителен благодаря отсутствию регулярной армии.

 Поэтому после смерти Сигизмунда-Августа в Польше обнаружилось стремление обеспечить судьбу государства таким способом, который был бы прочнее условий самого выгодного мира.
               
В Москву прибыл уполномоченный польско-литовской державы Воропай с извещением о смерти Сигизмунда-Августа и сказал, что многие в Польше желали бы видеть русского царевича заместителем покойного короля.

 Такое желание было далеко не единодушным и искренним. Выбор Федора являлся компромиссом. Некоторые горячо поддерживали кандидатуру самого Ивана.

 Высшая аристократия в Польше и Литве не мирилась с этой кандидатурой.

Она была не совместима с их олигархическими стремлениями, мелкое дворянство заставляло остановиться на московском кандидате.

 Шляхта с энтузиазмом встретила мысль об избрании Ивана, о его характере из манифестов, она хорошо знала.

 Это в полне  естественно: у поляков был Курбский и другие беглецы из московского государства.

 Они могли обо всем осведомить. Иван представлялся суровым государем.

 Но ведь в Москве он имел дело с такими подданными, которые заслуживали такого отношения своими изменами.
               
В Польше, как предполагается Иван изменится, станет мягче под влиянием высшей культуры.

 В лице московского царя Польша приобретет энергичного, твердого и отважного государя.

 Поляки были увлечены своей идеей.

Поэтому, когда московские послы прибыли в Варшаву, то они увидели, что еще до решения вопроса здесь распространилась мода на все московское.

 В Литве настроение избирателей было менее единодушным.

 Там дворяне еще только недавно стали пользоваться привилегиями и вольностями, обеспеченными польским режимом, и боялись их утерять.

 Но и на них производила впечатление недавняя блестящая победа, одержанная Иваном под Полоцком. Они колебались: с одной стороны, боялись подчиниться Ивану, с другой стороны боялись навлечь на себя его гнев.

 Иван имел на своей стороне большинство.

 Мелкое дворянство , представителем которого был Воропай, обнаружило в этот критический момент много политического смысла и широту взгляда.

Еще раньше это сословие одними своими  усилиями содействовала реформе литовского строя, теперь оно надеялось завершить эту преобразовательную работу при помощи грозного, могучего государя.

 Оно мечтало о создании великой славянской державы, центр которой будет Польша, и надеялась, что эта держава выполнит те исторические задачи, которые были не под силу ни Польше, ни Москве в отдельности.
               
В 1506 году после смерти Александра Ягеллона происходило нечто вроде выборов  короля.

 Тогда отец Ивана, Василий выступил претендентом на польский престол.

 Иван помнил об этом и теперь радушно принял Воропая.

 Ему казалось только непонятно, почему говорят о кандидатуре Федора. Избрание его на престол не прекратило бы его соперничества между обоими государствами.

 Царь защищал свою собственную кандидатуру. «Я имею двух сыновей, говорил он. Они для меня,как два глаза, зачем же вы хотите сделать меня кривым.

 В Польше и Литве я приобрел репутацию, злого. Но с кем я зол?» Воропаю пришлось при этом выслушать подробнейший рассказ о боярской измене Ивану.

 Иван говорил, что поляки, конечно, не будут ему изменять и он, будет обходиться с ними иначе.

 Он сохранит все их привилегии и даже даст новые.

 Он зол только для злых, а для добрых согласен отдать свою одежду.

 Далее он говорил, если его и не изберут польским государем, то он все-таки готов заключить с Польшей мир и согласен уступить ей Полоцк, лишь бы за ним осталась Ливония по Двину.

 Избрание же Федора ни к чему не послужит.

  Польские и Литовские олигархи знали Ивана хорошо, поэтому они и поддерживали нелепое предложение об избрании на польский престол русского царевича.

 Но масса избирателей решительно отдавала предпочтение Ивану. Тогда аристократия отправила в Москву нового посла Михаила Гарабурда с предложением Ивану выбора между  собственной кандидатурой и кандидатурой царевича.

 При этом он ставил условия, о которых Воропай ничего не говорил.

 Гарабурда требовал установления новых границ. К Польше должен был отойти не только Полоцк, но также Смоленск, Усвят, и Озерище.

А в Варшаве в это время уже открылся торг из-за престола. Посол Генриха Валуа готовился посрамить всех своих соперников.

 Иван не собирался хлопотать о голосах польских избирателей, а тем более платить за них, он считал, если он подходит, пусть Польша действует, как должно, пусть является к нему и бьет челом, как все те, которые являются к нему ежедневно просить какой-нибудь милости.

 Об этом он сказал и Польскому послу.

 Он не станет посылать подарки избирателям в Варшаву, как это делает император и король французский.

 Он гордился своим родом, действительно в Европе нет государей, которые вели бы свой род от непрерывно царствовавшего дома в течение более 200 лет, кроме его, потомка римских кесарей и турецкого султана.

 Это все знают, и Ивану нет надобности, выпрашивать себе милости подобно другим. Имея тонкий ум и чутье, Иван чувствовал скрытую игру польских магнатов и он предвидел, что повлечет за собой вступление его на трон, которым торговала эта знать.

 Польские вельможи заботились только о своих привилегиях.

 Теперь они только занимали царя боясь возобновления враждебных действий с его стороны против королевства, пока оно оставалось без главы.
               
Но как бы чувствовал себя Иван перед  ними, если бы достиг престола, уступив их надменным требованиям.

 Последние слова, с которыми он отпустил Гарабурда, ясно обнаруживали его последнюю мысль.

 Он сказал, что лучше бы было, если бы Польша взяла себе в короли сына императора.

 Французского принца выбирать ей не следует, потому, что он будет скорее другом турецкого султана.

В Польше думали, что московский царь примет католическую веру при вступлении на престол, Иван же теперь заявил, что он будет короноваться только русским митрополитом, католические епископы никакого участия в церемонии принимать не будут.

 Кроме того он оставлял за собой право строить в Польше столько православных церквей, сколько пожелает, и на старости лет может уйти в монастырь.
               
Этим был подготовлен успех Генриха Валуа.

 Хотя кандидатура Ивана была очень популярна еще накануне выборов.

 Мелкое дворянство крепко держалось за своего кандидата, и исход выборов зависел от него.

 Все дело было испорчено речами царского посла, который  резко подчеркнул надменность и непримиримость Ивана, оказал царю «медвежью услугу».

 О Иване, сложилось в Польше мнение, что это варвар, вполне заслуженный дурной славы.

 Французский претендент воспользовался этим.


ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ